Благостный четверг

20. Благостный четверг (2)

Отправляясь на покой далеко за полночь, Фауна опускала у себя в спальне глухие шторы — и спокойно спала до полудня. Но в утро Благостного четверга шаловливое солнце сыграло с ней шутку. Проникло в комнату через крошечное — с острие иглы — отверстие в шторе и давай показывать на стенке все, что делается в Консервном Ряду, как в цветном кино, только перевернутом. Вот прошагала вразвалку — вверх тормашками! — Могучая Ида в цветастом ситцевом платье и черной беретке… Вот проехал, вертя колесами в воздухе, грузовик Тихоокеанской газоэлектрической компании… Проплелся к лавке Джозефа-Марии Мак вверх ногами… А еще спустя прошел по обоям перевернутый Док — вид измученный, в руке откупоренная бутылка пива, и, что самое занятное, пиво не выливается!.. Вначале Фауна старалась снова уснуть, потом раздумала: вдруг пропущу что-нибудь важное? Призрак перевернутого Дока окончательно отбил у нее сон.

Не зря говорится: утро вечера мудренее. Вчера Фауна ломала голову над своей задачкой, а сегодня — проснулась с готовым ответом… Фауна подняла шторы и порадовалась, какой прекрасный выдался день. Кровля Вонючего завода, облепленная чайками, переливалась, как жемчужная.

Фауна облачилась в темно-серый вязаный костюм, зачесала назад свои густые непослушные волосы, надела аккуратную шляпку с черными блестками и перчатки. Зашла на кухню, погрузила в сумку шесть бутылок пива, потом, поразмыслив, прихватила одну из сушеных обезьяньих голов, в подарок… Вскоре она уже стояла на крыльце Западной биологической, переводя дух; глядя на нее, вы бы сказали, что она представляет интересы ну хотя бы Красного Креста, а уж никак не «Медвежьего стяга».

Док жарил колбаски, посыпая их тертым шоколадом: получалось нечто пикантное, восточное.

— Что-то ты раненько, — приветствовал он Фауну.

— Да вот подумала: вчерашнего пива надолго не хватит, принесла еще.

— Очень кстати, — сказал Док. — Хочешь колбасок?

— Спасибо, не откажусь, — отвечала Фауна, ибо знала: кто дает тебе, тот тебе должен.

— Смотри, обезьянья голова. У меня их много, привезла из Южной Америки.

— Ну-ка, ну-ка, интересно…

— Знаешь, чудаки говорят, будто это человечьи головы.

— Выдумывают, — рассмеялся Док. — Разве у человека такая форма глаз и ушей? Тем более носа…

— Не все же к людям, как ты, приглядываются… — сказала Фауна. — Я, пожалуй, выпью с тобой пива… Сроду ничего похожего не ела, — подивилась она вкусу шоколадных колбасок. — А ты кузнечиков когда-нибудь пробовал?

— Да, в Мексике, они вроде как перченые…

Фауна не любила ходить вокруг да около.

— Слушай, тебе, наверно, надоело, что все к тебе с просьбами пристают…

— Хуже было б, если б меня все забросили, — с усмешкой сказал Док. — Так что тебе нужно? Кстати, спасибо за давешний торт с пивом…

— Как тебе показалась Сюзи?

— Не как все. Даже не верится, что она работает в «Медвежьем стяге».

— Вот-вот, — подхватила Фауна, — проку от нее никакого; да, понимаешь, полюбилась она мне. Беда ее в том, что она в душе леди, ничем этого из нее не вытравишь.

Док хрустнул жесткой румяной корочкой, задумчиво отхлебнул пива.

— Оказывается, это тоже может быть недостатком…

— Девушка хорошая, — продолжала Фауна. — Мне нравится. Но для дела большая обуза.

— Ну, так выгнала бы ее.

— Не могу! — сказала Фауна. — Ей в жизни и так досталось. И потом, не тот у меня характер, чтоб людей выставлять на улицу. Вот если б она сама нашла для себя что-нибудь другое. У нас ведь она все равно карьеры не сделает…

— Она мне столько всего наговорила…

— Девушка с характером! А в нашей работе характер — помеха.

— Разом открыла мне несколько горьких истин. Глаз у нее острый, ничего не скажешь…

— И язычок хорош, не промолчит… Знаешь, Док, у меня к тебе большая просьба.

— Да, пожалуйста.

— Ни к кому другому я обратиться не могу: не поймут…

— Да говори, в чем дело.

— Дело в том, что я по опыту знаю: если девушка в душе леди, то ни на что другое уже не годится… Теперь дальше. Ты к нам в «Медвежий стяг» не ходишь; у тебя и так женщин пруд пруди. Правда, мое личное мнение такое, что дешевле иметь дело с нами… Но я тебе не указ, живи как знаешь…

— Не понимаю, куда ты клонишь?

— Сейчас поймешь… Ты, когда пригласишь к себе девушку, только еще начинающую, ты ведь сперва ее обхаживаешь, говоришь ласковые слова, правильно?

— Правильно, — Док покаянно улыбнулся.

— А сам веришь в эти слова, что говоришь?

Док покусал нижнюю губу.

— Ну… допустим, верю… в ту минуту.

— А потом?

— Потом… — Док замялся.

— Ага! Значит, наговорить с три короба, закружить голову — у тебя язык не отвалится?..

— Ты могла бы с успехом заниматься психоанализом. — Док вздохнул. — Так чего ты от меня хочешь?

— Видишь, Док, Сюзи строит из себя недотрогу, мне от нее одни убытки. Не знаю, выйдет ли из нее настоящая леди, но мне хорошо бы от нее избавиться. Так вот, Док, не поухаживаешь ли ты за ней, как за своими красавицами?..

— Погоди, а кому какой от этого прок?

— Может, я ошибаюсь, но кажется мне, ты умеешь так вести себя с девушками, что любая недотрога будет довольна. Поухаживай за Сюзи, как за леди, — глядишь, и поведет себя под стать…

— Ничего не понимаю.

— Так ведь она тогда уйдет из «Медвежьего стяга». Не захочет больше знаться с девками.

— А что будет со мной?

— Ничего. Ты ведь на других своих не женишься.

— Не женюсь, но…

— Ну, пожалуйста, Док, поухаживай за ней! Тебя от этого не убудет. А она, глядишь, сбежит от нас, выучится на машинистку или на телефонистку… Ну как, согласен?

— По-моему, это нечестно.

Фауна переменила тактику:

— Вчера вечером мы с ней разговаривали, так она и говорит: забыла, мол, когда мужчина последний раз обращался со мной, как с порядочной… Это будет ей очень приятно.

— А может, еще больше расстроит?

— Главное, она потянется к новой жизни!

— А может, ее устраивает старая.

— Нет, что ты! Она ведь в душе леди!.. Слушай, Док, пригласи ее в ресторан, за стол я заплачу. Обниматься-целоваться никто тебя не просит. Просто посиди, поговори с ней ласково…

— Надо подумать…

— Я думаю, ты смог бы.

— Наверно, — нерешительно сказал Док.

— Она девочка славная, — снова принялась уговаривать Фауна, — если отнестись к ней по-людски… Пожалуйста, Док, не в службу, а в дружбу.

— А если она не пойдет?

— Пойдет. Я так подстрою, что не сможет отказаться.

Док глянул в окно, что-то теплое шевельнулось у него в душе. Он вдруг почувствовал себя так хорошо, как давно уже не чувствовал.

— Ладно, подумаю, — сказал он.

— А как надумаешь, я ставлю три бутылки шампанского, — пообещала Фауна.

После завтрака Джо Элегант прочитал Фауне очередную главу своего романа. Потом принялся объяснять мифологическую основу повествования и символический подтекст.

— Понимаете, — говорил он, — бабушка воплощает комплекс вины героя.

— Постой, она же, вроде, померла своей смертью и спокойно лежит в могиле.

— Верно.

— Что же это тогда за комплекс вины?

— Это комплекс в подсознании героя. Я пишу о подсознательной жизни.

— Чушь! — сказала Фауна. — Написал бы лучше о настоящей.

— Уж не собираетесь ли вы учить меня искусству слова?

— Собираюсь. Вот тебе, например, рассказ: парень, девушка, и у них любовь…

— Очень оригинально, — покривился Джо.

— Когда человек что-то говорит, он верит своим словам, даже если считает, что врет…

— Господи, о чем вы?

— Спорим, я скоро избавлюсь от одной особы и прилеплю новую звездочку? На что угодно спорим!

— Кстати, как мой торт? Понравился Доку?

— Еще бы!

На том закончилось второе событие Благостного четверга.