Подготовка текста, перевод и комментарии Л. А. Дмитриева
Понеже несть се достойно молчанию предати, еще Богъ сотвори святителемъ своимъ Иоанномъ. Многажды же бываетъ со искушениемъ над святыми попущениемъ Божиимъ, да болма прославятся и просветятся, яко злато искушено. «Прославляюща мя, — рече, — прославлю».[838] Дивенъ бо есть Богъ во святых своих; Богъ прославляа святыя своя. И паки рече Христос: «Се дахъ вамъ власть над духы нечистыми».[839]
Въ единъ убо от дний святому по обычаю своему в ложницы своей молитвы нощныя свершающу. Имеяше же святый сосуд с водою стоящь, из негоже умывашеся.[840] И слыша въ сосуде ономъ некотораго поропщюща в воде, и прииде скоро святый, и уразуме бесовьское мечтание. И сотворь молитву, и огради сосуд крестомъ, и запрети бесу. Хотяше бо пострашити святаго, но приразився твердому адаманту, твердаго же адаманта не поколеба, и самъ вселукавый сотреся.
И не на долгый час не могий терпети бесъ, нача вопити: «О, люте нужди сея! Се бо огнемъ палимъ есмь, не могу терпети, скоро испусти мя, святче Божий!» Святый же рече: «Кто еси ты и како семо прииде?» Диаволъ же рече: «Азъ есмь бесъ лукавый и приидохъ смутити тя. Мнях бо, яко человекъ устрашишися и от молитвы упразднишися, ты же мя зле заключивъ в сосуде семъ. Се бо яко огнемъ палимъ зило, горе мне, окаянному! Како прелстихся, како внидох семо, недоумевся! Ныне же пусти мя, рабе Божий, и отселе не имамь приити семо!»
И надолзе вопиющу неприазненому, святый же рече: «Се за дерзость твою повелеваю ти: сее нощи донеси мя из Великого Новаграда въ Иеросалимъ-град и постави мя у церкви, идеже гробъ Господень, и изъ Еросалима-града сее же нощи в келии моей, в нюже деръзнулъ еси внити. И азъ тя испущу». Бесъ же всяческы обещася сотворити волю святаго, токмо рече: «Испусти мя, рабе Божий, се бо люте стражду!»
Святый же, запретивъ бесу, испусти и́, рекъ: «Да будеши яко конь уготовленъ, предстояй пред кельею моею, да имамъ на тя въсести и совершити желание свое». Бесъ же изыде яко тма изъ сосуда, и ста яко конь пред кельею святаго, якоже требе святому. Святый же, изыде ис келья, и въоружи себе крестомъ, и вседе на нь, и обретеся тоя нощи во Иеросалиме-граде близъ церкви святаго Въскресениа, идеже гробъ Господень и часть животворящаго древа.[841]
Бесу же запрети, да не отъидеть от места того. Бесъ же стоя, никакоже могий двигнутися с места, дондеже святый прииде къ церкви святаго Воскресениа.
И ста пред дверми церковными и, преклонивъ колени, помолися, и отверзошася двери церковныа сами о себе, и свещи и паникадила[842] въ церкви и у гроба Господня възъжгошася. Святый же благодарствене моля Бога, и пролиа слезы, и поклонися гробу Господню и облобыза и́, тако же и животворящему древу, и всемъ святымъ образомъ и местомь, иже суть въ церкви. Изыде изъ церкви, совершивъ желание свое, и пакы двери церковныа особь затворишася.
И обрете святый беса, стояща на томъ месте, идеже повеле ему, яко коня уготовлена. И вседе на нь святый, и обретеся тое же нощи в Великомъ Новеграде, в келии своей.
И отходя бес ис келии святаго, и рече: «Иоанне! Ты мя потруди во единой нощи донести себе из Великого Новаграда во Иеросалимъ-град, и тое же нощи изъ Еросалима-града в Великий Новъград. Се бо запрещениемъ твоимъ, яко узами неразрешенно держимь бых и бедне сего претерпех. Ты же да не повеси никомуже збывшаяся о мне. Аще ли исповеси, аз же имамъ на тя искушение навести. Имаши бо яко блудникъ осуженъ быти, и много поруганъ быти, и на плотъ посажденъ на реце, рекомомъ Волхове». Сиа же блядущу лукавому, святый же сътвори крестное знамение, и изчезе бесъ.
Некогдаже святому, якоже имеяше обычай, упражняющуся въ духовней беседе съ честными игумены, и со искуснейшими иереи, и з богобоязнивыми мужи, и учение свое простираюшу, и святых житиа сказающу, еже на ползю людемъ. Людем же послушающимъ в сладость святаго учениа: не ленивъ бо бяше еже учити люди. Тогда же глагола, яко о иномъ некоторомъ сказуа, еже збысться на нем. «Азъ, рече, вемъ такова человека, бывша во единой нощи из Великого Новаграда во Иеросалиме-граде, и поклонився гробу Господню и пакы возвратившася тое же нощи в Великий Новъград». Игуменомъ же, иереомъ и всемъ людемъ удивльшимся о семъ.
И от того времене попущениемъ Божиимь нача бесъ искушение наводити на святаго. Народи убо града того многажды видяху, яко жену блудницю текущу ис келии святаго: бесъ бо преображашеся в жену. Народи же, не ведяху, яко бесъ есть мечтуа, но весма мняху жену блудницю и соблажняхуся о семъ. Иногда же и началници града того, приходяще в келию святаго благословениа ради, видять мониста девичьа лежаща, и сандалиа женьская, и рубища, и о семь оскорбляхуся, недоумеюще, что рещи. Вся же си бесъ мечтуа показаваше имъ, да востануть на святаго и возглаголютъ неправедная и изженуть.
Народи же они с началникы своими советовавше, рекоша к себе: «Неправедно есть таковому святителю быти на апостольскомъ престоле, блуднику сущу: идемь и изъженемь и́». О таковых бо людех Давидъ рече: «Немы да будуть устны льстивыа, глаголющая на праведнаго безаконие гордынею и уничиждениемъ»,[843] — понеже они мечтанию бесовъскому веры имше, имуще же яко и жидовъскую сонмицю.
На предлежащее же возвратимся.
И пришедше народи к келии святаго, бесъ же потече народом зрящим во образи отроковицы, яко ис келии святаго. Народи же восклицаша да изымають еа. И не можаху, гнавше доволно.
Святый же, слышавъ молву народа у келии своей, изыде к нимъ и рече: «Что есть, чада?» Они же изглаголаша ему вся, яже видеша, святаго же глаголомъ не внимаху, и осудиша его яко блудника. И имше его нудма, поругашася ему и, недоумеваху, что быша сотворили ему, и умыслиша тако: «Посадимъ его на плотъ на реку на Волхов — и да выпловеть из града нашего внизъ по реци».
И выведоша святаго и целомудренаго великаго святителя Божиа Иоанна на Великий мостъ,[844] еже есть на рецы на Волхове и, низвесивше святаго, на плоте посадиша. И збысться лукаваго диавола мечьтание. Диаволъ же нача сему радоватися, но Божиа благодать преможе и святаго вера къ Богу и молитвы.
И егда посаженъ бысть святитель Божий Иоанн на плотъ, на реце на Волхове, и поплове плотъ вверхъ реки, никимже пореваем, на немже святый седяше, противу великие быстрины, еже есть у Великого мосту, къ святаго Георгиа монастырю.[845] Святый же моляшеся о них, глаголя: «Господи! Не постави имъ греха сего: не ведят бо, что творять!» Диаволъ де видевъ, посрамися и возрыда.
Народи же, видевше таково чюдо, растерзаху ризы своа и возвращахуся, рекуще: «Согрешихомъ, неправедное содеяхомъ — овци сыи пастыря осудихом. Се бо видим, яко от бесовскаго мечтаниа сие сотворися нам!» И шедше скоро в великую Премудрость Божию,[846] и повелеша священному собору, иереом и диаконом, со кресты поити вверхъ по брегу реки Волхова ко святаго Георгиа монастырю и молити святаго, дабы возвратился на престолъ свой. Священный же соборъ со тщанием взяша честный крестъ и икону святии Богородици, яко же лепо бе, и поидоша по брегу реки Волхова вослед святаго, моляще его, дабы ся возвратил на престолъ свой.
Тако же и народи они, иже прежде ковъ на святаго воздвигше, текуще по брегу реки Волхова къ святаго Георгиа монастырю, умилне глас испущающе, глаголаху: «Возвратися, честный отче, великий святителю Иоанне, на престолъ свой, и не остави чад своих сирых, и не помяни, еже согрешихом к тебе!» И предвариша святаго и носящих иереовъ честныа кресты близ святаго Георгиа монастыря яко полпоприща[847] и сташа, прекланяюще главы своа до земля, моляще святаго и слезы проливающе, такоже глаголюще, якоже рехом: «Возвратися, честный отче, пастырю нашь, на престолъ свой! Грех бо нашъ пред нами есть всегда — пред тобою согрешихом и диавола лукаваго мечтанием прелстихомся. Тако сотворити дерзнухом, яко убо безответни прощениа просим, но обаче и благословениа твоего сподоби нас!» И ина многа глаголаху, моляще святаго.
Не скоро бо пловяше святый на плоте оном противу великиа быстрины, но яко некоторою божественою силою носим благоговейно и честно, не бо предваряше носящих честныа кресты по брегу, но равно пловяше с носящими иереи и диаконы честныа кресты. И егда священный собор с честными кресты приидоша к месту, идеже народи они стояще бяху, и начаша вкупе болма молити святаго, дабы возвратился на престолъ свой.
Святый же, послуша молениа их, яко по воздуху носим, ко брегу приплове и, востав с плота, сниде на брег. Народи же, видевше радовахуся, яко умолиша святаго возвратитися, и плакахуся, еже согрешиша к святому, прощениа просяще.
Беззлобивая же она душа прощениа сподобляет ихъ. Мнози же от них на нозе падающе, слезами обливаху нози его; друзии же ризамъ знаменовахуся святаго. И, спроста рещи, друг друга утесняху, хотяху поне видети святаго. Святый же благословяще их. И тако поиде съ кресты чудоносивый архиерей Божий Иоаннъ въ святаго Георгия монастырь, и со священнымъ соборомъ, молебная съвершающе пениа. И множество народа воследующимъ и глаголющимъ: «Господи, помилуй!»
Архимандриту же и инокомъ монастыря того не ведущимь, яко архиерей Божий Иоаннъ грядеть в монастырь. Въ то же время во святаго Георгия монастыри бе некий человекъ яко уродъ ся творя, прозорлива же дара имеа от Бога благодать. Сей скоро притече ко архимандриту монастыря того, толкый въ двери келиа его, и глаголя: «Изыди противу великаго святителя Божиа Иоанна, архиепископа Великого Новаграда, — се грядеть к намъ в монастырь». Архимандритъ же усумнеся и посла видети. Послании же, шедше, увидеша от народа, ту сущаго, вся бывшая яже о святемь и, скоро возвратившеся, возвестивше архимандриту. Архимандритъ же повеле в тяжкая звонити.
И сшедшимся инокомъ великиа тоя лавры, и вземше честныя кресты, изидоша из монастыря противу святителя Божиа Иоанна. Святый же, видевъ, когождо благословяше их, и прииде въ монастырь, и вшед въ церковь святаго великомученика Христова Георгиа со архимандритомъ монастыря того, и со всемъ священнымъ соборомъ, и со иноческым чином, и со множествомъ народа. И молебнаа совершивъ, и тако с великою честию возвращается на престолъ свой в Великый Новъград.
Сиа же самъ о собе исповеда священному собору и прочимъ людемь: како хотяше его бесъ пострашити, и како былъ въ Иеросалиме-граде во единой нощи из Великого Новаграда, и вся, яже сбысться ему, по ряду сказа, якоже преди речеся. И учаше их святый, глаголя: «Чада! Со испытаниемъ всяко дело творите, да не прелщени будете диаволом. Да некогда з добродетелию злобу приплетену обрящете и суду Божию повинни будете: страшно бо есть впасти в руце Бога живаго!»
И о семъ мало да премолчимъ.
Князь же и началници града того, советовавше со множествомъ народа, поставиша крестъ каменъ на томъ месте на брегу, идеже приплове святый, иже и доныне стоить во свидетельство преславному чюдеси сему святаго, и в наказание сонмицы Великого Новаграда, да пакы тако не дерзають скоро безъ испытаниа святителя осужати и изженути.
О святыхъ бо своих Христос рече: «Блажении изгнани правды ради, яко техь есть царство небесное!»[848] А иже святыя изганяють бес правды, кый ответъ имуть?
Нельзя забвению предать то, что случилось однажды по Божьему изволению со святителем Иоанном. Нередко выпадает святым испытание попущением Божьим, чтобы еще больше прославлялись и просияли, как золото искусно выделанное. «Прославляющего меня, — сказал Господь, — и я прославлю». Дивен ведь Бог святыми своими; сам Бог святых своих прославляет. И еще сказал Христос: «Дал я вам власть над духами нечистыми».
Однажды святой по своему обычаю творил ночные молитвы в ложнице своей. Здесь у святого и сосуд с водой стоял, из которого он умывался. И вот, услыхав, что кто-то в сосуде этом в воде плещется, быстро подошел святой и догадался, что это бесовское наваждение. И, сотворя молитву, осенил сосуд тот крестным знамением и заключил в нем беса. Хотел бес постращать святого, но натолкнулся на несокрушимую твердыню и твердыни этой поколебать не смог, а сам лукавый был сокрушен.
И не в силах терпеть ни минуты, начал бес вопить: «О, горе мне лютое! Огонь палит меня, не могу вынести, поскорее освободи меня, праведник Божий!» Святой же вопросил: «Кто ты таков и как попал сюда?» Дьявол же ответил: «Я бес лукавый, пришел, чтобы смутить тебя. Ведь надеялся я, что ты, как обычный человек, устрашишься и молиться перестанешь. Ты же меня, на мое горе, заключил в сосуде этом. И вот, как огнем, палим я нестерпимо, горе мне, окаянному! Зачем польстился, зачем пришел сюда, не понимаю! Отпусти меня теперь, раб Божий, а я больше никогда не приду сюда!»
И сказал святой беспрерывно вопившему бесу: «За дерзость твою повелеваю тебе: сей же ночью отнеси меня на себе из Великого Новгорода в Иерусалим-град, к церкви, где гроб Господен, и в сию же ночь из Иерусалима-города — назад, в келию мою, в которую ты дерзнул войти. Тогда я выпущу тебя». Бес клятвенно обещал исполнить волю святого, только умолял: «Выпусти меня, раб Божий, люто я страдаю!»
Тогда святой, закляв беса, выпустил его, сказав: «Да будешь ты как конь оседланный, стоящий перед кельею моею, а я сяду на тебя и исполню желание свое». Бес черным дымом вышел из сосуда и встал конем перед кельею Иоанна, как нужно было святому. Святой же, выйдя из кельи, перекрестился и сел на него, и очутился той же ночью в Иерусалиме-граде, около церкви святого Воскресения, где гроб Господен и часть животворящего креста Господня.
Беса же заклял святой, чтобы он не мог с места того сойти. И бес стоял, не смея сдвинуться с места, покуда святой ходил в церковь святого Воскресения.
Подошел Иоанн к дверям церковным и, преклонив колени, помолился, сами собой открылись двери церковные, и свечи и паникадила в церкви и у гроба Господня зажглись. Святой же возблагодарил в молитве Бога, прослезился, и поклонился гробу Господню, и облобызал его, поклонился он также и животворящему кресту, и всем святым иконам, и местам церковным. Когда вышел он из церкви, осуществив мечту свою, то двери церковные снова сами собой затворились.
И нашел святой беса, стоящего конем оседланным, на том месте, где повелел. Сел на него Иоанн и той же ночью оказался в Великом Новгороде, в келье своей.
Когда уходил бес из кельи святого, то сказал: «Иоанн! Заставил ты меня в одну ночь донести тебя из Великого Новгорода в Иерусалим-град и в ту же ночь из Иерусалима-града в Великий Новгород. Ведь заклятием твоим, как цепями, был я крепко связан и с трудом это все претерпел. Ты же не рассказывай никому о случившемся со мной. Если же расскажешь, то я тебя оклевещу. Будешь тогда как блудник осужден, и сильно надругаются над тобой, и на плот тебя посадят, и пустят по реке Волхову». И когда так пустословил лукавый, святой перекрестил его, и исчез бес.
Однажды Иоанн, как это было в его обычае, вел душеспасительную беседу с честными игуменами, и с многоразумными иереями, и с богобоязненными мужами, поучая и рассказывая о жизни святых, для пользы душевной людям. Люди же в сладость слушали поучения святого: не ленился он учить людей. И поведал от тогда, как будто о ком-то другом рассказывая, что с ним самим случилось. «Я, — говорил, — знаю такого человека, который за одну ночь успел попасть из Новгорода Великого в Иерусалим-град, поклонился там гробу Господню и снова той же ночью вернулся в Великий Новгород». Игумены же, иереи и все люди подивились этому.
И вот с того времени попущением Божиим начал бес клевету возводить на святого. Жители того города неоднократно видели, будто блудница выходила из кельи святого: это бес преображался в женщину. Горожане же, не зная, что это бесовское наваждение, были уверены, что это на самом деле блудница, и впадали в сомнение. Случалось также, что начальствующие города этого, приходя в келью святого для благословения, видели там мониста девичьи, и обувь женскую, и одежду, и негодовали на это, не зная, что и сказать. А все это бес наваждением своим показывал им, чтобы восстали на святого, неправедно осудили его и изгнали.
Посоветовавшись с начальствующими своими, горожане порешили между собой: «Не подобает такому святителю, блуднику, быть на апостольском престоле: идем и изгоним его!» Ведь это о таких людях Давид сказал: «Пусть онемеют уста льстивые, в гордыне изрекающие ложь о праведнике», — потому что поверили они бесовскому наваждению, как некогда еврейский народ.
Но возвратимся к нашему рассказу.
Когда пришел народ к келье святого, то бес перед глазами всех людей побежал в образе девицы, будто из кельи святого. Люди же закричали, чтобы схватили ее. Но хоть и долго гнались, не смогли поймать.
Святой же, услышав говор людской у кельи своей, вышел к народу и спросил: «Что случилось, дети мои?» Они же рассказали все, что видели, и, не внимая оправданиям святого, осудили его как блудника. И схватили его насильно, и надругались над ним, и, не зная, что еще сделать с ним, надумали так: «Посадим его на плот на реке Волхове — пусть выплывет из нашего города вниз по реке».
И вывели святого и целомудренного великого святителя Божьего Иоанна на Великий мост, что на реке Волхове, и, опустив святого с моста, на плот посадили. Так сбылось предсказание лукавого дьявола. Дьявол же этому возрадовался, но Божья благодать, и вера святого в Бога, и молитвы пересилили.
Когда посадили Божьего святителя Иоанна на плот на реке Волхове, то поплыл плот, на котором сидел святой, вверх по реке, никем не подталкиваемый, против самой быстрины, которая как раз у Великого моста, к монастырю святого Георгия. Святой же молился о новгородцах, говоря: «Господи! Не вмени им это во грех: ведь сами не ведают, что творят!» Дьявол же, видев это, посрамился и возрыдал.
Люди же, узрев такое чудо, стали рвать одежды на себе и пошли, говоря: «Согрешили мы, неправедно поступили — овцы осудили пастыря. Теперь-то мы видим, что бесовским наваждением все произошло!» И побежали в храм великой Премудрости Божией и велели священному собору — иереям и дьяконам — идти с крестами вверх по берегу реки Волхова к монастырю святого Георгия и молить святого, чтобы возвратился на престол свой. Священники поспешно взяли честной крест и икону святой Богородицы, как подобает, и пошли по берегу реки Волхова вослед за святым, умоляя его, чтобы возвратился на престол свой.
Так же и те люди, которые прежде на святого клевету возводили, шли по берегу реки Волхова к монастырю святого Георгия, с мольбой восклицали, говоря: «Возвратись, честный отче, великий святитель Иоанн, на престол свой, не оставь чад своих осиротевшими, не поминай наше согрешение перед тобой!» И, обогнав святого и крестный ход, остановились за полпоприща до монастыря святого Георгия, и, кланяясь до земли и проливая слезы, умоляли святого, повторяя: «Возвратись, честный отче, пастырь наш, на престол свой! Пусть грех наш падет на нас — прельстились козням лукавого дьявола и согрешили перед тобой. За дерзость свою прощения просим, не лиши нас благословения своего!» И многое другое говорили, умоляя святого.
Тихо плыл Иоанн на плоте своем против сильного течения, как будто некоей божественной силой несло его благоговейно и торжественно, чтобы не обогнать крестного хода, — наравне с несущими честные кресты иереями и дьяконами плыл он. И когда священный собор с честными крестами подошел к тому месту, где стоял народ, то все вместе стали еще горячее молить святого, чтобы возвратился он на престол свой.
Святой же, вняв их мольбе, словно по воздуху несомый, подплыл к берегу и, поднявшись с плота, сошел на землю. Люди же, видевшие все это, радовались, что умолили святого возвратиться, и плакали о своем согрешении перед ним, прощения прося.
Он же, беззлобная душа, простил их всех. Многие из них в ноги падали ему, слезами обливая ноги его, другие же прикладывались к ризам святого. И, попросту сказать, теснились и толкали друг друга, чтобы хоть увидеть святого. Святой же благословлял их. И пошел чудотворец архиерей Божий Иоанн с крестным ходом в монастырь святого Георгия со священным собором, совершая молитвенные пения. И множество народа следовало за ними, восклицая: «Господи, помилуй!»
Архимандрит же и иноки того монастыря не знали, что архиерей Божий Иоанн грядет в их монастырь. А в те времена в монастыре святого Георгия жил некий человек, юродивый, получивший от Бога благодать прозорливости. Сей человек быстро пришел к архимандриту монастыря и, постучав в дверь его кельи, сказал: «Иди, встречай великого святителя Божьего Иоанна, архиепископа Великого Новгорода, — грядет он к нам в монастырь!» Архимандрит же не поверил и послал посмотреть. Посланные же, отправившись, узнали от людей, там бывших, о всем случившемся со святым и, быстро вернувшись, рассказали архимандриту. Архимандрит же повелел в большие колокола звонить.
И собрались иноки этой великой лавры, взяли честные кресты и пошли из монастыря навстречу святителю Божьему Иоанну. Святой же, увидев их, благословил каждого и, придя в монастырь, вошел в церковь святого Христова великомученика Георгия с архимандритом монастыря того, со всем священным собором и с иноками, и со всем множеством народа. И, совершив молебен, с великой честью вернулся на престол свой в Великий Новгород.
Все это о себе поведал он сам священному собору и другим людям: как его бес хотел устрашить, как он побывал за одну ночь в Иерусалиме-граде и вернулся назад в Новгород, и все, что случилось с ним, по порядку рассказал, как об этом выше повествовалось. И поучал их святой, говоря: «Дети мои! Каждое дело творите, сначала проверив все, чтобы не оказаться прельщенными дьяволом. А то может случиться, что с добродетелью зло переплетется, тогда виновны будете перед Божьим судом: ведь страшно впасть в руки Бога живого!»
Но об этом пока много говорить не будем.
Князь же и начальствующие города того, посоветовавшись со всем народом, поставили крест каменный на том месте на берегу, куда приплыл святой. Крест этот и ныне стоит во свидетельство преславного чуда этого святого и в назидание всем новгородцам, чтобы не дерзали сгоряча необдуманно осуждать и изгонять святителя.
Ведь сказал Христос о святых своих: «Блаженны изгнанные правды ради, потому что им принадлежит царство небесное!» А те, которые изгоняют святых несправедливо, что скажут в ответ?
Устная легенда ο чудесном путешествии на бесе в Иерусалим первого новгородского архиепископа Иоанна возникла, по-видимому, очень рано. Сюжет этой легенды — служение человеку заклятого крестным знамением беса — восходит κ сказочному фольклору Древней Руси (этот фольклорный мотив нашел отражение в «Ночи перед Рождеством» Н. В. Гоголя). Точных данных о том, когда эта легенда об Иоанне была зафиксирована как литературно-письменное произведение, у нас нет. Β первой половине XV в. при новгородском архиепископе Евфимии II в Новгороде создается ряд литературных произведений, в которых воскрешается былая история Новгорода Великого; тогда же происходит и «чудесное» обретение забытых мощей первого новгородского архиепископа. Вероятнее всего, в это время и записывается легенда ο чудесном путешествии Иоанна на бесе. До нас «Повесть ο путешествии Иоанна Новгородского...» дошла в составе его «Жития», написанного, скорее всего, известным агиографом XV столетия Пахомием Логофетом. Здесь она является вторым «Словом» (первое «Слово» — рассказ ο битве новгородцев с суздальцами, третье — рассказ об обретении мощей Иоанна).
Текст «Повести...» печатается по списку «Жития» конца XV в. — РНБ, Соловецкое собр., № 500 (519), лл. 200—203 об.