Без прямых улик

15.10

— А сапог этот она у себя в комоде нашла, — сказал Петр уже в машине по дороге в прокуратуру. — Через неделю после скандала. И даже не извинилась, представляете?

— И давно? — спросила Дежкина, глядя в окно на проплывающие мимо дома.

— Что давно? — не понял Петр.

— Спишь ты с ней давно? С этой Светой.

— Сплю? — От неожиданности Петя чуть не врезался в переднюю машину, проморгав светофор. — С чего это вы решили? И не сплю я с ней совсем.

— А муж ее знает? — Дежкина посмотрела на часы. — Петь, опаздываем.

— Да не знает он ничего! — воскликнул Давыдов. — И нечего ему знать. Чего это я с ней буду спать? Делать мне нечего! У меня вон жена есть.

— Ах, ну если только жена… Ты, Петь, из себя невинного младенца не строй. И из меня дуру тоже не делай. — Дежкина похлопала его по плечу. — Сидит, варенье лопает, свои пять копеек вставляет. Петь, чтобы женщину в этих делах обмануть, знаешь, каким артистом надо быть. А из тебя какой артист? Ты и «Мойдодыр» с выражением прочесть не сможешь. Так что не дури. Давно вы с ней?

— Полгода, — тихо пробормотал он, как нашкодивший школьник.

— И кто кого, так сказать, совратил?

— В смысле?

— В прямом. — Дежкина покачала головой. Господи, до чего же надоело вот так клещами вытягивать каждое слово. — Кто проявил инициативу, можешь ответить?

— Ну, я не знаю. Ну, мы как-то оба… — Давыдов замялся.

Понятно, значит, это она его затащила. Если бы он, то уж не упустил бы случая похвастаться.

— И с чего началось? — поинтересовалась она. — Хотя нет, давай я сама попробую угадать. У нее кран в ванной сломался, ну или розетка на кухне. «Ох, Петенька, помоги, а то мой совсем безрукий, интеллигент очкастый». А Петенька и рад. «Ну, давай чайком угощу, ох, а у меня тут полбутылочки винца завалялось. Твои на даче, говоришь, и мой тоже. Постой, я музыку поставлю. Ну и жара, пойду халат переодену. Ой, ты не посмотришь, а что это мне в глаз попало…» Ох, ах, трах-тарарах, как говорит мой сынуля в таком случае. Ну что, правильно я угадала?

Давыдов покраснел, как рак.

— Замок от двери, — пробормотал он, испуганно косясь на Дежкину, как будто рядом с ним сидела не простая женщина, с которой он знаком уже лет восемь, а какой-нибудь волшебник.

— Какой замок? — не поняла Дежкина.

— Замок у нее на двери барахлил. — Давыдов припарковал машину у проходной. — И не вина, а коньяка. С Нового года остался.

— А, ну да, конечно, коньяк, — ухмыльнулась Клавдия. — Разве ж тебя, такого кабана, вином с места сдвинешь? Ладно, пойду я, а то влетит мне из-за тебя.

— Так что мне ей сказать? — глухо спросил Петя, шмыгнув носом. Нет, ну точно, как школьник. Есть у мужиков такая дурацкая привычка — чуть что, сразу строить из себя маленьких. Хотя она и у женщин есть.

— Понимаешь, Петя, моему мужу позарез хорошую диагностику сделать надо. Так что пока. — Клавдия похлопала его по плечу и пружинящей походкой двинулась к проходной.

Игоря еще не было. А вот девица-автомат, как ни странно, была уже на рабочем месте. Сидела за соседним столом и строчила на листке бумаги, делая выписки из дела.

— К вам, Клавдия Васильевна, Патищева приходила по поводу какой-то путевки. Потом главный звонил, спрашивал насчет отчета. Я сказала, что вы только что вышли. Это ничего?

Как ни верти, а пришлось выдавить из себя «спасибо». Сняв пальто, Дежкина села на свое место.

— А где Порогин? — спросила она строго.

— Какой Порогин? — не поняла Калашникова. — А, Игорь, что ли? Да тут где-то. В обед звал меня с собой, архив хотел показать, но я осталась. Только в буфет сбегала, но там такая очередь. Должен же кто-то на телефоне сидеть.

— Вот именно, должен. — Клавдия строго посмотрела на девицу. — Я, между прочим, звонила сюда без пятнадцати три, но трубку почему-то никто не взял.

Ирина покраснела и еще сильнее согнулась над папкой с протоколами.

— Это я как раз в буфет и бегала.

Ага, проштрафилась. Это приятно. Хоть Клавдия и не давала ей задания сидеть на телефоне, но пусть, раз уж сама вызвалась.

Понедельник — всегда самый бестолковый рабочий день. Тем более для Клавдии. Как-то трудно раскачаться самой и раскачать других после выходных. Да и раскачивать как-то незачем. Все четыре дела, которые она вела, были в стадии завершения. Сейчас их читают и перечитывают другие люди, в поисках неувязок и недоработок. Пятое дело еще только в стадии разработки. Еще не пришли результаты экспертиз, протоколы начальных допросов и обысков. Последнее, шестое, дело этого самого Лобцева, уходит от нее в ФСБ, якобы как часть другого дела. А скорее всего, его просто прикроют. Даже не закроют, а прикроют. Время громких прокурорских десантов в угольные районы кончилось, и теперь приходится как-то затирать следы этих самых десантов. Потому что накопали много, даже слишком много. Не сажать же теперь всех, кто воровал. Потому что тогда страна останется не только без правительства, но и без доброй половины и парламента, и правоохранительных, и судебных органов. Потому что у нас, как это ни банально, вор на воре сидит и вором, соответственно, погоняет. И все это Клавдии было жутко противно. Вот этой папочки, в которой сейчас копается только что закончившая МГУ смазливая практиканточка, вполне достаточно для того, чтобы свалить одного очень известного, рвущегося в президенты губернатора и пару министров. И, честно говоря, Дежкина с огромным удовольствием сделала бы это. Но, только получив это дело, настолько очевидное, что любой пятиклассник мог бы раскрутить его, причем с солидной доказательной базой, Клавдия уже знала, что ему суждено быть просто похороненным в каком-нибудь сейфе. «Потому что время еще не пришло, Клавдия», — объяснит ей потом главный, краснея и отводя глаза в сторону, как сегодня нашкодивший с чужой женой Давыдов.

Вообще, подобным образом у нее заканчивались в последнее время почти все дела. Добирались до какой-то определенной грани, за которой вступали в действие совсем другие законы. Кто-то кому-то позвонил, что-то сказали в новостях, вышла какая-то статья в газете. Все это очень напоминало «Алису в стране чудес», где никак не удается вымыть посуду, потому что постоянно «время пить чай».

— Брось это занятие, — сказала Дежкина Ирине, которая не переставала писать.

— Почему? — Калашникова подняла голову и удивленно посмотрела на Клавдию.

— По кочану. — Дежкина впервые приветливо улыбнулась этой девице. — Давай мы лучше с тобой чайку попьем с пирожками, а то я тоже не обедала еще.

— Да нет, Клавдия Васильевна, я же до завтра не успею. — Ирина опять склонилась над протоколами.

— А и не надо. Брось вообще… Послезавтра в ФСБ уплывает.

— В ФСБ? — Ирина, похоже, была разочарована. — Оно же уже почти раскручено. Почему в ФСБ?

— Я же сказала — по кочану. Ты же вроде МГУ закончила. Вроде в России живешь…

— А при чем тут МГУ? — Калашникова отложила ручку в сторону.

— Ну как почему. Глупых ведь туда вроде не принимают. А в России все быстро умнеют. — Дежкина усмехнулась. — Ты ведь дело пролистала, перед тем как выписки делать? Фамилии все прочитала?

— Понятно. — Ирина захлопнула папку с делом и отбросила ее на другой край стола. — И часто это у вас?

— Какая разница? — Клавдия вздохнула и пожала плечами. — Достаточно того, что это есть.

— Как это, какая разница? — Опять не поняла Ирина.

— Так. Какая разница, сколько человек ты укокошил, пять, или сто.

Все равно убийца. Нет, конечно, лучше, если всего пять, но так или иначе ты уже не нормальный человек. Так и здесь. Какая разница, сколько ублюдков мы прикрываем, одного или пятерых. Уже все равно замазаны. Так что беги, сполосни чашки, будем лучше чай с пирожками пить. Ничего, что я на «ты»?

— Отлично! — с энтузиазмом воскликнула Калашникова.

— И будем это дело оформлять для передачи.

— Да-а, веселенькая перспективка. — Ирина выбралась из-за стола и достала из тумбочки чашки. — Лучше уж действительно чаю попить.

Когда она ушла, Дежкина вынула из кармана пальто фотографию старухи Редькиной и сняла телефонную трубку:

— Алло, дежурного по городу мне. Это из Московской прокуратуры беспокоят. Кто у нас, кстати, сегодня дежурный?

— Майор Стуков, — бодро ответили ей. — Даю.

— Ну здравствуй, Федор Михалыч. Как жизнь? Это Дежкина тебя беспокоит.

— А-а, Клавдия Петровна, привет, привет.

— Васильевна, — поправила Дежкина и присела на край стола. — Стареешь, товарищ майор, Васильевна я.

Как-то приятнее разговаривать по телефону сидя не в кресле, а почему-то именно на уголке стола. Она уже не раз замечала за собой, что во время разговора встает и пересаживается из кресла вот сюда.

— Это ты стареешь, Васильевна. Потому что я Иваныч, а не Михалыч. Ладно, давай, выкладывай, что у тебя ко мне. Ведь не про возраст поболтать позвонила.

— Не про возраст. — Дежкина глянула в зеркало. За это «стареешь» Стуков еще ответит. — Слушай, Михалыч-Иваныч, я вот чего звоню — можешь в общегородской одного человека объявить?

Тихонько вошла Калашникова, аккуратненько поставила чашки на стол и отошла в сторонку, чтобы не мешать.

— Ну-у, начинается! Ну вот взяла бы да хоть разок позвонила, чтобы я снял с розыска, сделала бы старику приятно. Так ведь нет, всем только разыщи.

— Значит, тебе теперь вот таким образом приятно можно сделать? — засмеялась Клавдия. — Хорошо, будем знать. А если серьезно? Очень нужно.

— Ладно, присылай, что с тобой поделаешь… — тяжко вздохнул майор Стуков, как будто теперь ему самому нужно этого человека разыскать. — Кто он хоть? Замочил кого-нибудь или от жены ушел?

— Не он, а она. — Клавдия продолжала вертеть в руках фотографию старухи. — Соседка… моя. Три дня назад из дому ушла и не вернулась.

— Ну муж побил, вот и не вернулась! — Воскликнул Федор Иваныч. — И из-за этого в розыск? Да у меня, знаешь…

— Не муж это! — перебила его Дежкина. — Никакой не муж. Ее муж уже давно в могиле. Она просто склеротичка, вот и все. Забывает, как ее зовут, где живет. Несколько раз уже такое бывало.

— Сколько ж ей лет? — поинтересовался Стуков.

— Восемьдесят шесть.

— А она одна живет или с детьми?

— С детьми.

— Так пусть они в свое отделение пойдут.

— Федь, ну ты ж знаешь! — вздохнула Клавдия. — Раньше, чем через неделю, не возьмут. А в общегородской попадет только месяца через два. Она же старая больная бабка, бродит сейчас где-то по городу и не знает даже, как ее зовут. Ну что тебе стоит?

— Ладно! Едрени пельмени, я прям какой-то рыжий получаюсь, как тот волшебник в голубом вертолете. Давай, диктуй данные.

— Редькина Дарья Александровна, тринадцатого года рождения, рост метр пятьдесят восемь, волосы белые, седые, глаза голубые. Одета была в бежевое пальто с цигейковым воротником и черные войлочные сапоги типа «прощай молодость». Знаешь такие?

— Знаю. — Стуков был явно не в духе. Но он человек добрый, никогда не отказывает.

— Фотографию я тебе вечером пришлю, лады?

— А чего вечером? — удивился майор. — Давай прямо сейчас. Я ее тогда сегодня оформлю, к вечеру уже во всех отделениях будет.

— Да мне послать некого, — вздохнула Дежкина.

— Зачем посылать? — удивился Стуков. — Отсканируй и по электронной почте передай. Пять минут работы.

— По электронной почте? Отсканировать? — Клавдия не совсем поняла, что он имеет в виду. — А как это?

— Да-а, — рассмеялся майор. — Тут тебе действительно помощник нужен. Васильевна, ты чего? Третье, можно сказать, тысячелетие на пороге, а она не знает, что такое сканировать. Ты хоть компьютером пользоваться умеешь? Или только на счетах?

— Компьютером? — Дежкина была несколько шокирована тем, что уже и этот пузатый Стуков умеет сканировать и все такое, а она до сих пор…

— Клавдия Васильевна, я смогу, — тихо сказала Калашникова. — Это быстро.

— Хорошо, сейчас вышлю. — Дежкина кивнула девушке, повесила трубку и облегченно вздохнула.

— Где у вас архив? — спросила Ирина, положив фотографию в папку. — И дайте мне номер электронной почты дежурного по городу.

— Номер электронной почты? — Клавдия на мгновение почувствовала, что это она сейчас стажер у этой длинноногой куколки, а не наоборот. — Не знаю…

— Ладно, там должны знать. — Ирина улыбнулась.

— Это на третьем этаже, в конце коридора. Скажешь, что от Дежкиной.

— Лады. То есть будет сделано. — Калашникова обворожительно улыбнулась и выпорхнула из кабинета.