Библиотека литературы Древней Руси. Том 6 (XIV - середина XV века)

ОРИГИНАЛ

Въ лето 6917[530] <...> О Едегии, князи Ордынскомъ, иже воевалъ Московскую землю. Тое же зимы[531] некоторый князь ординскый, именем Едигей, повелением Булата царя[532] прииде ратъю на Рускую землю, а с ним 4 царевичи да мнози князи татарстии. А се имена их:[533] Бучакъ царевич, Тегриберди царевичь, Алтамырь царевичь, Булатъ царевич, князь великий Едигей, князь Махметь, Исупу, Сулюменеву сыну, князь Тегиня, Шиховъ сынъ, князь Сарай, Урусаховъ сынъ, князь Обрягимъ, Темирязевъ сынъ, князь Якъши-бий, Едигеевъ сынъ, князь Сеитяли-бий, князь Бурнакъ, князь Ериклеберди.

Се же слышавъ, князь великий Василей Дмитриевич[534] печаленъ бысть прилучивъшаяся ради скорби в Руси, грех ради наших, занеже изначала безаконии измаилтяне лукавенъ миръ счиниша с рузскими князми нашими, наипаче же всех к великому князю Василью Дмитриевичю, лестно мирующе с нимъ, никогда же бо истинну глаголють къ христианом. Аще бо когда не мнози обретаются, то лестно и злоковарно честьми окладають князей наших и дары украшають, и тем злохитрьство свое потаают, и миръ глубокъ обещавают имети съ князми нашими, и таковым пронырьством ближняа от любве разлучают, и усобную рать межи нас съставляють. И въ той разности нашей сами в тайне покрадають нас, самояднии волци христианскым людем обретаются научением отца их Сатаны.

Яко же и ныне въ дни наша случися. Боголюбивому и православному самодръжцу великому князю Василью Дмитриевичю, столь русскиа хоругви дръжащу, и христиане благоденьствовахуть в дръжаве его, и земля Русскиа миром украшаема в сихъ доброх исполнився благоцветяше. Лукавии же измаилтяне не можаху завистию зрети толика посещениа человеколюбца Бога на христоименитых людехъ. Завистию поджигаеми бывахуть, не тръпяхуть зрети исполнениа земля Русскиа и благовременьства христианьска, многажды покушашеся приити разорити таковыа красоты величества и славу отторгнути христоименитых людей; того ради съ князми нашими лукавенъ миръ съставиша. Ограждениемъ же пречистыя Богоматере недоволни бывахуть приити на ны. Егда же възбраннаа Воевода наша избавляша нас, тогда многых злых обычаи греховных оставляти обещаваемся и пакы забытне от правды заблужаем, връху власть прегрешений наших обретаемся. Того ради господу Богу наказующу нас и посещающу жезлом безакониа наша, по пророку. Безаконии бо агаряне волчески всегда подкрадают нас, злохитрено мирують с нами. Да неколи князи наши, надеющися целыя любви от них, бестражии будуть, да они, губително время обретше, место злаго желаниа получать. К Васильеви же к великому князю паче всих князей злоковарную любовь показаша.

Въ время некто в них, Едигей именем, князь сый измаилтескъ, преболии всех князей ордынских, иже все царство единъ держаше и по своей воли царя поставляше, его же хотяше, сий же лукавый Едигей много любовь злохитреную стяжа к Васильеви, и честью высокою обложи его, и дары многыми почиташе и, над всеми еще сими и сына его собе именоваше любимаго, и некая многа обещавая ему, и бывающая от Василиа послы с честию отпущаше, и миръ глубокъ злохитро поставляше к Васильеви.

Въ дни же тыи Васильеви, великому князю, ключися некий гневъ имети съ тестем своим Витовтом, великим князем, неких ради земскых вещей, яко же обычай бе землям, ибо тогда Витовту владеющу всею землею Киевскою и Литовскою.[535] Великий же князь Василий бывшая обиды от Витовта вся поведа Едигееви, любве ради. То же слышавъ, враждолюбителю сый, Едигей, паче же кровожелательный зверю, обрадовася сердцемъ, болми на гневъ поостри ихъ: посылаше Васильеви силу многу на помощь, обещаваа ему: «Да и прочии уведять любовь нашу с тобою и кротци ти будуть, яко мне царствомъ помогающу тобе, и того ради убоятся тя». Такоже и к Витовту кратка и лестна некая посылаше словеса, втаи держати повеле, друга его собе именоваше. И тако съплетаа, вражду положи межи има, сетно помышляа, да они, рать счинивше, воя си погубять. Аще ли не ключится брань межи има, да поне збираючися, и воюючися, и разно расходячеся, всяко трудни будуть.

И тацеми свадами ратолюбець окаанный Едигей время себе злаго начинаниа готовляше сии. Яко же и уловилъ, окаанный, да яко же расколе бывшей межи князема, и начашася воевать Русь и Литва. И быша по три лета воюючися.[536] И на Плаву приходиша противу собе, тогда же и татарове приидоша къ Плаве в помощь Руси. Старци же сего не похвалиша, глаголюще: «Добра ли се будеть дума юных наших бояръ, иже приведоша половець на помощь?[537] Не сихъ ради преже Киеву и Чернигову беды прилучишася, иже имеюще брань межи собою, подимающе половци на помощь, наважаху братъ на брата, да и первое наимуюче ихъ, сребро издааше из земля своея. А половци, исмотривше рускый наряд, по сем самим сдолеша. Да не будуть ли си на пакость земли нашей на прочая дни, егда измаильте, усмотривша нашея земля, на ны приидуть? Яко же не бысть ся!»

Князи же, истомивше воя, перемирие взяша, а гневу межи има не легчае бывшу, — а томлениа многа подъяша обои. Не бяшеть бо в то время на Москве бояръ старых, но юнии свещавахуть о всемъ: темъ и многа в нихъ не в чинъ строениа бывахуть. Едигей же, радуяся погубе и крови человечьстей, до конца сваживая, посылаше к Васильеви помощь мала, некыа краеземныя татары, — именем токмо словущу помощь! Ведый бо, яко ближика си суть, не зело хотять къ брани, но того ради посылаше, да не въскоре устраають мира, к сему же да еще видять татарове наряд руский. Татарове же познаша, яко Русь не желателни суть на кровопролитье, но суть миролюбци, ожидающе правды, та вся послаша къ Едигееви. Едигей же слышавъ, готовляшеся на Русь.

А в то время прислася великий князь Светригайло Олгердовичь[538] на Москву к великому князю Василью Дмитреевичю, хотя с ним съ единаго на Витовта. Светригаилъ же ляхъ бе верою, но устроенъ къ брани муж храбръ, добль сый на ополчение. Того ради и призваша его на Москву и вдаша ему гради мнози, мало не половину великаго княжениа Московскаго. Даша ему и многославный Володимерь, еже есть столъ земля Русскыа и град пречистые Богоматери, в ней князи велиции рустии первоседание и столъ земля Русскыя приемлють; иже «великий князь всеа»... наименовается, ту бо первую честь приемлеть. В нем же — и чюднаа великая православная съборная церкви Пречистыа Богоматери, еже есть похвала и слава по всей вселенней живущим христианом, источникъ и корень нашего благочестиа; Золотоверха же именуема: пять бо верховъ златых имея есть. В ней же — чюдотворная икона Пречистыа,[539] иже рекы целебъ точащи, поганыя устрашая. И таковаго града не помиловавше москвичи, вдаша въ одержание ляховъ!

Сего же старци не похвалиша, глаголюще: «Можеть ли се добро быти, его же въ дни наша несть бывало, ни от древних слышано, иже толико градовъ дати пришелцю-князю в землю нашу, наипаче же и стол Русскыя земля, многославный Володимерь, мати градом?!»

Светригаилъ же, лях гордый, никоея же пути сътвори таковей велечюдней церкви Пречистыа Богоматери. Тем же и беды многы постигоша нас: храбри, паче женъ, явишася и страшливее детищь обретошася: отъя бо ся крепкаго крепость, — по пророку, — и стрелы младенець язвы быша им,[540] и лысты мужественыя на бегъ токмо силу показаша.

Сице же третьему лету исходящу нестроениа Руси съ Литвою, приидоша обои, Русь и Литва, къ Угре. Постоаша немного дний и умиришася, взяша миръ, яко же исперва, великий князь Василей съ тестем своим с великим княземъ Витовтом, и разидошася кождо въ свояси. Татарове же недалече кочеваша, да како же узреша, яко вои разидошася, трудни сущи, вся та поведаша Едигееви. Зломысленый же Едигей, иже иногда завыйся отцомъ Васильеви, яд же аспиденъ подъ устнами его скрывая, ношаше, ненавидя любляше, на любимаго, еже именоваше сына собе Василья, время похыщы вместо добра съ губительствомъ неусыпно грядяше воемъ русскымъ, только ни разшедшемся, трудным сущем.

Разумети же убо нам лепо есть на семь и памятовати, хотящим по сих любовь имети съ иноплеменники.

Едигей же, началною лестью еще крадый, посылаеть преди к Васильеви, река сице: «Ведый буде, Василие, — се идет царь на Витовта да мстить, колико есть сътворилъ земли твоей. Ты же въздажь честь цареви, аще не сам, да сынъ твой посли к цареви, или брата, аще ли то единаго отъ велможь посли, ничто же бояся». Тако бо кровожелателный Едигей окрадая, да ни мала воя съберуть противу ему, и в тот чинъ сам неусыпно приближашеся. Послу же Едигееву на Москву пришедшу, таковая изрекшу, князь же и вси людие в недоумении бывше, не бяшеть бо правыя вести, или будеть или не будеть. Тем же ни воя збирахуть и отпустиша къ Едигееви единаго от велмож, Юрья именем, давше ему дружину: да аще будеть рать, въскоре да отсылаеть. Едигей же ятъ Юрья и скорее идяше.

На Москве же ждущи вести от Юрья. Се инъ некто, въскоре пригнав, поведа рать уже близ сущу града. Василей же не успе ни мало дружины събрати град осади; в нем же остави дядю своего князя Володимера[541] и брата — князя Андрея[542] и воеводы, а сам съ княгинею и з детми отъеха къ Костроме.[543] И смятеся град ужасным смятением. И людие начаша зело бежати, небрегуще ни о имении, ни о ином ни о чем же. И начаша злая бывати въ человецехь, и хишници грабяче явишася.

Повелеша же и посады града жещи. Жалостно же бе зрети, иже многолетными времены чудныа церкви съзидани бяхуть и высокыми стоянми величества града украшаху, въ единъ час въ пламы въсходяща, также величество и красота граду и чюдныя храмы огнем скончавающеся.

Въ той часъ видети година бе страшна: человекомъ мятущимся и въпиющим, и великы пламы гремяща, на въздух въсхожаху, и град обстоим полкы безаконных иноплеменникъ. Дни же пятку сущу тогда, юже к вечеру склонящуся, начаша полкы поганых являтися, ставляхуся на поли града. Не смеяху бо близ града стати пристроя ради граднаго и стреляниа с града, но ста в селе на Коломенках. И виде вся люди ужасошася: ни единаго же противу ему стоаща, и распусти воя. И быша погании тяжце пленяюще христианъ: овии сечахут, овии въ плен ведяхут. И тако множество людей безчислено изгибоша: за умножение бо грех наших смирил ны Господь Богъ пред врагы нашими. Да еще явится где единъ татаринъ, то мнози наши не смеяхуть противитися ему; аще ли два или три, то мнози руси жены и деты мечюще, на бегь обращахуся.

Тако бо, наказая нас, Господь низложи гордыню нашу. Сде съвръшися въ человецех, еже преже бывшее знамение истекшая крови на Коломне от иконы. Много же плениша распущени Едигеем измаильте: град великий Переяславль пожгоша, и Ростов, таже и Новъгород Нижний тяжце плениша и пожгоша весь, и Городець, и волости многи поимаша. И множество людей изгибоша, а инии от зимы изомроша: бяшеть бо тогда зима тяжка зело, и студень преизлише велика, и изгибель бысть христианом.

Тогда же храбрии наши ляхове, иже величаве дръжаше град пречистыа Богоматере, мужественыа их лысты токмо на бегъ силу показаша, быша еще на них же люди грабяче и губяче; нигде нимало же съ иноплеменники победившеся: сломи бо ся оружиа их, и щитъ гордых огнем съжжеся,[544] — по пророку.

Едигееви же, агарянину, объстоаще славный град Москву уже 20 дней,[545] величанием възношашеся и ту зимовати мысляше. И по многы дни гордяшеся окаанный, округняа места около Москвы вся поплени и пуста сътвори. Токмо един град Богомъ храняше, молитвами Пречистыа его матери и животворивыа иконы ради ея, и Петра архиепископа ради. Сущии въ граде людие въ беде велице скорбью унывающе зело, смотряще, яко никто же помогаа им и человечьско спасение обретеся имъ, и помятующе Давыда, еже пиша рече: «Добро есть уповати на Господа, нежели уповати на князя; добро есть надеатися на Бога, нежели надеятися на человека».

И въсплакашася вси людие пред Богомъ, глаголюще и припадающе зело: «Не предажь зверем душа рабъ твоих, Владыко! Аще и съгрешихом ти, но за имя твое святое еще пощади нас, Господи!» Тако же и къ животворивей иконе Пречистыа Богоматери взирающе съ слезами, болезно въпиахуть: «О Заступнице наша неотступимая, еще не предай же нас в руце врагом нашим!» Благый же убо Человеколюбець, иже не до конца прогневаайся, виде печаль людий своих и покааниа слезы, въскоре утешаетъ их, помянувъ милость стаду своему: величаваго и гордаго Едигея агарянина въскоре устраши, наложи на измаилтянина страх высокыя и страшныа рукы своея. Иже на много время гордяшеся быти въ православней земле и зимовати обещася, се въ единъ час възмояся агарянинъ, нача мястися, ни единаго дни не може премедлити и глаголюще къ дружине: «Или царство инъ въсхитить,[546] или Василей окопится на ны», — мятяшеся мысль агарянину. Скоро посылает къ граду, мира прося сам: якоже въсхотеша гражане, тако смирися с ними окаанный Едигей и отъиде.[547]

Видете же Человеколюбца и разумейте высокую и страшную силу! Аще и дасть врагом нашим время приити на ны, ранами смиряя неправды наша, милости же своея не отведе до конца: аще и озоба нас вепрь от луга,[548] и инокь дивий пояде нас, но корень благочестиа не исторже.

Тферскаго настолованиа дому Святого Спаса взяша волость Клиньскую и множество людей посекоша, а иных въ пленъ поведоша.[549]

На то же лето дороговь бысть велика всякому житу. Множество христианъ изомроша от глада, а житопродавци обогатеша.

И сиа вся написаная, аще и не лепо кому зреться, иже толико от случившихся в нашей земле неговеине нам изъглаголавшем, мы бо ни досажающи, ни завидяще чести вашей и таковая вчинихом, яко бо обретаем Началнаго летословца киевскаго,[550] иже вся временнобогатства земская не обинуяся показуеть. Но и первии наши властодръжци безъ гнева повелевающе вся добрая и недобрая прилучившаяся написовати, да и прочим по них образы явлени будутъ, якоже при Володимере Монамасе оного великаго Селивестра Выдобыжскаго, не украшая пишущаго,[551] почет почиеши. Мы же сим учащеся, таковая вся приключьшаяся въ дни наша не преминухом, властодержець наших дозрящих сих, таковым вещем да внимають: юнии старцевъ да почитають и сами едини без искуснейших старцевъ всякого земскаго правлениа да не самочиннують, ибо — «красота граду есть старчество». Рече бо Писание: «Въпроси отца твоего, възвестить ти, и старца твоя, — рекут ти».[552] Къ сим же еще — и пророка да блюдуть, когда Иерусалиму рекша старца и съветника ради.

ПЕРЕВОД

В год 6917 (1408/1409) <...> О Едигее, князе Ордынском, который разорял Московскую землю. Той же зимой некий князь ордынский именем Едигей по повелению царя Булата пришел с войском на Русскую землю, а с ним четыре царевича и много татарских князей. Вот имена их: Бучак царевич, Тегриберди царевич, Алтамырь царевич, Булат царевич, князь великий Едигей, князь Махмет, Юсуп, Сюлименов сын, князь Тегиня, Шихов сын, князь Сарай, Урусахов сын, князь Ибрагим, Темирязев сын, князь Якши-бей, Едигеев сын, князь Сеит-Али-бей, князь Бурнак, князь Ерыкли-Бердей.

Услышав об этом, великий князь Василий Дмитриевич опечален был горем, грехов ради наших постигшим Русь: ведь вначале беззаконные измаилтяне заключили с нашими русскими князьями ложный мирный договор и прежде всего с великим князем Василием Дмитриевичем, притворно мирясь с ним, ибо никогда не говорят христианам истины. Если их немного, то князей наших обманом и со злым умыслом почестями окружают, и дарами наделяют, и тем злой умысел свой скрывают, и с князьями нашими прочный мир заключить обещают, и пронырством таким ближних от согласия отлучают, и междоусобную вражду меж нами разжигают. И в этой розни нашей сами тайно обманывают нас, становятся для православного люда кровожадными волками, подстрекательством отца их Сатаны.

Так и ныне, в дни наши, случилось. Когда боголюбивый и православный самодержец великий князь Василий Дмитриевич владел русским престолом, тогда и христиане благоденствовали в державе его, и земля Русская, миром украшаемая и добротами этими преисполненная, процветала. Коварные же измаилтяне не могли без зависти видеть проявления к христианам стольких милостей человеколюбца Бога. Поджигаемые завистью, не в состоянии терпеливо смотреть на изобилие Русской земли и христианское благоденствие, много раз покушались они прийти уничтожить величие этой красоты и обесславить христиан; ради этого и ложный мир с нашими князьями заключали. Лишь благодаря заступничеству пречистой Богоматери не могли пойти на нас. Когда же Заступница-Воевода наша избавляет нас, тогда мы обещаем отказаться от многих дурных греховных обычаев, а потом, забывшись, вновь от правды отходим, оказываемся под властью наших прегрешений. За это и наказывает нас господь Бог, жезлом посекая наши беззакония, — по словам пророка. Неверные же агаряне всегда по-волчьи подстерегают нас, коварно мирясь с нами. Когда же наши князья, ожидая от них прочного мира, забывают о предосторожности, тогда они, улучив пагубное время, осуществляют злой замысел. А великому князю Василию более, чем другим князьям, показали коварство своего миролюбия.

В свое время некто из них, Едигей именем, князь измаилтянский, самый великий из всех князей ордынских, который всем царством один правил и по своей воле сажал на царство, кого хотел, — этот лукавый Едигей со злым умыслом стяжал у Василия большую любовь и высокую честь ему воздавал, многими дарами его почитал, и — более того — именовал его своим любимым сыном, и много всего обещал ему, а прибывавших от Василия послов отпускал с честью, хитроумно изображая перед Василием крепкий мир.

В эту же пору случилось так, что великий князь Василий рассорился с тестем своим великим князем Витовтом из-за каких-то дел о земле, что обычно бывало меж княжествами, ибо тогда Витовт владел всей Киевской и Литовской землей. Великий же князь Василий обо всех обидах от Витовта поведал полюбовно Едигею. Услышав о том, враждолюбец Едигей возликовал сердцем пуще кровожадного зверя, еще больше разжигая меж ними гнев: послал он Василию большое войско в помощь, обещая ему: «Пусть и другие узнают о нашем с тобою согласии и будут с тобою кроткими, ибо я, с моим царством, помогаю тебе, и из-за этого убоятся тебя». Также послал он с некими краткими и лживыми советами и к Витовту, повелевая держать их втайне, и называл его своим другом. И так, запутывая их, посеял меж ними вражду, расставляя сети, помышлял, что они, начав битву, погубят свои войска. Если же между ними и не будет битвы, даже и тогда, сходясь друг с другом, воюя и расходясь врозь, все же истощат силы.

И путем такой свары враждолюб окаянный Едигей подготавливал себе подходящее время для злого умысла. Так и достиг своего, окаянный, — вспыхнула рознь меж князьями и начала воевать Русь и Литва. И воевали три года. А когда сошлись друг с другом на Плаве, тогда и татары подошли к Плаве на помощь Руси. Старцы же этого не похвалили, говоря: «К добру ли решение наших юных бояр, что привело половцев на помощь? Не потому ли и прежде случались беды с Киевом и Черниговом, которые, враждуя между собою, вставали брат на брата, призывая половцев на помощь, а, нанимая их, платили потом серебром своей земли. А половцы, высмотрев устроение русского войска, после этого их же самих побеждали. Не будет ли и сейчас во вред земле нашей на будущие времена, что измаилтяне, высмотрев все на нашей земле, потом придут на нас? Не сбылось бы это!»

Князья же, истомив войска, заключили перемирие, но гнев их, несмотря на то что оба испытали много страданий, не утих. Не было в то время на Москве старых бояр, и молодые обо всем совещались, потому многое у них было не по установленному чину. Едигей же, радуясь гибели людей и кровопролитию, побуждал их к окончательной ссоре и послал на помощь к Василию небольшое войско из неких пограничных татар. Только по названию, что помощь! Зная, что оба, являясь родственниками, не очень-то хотят войны, он посылал татар для того, чтобы задержать заключение мира, да еще для того, чтобы татары высмотрели воинское, устроение русских. Татары приметили, что русские не склонны к кровопролитию, но, будучи миролюбцами, ожидают справедливого договора, и обо всем этом сообщили Едигею. Едигей же, узнав, стал готовиться к походу на Русь.

А в это время великий князь Свидригайло Ольгердович прислал в Москву к великому князю Василию Дмитриевичу послов, желая быть с ним воедино против Витовта. Свидригайло был верою лях, но на войне муж храбрый, доблестный в битве. За это и призвали его на Москву и дали ему многие города, едва ли не половину великого княжества Московского. Дали ему и прославленный Владимир, столицу Русской земли и град пречистой Богоматери, в котором великие русские князья принимают первопоставление и престол земли Русской; тот, кто именуется «великим князем», тут и принимает первые почести. В нем же — и чудная великая православная соборная церковь Пречистой Богоматери, честь и слава христиан, живущих во всей вселенной, источник и корень нашего благочестия; именуется она Златоверхой, ибо имеет пять золотых куполов. В ней же — чудотворная икона Пречистой, которая реки исцеления источает, устрашая поганых. И такого города не помиловали москвичи, отдали во владение ляхам!

Этого старцы не одобрили, сказав: «Может ли быть хорошим то, чего в наши дни не бывало и в древности не слыхано, — чтоб столько городов отдать князю, пришельцу в нашу землю, а главное — столицу Русской земли, мать городов, прославленный Владимир?!»

Свидригайло же, гордый лях, никогда и не побывал в столь почитаемой церкви Пречистой Богоматери. Потому-то и постигли нас многие беды: храбрые стали хуже жен и боязливее детей; пропала у сильного сила, по пророку: «И стрелы младенцев разили их, а ноги мужей показали силу только в бегстве».

Когда на исходе был третий год раздора Руси с Литвой, те и другие, русичи и литва, подошли к Угре. Несколько дней постояли, и примирились великий князь Василий с тестем своим великим князем Витовтом, заключили такой же, как и первоначально, мир и разошлись каждый восвояси. Татары же, которые кочевали неподалеку, как увидели, что войска разошлись обессилившие, обо всем этом сообщили Едигею. Коварный же Едигей, который некогда называл себя отцом Василия, а сам, тайно скрывая, носил в устах своих змеиный яд, любил ненавидя, — выбрал для любимого Василия, которого именовал своим сыном, самую пору: не с добром — со смертью спешил на русское, только что распущенное, утомленное войско.

Следует это хорошо уразуметь и запомнить тем, кто впредь захочет заключить мир с иноплеменниками.

Едигей же, под личиной старой дружбы, посылает к Василию впереди себя с такими речами: «Да будет тебе известно, Василий, — это царь идет на Витовта мстить за то, что тот учинил твоей земле. Ты же воздай царю честь, и если не сам, то сына своего пошли к царю, или брата, или кого-нибудь из вельмож, ничего не боясь». Так жаждущий крови Едигей хитрил, чтобы против него не собрали даже небольшого войска, а сам в это время неустанно приближался. Когда же посол Едигея пришел на Москву и изрек это, князь и все люди были в недоумении, искренние ли это вести или обман. Поэтому и не собирали воинов, а отпустили к Едигею одного из вельмож, именем Юрия, дав ему дружину: при встрече с неприятелем пусть тут же отошлет ее назад. Но Едигей захватил Юрия и пошел еще быстрее.

А на Москве от Юрия ждали вестей. Но вскоре кто-то, прискакав, поведал, что враг уже вблизи города. Не успел Василий собрать и небольшой дружины, как город был осажден; он оставил в нем своего дядю, князя Владимира, брата — князя Андрея, и воевод, а сам с княгинею и с детьми уехал в Кострому. И город пришел в страшное смятение. И побежали люди, забывая и об имуществе, и обо всем на свете. И поднялась в людях злоба, и начались грабежи.

Белено было сжечь городские посады. Горестно было смотреть, как чудные церкви, созидаемые веками и своим возвышенным положением придававшие красоту и величие городу, в одно мгновение исчезали в пламени, как величие и красоту Москвы — чудные храмы — поглощает огонь.

Это было страшное время, — люди метались и кричали, и гремело, вздымаясь в воздух, огромное пламя, а город окружили полки нечестивых иноплеменников. И вот тогда, в пятницу, когда день уже клонился к вечеру, начали появляться полки поганых, разбивая станы в поле около города. Не посмели они стать близ града из-за городских орудий и стрельбы с городских стен, а расположились в селе Коломенском. И когда все это увидели люди, пришли в ужас: не было никого, кто бы мог противостоять врагу, а воины были распущены. И поганые жестоко расправлялись с христианами: одних посекали, а других уводили в плен. Так погибло бесчисленное множество людей: за умножение грехов наших смирил нас Господь Бог перед врагами нашими. Если где-либо появится хотя бы один татарин, то множество наших не смеет ему противиться, а если их двое или трое, то многие русские, бросая жен и детей, обращаются в бегство.

Так, казня нас, Господь смирил гордыню нашу. Так сбылось над людьми прежде бывшее знамение, когда в Коломне от иконы потекла кровь. Многое завоевали разосланные Едигеем измаилтяне: город Переяславль Великий сожгли и Ростов, а также разгромили и сожгли весь Нижний Новгород и Городец и взяли многие волости. И множество людей погибло, а иные от холода поумирали, ибо тогда, на погибель христианам, зима была лютая и стужа превеликая.

Тогда-то храбрые наши ляхи, которые горделиво владели градом пречистой Богоматери, и показали, что их мужественные ноги сильны только в беге, мало того — среди них были еще и грабители, и губители душ, а с иноплеменниками они ни разу и не сразились: «Сломилось оружие их, и щит гордых сожжен огнем», — по словам пророка.

Когда прошло двадцать дней с тех пор как агарянин Едигей осадил славный град Москву, возомнил он о своем величии и надумал тут зимовать. И много дней гордился, окаянный, что покорил и опустошил все окружающие Москву города. Только один город был храним Богом по молитвам Пречистой его матери и ради ее животворящей иконы и архиепископа Петра. Жители, бывшие в городе в великом бедствии, впали в глубокое уныние, видя, что им никто не помогает и что от людей им нечего ждать спасения, и вспомнили Давида, который писал так: «Лучше уповать на Господа, чем уповать на князя; лучше надеяться на Бога, чем надеяться на человека».

И взмолились все люди к Богу, низко кланяясь и говоря: «Не предай зверям души рабов твоих, Владыка! Если мы и согрешили перед тобой, то во имя твое святое пощади нас, Господи!» И, взирая со слезами на животворящую икону Пречистой Богоматери, горько восклицали так: «О постоянная Заступница наша, не предай же нас и теперь в руки врагов наших!» И милосердный Человеколюбец, еще не совсем разгневавшийся, увидев печаль людей своих и слезы их покаяния, утешает их вскоре, памятуя о милости к стаду своему: величавого и гордого агарянина Едигея устрашил, навел на измаилтянина трепет перед своей всевышней и карающей десницей. И агарянин, который похвалялся пробыть в православной земле долгое время и обещал зазимовать, вдруг, забеспокоившись, внезапно снялся с места и, не желая медлить ни единого дня, сказал дружине: «Или царство наше захватит другой, или Василий соберется на нас», — такая мысль смутила агарянина. Быстро посылает он к городу, сам прося мира: и как захотели горожане, так и замирился с ними окаянный Едигей и отошел.

Взирайте на Человеколюбца и разумейте высшее и устрашающее его могущество! Хотя и бывает пора, когда он попустительствует врагам нашим, карами смиряя грехи наши, но милости своей совсем нас не лишает: если и пожрет нас вепрь лесной или иной кто дикий уничтожит нас, но корень благочестия — не вырвать.

В Тверском княжестве взяли Клинскую волость, что приписана к церкви Святого Спаса, и убили множество людей, а других увели в плен.

В этот же год была большая дороговизна на всякую пищу. Многие христиане умерли от голода, а продавцы хлеба обогатились.

И хотя все это написанное кому-то покажется неугодным из-за того, что мы так много высказали против неблагочестия, случившегося на нашей земле, но мы, не оскорбляясь и не ожидая вашего почитания, поступаем так же, как Начальная киевская летопись, которая, ничего не тая, описывает все бренное земное. Да и наши первые властители, не гневясь, повелевали описывать все происходящее, доброе и худое, что и другим после них образцом будет; таким был при Владимире Мономахе великий Сильвестр Выдубицкий, писавший без прикрас и скончавшийся в почете. И мы этому учимся — не проходить мимо всего того, что случилось в наши дни, чтобы властители наши, узнав об этом, внимали бы таким делам: пусть молодые почитают старцев и одни, без опытнейших старцев, ни в каком земском правлении не самочинствуют, ибо — «красота града есть старчество». Как гласит Писание: «Спроси у отца своего, и он возвестит тебе, и старцев твоих, и они скажут тебе». К тому же еще пусть блюдут и пророка, как в Иерусалиме называли старца за то, что он был советником.

КОММЕНТАРИЙ

Летописное сказание ο нашествии на Москву Едигея в 1408/1409 г. посвящено теме противоборства зарождающегося Русского централизованного государства и еще сильной Золотой Орды, которая после Куликовской битвы и разгрома ее Тимуром предпринимала последние усилия восстановить свое былое могущество и стремилась заставить Москву вновь платить дань. Памятник передает сложность военной и дипломатической обстановки, создавшейся в 1408/1409 г. между Московским великим княжеством, Литвой и Золотой Ордой.

Главное действующее лицо сказания — Едигей (Едегей, Идиге, Идигу, Едику, Эдеку; 1352—1419) — эмир Белой Орды, бек, «темник», основатель Ногайской Орды. Β течение 1397—1410 гг., став главой войска, Едигей был фактическим правителем Золотой Орды при нескольких ханах. Стремясь κ возрождению ее былого могущества и надеясь заставить Московскую Русь снова платить дань, Едигей применяет во внешней политике коварные дипломатические приемы, разжигающие и усугубляющие вражду между великими князьями московским и литовским. Β 1408 г. Едигей неожиданно нападает на Русь, разоряет ряд городов (Серпухов, Дмитров, Ростов, Переяславль, Нижний Новгород, Городец и другие) и в декабре осаждает Москву. Однако города взять он не смоги снял осаду. Вскоре, во время начавшейся в Золотой Орде смуты 1410—1412 гт., он потерял власть, бежал в Хорезм и в 1419 г. был убит одним из сыновей Тохтамыша близ г. Сарайчик.

Сказание ο Едигее известно в нескольких различных редакционных обработках, начиная от лаконичного летописного изложения фактов, связанных с походом эмира Едигея и осадой Москвы, до пространных и стилистически изукрашенных повествований назидательного характера и компилятивных сочинений, вошедших в состав Никоновской летописи. (Подробнее об этом см.: Лурье Я. С. Повести ο нашествии Едигея // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2. Ч. 2. Л.: Наука, 1989. С. 197—201.)

Одна из древнейших редакций «Сказания...» находилась в составе знаменитой сгоревшей в пожаре 1812 г. Троицкой летописи и завершала ее. (Поэтому Троицкая летопись известна также под названием Летописного свода 1408 г.). Однако от этого текста «Сказания...» сохранились лишь отдельные выписки Η. Μ. Карамзина, на основании которых можно строить только предположения ο его полном виде. Симеоновская летопись в той ее части (за 1390—1409 гг.), которая содержит «Сказание ο Едигее», представляет собой сделанную около 1413 г. тверскую переработку текста Троицкой летописи. Выбор для публикации «Сказания ο Едигее» именно Симеоновской летописи обусловлен тем, что этот текст принадлежит выдающемуся древнерусскому книжнику, мудрому политику и блестящему писателю, изощренному в искусстве «извития словес» и применения внутренней рифмы. Развивая идеи Повести временных лет, он призывает Русь и Литву κ единению против общего противника, отождествляя татаро-монголов с половцами Киевской Руси, а великокняжеский город Владимир сопоставляя с Киевом.

Кроме русских летописных сказаний сохранился ногайский героический эпос ο Едигее и его предках и потомках, возникший, по-видимому, по следам событий и долгое время бытовавший среди тюркоязычных народов СССР. (Записи этих народных сказаний известны под названиями «Едигей», «Идиге», «Сорок богатырей» ). Эпические предания ο Едигее отличаются большей исторической достоверностью и могут кое в чем уточнить русские летописные данные, но образ Едигея в них идеализирован. Распри в Золотой Орде на рубеже XIV—XV вв. и борьба за власть между Едигеем и Тохтамышем расцениваются в эпосе как кровавое единоборство жестокого и несправедливого хана с его благородным и честным вассалом Едигеем, любимцем народа, народным героем.

Текст «Сказания ο Едигее» публикуется по Симеоновской летописи (издан в ПСРЛ, т. XVIII, СПб., 1913, с. 155—159; сверен по списку: БАН. 16.8.25, лл. 319 об.—329 об., 334—335. (Листы рукописи перепутаны, и конец «Сказания...» помещен не на л. 330, а после л. 333).