Битая грань

ГЛАВА 20 часть 2

— Привет…

— Привет, котена.

Замерли, глядя глаза в глаза. Он так и стоит на пороге гостиной. Жарко моментом, воздух легкие обжигает. Вот только что-то такое в самой атмосфере комнаты ощущается… Непонятно. Александр чувствует подкоркой, а понять, распознать — не выходит. Не тогда, когда эта офиг**ная помада ему глаза мозолит, разрывает мозг и сдержанность на части!

Дико захотелось ей тут же ту размазать, сцеловать, самому, по ходу, всему в эту помаду испачкавшись…

Бросил ключи на комод, скинул пальто и туфли, где зашел, вообще не парясь, и прямиком к Кате направился.

— Голодный? — улыбнулась малышка, когда он ее стиснул в таких жарких объятиях, что сам испугался немного, не больно ли?

Прижалась лицом к его щеке, так жадно втянув в себя воздух, что вышло шумно, заставив у Ольшевского волосы на затылке вздыбиться, мышцы свело жаждой.

Блин! Так нужна ему! До дрожи в животе просто. Да и Катерина прильнула к Александру настолько тесно, посмотрела так пронзительно, что сомнений в ее тяге и любви к нему даже возникнуть не могло. Как и в том, что сейчас одного и того же хотят и нуждаются.

— НЕ по еде, так точно, — ухмыльнулся Ольшевский, кажется, впервые за эти недели как-то мозгами расслабившись, отключив вечный анализатор в голове.

Просто они рядом, просто хорошо.

Просто до чертиков вдруг захотел ее! Всего, что знал, как взять, и что котене дать настолько, чтоб в голос, хрипло и громко стонала, забыв об окружающем, прошлом и боли; чтоб только улыбалась, удовлетворенно и разморено, когда уже голову с подушки поднять не может. На секунду завис, все-таки всматриваясь в глаза, что-то там цепляло, какие-то тени, словно затаившиеся за внешне понятным и явно ощутимым желанием. Прям царапало нечто изнутри.

Но потому решил — на фиг! Он точно знает, как котену отвлечь от чего бы то ни было. И все эти тени и горести из ее головы лесом послать!

— Как день прошел? Как дела?

Катя, тем временем, обхватив его шею руками, начала дразнить, ноготками легко царапая Саше затылок, ероша короткие волосы. Едва-едва укусила за подбородок, и поцеловала… Он просто физически ощутил, как эта помада на его коже отпечатывается! Другой рукой котена уже забралась под его пиджак. Прошлась пальцами по спине, и тут царапаясь.

Жар, до этого вспыхнувший в груди, расползался, растекался по членам следом за ее пальцами. В животе мигом тяжелый огненный шар, и пах ломит от свинцового давления, мошонка аж болит уже.

Блин! Хитрюга! По щелчку же пальцев его заводит. Тоже ведь уже знала и использовала все фишки и триггеры на теле Ольшевского!

— Теперь — зашибись просто! — ухмыльнулся.

Голос сел, но ему по фиг!

Сжал жадными руками ее бедра, чуть приподняв Катю, впился в ее усмехнувшийся рот так, как с порога и хотел. Чтоб сразу языком, перемешивая ее смех, вкус этой помады, собственную алчность. И стон, который в тот же миг из ее горла вырвался, такой же алчный, такой же полный нужды, которую он в себе чувствовал. Дикого и во многом примитивного желания подмять, покорить, спаять с собой, да! Но уже давно не чисто физического. А такого глубокого и невыносимого, когда один конкретный человек из целого мира нужен…

От хандры ни следа, казалось…

— Люблю тебя, Саша! — выдохнула Катя ему в рот, словно в его голову забравшись. И в ответ целовала так, что неясно, кто тут и по ком больше соскучился.

Потянула его пиджак с плеч, как-то резко, дергано, будто и сама вдруг контроль утратила, охваченная какой-то неистовой жаждой. Рванула вновь, ослабив узел галстука, развязала ленту.

Видит бог, Ольшевский ее понимал, как никто в этот момент, наверное!

— Охр**еть, малышка моя! — рыкнул ей в губы, четко осознав, что никуда не дойдет и ее не дотащит, когда пальцы Кати уже до его кожи добрались, расстегнув рубашку.

Обхватил плечи ладонями, что, казалось, горели от потребности ее кожу ощутить. Здесь. Сейчас… Сию минуту!

Потащил вниз бретели платья, прижав к себе Катерину. И глухо застонал сам, когда полноту ее груди своей кожей ощутил, тело к телу! Соски у Кати тут же сжались, став острыми, твердыми. Она как-то по-грудному застонала, выдохнула ему в рот, еще больше заводя Санька.

Мля! Как же давно ему это было нужно!

А сейчас еще большего моментально возжелал. По максимуму. Слишком соскучился! Потом еще раз медленно и по второму заходу все остальное… Может, после и до ужина доберутся.

— Блин! Котена, ты меня так заводишь, что я вечно, как юнец, себя не контролирую совсем, — рассмеялся, снова впился в ее губы, напирая, прижимая ее к себе, не особо понимая, где они, но пытаясь Катю во что-то упереть.

А она вывернулась неожиданно для него, выскользнула из захвата рук Александра, усмехнувшись какой-то непривычно дерзкой, незнакомой, искушающей улыбкой. Обжигающими ладонями скользнула вниз по его телу, заставляя сокращаться все мышцы. Блин! Вроде пресс царапает ногтями, а у него яйца свело от нужды немедленно подмять под себя свою женщину. Ухватил за плечи, но Катя покачала головой, как-то дразняще прикусила свой язык, по ходу избавляя Александра уже и от брюк, расстегнув пояс, и от белья. Вообще без стеснения или заминок обхватила его потяжелевший, мигом налившийся член своими тонкими пальцами и, до того, как Санек успел бы возмутиться, справедливо опасаясь банально не выдержать, опустилась перед ним на колени, захватив влажную головку этими алыми губами, оставляя на нем след помады, как Санек и хотел… **я!

О**енительное зрелище!

Полуобнаженная Катерина, в складках этого черного шелка и кружев на бедрах, ее обнаженная грудь с возбуждено напряженными сосками, трущаяся о его ноги. Вьющиеся локоны, дразнящие его кожу. И этот офигенный влажный язык, красные губы, скользящие, облизывающие и засасывающие и так уже перевозбужденный член Александра…

Полный капец выдержке! Все!

— А-а-а! — не удержал низкого стона. Реальный кайф, елки-палки. — Катя, любимая, мы так не договаривались! — титаническим усилием, смехом попытался снять немного накал, чтобы тупо ей в рот не кончить, обломав обоим весь кайф. Саша ухватил малышку за плечи, заставив себя отстраниться и ее поднять разом. — Обожаю, когда ты так делаешь, любовь моя, просто в ауте. Но потом, окей, котена?! У меня громадные планы на ближайшие пару часов внезапно нарисовались. Не хочу…

Умолк почему-то, столкнувшись с ее растерянным и каким-то ошеломленным взглядом.

— Что?.. — не понял он.

Даже само настроение в комнате вдруг изменилось как-то, словно кто-то выключателем щелкнул. И дерзость ее куда-то как спорхнула, обнажив действительно удивленную девушку, будто потерявшую какие-то ориентиры и точки опоры.

А Ольшевский… Черт, он был достаточно настроен на Катерину, чтобы это уловить чисто интуитивно. Понял, что связано как-то и с тем, что в начале в любимой почувствовал, только спермотоксикоз, бухнувший в голову, обдумать не дал. Нахмурился, пытаясь сквозь чувственный дурман вполне понятной похоти и потребности понять, что же случилось?

— Что такое, котена? Что стряслось? — чуть убавил напор, испугавшись вдруг, что слишком сжал-таки ее тело. Больно? Уж очень Катя тонкой стала после всего, косточки чувствовались. Да и словно нежнее, острее, чувствительней…

А она так и смотрит на него, даже губы приоткрыла, помада размазана по щекам уже, платье на поясе болтается, волосы растрепаны. Пошло? Может и, есть, но как по нему — оф***тельно сексуально! Да и сам Санек практически голый, пах аж ломит, до того уже к делу перейти хочется, член пульсирует от эрекции. Но блин! Не так что-то! И точно чувствует, грызет же в груди. Разобраться нужно.

— Ты никогда не говорил еще, что любишь меня… — вдруг выдохнула Катя, рассматривая его с таким видом, словно у нее в мозгу вся картина мира перевернулась, а у него третий глаз вдруг вылез.

Вогнала его в ступор на пару мгновений, если по честняку.

В смысле? Не говорил? Точно?.. Он не помнил, мля!

Но если и так… Она что, реально этого не понимала, если сейчас в таком шоке? А как котена тогда себе его отношение и мысли представляла?

И Санек уже даже открыл рот, чтобы как-то по-тупому совсем об этом ее спросить, когда вдруг вообще все в ином свете увидел. Бл-и-и-н! Это капец, какой просчет, понимал очень хорошо. И по-новому на ее депрессию в последние дни посмотрел, переоценивая. Тяжело выгрести, если не понимаешь и не уверен… Накрыло дико, как прозрел. Особенно из-за этого ее шока и явной потерянности.

Офигеть, какой момент, конечно, учитывая состояние обоих, и все же… Ольшевский обвел взглядом всю комнату: эти бокалы с вином, до которых так и не дошли еще, накрытый стол, свечи, сама Катя в этом обалденном виде… И его как по затылку шибануло догадкой другой, словно в мысли Кати заглянул.

Ну ведь не дурак. Да и Катю очень хорошо знает. Хотя, именно учитывая это, сейчас тоже понял, что лоханулся конкретно и протупил, упустив момент, который не мог не быть для нее важным.

Но сейчас, ок, не то важно. Напряженно замер, но тут же притянул ее к себе впритык. Прижал так, что обездвижил по факту. И вопрос сейчас уже и не о сексе, хоть между ними и дальше искрит, дышат оба тяжело, никуда желание не делось и в этом моменте.

— И что ты придумала уже, а, котена? Не поделишься? — скользнул рукой вверх по ее голой спине, заставив Катю вздрогнуть, намотал длинные волосы на свой кулак, чтоб не отворачивалась.

Натянул, заставив чуть запрокинуть голову.

— Только не говори, что решила удочки смотать и слинять…

Она вздрогнула всем телом, моргнула, прикрыв глаза и глянув на него сквозь ресницы.

— Ну ты… блин! Катя! — он даже рявкнул это, кажется. Но заело, черт!

Она снова вздрогнула в его руках. И Санек, послав все на х**… символично, ага, учитывая, что его стояк никуда не делся, и они тут терлись друг об друга голыми телами, притиснул Катерину, буквально вдавливая в себя. Обхватил ее лицо двумя руками, чтобы прямо на него смотрела, не прячась.

— Котена… — почти с угрозой… хоть и каждому ясно, что и пальцем ее никогда не сможет тронуть. Разве что с лаской.

— Я думала, что только мешаю тебе теперь, усложняю все. Да и… зачем нужна такая? Дефектная, не способная… — Катя даже попыталась из себя смешок выдавить, типа с иронией.

Но он-то ее боль чувствовал своим нутром. На двоих же все! И осознал, что не в том состоянии его котена была, чтобы в мозгах и мыслях Санька разбираться.

— Освободить хотела… — как-то неуверенно и с реальной виной в голосе, прошептала Катя, так и стреляя своими глазищами сквозь ресницы.

— Котена?! Какого хр**а, а?! — простонал Санек, понимая, что ему и смешно, и обидно в одно и то же время. Но так, не серьезно, просто… ну блин! — А как ты себе вообще представляла, что я к тебе отношусь, сердце мое?! Тупо, как к телу, что ли?! Грудь и зад?! Малышка моя! Ну неужели не видно, что я не то что тебя, я пол люблю, по которому ты босая вечно бегаешь! Каждую твою улыбку и гримасу… Да для меня уже дом — это ты, блин! Уйдешь из квартиры, окей, не вопрос, найдем другое место. Но от меня — ни фига, котена! Не выйдет. Я ж тебя найду и достану где угодно, любимая! — прижался в жарком и каком-то скряжистом поцелуе к ее приоткрытым губам, измазанным полустертой алой помадой. — Протупил, признаю. Лоханулся… Но даже не представлял, что ты не видишь, не понимаешь, как меня накрыло тобой! Реально ничего больше не нужно, малышка! Одна ты. И слышать не хочу больше, про «неспособную» и «дефектную», поняла?! — его вдруг цапануло какой-то злостью.

Не сердитой уже, не обиженной, а за нее переживающей. А еще… ок, может, он и не прав, и надо было бы сдать, пока говорили… Но они слишком давно откладывали секс, если честно. И вот в этот момент, даже этот весь цирк с ее умозаключениями не мог у него охоту отбить. Наоборот, показалось, что сейчас ее просто не сможет выпустить из рук. И горячей нуждой по нервам от того, как дышит тяжело и резко, как смотрит, от всего вида, ощущения обнаженной кожи… Хочет ее дико! И она его так же, знает, свою девочку чувствует прекрасно!

Не отпуская, чуть подтолкнул Катю вперед, двигаясь к тому самому роялю, до которого они, кстати, так еще с похабщиной и не добирались, сколько бы ни острили на этот счет.

— Вот чтоб больше таких мыслей вообще в голове и не появлялось, ясно, котена?! — резко развернул Катюшу, обхватив одной рукой за талию.

Задрал платье вверх. Ну блин, почти как в первый раз… Но стало пополам.

— Да-а-а! — Катя как-то задохнулась, словно воздух глотала с жадностью, а потом совсем низко, глубоко, по-грудному застонала, когда Саша на нее всем телом навалился, распластав по холодной крышке рояля.

У него на затылке мышцы свело, пробило до позвоночника этой ее дрожью возбуждения, что руками ощутил. Самого затрясло от потребности чисто по-мужски утвердиться в любимом теле! Накрыл собой, уже забравшись рукой ниже, раздвигая мягкие складки под бельем, дурея от того, что влажная, возбужденная, несмотря на весь этот греб***ый капец с их пониманием друг друга.

— Люблю тебя, Катерина, усекла? Вот даже можешь никогда не сомневаться, — хрипло выдохнул, понимая, что нет терпения. Не выдержит.

Ухватил ее бедро, приподнимая, и, помогая себе второй рукой, реально по-дикому ворвался в готовое и податливое для него тело. Замер, стараясь не напирать.

Перевели дыхание оба…

А пульс в голове грохочет, уши закладывает. Катя ладонями скользит по лаковой крышке, словно зацепить ногтями хочет, вцепиться, как в простынь привыкла… Но оно не выходит, не поддается дерево. Приподнимается на носочки, прогибая спину, чтобы своей охр**ительной попкой прижаться к нему крепче.

Наклонился еще ниже, накрыл ее пальцы своими, сжал даже с трепетом каким-то, не особо ему свойственным.

— Не отпущу! — поклялся. — Да надеюсь, что у тебя и мысли такой «светлой» больше никогда не появится — уходить, — добавил низким шепотом с иронией. — Меня от тебя освобождать не надо, Катя. Наоборот, больше хочу, чтоб вообще не отделима, без вариантов. Ты сама. Не важно, что там и как будет, родная, — не выдержал, начал резко двигаться, вбивая себя в ее плоть.

Просунул только руку между Катей и роялем, чтоб смягчить, чтоб не врезалось дерево в нежную кожу. А рояль каким-то гулким гудящим звуком отозвался на их безумие.

— Будут дети, не будут… Сделаем ЭКО или из приюта возьмем — мне без разницы, котена, главное, чтобы ты — рядом. С остальным справимся. Заруби это себе на носу… Или, блин, таки завтра затащу в салон и вот тут на руке набьем, — обхватил ее запястье, показывая выше старый шрам, чтоб наглядней. — Сразу, как кольца на свадьбу выбере-е-м… черт! — умолк, сам хватая воздух открытым ртом.

Сорвался, голос сипит, ритм бешенный; глухие, влажные звуки столкновения их тел в комнате эхом, от которого только жарче в груди, и красная пелена удовольствия перед глазами.

— Поняла?! — опять почти рявкнул, понимая, что вот-вот кончит.

— Да, любимый! — закричала Катя, вдруг задрожав, забившись под ним дрожью оргазма, укусила за ту самую руку, которой он ей это все смягчить пытался.

И его накрыло не по-детски от этого. Снесло башню, вот честно, но с таким кайфом, и даже смехом от облегчения, и телесного, и морального, что как вырубило на пару мгновений.