Без прямых улик

21.20

— Никогда еще не присутствовала при вскрытии? — спросила Клавдия у Ирины, с интересом разглядывающей обшарпанную металлическую дверь морозильного помещения.

— Не-а… — покачала головой та. — И, честно говоря, не очень-то и тянет.

— Понимаю. — Клава улыбнулась и выудила из сумочки пакет с помятыми эклерами. — Будешь? А то я так ничего и не съела за целый день.

— Что, прямо здесь? — Ирина недоуменно посмотрела на Дежкину.

— Ух лучше здесь, чем там. — Клава кивнула на дверь.

Дверь наконец открылась, и из нее вышел коренастый санитар с красной физиономией и белесыми от спирта глазами.

— Пошли, они уже на подъемнике в анатомичку поднялись.

— А может, я тут подожду? — робко спросила у Дежкиной Ирина.

— Милая, тут не экскурсия, — Клава облизала крем с эклера и строго посмотрела на нее. — И потом я тебя предупреждала?… Сама напросилась.

В анатомичке уже горел свет, и трое молодых парней звякали инструментами, раскладывая их по лоткам.

— А где тело? — спросила Дежкина, заглянув в полутемную прозекторскую.

— Как где? — пожал плечами один из парней. — На столе.

Тело действительно лежало на железном столе. Просто оно было настолько худым и тощим, что Клавдия его не сразу заметила. Она не могла поверить своим глазам. Неужели человек может так выглядеть в конце двадцатого века, в цивилизованной стране? Когда-то она видела хронику, снятую в немецких концлагерях. Это тельце как будто сошло с тех пленок.

— А почему она такая худая? — тихо спросила Клавдия у Романа, старшего в бригаде. — Это что, после разморозки?

— А у вас курица после разморозки тоже худеет? — пошутил Роман, мельком глянув на Ирину. — Ну так что нас интересует?

— Ну как что? — Клава пожала плечами. — Причина смерти, конечно.

— И все? — удивился он.

— А что еще?

— Ну чем болела, чем питалась в последнее время. Хотя, глядя на нее, не скажешь, что она вообще чем-то питалась. Какие таблетки принимала, болела ли венерическими заболеваниями, вступала ли в половую близость перед смертью. Хотя это вряд ли. — Роман опять покосился на Калашникову.

— Насчет половой близости — это вы действительно загнули. — Клавдия задумалась. — А могли бы вы узнать, были у нее при жизни провалы в памяти или нет?

— Вот это точно не могу. — Роман развел руками. — Голова предмет темный, как в кино говорили, исследованию не подлежит. Если только по ней не били тяжелыми предметами.

— Хорошо, давайте тогда все, что можете. — Клава посмотрела на часы. — Это долго?

— Ну, часика через два… — Роман пожал плечами.

— Так долго? — ахнула Калашникова.

— А как же? — Роман улыбнулся ей. — Вскрытие легких, брюшной полости, черепной коробки, потом еще анализы кала, мочи…

Клавдия вдруг ярко вспомнила свой сон. А Калашникова чуть не взвизгнула:

— Все, спасибо, хватит! Можете не продолжать. — Ирина заткнула уши. — Где тут у вас телефон? Мне дома надо предупредить.

— Начинайте, я буду в соседней комнате, — сказала Клавдия, когда Ирина ушла.

Парни пошли в прозекторскую, а Дежкина отправилась разыскивать стажерку.

Ирина сидела в умывальнике и тщательно вытирала носовым платком размазавшуюся по лицу тушь.

— Что, трудновато с непривычки? — Клава подошла и присела на лавку рядом с ней.

— Трудно — это еще слабо сказано. — Ира как-то странно посмотрела на Дежкину. — Вы-то как можете? Вы же женщина.

— Я следователь. — Клава улыбнулась и развела руками. — А этот вид спорта не делится на мужской и женский. А что касается того, как я могу это выносить, так я тебе скажу, что с большим трудом. Ты в свой первый раз тушь по лицу размазала, а я всю уборную, пардон, заблевала. И во второй тоже, и в третий. Так что чем раньше начнешь, тем лучше для тебя же. Потому что как же ты тогда сможешь работать? Ладно, посиди тут, приди в себя маленько, а потом возвращайся…

— Ну что тут у нас? — спросила она, войдя в прозекторскую.

Роман поднял на нее глаза и тихо сказал:

— Ужас. Просто ужас. Я такого никогда не видел.

— В каком смысле? — не поняла Клавдия.

— В прямом. — Роман кивнул на стол. — Подойдите, посмотрите сами.

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась Клавдия. — Лучше вы мне на словах объясните.

— Она до того истощена, что мы еле смогли набрать крови для анализов. Органы пищеварения атрофированы настолько, что даже трудно представить. Я такого еще не видел в своей практике.

— И что это значит? — спросила Клавдия. — Она чем-то болела?

— Ну если голод можно назвать болезнью… — Роман пожал плечами.

— Да можете вы говорить яснее? — воскликнула Дежкина.

— Куда уж яснее! — взорвался он. — Она просто голодала. Полгода, не меньше.

— Голодала? — Клавдия даже побледнела. — То есть вы хотите сказать, что ее вообще не кормили?

— Ну почему, кормили. Если бы не кормили вообще, больше трех недель она не прожила бы. Давали ровно столько, чтобы поддерживать в теле жизнь. Организм уже начал постепенно питаться сам собой.

— В каком смысле?

— В прямом. Сначала жиры, потом мышечные ткани, потом… Потом все.

— Значит, она умерла от голода?

— Нет, не похоже. — Роман опять принялся копаться в растерзанном трупе. — Пока анализ крови не сделаем, точно сказать не могу. Но скорее всего она действительно замерзла.

— А может, ее отравили?

— Может, отравили. — Роман пожал плечами. — Но судя по состоянию печени, желудка, кишечника, она вообще никаких лекарств не принимала в последнее время. Хотя, еще раз говорю, точно можно будет сказать только после анализа крови, желудочного сока и так далее.

— Ясно.

Это было не совсем то, чего она ожидала. Вернее, совсем не то. Она рассчитывала, что старуху отравили или удавили подушкой, а потом вывезли на пустырь и выбросили. Тогда все — насильственная смерть, санкция на арест, щелчок наручников, тюрьма и справедливое наказание.

Но тут все может оказаться гораздо сложнее. Тут не подкопаешься. Еще если все же от голода, то можно будет постараться доказать, что это не она сама себя до такой страшной смерти довела, а все же они ее. А если замерзла, то тут почти не подкопаешься.

Клавдия вдруг поймала себя на том, что очень хочет, чтобы Федоричевы действительно оказались душителями. Очень хочет, чтобы они действительно оказались убийцами.

А вдруг все это не так? Вдруг она ошибается? Ну и что, что пенсию на книжку. Ну и что, что щеколда, ну и что, что Петю в постель уложила. И может, у этой бабушки действительно провалы в памяти были. Может, она сама себя до такого истощения довела экономией. Не секрет ведь, что все старушки экономят, чтобы себе на похороны отложить. У них как будто соревнование какое-то, кто больше накопит.