И вот снова настал Благостный четверг. Был самый разгар весны, солнце круто повернуло на лето, разомкнуло лепестки золотых маков. Все утро с полей, окружающих военную базу Форт-Норд, долетал пряный аромат голубых люпинов.
Гремучие змеи всех размеров выползли из убежищ и блаженно грелись на припеке. Обезумевший от весны кролик — достойный коллега Мартовского Зайца из «Алисы в стране чудес» — нахально проскакал по стрельбищу, прямо перед мишенями, на виду у двух рот. По нему радостно грянули из всех стволов — и что же? Хоть бы оцарапали: кролик, целый и невредимый, удрал за дюну. Отважная его выходка обошлась военной казне в 890 долларов, но зато сколько радости солдатам!
Мисс Грейвз проснулась в это утро, исполненная невероятным и радостным предчувствием. Она попробовала спеть хроматическую гамму и обнаружила, что к ней вернулся голос, — а значит, на землю вернулся лад! Так оно и было. Около полудня небо над заливом оранжево вскипело; несметные стаи бабочек-данаид полетели к Пасифик-Грову, к любимым своим соснам, и вот уже сосали сладкую тягучую живицу и падали, захмелев, на землю. В пожарном депо состоялось экстренное заседание организационного комитета праздника; из шкафов спешно извлекали короны добрых фей и коричневые подштанники коварных индейцев. Временно исполняющий обязанности мэра сочинил праздничное воззвание, которое незамедлительно опубликовала городская вечерняя газета.
В это утро был довольно сильный отлив, море словно разминалось всерьез перед главными весенними приливами; горячим солнцем ошпарило обнажившиеся прибрежные водоросли — и такой ядреный дух пошел от них, что тут же слетелись тучами голодные мухи.
У жителей Монтерея тоже было хорошее настроение. Судья Альбертсон отпустил на волю ясновидца — сам пострадавший, директор универсама, за него поручился.
Доктор Гораций Дормоди, удаляя пациенту аппендикс, то и дело принимался весело насвистывать себе в маску и даже рассказал анестезиологу политический анекдот; но о сломанной руке Дока ни словом не обмолвился. Мало ли какие курьезные истории приключаются с пациентами — все равно нужно хранить врачебную тайну. Впрочем, ничто не мешало доктору, вспоминая ночной вызов, усмехаться себе под нос…
Каким-то непостижимым образом все, однако, узнали о доковой руке. Фауне внесли весть на подносе вместе с печеньем «хворост»; Алисе, Мейбл и Бекки — вместе с апельсиновым соком. Патрон услыхал новость от Какахуэте, который затем помчался на пустынный морской берег и трижды буйно протрубил припев песни «Милая Джорджия Браун», шесть раз виртуозно поменяв тональность.
Могучая Ида была так поражена новостью, что чуть не опрокинула огромную бутыль с беспородным виски «Сосновый каньон», которое вот-вот должно было стать благородным, перелившись в бутылочки из-под «Старого ворона».
Мак и ребята узнали о происшедшем чуть свет и сразу развили тайную кипучую деятельность…
Сюзи в семь часов открыла «Золотой мак»; как обычно, с утра было не вздохнуть от любителей кофе. Только ближе к полудню Сюзи услыхала, что Док сломал руку. Отлучиться с работы она не могла: Элла делала в парикмахерской химическую завивку. И надо заметить, что многих посетителей Сюзи в этот день обслужила престранно. Когда с ней весело заговаривали, она пусто глядела поверх голов; мистера Мак-Мини назвала мистером Макси; а к почтенному мистеру Макси обратилась почему-то: «Эй, вы!» — и подала ему яичницу в недожаренно-слюнявом виде, отчего старика чуть не стошнило.
Мак первым явился в лабораторию, на место происшествия, — прибежал со сна босиком. С уважением пощупал свеженький гипс, выслушал неубедительное объяснение. Док по-прежнему считал, что ночью рука попала между койкой и стеной.
— Что же ты теперь будешь делать? — спросил Мак.
— Не знаю. Но мне нужно работать в Ла-Джолле, понимаешь, нужно!
Мак собрался было предложить свою с ребятами помощь, но тут какая-то смутная мысль шевельнулась у него в голове.
— Не горюй, может, еще как-нибудь уладится… — пробормотал Мак и пулей полетел в Ночлежку.
Там он первым делом осмотрел постель Элена: не тронута.
— Да, Элен сегодня дома не спал, — подтвердил Уайти I.
— Ну надо же, — проговорил Мак восхищенно. — А мы и не ведали, кто наш светлый гений!..
Мак вышел к кипарису, подлез под вислые нижние сучья и выволок Элена наружу, словно провинившегося щенка из-под кровати, и чуть ли не на себе доставил в Королевскую ночлежку.
Элен находился в состоянии полного душевного изнеможения.
— Я не мог по-другому, — бессильно проговорил он.
— Сюзи кто-нибудь видел? — спросил Мак.
— Я видел, как она утром шла на работу, — сказал Эдди.
— Так ступай сообщи ей новость. Только как будто невзначай, — приказал Мак. — Как же ты до этого допер, Элен?
— Ты на меня сердишься?
— Нет, боже упаси. Конечно, мы не знаем, как себя Сюзи поведет, но по крайней мере это шаг в верном направлении. — Мак повернулся к двум Уайти. — Обратите внимание, Элен ему не ногу сломал, а руку. Правильно рассудил: ходить Док сможет, а работать — нет. Ты вот что, — обратился Мак к Уайти II, — ступай под окошко к Доку и стереги. Ежели кто захочет подвезти его в Ла-Джоллу, поговори с этим человеком ласково — биту свою бейсбольную захвати. Кстати, где она?
— Я ее в море бросил, — сказал Элен.
— А, вот, значит, чем ты его! — воскликнул Мак. — Ладно, Уайти, возьми какой-нибудь кусок трубы…
Потом Элен рухнул на постель и долго лежал недвижно, а Мак сидел подле, то и дело мочил в воде тряпицу и прикладывал к его пылающему челу.
Вдруг Элен заговорил с мучительным усилием:
— Мак, я не могу! Не справлюсь я с этим делом. Пусть хоть звезды мне приказывают, хоть полиция — не могу! Неученый я!
— Постой, ты о чем? Ты уж и так сделал все, что мог!
— Да я не об этом, — простонал Элен. — Скажи Фауне, пусть подыщет другого президента.
— Ба! — Мак уставился на него в изумлении. — Я-то думал, ты давно забыл.
— Разве такое забудешь, — сдавленно сказал Элен. Я никого не хочу подводить, но, правда, я не гожусь. Ради бога, пособи, чтоб меня отчисляли из президентов! Ну очень прошу, ну пожалуйста!
Глаза Мака зажглись состраданием:
— Дурья ты наша, золотая ты наша головушка… Не беспокойся, никто тебя силком не заставит… А дело ты сделал благородное! Все мы сопляки против тебя.
— Ты не думай, я не устриц испугался! Если надо. я навозных жуков могу есть… Но как я — со всей страной? Я все испорчу. Не гожусь я для этой службы!
— Хорошо, не волнуйся, радость ты наша. Храбрец ты наш. Освобожу я тебя от этой службы. Это я тебе обещаю, я, Мак! — Мак поманил к себе Уайти I — Ну-ка, садись сюда и приголубливай его. И не давай вставать, покуда я не вернусь! — сказал и умчался.
— Слушай, надо срочно что-то делать, — сказал Мак Фауне. — Мало ли что еще взбредет в голову нашему герою — возьмет и кого-нибудь пристукнет!
— Да-да, — сказала Фауна, — понимаю. Бегу. Вот только соображу, что с собой взять… Как ты думаешь, если я ему подарю обезьянью голову, он обрадуется?
— Конечно! — сказал Мак. — Он только о ней и мечтает.
Фауна развернула перед Эленом свою звездную карту и сказала:
— Ты знаешь, я тогда ошиблась, я думала, Сатурн на ущербе, а он в полной фазе. Я думала, у меня на карте точка, а это мушиное пятнышко.
— А может, ты врешь, утешить меня хочешь? — подозрительно спросил Элен. — Как я узнаю, что это правда?
— Сколько у тебя пальцев на ногах?
— Считал уже — девять.
— Посчитай-ка еще раз.
Элен скинул ботинки:
— Да как будто все по-старому…
— А что это вон там за пальчик подогнулся? Да, Элен, оба мы с тобой хороши! Я со звездами обсчиталась, а ты с пальцами. У тебя же их десять, как у всех людей! Просто мизинец подогнулся.
По лицу Элена медленно поползла улыбка — блаженная, неудержимая. Вдруг тень беспокойства снова омрачила чело:
— А кого вместо меня назначат?
— Вот уж не знаю.
— Ну, пусть только не справится! — угрожающе проговорил Элен. И лишь потом отдался чистосердечному ликованию: свободен, свободен! Громко запел: «Моя подружка, моя тень, за мною ходит целый день…»
Фауна свернула звездную карту и отправилась домой.
Уже почти в полдень на холм, к Королевской ночлежке взошел посыльный; где-где, а тут ему прежде бывать не доводилось.
— Ребята, у меня там для вас здоровенный ящик. Я не нанимался тягать его в гору. Идите, забирайте свое добро.
— Ура! — вскричал Мак. — Привезли!
Спустя минуту они всей троицей — Элен, Уайти II и Мак — пыхтя тащили большой деревянный ящик к Ночлежке. На полдороге к ним подскочил Эдди:
— Сюзи пришла! Я за ней бежал. Насилу угнался! Она уже у Дока…
— Пособи-ка нам, — сказал Мак. — Ну, и какой же у нее вид?
— Не женщина, а шаровая молния!
Они внесли ящик в Ночлежку; Мак взял маленький топорик, сбил крышку.
— Вот она, родимая!
— Где? Она же с Доком!
— Да я не про Сюзи. Смотрите сюда. — Все уставились на длинную черную трубу с восьмидюймовым зеркалом, на лежащие в соседнем отделении окуляры, на сложенную треногу.
— Видали? — гордо сказал Мак. — Самая здоровая штука во всем каталоге. Ух Док и обрадуется! А теперь, Эдди, рассказывай все снова по порядку, ничего не пропускай…
Какой же это был день — торжественный, нарядный, словно салинасская средняя школа прошла маршем по улицам со своими пурпурно-золотыми стягами. В небе, на высоте четырехсот метров, парила эскадрилья веселых херувимов, держа как полотнище розовое облако, на котором то и дело вспыхивало и гасло слово БЛАГО. И чайка с перебитым крылом вдруг воспрянула, взлетела высоко в воздух, крича: «Благо! Благо!»
Сюзи мчалась так, что ноги за головой не поспевали. Тут ее перехватил Эдди, принялся болтать обычную ерунду о погоде. Сюзи буркнула что-то в ответ, хоть и не поняла, что ее спросили и вообще кто это семенит рядом…
Она подбежала к крыльцу Западной биологической, не заметив Уайти II, стоявшего на часах с железным прутом. Появление Сюзи освобождало его от обязанностей, но он не ушел — остался подслушивать.
Запыхавшаяся Сюзи застыла перед дверью в той девической оробелости, которая как раз-то и бьет наповал. Потом она немного отдышалась, постучала и вошла, а дверь затворить забыла — на радость Уайти II.
Док сидел на койке, уныло рассматривал груду снаряжения на полу.
— Я слышала, у тебя что-то с рукой? — спросила Сюзи грудным голосом. — Может, тебе чем-нибудь помочь?
Лицо Дока на мгновение просветлело, но тут же снова омрачилось.
— Не видать мне весенних, приливов, как своих ушей, — сказал он, глядя на гипс. — Не представляю, что теперь делать…
— Это больно? — спросила Сюзи.
— Нет, не очень. Потом, наверное, будет больнее.
— Я могла бы поехать с тобой в Ла-Джоллу.
— И переворачивать камни по тридцать — сорок килограммов?
— Ничего, как-нибудь сдюжу.
— Машину водить умеешь?
— Конечно.
— Все равнo, нет тебе смысла со мной ехать… — вздохнул Док. Но тут же из самой глубины его существа взметнулся крик — Стоп, не то говорю! Есть смысл! Ты нужна мне, Сюзи. Пожалуйста, поехали со мной! Работы невпроворот, мне одному без руки не справиться.
— Ты мне будешь говорить, что делать, кого искать.
— Конечно! И сам я не такой уж немощный. Ведь у меня еще есть левая рука, правда?
— Ясное дело. Когда в путь?
— Не позднее сегодняшнего вечера. Если ехать всю ночь, как раз поспеем к утреннему отливу, он начинается в семь восемнадцать. Годится?
— Годится. Если я и вправду тебе нужна.
— Конечно нужна! Что я без тебя буду делать. Но мне жалко — ты намаешься.
— Это ерунда, — сказала Сюэи.
— Слушай, можно с тобой посоветоваться? Брехуня учредил для меня фонд в Калифорнийском технологическом институте…
— Что ж, хорошо.
— И на службе у них состоять не обязательно…
— Еще лучше.
— Но мне так и хочется послать его подальше вместе с его деньжищами.
— Ну и пошли.
— С другой стороны, там у них шикарное оборудование…
— Это хорошо.
— Только не люблю я ни на кого работать!
— Тогда не соглашайся.
— Но он меня зовет выступить с докладом перед Академией наук!
— Ну, тогда соглашайся.
— Но для этого мне надо книжку написать. А я не знаю, смогу ли. Что мне делать, Сюзи?
— А чего тебе самому больше хочется?
— Не знаю…
— Ну и ладно. Сейчас не знаешь, потом узнаешь. Слушай, у меня кое-какие дела остались. Часа на два. Не поздно будет?
— Ничего, нормально. Лишь бы к вечеру выехать.
— Как закончу, сразу к тебе приду. — Сюзи направилась к двери.
— Сюзи, я тебя люблю, — сказал Док.
Сюзи стремительно обернулась, глянула на него из-под строгих бровей. Потом медленно передохнула; твердо сжатые губы дрогнули, зацвели пухлой улыбкой, а глаза просияли нежно и страстно:
— Видать, и вправду судьба нам с тобой быть…