Блэквуд

Глава 11

— Что случилось?

Я прислонилась к дверному косяку, пытаясь не выдать голосом своей усталости и сделать вид, что не так сильно измучена, как я себя чувствовала.

Гаррет не обернулся.

— Если ты намеревалась сделать мне сюрприз, может, тебе не стоило спускаться по лестнице, вскрикивая, как раненый слон.

Я увидела, что попала прямо в библиотеку. Стеллажи с книгами выстроились вдоль стен и оставляли свободное пространство только у окна или двери. Башенка вдоль фасада дома спиралью поднималась в углу и пропускала много света, несмотря на подступающие деревья.

— Я горжусь собой достаточно, на нас обоих хватит, — ответила я.

Моя левая нога зажила до такой степени, что могла выдерживать мой вес без особой боли. Кость была в порядке, но кожа зудела, чесалась и натягивалась там, где швы шли вдоль голени. Мне оставалось только надеяться, что шрамы не будут слишком заметны.

— Цвет меня совершенно не удивил, — проговорил он, сидя за широким рабочим столом и рассматривая что-то на свет через увеличительное стекло.

Я проковыляла в комнату и присела на подлокотник потертого дивана. Эта часть дома казалась более чистой и ухоженной, более обжитой, чем моя пыльная гостевая комната.

— Что ты делаешь?

Он глубоко вздохнул и откинулся назад.

— Я работал, — ответил он, выделив интонацией прошедшее время.

— Над чем? — спросила я и сделала еще несколько шагов, пока не встала у него за спиной.

Он махнул рукой в сторону стола. Перед ним лежала открытая старинная книга. Страница слева была исписана четкими черными чернилами на пергаменте. Правая сторона была выцветшей, буквы почти неразличимы. На столе стояли маленькие пузырьки с чернилами, а в кофейной чашке сбоку было множество самых разных перьев и перьевых ручек на выбор. Пара книг в потрепанных и потертых переплетах были сложены стопкой на краю, словно ожидая своей очереди на изучение под увеличительным стеклом.

— Так вот почему у тебя пальцы черные, — озвучила я догадку. Чернила.

— Приз в студию для этой леди, — воскликнул он, взглянув на меня. — Что же ты подозревала?

— На самом деле у меня было две теории.

— Да?

— Механик или случайный убийца, который любит копать могилы вручную.

Он засмеялся и покачал головой, его растрепанные волосы источали чистый запах шампуня.

— Обе догадки отличные.

Что-то в его смехе заставило моё сердце забиться быстрее.

— Итак, ты реставрируешь книги?

Он кивнул.

— Коллекционеры присылают мне свои самые ценные экземпляры, и я возвращаю их в хорошее состояние.

— Наверное, это немного, гмм, утомительно, — я обошла его и села на край стола. Моей ноге нужен был отдых.

— Это так, но мне нравится, — ответил он, откинулся назад и уставился на меня, а на его лице снова появилось обычное серьезное выражение с долей презрения.

— У тебя, должно быть, много терпения.

Он ухмыльнулся и пристально посмотрел на меня.

— Похоже, что так.

— Я попала в точку, не так ли?

Его пристальный взгляд прошелся по моему телу, и я в сотый раз задалась вопросом, о чем он думал. Я была одета в футболку с логотипом колледжа и шорты. Ничего особенного, но он так смотрел на меня, что под его взглядом я чувствовала себя, словно на мне не было ничего, кроме тонкого нижнего белья.

Я прошлась взглядом по линии его горла, затем по изгибу кадыка, к волосам на груди, исчезающим под рубашкой. Его борода даже нравилась мне, и я часто ловила себя на мысли, что задаю себе вопрос, какого это будет — почувствовать её на моей коже. Я списала это на «каютную лихорадку» (прим. возбуждение от замкнутого пространства). Кроме нескольких жарких взглядов — взглядов, от которых у меня кровь закипала, как лава — он не выказывал ничего, кроме раздражения по поводу моего присутствия.

— Как ты научился реставрировать книги?

Он снова посмотрел мне в глаза, теперь его зрачки были расширены, взгляд потемнел.

— Ты не единственная, у кого здесь есть образование.

Я решила сыграть под дурочку:

— Ты закончил университет?

— О да. У меня две ученые степени по истории, и мой отец всегда питал слабость к старым книгам.

— Так это он научил тебя?

Он кивнул, но, не отводя взгляда, продолжал смотреть мне в глаза.

— Для него это было просто хобби. Он просто делал кое-что, как одолжение коллекционерам книг или моей маме.

— Твоей маме?

— Это её библиотека. Книги вон там, — он указал на ряд в конце, — это были её отреставрированные секции. У нее было несколько раритетных первых изданий, и папа потратил годы на восстановление некоторых из них.

На этот раз он, казалось, горел желанием поговорить. Его родители были для него приятным воспоминанием, чем-то теплым, что растопило лед, он оттаял и перестал вести себя с обычной холодностью.

— Какие были её любимыми? — спросила я, желая вовлечь его в разговор, чтобы его речь была живой.

Он взглянул на книжный шкаф и улыбнулся. На самом деле улыбнулся. Он был красив, как косматый отшельник, но когда улыбался, становился неотразимым. Моё сердце бешено заколотилось, и у меня возникло ощущение, что я падаю с первого крутого склона американских горок.

— Мама всегда очень любила «Алису в Стране чудес». Папа нашел потрепанное первое издание. На это ушли месяцы, но он затянул переплет, освежил чернила, а затем подарил её ей на тридцатую годовщину их свадьбы, — ответил он. Его улыбка померкла. — Это был последний раз, когда мы были все вместе.

— Твоя семья?

— Да, — ответил он и откинулся назад, его настроение ухудшалось с каждой секундой.

— Сколько у тебя братьев и сестер? — спросила я, не оставляя попыток разговорить его, хотя момент был упущен.

— Мне нужно вернуться к делу, — ответил он, поднося увеличительное стекло поближе. — Коллекционер ожидает, что это будет сделано в течение месяца.

Я снова забросила удочку:

— Если у тебя есть диплом по истории, почему ты не пошел преподавать?

— Я так и сделал.

— Почему тогда перестал?

Он вздохнул:

— Как ты думаешь, сколько еще ты здесь пробудешь?

Всё тепло, которое было только мгновение назад, исчезло. Я почувствовала укол боли и отмела его. Он с самого первого дня ясно дал понять, что не хочет, чтобы я находилась здесь. Наш короткий разговор не изменил этого факта. Хотя где-то в глубине души я желала этого, хотела, чтобы он открылся мне достаточно, чтобы я могла понять, можно ли ему доверять.

— Еще несколько дней, два или три максимум, — ответила я. Мне нужно было больше времени, чтобы обыскать дом, и моя нога, хотя и подлечилась, была пока не в лучшей форме для пеших прогулок.

Его холодная ухмылка вернулась.

— Теперь, когда ты показала мне, насколько ты независима, скажи мне, как ты собираешься подняться обратно по лестнице.

Я напустила на себя беззаботный вид.

— Я собиралась немного осмотреться здесь внизу на минутку. Ты знаешь, надо подготовить мой рюкзак к тому времени, когда я смогу снова выйти отсюда.

— Ты собралась вынюхивать, — проговорил он. Его намек на веселье ободрил меня.

— Просто осмотреться вокруг. Потренировать мою ногу.

— Флаг тебе в руки, — ответил он, наклонился вперед и снова взглянул сквозь стекло.

— Правда? Могу делать, что пожелаю?

Он не ответил, просто взял авторучку из стаканчика и начал обводить контуры выцветших букв.

— Хорошо, тогда увидимся позже. — Я оттолкнулась от стола, и он слегка пошатнулся.

Гаррет застонал и отдернул руку от книги.

— Ой, прости.

— Просто иди, — проговорил он, заправляя волосы за ухо и наклоняясь ближе к странице. — И если ты упадешь с лестницы в подвал, не жди помощи в ближайшее время.

— Понятно, — ответила я и вышла из библиотеки, моя хромота уменьшалась по мере того, как я вытягивала ногу. Пройдя через фойе, я вошла в небольшую гостиную.

Мебель казалась изящной, и тонкий слой пыли, покрывавший всё, подсказал мне, что этой комнатой не очень часто пользовались. Одну стену занимал камин, возвышаясь над очагом, который представлял собой широкое пространство из темного кирпича. Я подошла к нему и стала изучать фотографии, расположенные над каминной полкой.

Семейный портрет, где матриарх и патриарх занимали центральное место на большом фото. Миссис Блэквуд с длинными темными волосами улыбалась мне сверху вниз, а мистер Блэквуд смотрел на неё. Его подбородок был очерчен той же резкой линей, что и у Гаррета, а его любовь к миссис Блэквуд светилась в глазах всё так же ярко, как и тогда, когда был сделан снимок.

На другой фотографии слева были изображены трое детей. Лилиан была одета в летнее платье в цветочек и ослепляла яркой улыбкой. Гаррет изогнул уголок губ, как будто улыбался какой-то своей собственной шутке. Его темные волосы резко контрастировали с белизной дома. Харт не смотрел в камеру, его сосредоточенный взгляд был направлен за спину фотографа, возможно, он увидел что-то в лесу. Все трое унаследовали красоту своих родителей, хотя Гаррет больше всего походил на своего отца.

Я протянула руку и провела пальцами по его лицу. Только темный намек на щетину покрывал его щеки, которые казались полнее, а глаза ярче. Как давно было сделано это фото? Харту на вид было самое большее лет пятнадцать, так что должно было пройти как минимум пять лет. Когда фотограф нажал на кнопку, мой отец был ещё жив.

Двигаясь дальше по ряду, где было еще больше фотографий, некоторые из них были общими снимками выпускников, другие личными снимками братьев и сестер. Я надеялась мельком увидеть своего отца, его сияющие глаза и небритое усталое лицо. Его там не было.

Я, прихрамывая, обошла остальную часть комнаты и вошла в фойе. Гаррет закрыл двери в библиотеку, но я чувствовала, что он там сидит, склонившись над своей работой. Я перешла к следующему ряду открытых дверей и обнаружила гостиную с телевизором с плоским экраном и удобной кожаной мебелью. На боковых столиках валялись книги, а на стуле стоял ноутбук. Я плюхнулась на диван и положила компьютер себе на колени. Гаррет сказал, что мне «флаг в руки», значит, могу делать, что пожелаю. Я ухмыльнулась.

Компьютер не был защищен паролем, и я зашла в интернет за считанные секунды. Раздражение просочилось мне в душу, когда я поняла, что в течение последних пары дней у меня мог быть полностью функционирующий телефон с подключением через Wi-Fi. Козел.

Я подключилась к своей университетской электронной почте и просмотрела несколько сообщений, которые я получила от друзей и профессоров. Доктор Столлингс написал мне, требуя, чтобы я позвонил ему как можно скорее. Может быть, это и хорошо, что мой сотовый не работал. После просмотра ленты национальных новостей я очистила свою историю и закрыла браузер.

Моя нога наслаждалась отдыхом, но пришло время двигаться. Оттолкнувшись от дивана, я застыла на минуту, потянулась, а затем потопала в коридор, который тянулся вдоль боковой лестницы. Я заглянула в столовую, длинный стол был пыльным, а люстра тусклой. Тяжелые шторы закрывали окна, а стены из темного красного дерева поглощали те немногие лучи света, что пробивались сквозь края ажурных занавесок с оборками.

Я продолжала осмотр дома, пока не свернула направо в большую кухню. Вдоль стен стояли устаревшая техника и шкафчики, но видимо, когда-то они, были самыми современными. Широкий разделочный блок занимал место в центре, над ним на серебряной подставке висели кастрюли и сковородки. В белом холодильнике было самые необходимые продукты — яйца, молоко, масло и мясо на обед. У меня было подозрение, что это всё положила туда Бонни, особенно учитывая слабые кулинарные способности Гаррета. Сэндвичи с арахисовым маслом и джемом были вершиной его кухни. В маленькой кладовой был приличный запас упаковок и коробок, а ещё несколько банок с консервами.

Проскользнув обратно в коридор, я открыла дверь под лестницей. Простые деревянные ступеньки исчезали в темном подвале. Я пошарила вдоль стены в поисках выключателя, но ничего не нашла. Упасть с мрачной лестницы мне совсем не улыбалось, поэтому я закрыла дверь и сделала пометку, чтобы проверить, как только моя нога заживёт. Через заднюю дверь открывался вид на солнечный двор и ржавые качели, заросшие сорняками, и что-то вроде сарая садовника, разваливающегося на куски вдоль линии деревьев. Леса медленно захватывали территорию. Сколько пройдет времени, прежде чем дом растворится в лесу вместе со своим обитателем?

Осталась только одна дверь. Я повернула ручку, и по ржавому скрипу поняла, что дверь не открывалась уже довольно давно. Войдя внутрь, я обнаружила женскую спальню. Кровать, идеально застеленная, была покрыта ещё более толстым слоем пыли, чем в других комнатах дома.

Вдоль одной стены, рядом с полкой, лежала куча сломанных и перевернутых наград. Это выглядело так, как будто кто-то сбросил их все сердитым взмахом руки. Я рискнула пройти дальше внутрь, осматривая розовое покрывало на кровати, затем кисти, косметику и безделушки на комоде. Комната Лилиан, должно быть.

Я исследовала её жизнь. Это была такая странная задача — пытаться упорядочить чужие достижения, неудачи, радости и печали. Она получила театральное образование в ЛГУ, затем работала на телестанции в Колумбусе. После этого она переехала в Лос-Анджелес. Она была в первой десятке в округе Миллбрук, штат Миссисипи, но в Калифорнии был другой масштаб. Я читала статью в местной газете о не совсем триумфальном возвращении королевы красоты домой. Описание её неудач в Голливуде не омрачило её светлый образ в глазах здешнего общества. Она вернулась и возглавила местную газету — её репортажи выходили на самые разные темы, от неурожаев до балов дебютанток.

Я опустилась на колени и уставилась на груду брошенных трофеев. Несколько призов за победы в конкурсах «Мисс Миллбрук» и «Мисс Королева Миссисипи» лежали согнутыми и сломанными, золотые ангелы на них смотрели в пол — падение Люцифера в миниатюре. Что здесь произошло, и, что более важно, почему всё так и осталось?

Поднявшись, я оглядела остальную часть комнаты. Некоторые предметы принадлежали маленькой девочке, они явно остались тут с далекого детства Лилиан, в то время как другие, такие как наполовину использованная пудреница и коробочка с противозачаточными средствами, были артефактами из её взрослой жизни. Я пересекла ковер в форме маргаритки и включила свет в ее гардеробной. Я вошла внутрь, пространство было неглубоким, с обеих сторон висела одежда. Полки были забиты сверху донизу свитерами, джинсами и сумками, сложенными аккуратными рядами.

Я провела руками по одежде, пустые вешалки стукнулись друг о друга. Раздвигая их, я надеялась найти фальшивую стенку, спрятанное сокровище, что-нибудь, что могло бы указать на моего отца. Ничего. Другая сторона была такой же голой. Я развернулась и прислонилась к задней стене.

Разглядывая одежду на полках, я заметила коробку из-под обуви, лежащую за высокой стопкой свитеров. Мне пришлось встать на цыпочки, мои швы горели, но мне удалось подцепить её и стянуть вниз. Я выбралась из гардероба и опустилась на её кровать, подняв в воздух облако пыли. Пылинки плыли, танцуя в лучах солнца, бесконечный поток частиц, окрашенных в оранжевый цвет. Я откинула крышку коробки, и у меня перехватило дыхание.

На самом верху на стопке бумаг лежала папина кепка «Брейвз».