Библиотека литературы Древней Руси. Том 6 (XIV - середина XV века)

ОРИГИНАЛ

Кирпианъ, милостию Божиею митрополитъ всея Руси,[779] — честному старцю игумену Сергию[780] и игумену Феодору[781] и аще кто инъ единомудренъ с вами.

Не утаилося от васъ и от всего рода християньскаго, елико створилося надо мною, еже не створилося есть ни над единымъ святителемъ, како Руская земля стала. Яз Божиимъ изволениемъ и избраниемъ великаго и святаго сбора и благословениемъ и ставлением вселеньскаго патриарха поставленъ есмь митрополиъ на всю Рускую землю, а вся вселенная ведаеть. И нынече поехал есмь был со всемъ чистосердиемъ и з доброхотениемъ къ князю великому. И он послы ваша разослалъ мене не пропустити и еще заставилъ заставы, рати сбивъ и воеводы пред ними поставивъ, и елика зла надо мною деяти — еще же и смерти предати насъ немилостивно — тех научи и наказа же. Азъ же, его безъчестия и души его болши стрега, инымъ путемъ проидохъ, на свое чистосердие надеяся и на свою любовь, еже имелъ есмь къ князю великому, и къ его княгини, и къ его детемъ. Он же пристави надо мною мучителя, проклятаго Никифора. И которое зло остави, еже не сдея надъ мною! Хулы, и наругания, и насмехания, граблениа, голодъ! Мене в ночи заточилъ нагаго и голодного. И от тоя ночи студени и нынеча стражу. Слуги же моя — над многим и злымъ, что над ними издеяли, отпуская их на клячах либивыхъ бе-седелъ во обротехъ лычных, — из города вывели ограбленыхъ и до сорочки, и до ножевъ, и до ногавиць, и сапоговъ и киверевъ не оставили на них!

Тако ли не обретеся никтоже на Москве добра похотети души князя великаго и всей отчине его? «Вси ли уклонишася вкупе и ннепотребне быша?»[782]

Створится князю великому, что клячи отданы, а того не ведаеть, что от 40 и штий коний ниединъ не осталъся целъ — все заморили, похромили и перварили, ганяся на нихъ куды хотели, и нынече теряются.

И аще миряне блюдутся князя, занеже у нихъ жены и дети, стяжания и богатъства, и того не хотять погубити, — яко и самъ Спасъ глаголеть: «Удобь есть вельблуду сквозе иглинеи уши проити, неже богату въ царьство небесное внити»,[783] — вы же, иже мира отреклися есте и иже в мире и живете единому Богу, како, толику злобу видивъ, умолчали есте? Аще хощете добра души князя великаго и всей отчине его, почто умолчали есте? Растерзали бы есте одежи своя, глаголали бы есте пред цари, не стыдяся! Аще быша васъ послушали, добро бы. Аще быша васъ убили, и вы — святи. Не весте ли, яко грех людьский на князи, и княжьский грех на люди нападаеть? Не весте ли Писание, глаголющее, яко аще плотьскых родитель клятва на чада чадомъ падаеть, колми паче духовных отець клятва? — И та сама основания подвиже и пагуби предаеть. Како же ли молчаниемъ преминуете, видяще место святое поругаемо, по Писанию, глаголющему: «Мерзость запустения, стояще на месте святемъ»?[784]

Сице ли почли суть князь и бояре митрополии и гробы святыхъ митрополитов? Тако ли несть кого прочитающаго Божественая правила? Не весте ли, что пишеть?

Святых апостолъ правило 76 глаголеть сице, яко: «Не подобает святителю брату, или сыну, или иному сроднику, или другу даровати и на святительское достояние поставляти егоже хощеть. Наследники бо своего епископьства творити неправедно есть и Божия даровати пристрастиемъ человечьскых. Не подобаеть бо Божию церковь под наследники подъкладати. Аще же кто таково створить, разрушоно таковое поставление да будет. Самъ же створивый да отлученъ будеть».

Послушайте же толкование сего правила что глаголеть. Святительское достояние Святаго Духа благодать, даръ мнети подобает. Како убо дерьзнеть кто благодать духовную яко наследие предати кому дарованиемъ? Сего ради непрощено есть епископомъ в себе место ихже хотять въ своих церквахъ поставляти и посажати. Котории бо яже стяжаша имения въ своего епископьства времени не имут власти оставляти имже хотят, но токмо яже от наследия сродниковъ пребываша имъ, якоже 32 правило иже въ Карфагени сбора рече, то и како самую епископью ко инымъ предадять яко наследникомъ своимъ пастырьскыя власти и строения нищихъ, имения оставляющих, и, пристрастия ради человечьскаго, или дружбы, или любве ради сродничьныя, яже Богови освящена суть подаровають имже хотять? Аще убо от некоего таковое что створится, створеному бо разрушену быти правила повелевають, створивый же отлученъ да будеть. Епископъм бо от сборовъ поставлятися повелено бысть.

И 23 правило Антиохийскаго сбора тако глаголеть: «Не подобаеть епископу, аще и на конець жития своего, иного оставляти наследника в себе место». Се же и израильтяномъ отречено бысть. На Моисиа бо яко вину въскладають, зане Арона и сынъ его на священничьство възведе. И аще бы Богъ не знамениемъ священьничьство их укрепилъ, изгнани быша были святительства.

И смотри же и святыхъ апостолъ правило 29-е что глаголеть: «Аще который епископъ мьзды ради сана святительскаго приобрящеть, или прозвитеръ, или диаконъ, да отлучится и самъ, и поставивый его, и да отсеченъ будеть от святаго причастия оттинудъ, яко Симонъ вълхъвъ мною, Петромъ».[785]

Тожде глаголеть и 30-е правило техъ же святыхъ апостолъ. Глаголеть сице: «Аще который епископъ мирьскых князий помощию святительство приобрящеть, да изверженъ и отлученъ будеть, и способници ему вси».

Назнаменати лепо есть: когда двоицею казненъ бываеть вкупе священникъ, или паче — по святемь Генадии патриархи Новаго Рима[786] — трижда вкупе?

Слышите и толкование тому же — въ 25-мь правиле речено бысть: «Не подобаеть двократы мъщати о единомъ». Сде же и въ обою правилу сею сугубо наводить казни злобы ради преумножения и прегрешениихъ тяжести.

Ничтоже есть убо злейшее сего, еже божественое дарование куплением себе приобретаеть, мьздою или силою княжьскою. Такоже и продаяй то яко раба вменяеть Святаго Духа даръ. Якоже въ сборномъ послании Тарасьеви, святейшаго патриарха Костянтинаграда,[787] к папе старейшаго Рима Андреянови[788] тако писано есть: «Отраднее будеть Макидонию и прочимъ духоборцемъ, неже симъ; они бо тварь и раба Божия и Отца Святаго Духа блядословяху, а сии раба себе створять Его; еже бо аще кто продаеть, и купляй его владыка хощеть быти купимому, ценою бо сребреною притяжаваеть то».

Тако бо суть непрощена прегрешения такова! И того ради купующеи и продающеи мьздою или силою княжьскою святительство — и обои извержени и от церкви оттинудъ отлучени и изгнни бывают. Святаго же патриарха Генадия послание и проклятиемъ таковыа осужаеть, сице бо глаголеть: «Да будеть отреченъ таковый и всякого священьскаго достояния же и службы лишенъ и проклятию и анафеме преданъ будеть. И приемляй куплению благодать Святаго Духа, и продаваяй — аще клирикъ, аще простець — да будеть проклят».

Се слышите правила и заповеди святых апостолъ и святых отець. Кто же христианни и святымъ именемъ Христовымъ именуяся, смееть дрьзнути инако глаголати? Зане пишеть въ Святемъ писании, яко: «Вся, яже чресъ церковнаго предания и учительства и въображениа святых и приснопамятных отець обнавляема и творима или по семъ сдеятися хотяща, анафема да будеть». И по другихъ глаголех, яко: «Иже в небрежение полагающимъ священная и Божественная правила блаженых отець нашихъ, иже святую церковь утвержають и, все христианьское жительство украшающе, къ божественому наставляють благоговеньству, анафема да будеть».

Симъ сице имущимъ, как у васъ стоить на митрополице месте чернець в манатии святительской и въ клобуце, и перемонатка[789] святительская на немъ, и посох в руках[790]? И где се бещиние и злое дело слышалося? Ни в которых книгах.

Аще братъ мой преставилъся,[791] азъ есмь святитель на его место. Моя есть митрополия. Не умети было ему наследника оставляти при своей смерти. Коли слышалося преже поставления възлагати на кого святительскыя одежи, ихже нелзе иному никомуже носити, но токмо святителемъ единемъ! Како же ли смееть стояти на месте святительскомъ? Не блюдеть ли ся казни Божиа? А еще страшно и трепетно и всякиа грозы исполнено, еже створить: садится въ святомъ олтари на наместном месте! Веруйте, братия, яко лучше бы ему не родитися. И аще долготерпить Богъ и не низъпосылаеть казнь, к вечной муце готовить таковыхъ.

А что клеплють митрополита, брата нашего, что он благословилъ есть его на та вся дела, тъ есть лжа. Понеже пишеть 34-е правило святыхъ апостолъ и Антиохийскаго сбора правило 9-е, съгласующе сему, глаголет бо: «Кроме болшаго своего да не творять епископи ничтоже, разве своего предела кождо, ни же болший, не сущимъ инымъ, — за единьство». Или утаилося есть намъ, како учинилося есть на смерти митрополичи? Виде грамоту, — записалъ митрополитъ, умирая. А та грамота будеть с нами на Великомъ сборе.

А се буди вамъ сведомо. Полтретия лета мне в святительстве; а как выехал есмь на Киевъ — две лете и 14 дний до сего дни,[792] иже есть иуня месяца 23 день. Не вышло из моих устъ слово на князя на великого на Димитрия ни до ставления, ни по поставлении, ни на его княгыню, ни на его бояре. Ни доканчивалъ есмь с кимъ иному добра хотети боле его — ни деломъ, ни словомъ, ни помысломъ. Несть моеа вины пред нимъ. Паче же молилъ есмь Бога о немъ, о княгини, и о детехъ его, и любилъ есмь от всего сердца, и добра хотел есмь ему и всей отчине его. И аще кого услышалъ есмь где пригадывающа на его лихо, неневиделъ есмь его. А коли где пригажаломися сборова, ему болшее место велелъ есмь «многа лета» пети, а да потомъ инымъ.

Аще кого в полону отведена где изнашелъ есмь изъ его отчины, колка сила моя была, выимая от погани, отпускалъ есмь. Кашинцевъ нашолъ есмь в Литви, два года в погребе седящих, и княгини деля великой вынялъ есмь их како мога, клячи под них подавъ есмь и отпустилъ ихъ есмь зятю ея, князю Кашиньскому.[793]

Которую вину нашелъ есть на мне князь великий? Чимъ язъ ему виноватъ или отчине его? Язъ к нему ехал есмь благословити его, и княгиню его, и дети его, и бояръ его, и всю отчину его, и жити ми с нимъ въ своей митрополии, како и моя братия съ отцемъ его и з дедомъ, съ князьми великими. А еще с дары честными хотелъ есмь дарити. Кладет на мене вины, что былъ есмь в Литве первое.[794] И которое лихо учинилъ есмь, бывъ тамо? Не зазри же ми никтоже, — что иму говорити.

Аще былъ есмь в Литве, много христианъ горькаго пленениа освободилъ есмь. Мнозе от невидящихъ Бога познали нами истиннаго Бога и къ православной вере святымъ крещениемь пришли. Церкви святыа ставил есмь. Христианьство утвердилъ есмь. Места церковная, запустошена давными леты, оправилъ есмь приложити к митрополии всея Руси. Новый Городок литовьскый давно отпал, и яз его оправилъ и десятину доспел к митрополии же и села. В Велыньской же земли такоже: колько лет стояла Володимерьская епископиа безъ владыки, запустошала; и язъ владыку поставилъ и места исправилъ. Такоже отприснаа села софийская отпала къ князем и к бояромъ, и язъ тых доискываюся. И оправдаю, чтобы по моей смерти было кого Богъ оправдаеть.

Буде вамъ сведомо, что брату нашему Одеюрееви мивропродиву[795] не волно было сласти ни в Велыньскую землю, ни в Литовьскую[796] владыку которого, или звати, или дозрети которое дело церковное, или поучитити, или посварити на кого, или казнити виноватаго — или владыку, или архимандрита, или игумена — или князя поучити, или боярина. Святительскымъ недозираниемъ которыйждо владыко, не блюдася, по своей воли ходилъ какъ хотелъ. А попове и черньци и вси христиане — какъ животина бес пастуха.

Ныне же, Божиею помощью, нашим потружаниемъ, оправилося церковное дело. И годилося князю великому нас с радостию прияти, занеже в томъ болша ему честь. Язъ потружаюся отпадшая место приложити к митрополии и хочю укрепити, чтобы до века такъ стояло на честь и на величьство митрополии. Князь же великий гадает двоити митрополию. Которое величьство прибудеть ему от гадкы? Хто же ли се пригадываеть ему?

Которая есть моя вина перед княземъ перед великимъ? Надеяся на Бога: не найдеть въ мне вины ниединыя. И аще ли бы вина моя дошла которая, ни годится князем казнити святителевъ: есть у мене патриархъ, болший надъ нами, есть Великий сборъ; и онъ бы тамо послалъ вины моя; и они бы съ исправою мене не казнили. А се ныне без вины мене обещестилъ, пограбилъ, заперевъ, держалъ голодна и нага, а черньци мои на другомъ месте. Слугъ моихъ опрочь мене заточил у ночи. А слугъ моих нагихъ отслати велелъ с бещестными словесы. И хто можеть изрещи хулы, ихже на мя изрекли! Се ли въздасть мне князь великий за любовь мою и доброхотение?

Слышите же, что глаголеть сборъ святый, иже Перво-вторый именуемый, събравшися въ храме Божии Слова Премудрости, рекше въ Святей Софии. Глаголеть бо того сбора святаго правило 3-ее сице: «Аще кто от мирьскых, огосподився и преобидивъ убо божественых и царскыхъ повелений, преобидивъ же и страшных церковных обычаевъ и законоположений, дерзнеть святителя кого бити, или запрети — или виною, или замысливъ вину. — таковый да будеть проклятъ».

Сицево азъ ныне пострадалъ есмь. Сде святый сборъ проклинаеть, аще и вину каковую притворять святителю. Мне же которую вину изнайдоша, запревше мене въ единою клети за сторожьми? И ни же до церкви имелъ есмь выхода. Потомъ же, смеръкшуся другому дневи, пришедше, изведоша мене, не ведящу мне, камо ведуть мене: на убиение ли, или на потопление? А еще бещестнейше: мене ведуще, и сторожеве, и проклятый Никифоръ воевода — одежами моих слугъ оболчени и на их конихъ и седлех ехающе.

Слыши небо и земля и вси християне, что створиша над мною христиане!

Что же ли створиша патриаршимъ посломъ, хуляще на патриарха, и на царя, и на сборъ Великий! Патриарха литвиномъ назвали, царя такоже, и всечестный сборъ вселеньский. И язъ, колика сила, хотелъ есмь, чтобы злоба утишилася. Тъ Богъ ведаеть, что любилъ есмь от чистаго сердца князя великаго Дмитрия и добра ми было хотети ему и до своего живота.

А понеже таковое бещестие възложили на мене и на мое святительство, — от благодати, даныя ми от Пресвятыя и Живоначалныя Троица, по правиломъ святыхъ отець и божественых апостолъ, елици причастни суть моему иманию, и запиранию, и бещестию, и хулению, елици на тотъ светъ свещали, дв оудушь отдумени[797] и неблагословении от мене, Киприана, митрополита всея Руси, и прокляти, по правиломъ святыхъ отець!

И хто покусится сию грамоту сжещи или затаити, и тотъ таковъ.

Вы же, честнии старци и игумени, отпишите ми на-борзе, да угонит мене ваша грамота на-борзе, что мудрьствуете, понеже сде се есмь не благословилъ.

А ко Царюгоруду еду оборонитися Богомъ и святымъ патриархомъ и Великимъ сборомъ. И тии на куны надеются и на фрязы,[798] азъ же на Бога и на свою правду.

Писано же си грамота мною месяца иуня въ 23 день в лето 6886, индикта перваго.

Мне же ихъ бещестие болшу честь приложило по всей земли и въ Царигороде.

ПЕРЕВОД

Киприан, милостью Божией митрополит всея Руси, — честному старцу игумену Сергию, и игумену Феодору, и, если есть, другим единомышленникам вашим.

Не утаилось от вас и от всего рода христианского, как обошлись со мной, — как не обходились ни с одним святителем с тех пор, как Русская земля стала. Я, Божиим изволением и избранием великого и святого собора и поставлением вселенского патриарха, поставлен митрополитом на всю Русскую землю, о чем вся вселенная ведает. И ныне поехал было со всем чистосердечием и доброжелательством к князю великому. А он послов ваших разослал, чтобы меня не пропустить, и еще заставил заставы, отряды собрав и воевод перед ними поставив; и какое зло мне сделать, а сверх того и смерти предать нас без милости, — тех научил и приказал. Я же, о его бесчестии и душе больше тревожась, иным путем прошел, на свое чистосердечие надеясь и на свою любовь, какую питал к князю великому, и к его княгине, и к его детям. Он же приставил ко мне мучителя, проклятого Никифора. И осталось ли такое зло, какого тот не причинил мне! Хулы и надругательства, насмешки, грабеж, голод! Меня ночью заточил нагого и голодного. И после той ночи холодной и ныне страдаю. Слуг же моих — сверх многого и злого, что им причинили, отпуская их на клячах разбитых без седел, в одежде из лыка, — из города вывели ограбленных и до сорочки, и до штанов, и до подштанников; и сапог, и шапок не оставили на них!

Неужели не оказалось никого в Москве, кто бы добра пожелал душе князя великого и всей отчине его? «Все ли уклонились вместе и сделались непотребны?»

Князю великому может показаться, что клячи отданы, а того не ведает, что из сорока шести коней ни один не остался цел — всех заморили, похромили и попортили, гоняя на них куда хотели; и ныне они пропадают.

И если миряне боятся князя, потому что у них жены и дети, накопления и богатства, и того не хотят потерять, как и сам Спас говорит: «Легче верблюду сквозь игольное ушко пройти, нежели богатому в царство небесное войти», — вы же, от мира отрекшиеся, и от того, что в мире, и живущие только для Бога, как, таковое зло видев, промолчали? Если вы хотите добра душе князя великого и всей отчине его, почему промолчали? Растерзали бы одежды свои, говорили бы пред царями, не стыдясь! Если бы вас послушали, хорошо. Если бы вас убили, то вы святые. Не знаете ли, что грех людской на князей, а княжеский грех на людей переходит? Не разумеете ли Писания, говорящего, что если проклятье родителей по плоти распространяется на детей детей, насколько больше — проклятье духовных отцов? То ведь самые основания потрясает и пагубе предает. Как же вы молча проходите, видя место святое поругаемо, по Писанию, говорящему: «Мерзость запустения, стоящая на месте святом»?

Так ли почтили князь и бояре митрополию и гробы святых митрополитов? Неужели нет никого, читающего Божественные правила? Не знаете разве, что там написано?

Святых апостолов правило семьдесят шестое так говорит: «Не подобает, чтобы святитель брату, или сыну, или иному родственнику, или другу дарил святительское достояние и поставлял в святители кого хочет. Ибо делать наследниками своего епископства и Божее дарить, руководствуясь человеческими пристрастиями, неправедно. Не подобает ведь Божию церковь подводить под права наследования. Если же кто сделает так, да будет таковое поставление недействительно. Сам же сотворивший да будет отлучен».

Послушайте также, что говорит толкование этого правила. Святительское достояние подобает считать благодатью, даром Святого Духа. Возможно ли, чтобы кто-нибудь духовную благодать передал как наследство кому-нибудь в подарок? Поэтому непростительно, чтобы епископы поставляли и сажали на свое место в своих церквах, кого они хотят. Если даже имущество, накопленное во время своего епископства, они не имеют права оставлять кому хотят, только полученное ими в наследство от родственников, как говорит тридцать второе правило Карфагенского собора, — то как же могут они самую епископию передавать другим, как наследникам своей пастырской власти, и вклады в нищих, имущество жертвующих, посвященные Богу, дарить по пристрастию человеческому, дружбе или по родственной любви, кому сами хотят? Если что-либо из такого будет сделано, сделанное — повелевают правила — должно быть расстроено, сам же сделавший да будет отлучен. Ибо епископам повелено поставляться на соборах.

И двадцать третье правило Антиохийского собора так говорит: «Не подобает епископу, даже и в конце своей жизни, оставлять другого человека наследником своего места». То же и израильтянам запрещено было. На Моисея ведь как на виновного указывают за то, что он Аарона и сыновей его возвел на священство. И если бы Бог не укрепил их священничество знамением, были бы они изгнаны со святительства.

Посмотри также и двадцать девятое правило святых апостолов, что говорит: «Если какой-либо епископ приобретает святительство за мзду, или пресвитер, или дьякон, — да отлучен будет и он сам, и поставивший его, и да отвержен будет от святого причастия совершенно, как Симон-волхв мною, Петром».

То же говорит и тридцатое правило тех же святых апостолов. Говорит оно так: «Если какой-нибудь епископ приобретает святительство при помощи мирских князей, да будет извержен и отлучен, а также — и все его пособники».

Следует заметить: когда сразу дважды бывает наказан священник, или даже — как святой Геннадий, патриарх Нового Рима, — трижды сразу?

Слушайте и толкование этому — в двадцать пятом правиле сказано: «Не подобает двукратно мстить за одну вину». Здесь и в обоих этих правилах устанавливаются тяжелые наказания по причине преумножения зол и тяжести прегрешений.

Нет большего зла, чем приобретать себе божественный дар, покупая, через мзду или княжеской силой. Также и продающий его обращается с даром Святого Духа как с рабом. Как написано в соборном послании Тарасия, святейшего патриарха Константинополя, к папе старейшего Рима Адриану: «Легче будет Македонию и прочим духоборцам, нежели этим людям, ибо те ложно называли Святого Духа творением и рабом Бога-Отца, а эти делают его своим рабом; ведь если кто-нибудь что-либо продает, то покупающий это намерен быть владельцем того, что покупает, ибо приобретает то за уплачиваемую серебром цену».

Вот как непростительны такие прегрешения! И потому покупающие и продающие святительство за мзду или приобретающие его силой княжеской — и те и другие бывают извержены, совершенно отлучены и изгнаны из церкви. Послание же патриарха Геннадия и проклятию таковых осуждает, ибо так говорит: «Да будет отвергнут таковой, лишен всякого священнического достоинства и права службы и предан проклятию и анафеме. И принимающий благодать Святого Духа путем покупки, и продающий — клирик ли, простой ли человек — да будет проклят».

Вот, вы слышите правила и заповеди святых апостолов и святых отцов. Кто же из христиан, именующихся святым именем Христовым, посмеет и дерзнет говорить иначе? Ведь написано в Святом писании: «Всему, что вводится вновь и творится или впоследствии будет сделано в нарушение церковного предания и учинения и установления святых и приснопамятных отцов, анафема да будет». И в другом месте: «Тем, кто в небрежении оставляет священные и Божественные правила блаженных отцов наших, что святую церковь утверждают и, все христианское жительство украшая, к божественному наставляют благоговению, анафема да будет».

Коль скоро это так, как у вас стоит на митрополичьем месте чернец в мантии святительской и в клобуке, и параман святительский на нем, и посох в руках? Где о таком бесчинстве и злом деле слышано? Ни в каких книгах.

Если брат мой преставился, я — святитель на его место. Мне принадлежит митрополия. Не мог он наследника оставлять при своей смерти. Слыханное ли дело — прежде поставления возлагать на кого-либо святительские одежды, которые нельзя никому другому носить, но только одним святителям? Как он смеет стоять на месте святительском? Не боится ли казни Божией? А еще страшно, ужасно и всяческой грозой чревато то, что он вытворяет: садится в святом алтаре на престол наместника! Верьте, братья, что лучше бы ему не родиться. И если долго терпит Бог и не посылает казнь, — значит, к вечной муке готовит таковых.

А что клевещут на митрополита, брата нашего, — что он благословил его на все те дела, то это ложь. Ведь тридцать четвертое правило святых апостолов — а в согласии с ним и девятое правило Антиохийского собора — говорит: «В отсутствие большего над ними да не творят епископы ничего за пределами своих, определенных каждому, прав, и так же больший при отсутствии других, но — все вместе». Разве утаилось от нас, что произошло при смерти митрополита? Видел я грамоту, которую написал митрополит, умирая. И та грамота будет с нами на Великом соборе.

И это пусть будет вам известно. Два с половиной года я в святительстве; а с тех пор, как выехал в Киев, — два года и четырнадцать дней до сего дня, каковой есть июня месяца 23 день. Не вышло из уст моих ни слова против князя великого Димитрия — ни до поставления, ни по поставлении, — ни против его княгини, ни против его бояр. Не заключал я ни с кем договора, чтобы другому добра хотеть больше, чем ему, — ни делом, ни словом, ни помыслом. Нет моей вины перед ним. Наоборот, я молил Бога о нем, и о княгине, и о детях его, и любил от всего сердца, и добра хотел ему и всей отчине его. А если слышал, что кто-нибудь замышляет на него зло, ненавидел того. И когда мне приходилось служить соборно, ему первому велел «многая лета» петь, а уж потом другим.

Если кого из его отчины в плен отведенного где-нибудь я находил, насколько у меня было силы, освобождая от язычников, отпускал. Кашинцев нашел, в Литве два года в погребе сидящих, и княгини ради великой освободил их как мог, лошадей им дал и отпустил их к зятю ее, князю Кашинскому.

Какую вину нашел на мне князь великий? В чем я перед ним виноват или перед отчиной его? Я к нему ехал, чтобы благословить его, и княгиню его, и детей его, и бояр его, и всю отчину его, и жить с ним в своей митрополии, как и мои братья митрополиты с отцом его и с дедом, с князьями великими. А еще дарами честными хотел его одарить. Обвиняет меня в том, что я был сначала в Литве. И что плохое сделал я, быв там? Не попрекни же меня никто за то, что я буду говорить.

Хоть и был я в Литве, — много христиан от горького плена освободил. Многие из неведавших Бога познали благодаря нам истинного Бога и к православной вере через святое крещение пришли. Церкви святые я ставил. Христианство утвердил. Места церковные, запустелые с давних лет, выправил, чтобы приложить к митрополии всея Руси. Новый Городок литовский давно отпал, а я его выправил и десятину вернул митрополии и села. В Волынской земле так же: сколько лет стояла Владимирская епископия без владыки, пришла в запустение; а я владыку поставил и места выправил. Так же и принадлежащие Софии села отпали к князьям и боярам, а я их доискиваюсь. И добиваюсь правды, чтобы по смерти моей было тому, кого Бог изберет.

Да будет вам известно, что брат наш Алексей-митрополит не волен был послать ни в Волынскую землю, ни в Литовскую какого-либо владыку, или вызвать, или рассмотреть там какое-нибудь церковное дело, или поучить, или поругать кого-нибудь, или наказать виновного — или владыку, или архимандрита, или игумена, — или князя поучить, или боярина. По причине святительского недогляда всякий владыка, не боясь, по своей воле ходил, как хотел. А попы, и чернецы, и все христиане — как животина без пастуха.

Ныне же, Божией помощью, нашим старанием, выправилось церковное дело. И подобало князю великому нас с радостью принять, поскольку в том — большая для него честь. Я стараюсь отпавшие места приложить к митрополии и хочу закрепить, чтобы до века так стояло к чести и величеству митрополии. Князь же великий намерен делить митрополию надвое. Какое величество прибудет ему от такого намерения? И кто советует это ему?

В чем моя вина перед князем великим? Надеюсь на Бога: не найдет во мне вины ни единой. А если бы и обнаружил он какую-нибудь мою вину, — не годится князьям наказывать святителей. Есть у меня патриарх, больший над нами, есть Великий собор; пусть бы он туда послал весть о моих винах; и они, исследовав дело, меня не стали бы наказывать. А то теперь без вины меня обесчестил, ограбил, заперев, держал голодного и нагого, а чернецов моих — в другом месте. Отдельно от моих слуг заточил меня ночью. А слуг моих нагих отослать велел с бесчестными словами. И кто может выговорить хулы, что на меня изрекли! Так ли воздал мне князь великий за мою любовь и доброжелательство?

Послушайте же, что говорит святой собор, именуемый Перво-второй, собиравшийся в храме Премудрости Божьего Слова, то есть в Святой Софии. Третье правило того святого собора говорит так: «Если кто-нибудь из мирян, возомнив, что имеет на то власть, и пренебрегая божественными и царскими повелениями, пренебрегая также и долженствующими внушить страх церковными обычаями и законоположениями, дерзнет святителя какого-либо бить или запирать — или по вине, или умыслив вину, — таковой да будет проклят».

Так ныне пострадал я. Тут святой собор проклинает, даже если и какую-нибудь вину приложат к святителю; мне же какую вину выискали, заперев меня в одной комнате под стражей? И даже в церковь не имел я возможности выйти. А потом, вечером другого дня, пришли, вывели меня, и я не знал, куда меня ведут — убивать или потопить? А вот еще большее бесчестие: меня ведя, и стража, и проклятый воевода Никифор были облачены в одежду моих слуг и ехали на их конях и седлах.

Слушайте, небо и земля, и все христиане, что сотворили надо мной христиане.

А как обошлись с патриаршими послами, хуля патриарха, и царя, и собор Великий! Патриарха литвином называли, и царя так же, и всечестной вселенский собор. А я, сколько было сил, хотел, чтобы злоба утихла. То Бог знает, что любил я от чистого сердца князя великого Дмитрия, и желал бы я ему только добра и до конца своей жизни.

Но раз меня и мое святительство подвергли такому бесчестию, — силою благодати, данной мне от Пресвятой и Живоначальной Троицы, по правилам святых отцов и божественных апостолов, те, кто причастен моему задержанию, заточению, бесчестию и поруганию, и те, кто на то совет давали, да будут отлучены и неблагословены мною, Киприаном, митрополитом всея Руси, и прокляты, по правилам святых отцов!

И кто покусится эту грамоту сжечь или утаить, и тот таков.

Вы же, честные старцы и игумены, напишите мне как можно скорее, чтобы догнала меня ваша грамота поскорее, что вы думаете, потому что здесь, вот, я вас не благословил.

А я в Царьград еду обороняться Богом, святым патриархом и Великим собором. И те на деньги надеются и на фрягов, я же на Бога и на свою правду.

Писана же эта грамота мною месяца июня в 23 день в лето 6886 (1378), индикта первого.

Мне же их бесчестье большую честь придало по всей земле и в Царьграде.

КОММЕНТАРИЙ

Публикуемое здесь послание митрополита Киприана игуменам Сергию и Феодору от июня 1378 г. является вторым его κ ним посланием. Первое, краткое, он написал на двадцать дней раньше, 3 июня, находясь на пути в Москву и извещая об этом своих корреспондентов. Их встреча не состоялась. Великий князь Дмитрий Иванович перехватил митрополита и выдворил его из Москвы. Послание от 23 июня написано сразу после этнх событий. Из него мы и знаем, чем обернулась для Киприана его попытка утвердиться в Москве вопреки воле князя.

Β 1375 г. Киприан был поставлен в митрополиты Киевские и всея Руси Константинопольским и вселенским патриархом Филофеем, стремившимся κ тому, чтобы сохранилось церковное единство Великой и Малой Руси, бывшее в то время под угрозой (Великой Русью владели татары, а Малая находилась во власти Литвы и Польши). Еще жив был митрополит Алексей, и Киприан должен был до его смерти пребывать в подвластном Литве Киеве, а затем переехать в Москву и тем самым объединить западную и восточную части митрополии всея Руси. Но великий князь московский и владимирский Дмитрий Иванович видел в Киприане сторонника своих врагов, литовских князей. После смерти митрополита Алексея (февраль 1378 г.) князь сделал наместником митрополичьего престола своего духовного отца и печатника попа Митяя, получившего в монашестве имя Михаила. Игумены Сергий и Феодор были сторонниками Киприана. И Киприан, направляясь летом 1378 г. из Киева в Москву, рассчитывал с их помощью овладеть занятым Митяем-Михаилом престолом. Неудача не сломила воли Киприана, ο чем свидетельствует публикуемое здесь послание. Киприан прибег κ перу как κ средству борьбы за свои права.

Это послание — уже не частное письмо, но публицистическое произведеиие, рассчитанное на прочтение — наряду с его непосредственными получателями — широким кругом заинтересованных читателей. Главная его цель — разоблачение незаконности действий Митяя и защита собственных прав. Для обоснования своей правоты Киприан привлекает и цитирует целый ряд церковно-канонических правил. Β его послании много также живых эмоциональных описаний того, что он сам только что претерпел; элементы автобиографии, описания перенесенных страданий встречаются также в Киприановской редакции Жития митрополита Петра, в этом Киприан выступает прямым предшественником протопопа Аввакума.

Киприан в этом послании отлучает от церкви и проклинает и великого князя Дмитрия Ивановича, и всех, кто причастен κ его «иманию, и запиранию, и бещестию, и хулению», а также и тех, «хто покусится сию грамоту сжещи или затаити». Так что это его послание было небезопасно во всех отношениях: если читаешь и распространяешь, подвергаешься опасности наказания со стороны властей предержащих, если утаиваешь или уничтожаешь, подпадаешь под митрополичье проклятие. Желание избежать и той и другой опасностей объясняет наличие сознательно затрудненных для прочтения и зашифрованных мест во всех четырех дошедших до нас списках послания, из которых два принадлежат XV в., а два — рубежу XV и XVI вв.

Послание печатается по рукописи: РНБ, Соловецкое собр., № 858, Кормчая, 1493 г., л. 527—536.