Мы стояли у сетчатой ограды. Высокая калитка была захлестнута цепью с замком, и следовало что-то придумать, если мы хотели пробраться к руинам Джвари.
Ночь окрасила все вокруг одной краской. Неподалеку чернели контуры дома.
— Эдвин, пошли за сторожем, — сказал Гурам.
— О чем вы все время думаете? — спросила Нина, когда мы остались вдвоем.
— О делах, — ответил я.
— Эй, сторож! — раздался голос Гурама.
Собака залаяла с надрывом.
— Что-нибудь случилось? — спросила Нина.
— Ничего. — Я взял ее руку в свою.
К нам приближались Гурам и Эдвин. Нина высвободила руку.
— Сторожа нет дома, или он спит пьяным беспробудным сном, — сказал Гурам. — Перелезем через забор.
Эдвину эта мысль понравилась, как нравились все затеи Гурама. Он ловко взобрался на ограду и спрыгнул с нее.
— Помогите Нине, я приму ее, — сказал он.
— Лезь, — сказал я Гураму, поддержал его и, когда он оказался рядом с Эдвином, подхватил на руки Нину.
Ее волосы касались моего лица. У меня все дрожало внутри. Я прижал Нину к себе. Она напряглась, а меня бросило в жар. Я терял голову.
Гурам и Эдвин ждали. Я опустил Нину.
— В чем дело? — спросил Гурам.
— В храм можно проникнуть и без вашей помощи, — сказал я.
— Если все-таки понадобимся, крикни. Вино не забудь прихватить. Идем, Эдвин.
Эдвин поплелся за Гурамом. Ему, конечно, не хотелось оставлять Нину наедине со мной.
— Что за фокусы? — спросила Нина.
— Возьми, пожалуйста, вино из машины.
Она пожала плечами и пошла к «Волге». Я ухватился за калитку, чтобы приподнять ее и вытащить петли из пазов.
— Ничего не вижу, — сказала Нина в этот момент.
Пришлось идти к ней. Она повернулась. Мы оказались лицом к лицу.
Я взял Нину за плечи и, чуть прижав к себе, сказал:
— Я полон самых нежных чувств к тебе… Сейчас найду вино.
Отдав Нине стаканчики и поставив бутылку «Цинандали» на землю, я снял с петель калитку.
Нина засмеялась.
— Надо повесить ее обратно.
Гурам удивился, а Эдвин обрадовался. Они не ожидали, что мы придем так быстро. Но ни один не спросил, как нам удалось проникнуть в храм.
Снаружи, со стороны утеса, на котором расположен Джвари, храм освещался прожекторами, и мы, не боясь сломать себе шею, бродили по руинам, и Гурам исполнял обязанности гида.
— «Джвари» по-грузински означает «крест». Грузия приняла христианство в тридцатых годах четвертого века. В летописи сказано, что вскоре после этого в древней грузинской столице Мцхете были изготовлены четыре креста, один из которых установили здесь, на этой горе. Во второй половине шестого века вокруг креста начали строить храм. В начале десятого века арабы разгромили и сожгли Мцхету и Джвари. «В то время пришли арабы под предводительством Саджа, разгромили Кахетию, сожгли Джвари и Мцхету», говорится в летописи.
Гурам долго демонстрировал нам следы разрушений, а потом выразил сожаление, что из-за темноты нельзя осмотреть барельефы на наружных стенах храма — они не освещались.
— Очень интересные скульптуры. Очень! Особенно на портале южной стороны. Барельеф изображает двух летящих ангелов с крестом. В монументальной архитектуре вы нигде больше не встретите такой скульптуры в раннехристианских сооружениях. Надо приехать сюда днем. Эдвин, приедем? Я тебе покажу очень интересные вещи. Нигде ты ничего подобного не увидишь, даже в Армении.
Эдвин собирался побывать в Армении.
— В Армении тоже есть древнейшие памятники, — сказал я.
— Другая архитектура, — сказал Гурам. — В Армении из-за частых землетрясений и небольших атмосферных осадков крыша делалась более пологой, чем в Грузии. Поэтому памятники армянской архитектуры массивны и приземисты, а в Грузии вытянуты кверху. Высокие пропорции и сильные уклоны крыши придают памятникам архитектуры Грузии изящную стройность и большую живописность. Идемте на балкон.
Я пропустил вперед Нину и Эдвина и взял Гурама за локоть.
— Ты националист?
— Я просто люблю свою родину, — ответил он.
Мы стояли на крохотном балконе над утесом. Внизу сливались Арагви и Кура, и вода поблескивала, как асфальт на шоссе в солнечную погоду. За реками словно застыла толпа с горящими свечами.
— Эдвин, помнишь «Мцыри» Лермонтова? — сказал Гурам.
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь.
— Так это про Джвари! — сказал Эдвин.
Издали донесся стук колес.
Раздвигая ночь, поезд мчался вдоль берега. Электровоз, выбросив вперед длинный сноп света, предупреждающе свистел и тянул за собой вагончики с желтыми окошечками, и ночь смыкалась за ними.
— Холодно, — сказала Нина.
Гурам снял пиджак и накинул ей на плечи.
Уходить не хотелось, но действительно стало холодно. Я подумал, что хорошо бы отправиться к Дато. Но я не мог предложить поехать даже во второразрядный ресторан — не было денег.
Гурам загадочно взглянул на меня.
— Не пора ли навестить Дато? — сказал он.
— Кто это Дато? — спросила Нина.
— Наш лучший друг. И мы поедем сейчас к нему.
— Я не поеду, — сказала Нина.
— Отлично. Оставайся здесь. К утру превратишься в сосульку. Эдвин, Серго, марш вперед!
— Ладно, Гурам. Раз не хочет, не поедем, — сказал я.
Нина взяла меня под руку.
— Наконец-то нашелся защитник!
— Предатель, а не защитник!
— Успокойся, Гурам, — сказал я и шепнул Нине: — С ним лучше не связываться. Это опасно.
— Это очень опасно! — подтвердил Гурам.
Эдвин выбросил окурок и тут же полез в карман за сигаретами. Он, кажется, нервничал.
Мы подошли к забору. Нина дернула меня за рукав. Я дождался, пока Гурам и Эдвин перелезут через ограду, и снял с петель калитку.
Гурам и Эдвин ошалело посмотрели на проем, а потом не выдержали и расхохотались.
Мы сели в машину и поехали к Дато, с которым мне предстоял серьезный разговор. Я не хотел думать об этом. Рядом сидела Нина, впереди — Гурам, и не было для меня никого ближе, чем они. Что еще нужно человеку? Но мысль о предстоящем разговоре все больше тревожила меня, и я понял, что не освободиться от нее, ибо есть еще что-то такое же необходимое человеку, как любовь и дружба, и такое же вечное, как эти чувства.
Расторопный Ванечка обслуживал нас, как старых знакомых.
Когда он принес форель, Дато извинился и отобрал у Нины тарелку. Орудуя вилкой и ножом, которые в его руках казались игрушечными, он отделил мякоть от костей и поставил тарелку перед ней.
— Теперь можете не опасаться.
— Спасибо, — Нина с наслаждением принялась за форель.
— Хирург! Виртуоз! — Гурам поднял бокал.
Форель была нежной, а «Цинандали» достаточно холодным.
— В жизни подобного не ела! — сказала Нина.
— Дружба со мной, Ниночка, имеет по крайней мере кулинарные преимущества! — похвалился Гурам.
— Где же вы были до сих пор?
— Кочевал по ресторанам и закусочным в поисках вкусных блюд.
— Ах, как много я потеряла.
Они продолжали в том же духе, и я тихо сказал Дато:
— Я кое-что узнал о Карло.
— Не верю я, что его оправдают. Не верю.
— Ты слушай. Если ехать от фабрики и у моста повернуть направо, дорога приведет к бывшей казарме. В ста метрах от нее есть заброшенный гараж. В этом гараже с грузовика «ГРМ 36–04» похищенную со склада шестнадцатого января «Ариадну» перебросили на другой грузовик.
— Как тебе удалось узнать?!
Обманным путем, мысленно ответил я. Я старался не думать о том, что поступаю нечестно, обманывая даже такого жулика, как Ило. Нет-нет да и пробуждались угрызения совести. Мучительно было сознавать себя ловкачом.
— Можешь заняться гаражом и машиной? Ты помог бы мне, — сказал я.
— О чем ты говоришь?! Любое поручение выполню.
— Послушай, Дато, то, что я тебе сообщил, должно остаться между нами.
— Конечно, Серго. Теперь ты меня послушай. В зале — вон за тем столом, посмотри, где Ванечка принимает заказ, — сидит трое. Видишь?
— Вижу. — В одном я узнал Шота, хотя он и сидел ко мне спиной. — И что?
— Один из них, тот, который сидит к нам спиной, приложил руки к несчастью Карло. Я так думаю. Его зовут Шота, Шота Меладзе. Мне сказали, что он нигде не работает и за деньги нанимается проворачивать любое темное дело, что будто его нанял Коберидзе и… словом, враги моего брата, когда решили убрать Карло, а Шота, в свою очередь, нанял людей.
— Не совсем так. Твоего брата со склада увел этот самый Шота, Дато. Знаешь, где они провели час, необходимый, чтобы очистить склад? Дома у Карло.
— Не может быть!
— Это я точно знаю. Шота бахвалился в своем кругу, как он легко обвел вокруг пальца Карло, а один человек, — я имел в виду Ило, — все мне рассказал.
— Почему Карло пригласил Шота? — растерянно спросил Дато.
Я объяснил.
— Теперь понимаю. Мать убеждала меня, что перед арестом Карло заезжал домой. Я не поверил, не понимая зачем. В тот день мать была у нас.
— Дато, очень важно найти среди соседей свидетелей, которые видели в тот день Карло и Шота. Когда они пришли, когда ушли? Очень важно!
— Хорошо, Серго. Что еще надо сделать? Ты только скажи.
— Сделать надо многое. К примеру, узнать, куда увезли похищенную ткань. У них целая сеть магазинов в Тбилиси и других городах. Похищенное, конечно, не найти. Прошло столько времени. Но узнать, куда его увезли, надо. Твоего Карло упрятали в тюрьму потому, что он о многом догадывался. Так вот, я подумал, что он может помочь мне.
— Он? Тебе?
— Он мне. Устрой свидание.
— Хорошо, Серго. Скажи мне честно, как брату, есть надежда?
— Есть, Дато. Есть.
— Ох, Серго, я готов тебя расцеловать! — Дато обхватил меня своей здоровенной рукой и прижал к себе.
— Будет тебе.
— А теперь скажи мне, кто эта девушка?
— А что?
— Ничего. Просто так спросил. Красивая девушка.
— Красивая.
Гурам спросил:
— О чем это вы все время шепчетесь?
— Ни о чем, — ответил я. — Эдвин заскучал. Налей-ка вина.
Эдвин курил сигарету за сигаретой. Мне стало жаль его.
За одним из столов мужчины затянули песню. Ее подхватили сидящие за другими столами. Гурам не утерпел и вклинился в многоголосье, сразу обратив на себя внимание. Дато подал бас, а я — второй голос.
Эдвин восторженно слушал.
Нина улыбалась.
Последние звуки застольной повисли в воздухе, и зазвенели бокалы.
Кто-то крикнул:
— За здоровье уважаемого Дато и его гостей!
Мужчины с шумом подхватили тост, и мы долго кланялись направо и налево.
— Что это означает? — спросил Эдвин.
— Они приветствуют нас, — ответил я.
— Они же нас не знают!
— Не знают. Но это неважно.
Щекастый мужчина подозвал Ванечку и что-то сказал ему. Ванечка включил магнитофон, и щекастый пустился в пляс.
Музыка подхватила всех мужчин, и они образовали круг. Щекастый танцевал с пожилым беззубым мужчиной, остальные били в ладоши в такт.
Мы подошли к танцующим. Нам не пришлось протискиваться. Мужчины вежливо расступились и расширили круг.
Я стоял чуть позади Нины, оберегая ее от нечаянного прикосновения. Она привлекала взгляды мужчин, а один, рядом со мной, все время косил на нее глаза. Я подался вперед. Пусть смотрит мне в затылок, решил я.
Щекастый вызвал Нину на танец. Она отказалась. Щекастый не унимался и все вызывал и вызывал Нину.
— Я не танцую, — сказала она.
Тогда щекастый крикнул мне:
— Хоть ты выходи.
Я не мог оставить Нину, и это понял Гурам.
— Я иду! — воскликнул он.
Гурам плясал, смешно тараща глаза и восклицая: «Вах, вах!»
Эдвин усердно хлопал в ладоши.
Гурам схватил его за руку и втянул в круг. Эдвин сначала растерялся, а потом затопал ногами, смешав твист, чарльстон, танго и рок-н-ролл в танцевальный коктейль. Раздались смешки.
— Что это ваш друг танцует? — спросил меня тот, что заглядывался на Нину.
— Что умеет, то и танцует, — ответил я. — Он же русский, из Москвы.
— Из Москвы? Тогда он молодец, клянусь честью!
Известие о том, что Эдвин из Москвы, пошло по кругу. Смешки прекратились, и удары в ладоши стали сильнее. Когда танец закончился, круг смешался и Эдвина подхватили под руки сразу несколько человек. Он чуть не стал яблоком раздора, потому что каждый тянул его к своему столу.
Эдвина увели вместе с Гурамом.
Мы вернулись к столу втроем. Дато спросил:
— Чем вас угостить?
— Я бы выпила чаю, — сказала Нина.
— У нас еще полно вина! — запротестовал я.
— Дама хочет чаю, — упрекнул меня Дато.
— Дато, он алкоголик, да? Он только о вине и думает, — казала Нина.
— Он не алкоголик. Нормальный мужчина, — засмеялся Даго. — Какой вам чай — крепкий или слабый?
— Крепкий, если можно, — попросила Нина.
— Для вас все можно. — Дато встал. — Сейчас заварю.
— Садись, Дато. Ванечка это сделает, — сказал я.
— В кои веки выпадает мне такая честь.
— По-моему, он хотел оставить нас вдвоем, — сказал я, когда Дато ушел.
— Кто красивая? — неожиданно спросила Нина.
— Красивая?
— Да! — Она пытливо смотрела на меня.
Я вспомнил фразу Дато. Значит, Нина знала отдельные грузинские слова.
— Между прочим, подслушивать нехорошо.
— А шептаться в обществе?
— Ты красивая.
— Как же, как же!
— Разве ты не красивая?
— Нет, конечно, — сказала Нина и покраснела. — Но я хотела бы… — Она еще больше покраснела и не закончила.
— Что хотела бы?
— Ничего. — Она смущенно улыбалась. — Чтобы ты так считал, — тихо произнесла Нина. — Ну, заблуждался на мой счет.
Я погладил ее руку.
Я был с ней, и она была со мной, и как будто так было всегда и будет вечно. Мне хотелось сказать ей об этом, но все слова, которые приходили на ум, казались стертыми, как древние монеты от долгого хождения.
Дато принес большую чашку чая.
В этом ресторане чай наверняка подавали в граненых стаканах, причем чуть подкрашенный, а не темно-коричневый, как в чашке.
— Ты всех посетителей поишь таким чаем? — спросил я.
— Нет, сам пью, — усмехнулся Дато. — Посетители вино предпочитают.
Все стало ясно. Он соблаговолил угостить Нину чаем из собственной чашки, очевидно, единственной в ресторане.
— Прекрасный чай! — наслаждалась Нина.
— Друг присылает из Сухуми. Я подарю вам пакет, — сказал Дато.
— Не беспокойтесь, Дато, — сказала Нина.
— Какое беспокойство?! Мне удовольствие будет. Честное слово!
В ресторан вошла группа мужчин.
Дато извинился и ушел к ним.
— Ты знаешь, его брат сидит. Безвинно, — сказал я.
— Безвинно? Но так не бывает. Всегда сажают за что-то.
— Безвинно, поверь мне. Это грустная история, и я как-нибудь расскажу ее тебе.
Она пожала плечами.
— Лучше не надо. Жизнь и так достаточно грустная история.
Я поразился перемене в Нине. Она сникла. Я смотрел на нее, пытаясь понять, что с ней произошло, но она объяснила все усталостью.
Я хотел было позвать Ванечку, чтобы он нашел Гурама и Эдвина, но Ванечка накрывал стол для новых посетителей.
Вернулся Гурам.
— Эдвина не отпускают. Он и сам не хочет уходить. Пьет как лошадь.
— Я устала, — сказала Нина.
Гурам ушел за Эдвином и вскоре привел его в сопровождении щекастого. Эдвин еле держался на ногах, но настойчиво приглашал щекастого в Москву.
— Едем. Где Дато? — сказал Гурам.
Дато не было видно в зале.
Ванечка семенил к нам с подносом, на котором стояли три бутылки шампанского и ваза с конфетами.
— От них, — сказал он и показал глазами на Шота с товарищами.
— Я никого из них не знаю. А ты, Серго? — сказал Гурам.
— Знаю. Одного.
— Хороший человек? — спросил Гурам.
— Делец.
— Ванечка! На тот стол ответных двенадцать бутылок шампанского! — Гурам отсчитал несколько десяток. — И чтобы все разом!
— Даже хозяин не сможет отнести двенадцать бутылок разом.
— Возьми тележку.
— Это можно. — Ванечка умчался.
— Что за пижонство? — сказал я.
— И ты меня осуждаешь? — спросил Гурам Нину.
— Нет. Прекрасно, когда человек может позволить себе делать то, что хочется, — сказала она.
Эдвин пытался читать этикетку на бутылке. Чтение давалось ему с трудом, и он закрывал то один, то другой глаз.
— Он совсем плох, надо выйти на воздух, — сказал я Гураму, встал и разыскал Дато. Он заворачивал в бумагу большой пакет чая.
Когда мы вошли в зал, Ванечка осторожно катил тележку, уставленную дребезжащими бутылками шампанского.
Дато вручил сверток Нине. Она чмокнула его в щеку. Он чуть не прослезился.
— Этого я никогда не забуду!
— Мы не будем пить шампанское? — спросил Эдвин.
— Не будем, — сказал Гурам и взял его под руку. — Пошли.
Мы направились к выходу.
В дверях я обернулся.
Шота и его товарищи смехом встретили тележку с шампанским.
На улице Дато помог усадить в «Волгу» Эдвина и стал прощаться с нами. Пожимая мне руку, он тихо сказал:
— Хорошая у тебя девушка. Береги ее.
Я садился в «Волгу», когда меня окликнул Шота.
— Кто так делает, дорогой? Вы что, за нищих нас приняли?
— Вы полагаете, что деньги определяют богатство человека?
— Что-то вы по-новому заговорили.
— Это вы, Шота, по-новому слышите. Каким образом вы здесь оказались? Стали посещать второразрядные рестораны? Или следите за мной?
— Побойтесь бога! Что я, шпион, чтобы следить за вами? Проезжали мимо, дай, думаю, Дато повидаю, узнаю, что пишет из тюрьмы Карло, а тут еще вижу машину вашего друга, вот и зашли.
— Вы и машину моего друга знаете?
— Кто ее не знает? Ваш друг в городе известный человек. Думал, вместе посидим, приятно проведем время.
— Никак решили подружиться? Зачем я вам нужен?
— Лично мне? Я всегда за дружбу.
— Не вам, а вашей… — я запнулся, подыскивая слово, — команде.
Шота улыбнулся.
— Футбольной команде всякие нужны — нападающие, защитники, «чистильщики», вратари, даже врачи.
Гурам нетерпеливо засигналил.
— Я в другой команде, Шота.
— Футболисты переходят из одного клуба в другой, и ничего. Жалобы не поступают.
— Мне пора, — я взялся за ручку дверцы.
— Какой недоступный! Все же один дружеский совет я вам дам. Оставьте эту девочку в покое.
— Пошел ты со своими советами! — Я сел в машину.
Эдвин спал.
Скрестив руки на груди, Нина вжалась в угол машины и широко раскрытыми глазами смотрела на меня.
— Что он хотел? — спросил Гурам.
— Ничего.
Я коснулся холодной руки Нины.
— Ты озябла. Подвинься ко мне.
Она отрицательно покачала головой.
Я не понимал, почему Шота посоветовал оставить Нину в покое. Не мог я допустить даже мысли, что он или кто-то из его друзей знаком с ней, не говоря о чем-нибудь большем. Обычное дело, она кому-то из них приглянулась, решил я.
— Заедем ко мне? — спросил Гурам.
Мы были уже в городе.
Я посмотрел на Нину. Она снова отрицательно покачала головой.
— Нет, — сказал я Гураму. — Нина устала. Отвезем сначала Эдвина в гостиницу?
— Отвезу его к себе, — сказал Гурам.
Мы подъехали к дому Нины. Я помог ей выбраться из машины.
Мы сделали несколько шагов и услышали шум отъезжающей машины. Сорвавшись с места, «Волга» понеслась по улице на огромной скорости.
— Почему он уехал? Обиделся? — спросила Нина.
— Не знаю.
— Как же ты доберешься домой?
— Как-нибудь.
Мы вошли в подъезд.
— Почему Гурам так любит приглашать к себе?
— Одиночество — страшная вещь, Нина.
— Это я знаю. Это я хорошо знаю.
Я вызвал лифт.
— Не надо дальше провожать, — сказала Нина.
— Тебе хочется остаться одной? — спросил я.
— Нет, — еле слышно ответила она.