Блэквуд

Глава 15

Моё сердце подскочило, и душа ушла в пятки. Конечно, он спрашивал не о том, о чем я думала, что он спрашивал. Он что-то заподозрил? Я же замела свои следы или, по крайней мере, думала, что замела.

Может быть, я ослышалась. Переспросила только:

— Что?

Он приклеил бинт пластырем на место и ответил:

— Я немного покопался, прости за каламбур, и выяснил, что у тебя умерла мать несколько месяцев назад, а твой отец, Винс Галлант, долгое время жил в Броуэртоне. Он исчез несколько лет назад. Где его видели в последний раз? — он поднял глаза. — Округ Миллбрук, с моей сестрой.

У меня перехватило дыхание, а разум отключился, когда он прижал бинт к особенно чувствительному месту.

Он продолжил:

— Итак, возникает вопрос о том, что ты на самом деле здесь делаешь. Наверное, ты бы первым делом упомянула о своей связи с Броуэртоном шерифу или мне; черт возьми, даже Бонни. Но ты этого не сделала. Почему так?

— На самом деле это не имело значения, — ответила я. О, черт. — Я здесь, чтобы откопать артефакты Чокто, вот и всё. Мои родители не имеют к этому никакого отношения.

Он перестал бинтовать мою ногу и отклонился назад, его пристальный взгляд остановился на мне и замер.

— Ты хорошо умеешь делать много вещей — попадать в неприятности, совать свой нос куда не следует, доставать меня и лезть в душу… но знаешь, что у тебя плохо получается? — проговорил он, покачав головой. — Врать.

Он размотал кусок пластыря и откусил его, прежде чем вернуться к моей ноге. Я не ответила, только наблюдала, как он продолжал работать руками, неуклонно латая меня. Что я могла ему сказать? Что я подозревала его или его семью в причастности к смерти моего отца? Я чуть не рассмеялась при этой мысли. Я уверена, что это подошло бы почти так же хорошо, как его объяснение: «Мне нравится гоняться за цыпочками по лесу и трахать их».

— Я встречал его. Ты знаешь это?

Я дернулась, когда он закончил заклеивать меня.

— Кого?

— Все ещё прикидываешься дурочкой, как я погляжу, — он отклонился назад, усевшись на пол, и уставился на меня открытым взглядом, который я никогда не думала встретить у него. Как будто, рассказав мне свою темную тайну, он освободил часть своей собственной души.

— Твоего. Я видел твоего отца.

Что? — пронеслось у меня в голове.

Я наклонилась вперед, моя потребность знать пробудилась к жизни.

— Когда? Где?

— Рыжик, может быть, если бы ты просто спросила меня, я бы тебе рассказал. Не надо было подбираться, как воришка.

Я одарила его взглядом, который соответствовал недоверчивому смеху в моей голове.

— Ты не хотел открывать мне дверь в первый день. Ты приказал мне покинуть твои владения. И я должна поверить, что ты собирался просто так поделиться со мной информацией?

Он сцепил руки, его предплечья напряглись.

— Хороший вопрос. Но ты пробыла здесь почти две недели и не сказала ни слова.

— Ты сам не очень-то разговорчив, — ответила я, опустив взгляд в пол. Честно говоря, если трезво оценивать ситуацию, то мне пришлось бы признать, что он был более откровенен со мной, чем я с ним. Но у меня были на то свои причины.

— Ну, теперь-то мы разговариваем, не так ли?

— Да.

— Так скажи мне правду, — он скользнул взглядом по моему телу к лицу. — На этот раз.

Я колебалась всего мгновение.

— Я здесь, потому что собираю материал для своей докторской. Вот и всё.

В его глазах промелькнуло разочарование.

— Тогда, думаю, мне не нужно рассказывать тебе о том времени, когда я встретил твоего отца.

Поднявшись на ноги, он повернулся спиной и направился к двери.

— Подожди! — воскликнула я и попыталась встать на здоровую ногу, но от резкого движения в мои вновь открывшиеся раны как будто вонзились иглы. Комната поплыла, и мне показалось, что меня сейчас стошнит.

— Черт возьми, сядь! — велел он, повернулся ко мне и опустил меня на кровать.

— Мой отец. Мне нужно знать, — я схватила его за запястья, вцепилась, только бы не отпускать, пока он не расскажет мне всё, что знал.

— Просто ложись.

— Ну нет! Расскажи мне, что ты знаешь.

Я не могла позволить ему уйти, иначе упустила бы эту зацепку.

— То, что ты здесь, не имеет никакого отношения к твоим родителям, да? — он убрал мои руки со своих запястий. — Ляжешь в постель, и я расскажу тебе, хорошо? — он приподнял меня под руки и помог мне опять подняться на подушках, затем сел на край кровати.

— Гаррет, пожалуйста.

Он закрыл глаза. Как будто это слово, слетевшее с моих губ, вывернуло его наизнанку.

Я подтянула ноги под одеяло, не обращая внимания на жгучую боль, пульсирующую под повязками.

— Мне нужно знать.

Он встретился со мной взглядом и потянул руку к моему лицу. Я не вздрогнула, когда он убрал несколько прядей волос и пригладил их, заправив к остальным моим локонам. Слабая улыбка заиграла на его губах, как будто он был доволен, что я позволила ему прикоснуться ко мне.

Мне следовало бы испугаться. Как я боялась тогда, когда мы остались одни в лесу, но чем больше он объяснял, тем больше всё, казалось, становилось на свои места. Его странные увлечения уже стоили ему карьеры и, кто знает, чего еще, но он поделился этим со мной. Я не знала, насколько большим компромиссом было для него открыться мне, но, — учитывая его образ жизни и привычки отшельника — я могла догадаться.

Он провел большим пальцем по моей щеке, затем опустил руку на кровать рядом со мной.

— Несколько лет назад он пришел в наш дом. Лилиан привела его. Она некоторое время назад вернулась из Калифорнии, а я приехал домой на выходные, чтобы навестить её. Это было, когда я ещё преподавал. Я вошел в дом и обнаружил, что они с Лилиан целуются на диване в гостиной, — проговорил он, взял мою руку в свою и сжал её. — Без обид, не хотел задеть твою маму.

Я фыркнула.

— Не волнуйся. Они расстались ещё до моего рождения. И никогда не были женаты.

— Извини, — сказал он, поглаживая кожу на тыльной стороне моей ладони большим пальцем.

Я пожала плечами:

— Мама родила меня, когда ей было девятнадцать, и она почти одна воспитывала меня. Папа всегда платил алименты, посылал открытки на день рождения, приезжал на Рождество и всё такое. Он не был плохим человеком, и я любила его, — проговорила я. Мои глаза увлажнились, но я сдержала слезы. — Ему вообще не суждено было остепениться. Мой отец был из тех мужчин, кто быстро влюбляется, увлекается кем-то, а потом оставляет их, по крайней мере, так всегда говорила мама. Она по-своему любила его, но это была не та любовь, понимаешь?

— Я нашел некролог твоей мамы. Мне очень жаль, — ответил он. Как мог человек, который только что был диким зверем в лесу, быть таким нежным и благородным в душе? Я заглянула в его глаза, все еще пытаясь понять, который из них был настоящим Гарреттом.

— Спасибо. Моя мама была моей лучшей подругой и самой главной поддержкой. — Все в нашем родном городе говорили, что я очень похожа на неё, — те же длинные темно-рыжие волосы и яркие карие глаза. Я всегда думала, что она самая красивая женщина в мире. Я всегда говорила ей об этом, даже после того, как рак отнял у неё всю красоту. — Я скучаю по ней, — я прочистила горло. — Пожалуйста, продолжай, расскажи ещё о моем отце.

— Хорошо. После того, как я прервал их, он представился и направился к выходу. Лилиан сказала мне, что он был её новой жертвой.

Мои глаза широко раскрылись:

— Жертвой?

Он кашлянул в ладонь.

— Ну, скажем так, я не единственный в нашей семье со странностями. Лилиан не такая, но и у неё всегда была сильная склонность к доминированию. Харт такой же, просто он еще не осознал этого. Я не знаю почему. Насколько я знаю, у всех нас было хорошее детство. Это просто заложено в нашей ДНК или что-то в этом роде.

Я старалась подальше отогнать все мысли о том, что Лилиан могла связывать моего отца.

— Значит, у них были отношения?

— Верно.

Он убрал свою руку от моей и ослабил одеяло вокруг моей больной ноги.

— Что случилось потом?

Удобно устроившись на кровати, он пожал плечами.

— Я не знаю. Больше я его никогда не видел. Я вернулся в Алабаму, преподавал остаток семестра. Именно тогда у нас с Джоан начался роман, так что я проводил большую часть своего свободного времени, тайком общаясь с ней, — ответил он. Его голос помрачнел. — Пока это всё не закончилось, и она не сказала ни слова в мою защиту.

Мне казалось, что моя голова горит, мысли метались, каждая вспышка высекала искры, которые зажигали новую идею. Мне нужна была информация, вся, какую я только могла получить. Но сначала мне нужно было знать, могу ли я доверять Гаррету.

— Что случилось той ночью, когда тебя застукали с Джоан?

Его челюсть сжалась, и горькие морщины прорезались на лбу.

— Я связал её, привязал к кровати и… — он взглянул на меня. — …стегал по ногам и животу. У неё появились отметины, синяки и почти пошла кровь, когда вошел её муж, — ответил он, сверкнув сердитым взглядом. — Конечно, она даже не заикалась о том, как просила выпороть её.

— Выпороть? — уточнила я, вызывая в воображении образы телесных наказаний в других странах. — То есть как бьют плетью?

— Просто тисовый прут. Тонкий, гибкий. Оставляет довольно яркие впечатления без видимых следов, если ты правильно им пользуешься.

— Звучит болезненно.

— Да, но от этого ещё и выделяются эндорфины. Боль усиливает удовольствие.

Это было неподходящее время для прилива крови к нижним частям моего тела, для чего-то отдаленно похожего на влечение, но я не могла это остановить.

— Твоё удовольствие тоже, да?

Он облизнул губы и ответил:

— Да.

— А когда ты бы отшлепал её, потом, после того, как... — спросила я и затихла, прервав себя на полуслове, когда в моем сердце вспыхнула вспышка ревности.

— Да. А потом мы бы трахнулись как обычно.

Я вздрогнула от его прямоты.

— Значит, всё было по обоюдному согласию?

— Да.

Я прикусила губу, вглядываясь в его лицо в поисках каких-либо признаков обмана. Я не нашла ничего подобного.

Он сжал мою руку.

— Я клянусь, что так оно и было, Элиза.

Мои глаза расширились:

— Ух ты!

— Что?

— Это был первый раз, когда ты произнес моё настоящее имя. Не назвал Рыжей.

— Не привыкай к этому, Рыжая, — ответил он, а на лице его снова появилась знакомая ухмылка.

— Что произошло дальше?

— Как так получилось, что после того, что я спросил об истинных причинах твоего пребывания здесь, ты снова стала допрашивать меня?

Улыбка скользнула по моим губам.

— Просто ответь на вопрос.

— Ты уверена, что увлекаешься археологией, а не юриспруденцией? — спросил он. Ухмылка его стала шире.

Я сморщила нос.

— Я копаюсь в земле. Я и не скрываю этого. Определенно не те качества, которые присущи адвокату.

— Принято к сведению. Сначала расскажи мне кое-что, а потом я расскажу тебе остальную часть своей грязной истории.

Я с трудом сглотнула и ответила:

— Окей.

— Как ты думаешь, твой отец все ещё жив?

Я опустила взгляд.

— Нет. Его нет. Я знаю это.

— Мне очень жаль, — проговорил он, покачав головой.

— Мне тоже, — я проглотила слезы. — Теперь расскажи мне остальное.

Он отвел взгляд.

— После скандала я ушел с позором и подумал, что могу вернуться домой и зализать свои раны. Лилиан всегда умела сглаживать проблемы. Я разговаривал с ней по телефону в тот день, когда всё это произошло. Она сказала мне приехать домой, и мы во всем разберемся. Я ушел из университета и поехал прямо сюда, — произнес он, закрыв глаза и понизив голос, погрузившись в воспоминания. — Это было ближе к концу весенней сессии. По дороге домой всё было в цвету — ветки желтой жимолости и пурпурной глицинии свисали с деревьев. Несмотря на то, что произошло, я почувствовал, что у меня появилась надежда. Лилиан знала бы, как это исправить. Она прекрасно выбиралась из множества неприятностей с присущим ей очарованием. У меня не было и половины её способностей, но с её помощью, я не знаю… Я подумал, что возможно, у меня есть шанс, понимаешь? Может быть, она могла бы поговорить с деканом Фаррауэем или Джоан.

Он пожал плечами и уставился в угол комнаты, его глаза блуждали по деревянным доскам, как будто он мог проникнуть взглядом на нижний этаж. В комнату Лилиан.

— Я вернулся домой как раз на закате. Дом был освещен, приветливо сиял огнями, как будто ждал гостей. Всё было не таким, как сейчас, — он махнул рукой в сторону стен. — В упадке, — он сделал паузу, как будто пытаясь выдавить из себя несчастные слова. — Когда я вошел сюда, везде было тихо. Я позвал Лилиан. Она не ответила. Я пошел в её комнату, и нашел её там. Она повесилась... — он замолчал, эмоции нахлынули и заглушили его голос, как внезапное наводнение.

— Мне так жаль, — сказала я и зажала его руку между своими. Я знала, что она покончила с собой, но, кроме её краткого некролога, об этом не было никакой информации. Тогдашний шериф Миллбрука скрыл подробности. Я всегда предполагала, что он замял это дело, спрятал под сукно, чтобы не запятнать семью. Самоубийство было нерушимым табу, особенно в этой части Библейского пояса (прим. регион в Соединённых Штатах Америки, в котором одним из основных аспектов культуры является евангельский протестантизм. Ядром Библейского пояса традиционно являются южные штаты).

— Это было ужасно. Когда я увидел её, это было что-то страшное, во что я не мог поверить, переварить, как будто это было не на самом деле. Но потом я прикоснулся к ней, и она была... — проговорил он и вытер глаза, ресницы были мокрыми.

Видя, как ему больно, что-то во мне надломилось. Я хотела забрать его боль, вытащить занозу из его лапы, но некоторые вещи, как и некоторых людей, было невозможно излечить.

— Она оставила записку?

— Нет. Я потребовал, чтобы шериф Пеннингтон расследовал это как убийство. Лилиан бы так не поступила. Я не мог в это поверить.

— Ты думаешь, её убили?

— Я так думаю. Шериф Пеннингтон провел расследование так же, как и всё остальное, — вполсилы. Он сказал мне, что, поскольку её отпечатки были на стуле, электрическом шнуре и светильнике, у него не было никаких доказательств какого-либо насилия, нападения или объяснения, кроме очевидного. Я пережил ад и закатил скандал, и… — он отвел свой пристальный взгляд от моего, — я cчитал твоего отца своим подозреваемым номер один. Я знал, что это был он. Так должно было быть, и я хотел заставить его заплатить.

Мотив. Я напряглась и посмотрела на нож на прикроватном столике. Может быть так Гаррет косвенно признавался в убийстве моего отца?

Он проследил за направлением моего взгляда.

— Возьми, если тебе от этого станет лучше, — сказал он. Печаль в его тоне заставила меня почувствовать себя дерьмово. Он только что открыл и разбередил несколько ран, которые явно причиняли ему боль глубоко в душе, а вот я пока ещё не доверилась ему.

— Мне жаль, — произнесла я, проигнорировав шпильку и сосредоточилась на нем. — Это все так... ново, я думаю. Пожалуйста, продолжай.

— Больше рассказывать особо и нечего. Я всегда подозревал твоего отца в убийстве Лил, но он исчез сразу после её смерти. Это совпадение не ускользнуло от меня. Я заплатил частному детективу, чтобы он нашел его. Но твой отец так хорошо замел свои следы, что все улики вели прямо сюда, в Блэквуд. Круг замкнулся. Тупик.

Казалось, он сник, переживая свою неудачу в поисках человека, которого подозревал в убийстве своей сестры. Я хотела заверить его, что папа никогда бы не причинил вреда Лилиан, но мои слова никак не облегчили бы его боль. Его сестра умерла, и для этого не было никаких причин.

Более того, интуиция подсказывала мне, что Гаррет понятия не имел, что машина моего отца ржавеет на территории его поместья. Он был в таком же неведении, как и я. Облегчение нахлынуло на меня, как первый укол обезболивающего. Гаррет не имел никакого отношения к исчезновению моего отца. Я знала это, чувствовала нутром.

Я рискнула:

— Что, если я скажу тебе, что думаю, что все тропы ведут сюда, потому что мой отец никогда не покидал округ Миллбрук, — никогда не покидал Блэквуд — живым?

Он откинул голову и уставился в потолок.

— Меня больше ничто не удивит. Помнишь, когда ты впервые постучала в дверь, и я сказал тебе, что это место полно призраков?

— Да.

— Чем дольше я остаюсь здесь, тем больше в этом правды. Призраки, секреты, ложь. Все здесь, все просто, только я пока не могу увидеть общую картину, — проговорил он. В его словах сквозило отчаяние.

— Почему ты остаешься здесь? Почему бы не переехать куда-нибудь еще и не начать все сначала?

— После кончины Лилиан я, казалось, не мог уйти. Это у меня в голове, — проговорил он, указав на свой висок. — Я знаю, что это так. Я понимаю, что могу выехать за ворота и никогда не возвращаться, но я думаю, что я...

Я знала это чувство.

— Сломался? Ты думаешь, что ты сломлен.

— Я бы сказал, что облажался, но да.

— Я так не думаю, — ответила я, проводя рукой по его небритой щеке. — Я думаю, что ты пережил некоторые события, который были травмой для тебя. И я думаю, что ты боишься. Но ты не облажался.

Он посмотрел на меня с душераздирающим удивлением, как будто никогда не видел в себе ничего, кроме монстра.

— Вот почему ты оттолкнул меня, почему ты отталкивал меня все это время? — спросила я и обхватила его лицо ладонями, и он закрыл глаза и наклонился навстречу моему прикосновению. — Ты боишься, что причинишь мне боль или что я буду... что?

— Испытывать отвращение.

— Я этого не чувствую, — ответила я и провела большими пальцами по его жесткой бороде. — Ничего подобного.

Он сдвинул брови.

— Ты слышала, когда я говорил о том, как я хотел бы гоняться за тобой по лесу? Как я хотел бы связать тебя и оставить свои следы на твоей коже? Как я хотел бы трахнуть тебя так сильно, что будет больно?

Мой желудок сжался от его слов.

— Я слышала, хотя ты в первый раз сейчас сказал, что хочешь сделать со мной все эти вещи.

Он схватил меня за запястья и пристально посмотрел на меня:

— Ты шутишь? Ты — самое большое искушение. Когда я рядом с тобой, у меня в мозгах что-то перемыкает. Черт, — он сжал губы, словно заставляя себя замолчать. — Можно сказать, что каждая развратная фантазия, которая у меня была с тех пор, как ты постучала в мою дверь, связана с красным пальто.

Кончики моих ушей начали гореть, и я уставилась на его рот. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не потянуться к нему за поцелуем.

Вместо того чтобы сделать это, я спросила то, о чем думала уже несколько дней:

— Ты любил её… Джоан?

Я съёжилась от своего вопроса, как только он сорвался с моего языка. Это было не мое дело, и мне следовало задавать больше вопросов о моем отце. Вместо этого я ждала, когда Гаррет скажет мне, любит ли он кого-то другого.

Он долго не отвечал, тишина нарастала, как кирпичи в фундаменте. Через некоторое время он сделал глубокий вдох и выдохнул.

— Я думал раньше, что любил. Теперь, однако...

Почему всё во мне вибрировало на той частоте, которую он излучал? Мне хотелось провести пальцами по тыльной стороне его ладони, обнять его, сделать что-нибудь, что соединило бы нас намного крепче, чем двух людей в старом доме, каждого из которых преследуют наши собственные призраки.

— Теперь я не так уверен, — он отстранился от меня и встал. — Тебе нужно отдохнуть.

— Не уходи.

Слова слетели с моих губ прежде, чем я смогла их остановить. Может быть, я потеряла больше крови, чем думала, или, может быть, я по глупости расслабилась, потеряв бдительность. В любом случае, я не хотела, чтобы он запирался в своей комнате, отдалялся от меня, несмотря на то, чем мы сейчас поделились.

— Ты останешься со мной?

Он отступил на шаг.

— Нет, я не думаю, что это хорошая идея.

— Я не причиню тебе вреда, — проговорила я и криво улыбнулась, стараясь не обращать внимания на укол боли от его отказа.

— Думаю, ты знаешь, что это не то, о чем я беспокоюсь, — сказал он, окидывая взглядом очертания моего тела под одеялом.

— Ты сказал, что никогда не будешь принуждать женщину, помнишь?

— Я и не буду. Я бы никогда не взял то, что не было дано добровольно, — проговорил он, отступая на шаг назад.

— Ты боишься, — ухмыльнулась я, когда в моей душе промелькнула искра веселья. — Ты боишься меня. Или как это ещё называется, близость? Ты боишься близости.

— Я мог бы прижать тебя и связать веревкой, прежде чем ты успеешь закричать, — он скрестил руки на груди. — Я не боюсь тебя.

— Ты не боишься делать со мной такие вещи, нет, но ты боишься спать здесь со мной — сказала я с ухмылкой. — Я хочу обниматься.

Он вздрогнул.

— Обниматься?

— Да, — я откинула одеяло и простыню с другой стороны кровати. — Давай. Ложись. Или ты боишься?

— Я не боюсь, но объятия — это мой предел. Забота после, да. Обниматься — нет, — сморщил он нос.

— Забота после?

— После сессии в лесу я держал Мелинду на руках, пока она приходила в себя.

— И жесткий предел, это...

— Кое-что, чего я не буду делать.

— Правильно, — я ухмыльнулась шире. — Потому что ты боишься.

— Не боюсь, — ответил он, покачав головой.

— У меня есть идея. Давай придумаем стоп-слово. Я видела достаточно фильмов, чтобы знать, что это такое и как это делают, правильно?

— Да, так и делают, — он пожал плечами. — Но я все равно не лягу с тобой в постель, не трахнув тебя.

Господи. Он без колебаний прямо в лоб говорил обо всём, что хотел.

Я не хотела допускать, чтобы его прямолинейность выбивала меня из колеи.

— Так ты боишься провести со мной ночь, не трахнув меня?

— Перестань говорить, что я боюсь, — ответил он. Его голос понизился на октаву, и тепло разлилось у меня в животе от этого.

Я напустила на себя самое бесстрастное выражение лица.

— Если тебе страшно, просто назови своё стоп-слово. В чем дело?

Он рассмеялся, от растерянности разом помолодев.

— Мне никогда не приходилось придумывать стоп-слово. Это только для моих сабов (прим. сабмассивов/подчиненных женщин)

— Ну, все когда-нибудь бывает в первый раз. Итак, давай придумаем что-нибудь такое. Типа, я не знаю, эксельсиор. Это хорошее слово, — сказала я и кивнула ему, как будто подкрепленные жестом, мои слова стали бы более убедительными.

— Нет, это должно быть просто, что-то такое, что ты или я, думаю, сможем запомнить с легкостью. Красный занят, не подходит. Так что нам придется выбрать черный. Легко.

— Значит, если ты скажешь «черный», это значит, что пора прекратить все, что я делаю?

Он вздохнул.

— Поверить не могу, что мы разговариваем об этом. Но да, если я скажу «черный», это означает, что ты достигла моего жесткого предела, — он окинул мое тело хищным взглядом. — И ты так же. Ты можешь назвать «черный», и я буду знать, что нужно остановиться.

— Значит, слово «стоп» не сработает?

Он ухмыльнулся и начал расстегивать рубашку.

— Нет.

О, черт. Он действительно намеревался принять мое предложение.

— А как насчет слова «нет»?

— Определенно не сработает. Единственное, чего ты добьешься, если скажешь «нет», — это удушье.

Я сжала бедра вместе. Почему угроза была такой чертовски горячей?

Он снял рубашку, и я наконец-то смогла разглядеть черные линии, составляющие узоры на его руках и груди. Завитки и черепа причудливо сплетались на его коже и уходили под темные волосы на груди. Его соски были темно-розового цвета, а правый был проколот серебряной штангой.

Он расстегнул джинсы. Я наклонилась и выключила лампу, чтобы не пялиться. Устраиваясь на матрасе, я услышала, как его ботинки упали на пол, а затем звякнул ремень. Он прошелся вокруг кровати, его подтянутые мускулы выглядели рельефно, выделяясь на фоне слабого света из моей ванной.

«Не отвлекаться».

— Ну, договоримся о том, что мы спим вместе, но секса не будет. Если только ты не боишься, и тогда мы сможем отменить всё это.

— Я не могу поверить, что соглашаюсь на это, — вздохнул он. — Я никогда не ложился в постель с женщиной, не трахнув её. Это глупо.

Я улыбнулась грубости в его голосе и продолжила прощупывать почву.

— Что, если я скажу «стоп»?

Кровать прогнулась, когда он опустился рядом со мной.

— Я бы не советовал, но тот факт, что ты это сказала, гарантирует жестокий трах. Просто «черный». Это единственное слово, которое тебя спасет.

Я повернулась к нему так быстро, как только могла. Он набросил мое одеяло на свои ноги и бедра и, сцепив пальцы под головой, уставился в потолок.

— Но что, если я скажу «пожалуйста»?

Он повернул голову ко мне, его глаза были полны желания.

— Если ты скажешь «пожалуйста», я трахну тебя так сильно, что ты не сможешь сидеть, ходить или дышать в течение нескольких дней, не думая о моем члене внутри тебя.

Черт.