Глава 19
Мы, как я и думал, вызвали оживление среди москвичей пришедших на парад, всё жн хоть и совсем небольшая, но колонна трофейной техники в нашей раскраске вызвала интерес горожан. Проехав по Красной Площади, мы двинулись к себе, парад для нас считай окончен, других распоряжений для нас не было, так что пора домой, а обедать уже в дороге сухпаем. Обратный путь был тем же самым и теперь мы уже не вызывали у местного населения и наших частей панику. Сделали в пути часовой привал, пока на кострах готовили обед, водители дозаправили технику, а затем после сытного обеда я разрешил им час поспать. Встали мы сегодня рано, чёткого времени возвращения у нас не было, а засыпать за рулём чревато, так что пусть водители поспят, пока есть такая возможность. Так спокойно мы и приехали к вечеру в дивизию и слава богу без приключений. А затем пошла обычная служба, немцы изо всех своих сил старалась прорвать нашу оборону, а мы соответственно стояли насмерть, не пропуская их. Хорошо, что нас всё же пополнили, и нашу дивизию и другие, правда у нас начались проблемы с боеприпасами. Мы ведь не только использовали трофейные пулемёты и танки, но и артиллерию. Часть из неё, в основном малокалиберные противотанковые орудия и полковые, после того, как к ним закончились снаряды, просто подорвали, что бы немцам не достались, но примерно меньше половины всё же оставили и теперь перед Рудаковым стоял прямой вопрос, как ему пополнить ко всему трофейному вооружению боеприпасы. Это с нашим проблем особых нет, заявку дал и тыловики по мере возможностей их доставят, правда и тут сейчас их приличный недостаток, а как быть с трофейным вооружением. Можно конечно отправить запрос немцам, дескать так и так, у нас ваши боеприпасы закончились, подвезите пожалуйста новые, но ведь они, редиски такие, наш запрос выполнять не будут, а значит, по принципу, что спасение утопающих дело рук самих утопающих, то Рудаков и поручил добыть немецкие боеприпасы разведке, а точнее мне. Видимо после того, как я в окружении доставал всё. что только нам было нужно, Рудаков решил по старой памяти, что я и тут достану всё это. Сейчас конечно не та лафа, что была в немецком тылу, но всё же это и не небезнадёжно. Проведя тщательную разведку, мы выяснили все ближайшие к передовой немецкие склады и разработав довольно простой план, я прихватив собой три десятка водителей двинул к немцам выбрав ночь, когда обильно повалил снег. Мы заранее выяснили места расположения вражеских секретов и часовых, вот только ни кого из них не трогали, а аккуратно, пользуясь вьюгой, просочились мимо них. За остаток ночи мы ушли километров на десять, вымотались конечно основательно, под утро абсолютно все еле передвигали ноги, но достаточно удалились от передовой, а вьюга надёжно замела наши следы. День провели в лесу, вьюга не успокаивалась и немцы сидели по местам, так что и нам не было ни какого смысла двигаться, зато теперь точно ни каких наших следов ни кто не найдёт. Только под утро следующего дня непогода успокоилась, и немцы стали чистить дороги, в чём мы им не препятствовали. Во второй половине дня началось движение по дорогам, но мы сидели пока тихо. У противника за день непогоды скопилось многовато грузов, и движение по дорогам было слишком интенсивным, так что я решил немного подождать. На следующий день движение немного снизилось и уже под вечер мы устроили засаду на дороге в довольно глухом месте, выслав разумеется по обе стороны от неё дозоры с рациями. Когда показалась подходящая колонна грузовиков, которая двигалась от фронта в тыл, что в принципе означало, что она будет порожней, дозор немедленно нам это сообщил, и поперёк дороги рухнула заранее подрубленная сосна. Доехав до препятствия немцы насторожено вылезли из машин, их было два с половиной десятка и бронетранспортёр в начале колонны, но всё было тихо и немцы немного успокоились. А я что, я ничего, я не дурак сам потом с дороги убирать упавшую сосну, пускай за нас это сделают немцы. Их конечно насторожило то, что сосна подрублена, вот только определить когда именно она подрублена они не могли, вдруг это просто наши окруженцы или местные жители им так пакостят по мелочам, а что, сделал пакость, на сердце радость. Вдруг, не имея возможности открыто напасть, кто решил именно таким образом гадить оккупантам. Дождавшись, пока немцы не уберут срубленную сосну с дороги, мы несколькими длинными пулемётными очередями, причём из немецких МГ на всякий случай, скосили большую часть немцев, а остаток быстро добили, а в бронетранспортёр заскочили пара бойцов с немецкими автоматами и дали несколько очередей по немцам внутри него. Всего несколько минут и в нашем распоряжении оказались бронетранспортёр и два с половиной десятка грузовиков. Бензина было вполне достаточно, примерно полбака, нам этого хватит вполне. После этого, оттащив немцев в лес, недалеко, только что бы с дороги не было видно и присыпав их снежком, быстро погрузились в транспорт и двинули к облюбованному мной немецкому складу. Подъехали к нему как раз под вечер, уже начинало темнеть, а там еще десяток грузовиков стоял, как раз боеприпасы привезли, ну мы с ходу и атаковали, правда подъехав к складу вплотную, как немецкая колонна. Немцев было пара десятков со склада и десяток водителей, так что перебили их быстро и снова без потерь. Нам повезло, в приехавших на склад грузовиках были патроны и снаряды калибра 37, 50 и 75 миллиметров, как раз к нашим орудиям и бронетехнике, так что их сразу отогнали в сторонку и назначили на них водителей, мне даже пришлось пятёрку своих бойцов на это выделить, они к этому моменту уже все умели водить автомобили, я постарался. По очереди подгоняя к складу грузовики, быстро грузили в них патроны и снаряды, брали ещё 105 миллиметровые фугасы к лёгким немецким гаубицам. Грузили до полуночи, благо, что эти намцы на сегодня были последними, и больше на склад ни кто не приехал грузить или разгружать, так что мы спокойно загрузили грузовики всем необходимым. Выехали в половине первого, я дал немного времени всем подкрепится, так как нам ещё считай всю ночь к своим выходить. Одновременно с этим связался по рации с майором Добровым и выдал ему условный сигнал, говорить открыто было опасно, немцы эфир пасли конкретно, так что мигом засекли бы наши переговоры, а так короткая передача на немецком и из немецкого тыла. Пока они разберутся в чём дело, если вообще будут разбираться, станет уже поздно, это на русском они сразу среагируют, а так у нас будет резерв времени. Добров сигнал принял и мы двинулись к месту перехода линии фронта, тут и немецкий бронетранспортёр будет в тему, станет на последнем участке пути дорогу расчищать, ему с его гусеницами это будет сделать не так сложно. Наши разведчики, я ведь с собой не всех взял, поползли к секретам и принялись их в этот раз вырезать, вместе с дежурными пулемётчиками, а после этого также пускали в небо ракеты и временами постреливали, как это делали немцы. Со стороны как будто ни чего не произошло, всё, как и было раньше. Мы спокойно доехали до передовой и по занесённой дороге в наглую двинулись к себе. Бронетранспортер, хоть и с трудом, но дорогу грузовикам торил, конечно не так, как трактор, но проехать в итоге было можно, вот так мы и пригнали к себе не только три с половиной десятка трофейных грузовиков с бронетранспортёром, но и достаточный запас боеприпасов, а тот склад мы подчистили основательно, вывезя с него большую часть патронов и снарядов нужного нам калибра. Подрывать его не стали, зачем раньше времени привлекать к себе внимание противника, но и просто так его разумеется не оставили, а заложили пару не извлекаемых сюрпризов, пусть немцы потом эти подарки от нас получат. Захватили также три грузовика 80 миллиметровых миномётных мин, они вполне подходили к нашим 82 миллиметровым миномётам, хоть точность и дальность будет похуже, но по передовой ими отработать можно вполне. Короче минимум на неделю интенсивных боёв мы наше трофейное вооружение обеспечили, а там и к нашим орудиям боеприпасы понемногу подвезут. Все наши орудия пока в основном в резерве, а используем трофейные, как боеприпасы к ним закончатся, так снова на наши перейдём.
С неделю после этого было всё тихо, ну как тихо, немцы конечно хоть и не наследующий день, но через него устроили нам так сказать показательную порку, массированные авианалёты и артиллерийско-миномётные удары, правда и сами от нас хорошо отхватили. Птенцы Геринга уже были учёными и с пикирования нас не бомбили, не желая подставляться под ответный массированный винтовочно-пулемётный обстрел, а спокойно сбрасывали бомбы с высоты в 4 километра, куда не доставали большинство наших зениток и пулемётов. Разумеется, что результат таких бомбёжек был очень низкий, а на артиллерийские обстрелы мы отвечали нашей крупнокалиберной артиллерией. Наши разведгруппы так и оставались во вражеском тылу, исправно сообщая нам места расположения вражеских батарей и складов в радиусе поражения наших гаубиц. Вот мы и отвечали немцам, ведя контрбатарейную борьбу, причём весьма результативно. Благодаря достаточному количеству пулемётов и другого тяжёлого вооружения наша дивизия достаточно легко сдерживала противника, что нельзя было сказать о наших соседях. Вот так через неделю в мой блиндаж влетел посыльный от майора Доброва с приказом немедленно прибыть к нему. Я как раз этой ночью встречал группу своих людей ходивших к немцам за языком, разумеется, что после нашего наглого пополнения немецкими боеприпасами немцы были возбуждены, но это не помешало небольшой группе моих разведчиков захватить и притащить в расположение жирного языка, причём и в прямом и переносном смысле. Невысокий интендант в звании подполковника, это если перевести его на армейский лад, весил около полутора сотен килограмм, а кроме того знал о всех находящихся тут частях, так что узнать у него актуальную диспозицию противника удалось без проблем, стоило только разок двинуть его в солнышко и показать ему оскалившегося Хана, после чего он с огромной радостью поведал майору Доброву всё, что только он знал. Вот я после ночного ожидания, так как лично прибыл на передовую и полночи прождал в окопе, пока не показались мои ребята с языком, а потом вместе отпаивались горячим чаем в землянке ротного, где и пришёл переход через нейтралку, так как продрогли, как цуцики, и это не смотря на тёплую одежду. Когда я спешно прибежал к Доброву, то тот меня обрадовал приказом срочно брать почти всех разведчиков и выдвигаться на помощь соседям. Как оказалось немцы там прорвались, а на мой закономерный вопрос, почему мы, выяснил, что наш резерв Рудаков направил на другой фланг, так как и там у соседей прорвался противник. Других резервов у дивизии и соседей нет, а снять кого с передовой Рудаков не может, так как немцы и нас навалились неслабо, так что остались только мы. Делать нечего, взял весь наш разведбат, полтора десятка бронетранспортёров, ещё начальство выделило нам от щедрот своих четыре пушечных бронеавтомобиля, а я заодно прихватил 8 трофейных противотанковых орудий. Они нам точно там лишними не будут, а то чем нам немецкую технику жечь, четырёх бронеавтомобилей явно будет мало. Правда расчётов для орудий не было, но за прошедшее время я своих гавриков очень хорошо выдрессировал, они теперь у меня и транспортом управляли и стреляли считай практически из всего, что только могло стрелять. Из гаубиц правда стрелять не смогут, прицельно, вот куда-то в сторону противника смогут, но по принципу — на кого бог пошлёт. Вот и двинулась через полчаса наша небольшая колонна, четыре мотоцикла, полтора десятка бронетранспортёров, четыре бронеавтомобиля БА-10 и восемь немецких крытых грузовиков с прицепленными к ним 37 миллиметровыми противотанковыми орудиями. Приходилось поторапливаться, так как на пути прорвавшихся немцев было село с медсанбатом, так что если мы опоздаем, то раненые скорее всего этого не переживут. Мы конечно по мере сил учили немцев не трогать раненых, вырезая в ответ их госпиталя и санитарные колонны, но всё равно тут и там случались обстрелы наших санитарных колонн и госпиталей с медсанбатами.
Михалыч гнал свой Захар по заснеженной дороге со всей возможной скоростью, как только стало известно о прорыве противника, как начальник медсанбата отдал приказ о немедленной эвакуации, но в наличии было только пять полуторок, вот в них и набили, как килек в банку легкораненых. Жестокая прагматичность войны, начальник медсанбата хотел спасти в первую очередь тех, кто имел не просто все шансы выздороветь, но и как можно скорей вернутся в строй. Все тяжелораненые, и те, кто всё же мог выздороветь и безнадёжные, оставались, их эвакуируют в последнюю очередь, если смогут. Вот такая жестокая правда войны, заботится в первую очередь о тех, кто сможет выжить, выздороветь и воевать дальше. Они отъехали уже километров на пять от села, где и расположился их медсанбат, когда после поворота дороги, прямо на них не выехала немецкая колонна. Впереди ехала четвёрка мотоциклистов, в белых маскхалатах, на мотоциклах, выкрашенных в белый цвет, они внезапно появились перед его грузовиком. Михалыч только и успел, что испугаться, как мотоциклы спокойно проехали мимо него, как и следовавшие за ними немецкие полугусеничные бронетранспортёры, так же выкрашенные в белый цвет и с немцами в белых маскхалатах, что сидели в бронетранспортёрах. Только тут до Михалыча дошло, что на капотах и бортах бронетранспортёров были нарисованы красные звёзды в жёлтой окантовке. За бронтеранспортёрами двигались уже четыре наших пушечных бронеавтомобиля, а за ними восемь больших немецких крытых грузовиков с немецкими противотанковыми орудиями. Да это похоже помощь от Рудакова, только тут Михалыч понял, кто это такие, облегчённо выдохнув, он продолжил гнать вперёд.
После того, как мы встретили четвёрку полуторок, которые эвакуировали раненых, мы через полчаса уже въезжали в село с медсанбатом, вызвав при этом панику, правда к счастью обошлось без дружественного огня. Ни каких наших частей в селе, кроме медсанбата не было, а десяток нестроевых были не в счёт. Когда мы подъехали к медсанбату и я вышел из бронетранспортёра, то подскочивший ко мне врач на плохом немецком сразу сказал:
— Господин офицер, тут только раненые и медперсонал, ни кого другого тут нет.
В том, что нас приняли за немцев я ни сколько не удивился, даже н смотря на нарисованные на технике большие красные звёзды, нас всё равно часто путали с противником, даже зная, что рядом стоит дивизия, в которой большая часть техники трофейная.
— Не беспокойтесь, товарищ военврач, свои, дивизия Рудакова, прибыли к вам задержать противника.
Это уже на русском ответил я военврачу.
— Мы сейчас отцепим орудия, разгрузим снаряды и я отправлю грузовики к вам вывозить раненых.
Надо ли говорить, как обрадовался от всего этого военврач, а я уже распоряжался занимать оборону. Времени, что бы копать окопы или даже стрелковые ячейки у нас не было, попробуй выкопать в промёрзшей земле укрытие, так что бойцы прятались за естественные укрытия. Установили и замаскировали орудия, а бронеавтомобили будут мобильным резервом, который будет по максимуму использовать дома и другие строения села, что бы сделав выстрел, другой, тут же свалить за дом или другую постройку. Мы едва успели занять оборону, а главврач погрузить в переданные ему грузовики раненых, которые смогут нормально перенести дорогу, как появились немцы. По дороге ехали в двух колоннах шесть мотоциклов с колясками, а позади них бронетранспортёр, разведка, что немцы пустили впереди основных сил. По моему приказу их подпустили практически в упор, до окраины села оставалось меньше полусотни метров, когда я отдал команду. Лучшие стрелки сделали залп из своих СВТ, и все мотоциклисты отправились в ад, где их уже с нетерпением ждали черти. По бронетранспортёру отработал бронебойщик, мы смогли за последние месяцы затрофеить пару наших новых противотанковых ружей ПТРД, хотя в дивизию они поступать стали, вот только нам были просто не положены по штату, вот я и держал их как говорится в загашнике. Но по бронетранспортёру отработал не ПТРД, а немецкий PzB 39, из него танк можно подбить, правда лёгкий, а не то что простой бронетранспортер.
Бронебойным патроном PzB 39 можно было пробить вертикальный броневой лист толщиной 30 миллиметров со 100 метров и 20 миллиметров с дистанции в 300 метров. Наше ПТРД могло пробить броню в 40 миллиметров со 100 метров и 35 с расстояния в 300 соответственно.
Бронебойная пуля с лёгкостью пробила лобовую броню бронетранспортёра и попала в водителя, после чего пару раз дёрнувшись, бронетранспортёр остановился, а из него, открыв задние десантные двери, выбежали немцы, вот только далеко от него убежать не смогли, почти тут же рухнув на землю нашпигованные свинцом. Пользуясь тем, что основные силы немцев ещё не подошли, к мотоциклам и бронетранспортёру бросились бойцы, скинув убитых немцев из сёдел мотоциклов и водительского сиденья бронетранспортера, они мигом отогнали технику в тыл. Лишней она точно не будет, да и позиции демаскировать не будет, а тела оттащили в сторону другие, правда не далеко, всего лишь за ближайший забор, но главное они теперь не на виду лежать будут. Минут через пять показалась немецкая колонна, которая ещё на подходе к селу попыталась рассредоточится, но это у неё не слишком хорошо получилось. Если танки, все лёгкие, смогли съехать с дороги и двинутся по заснеженному полю, то вот бронетранспортёрам пришлось намного сложней, они стали буксовать в глубоком снегу, всё же проходимость у них хоть и лучше чем у грузовиков, но хуже чем у танков. В итоге они двинулись по колеям пробитым танками. Зная, что бронепробиваемость у немецких колотушек не очень большая, даже не смотря на то, что на нас пёрли лёгкие танки, огонь из орудий открыли, когда танки подошли метров на двести. Это были немецкие тройки, и с такой дистанции орудия могли уверенно пробить их лобовую броню, что они и стали делать.
Тут наш герой немного ошибается, ему просто повезло, что против него двигались танки устаревших модификаций, имевших лобовую броню в 15 или 30 миллиметров, так как начиная с марта 1940 года лобовая броня Т 3 была увеличена до 50 миллиметров, в то время, как снаряд 37 миллиметровой немецкой противотанковой пушки мог пробить вертикальный лист брони толщиной в 50 миллиметров только со 100 метров.
На поле постепенно разгорались костры от горящих немецких танков и бронетранспортёров, а мои разведчики отстреливали немецкую пехоту, которая высыпала из бронетранспортёров и двигалась за бронетехникой, прикрываясь от нашего огня их бронёй. Пулемёты пока молчали, с противником вполне справлялись и СВТ, зато в случае чего будет немцам сюрпрайз, а так пока их держали на расстоянии, да и сами немцы не горели желанием лезть вперёд под наши пули. Первую атаку мы отбили достаточно легко, а на поле остались гореть два десятка немецких танков и десятка с три бронетранспортёров. Затем был артобстрел, и вторая волна, правда теперь немцы сменили тактику, первыми шли бронетранспортёры, а танки остановились примерно за километр от села и с места стали вести огонь по нам, таким образом поддерживая атаку своих камрадов. После того, как они таким образом выбили нам три орудия, оставшиеся пока затаились, а на сцену вышли бронеавтомобили БА-10, которые пока были у меня в резерве. Их более мощные 45 миллиметровые орудия могли достать на такой дистанции немцев, вот они и стали их выбивать. Скрываясь за постройками, они делали один — два выстрела и прятались за домами и сараями. А наступающими бронетранспортёрами занялись бронебойщики, у меня было три трофейных немецких противотанковых ружья и два наших ПТРД, вот из них и стали отстреливать бронетранспортеры. Стреляли в основном в капот, что бы или просто вывести из строя двигатель, или при большей удачи его поджечь, всё же он бензиновый. Вот тут нам и пригодились пулемёты, но и сейчас их не использовали все, а только с пяток, оставив ещё с десяток в резерве. И во второй раз нам удалось не подпустить противника к селу, а немцы, потеряв с половину танков, что вели огонь с расстояния отошли, но ненадолго. После короткого миномётного обстрела последовала третья атака и тут нас смогли неприятно удивить.
Из рощицы выехали шесть самоходок StuG III, бронеавтомобили естественно попытались их обстрелять, но безуспешно, снаряды их орудий не могли пробить лобовую броню немецких самоходок.
В 1942 году были проведены испытательные стрельбы по немецким танкам, в том числе и по самоходке StuG III, в итоге выяснили, что наше 45 миллиметровое противотанковое орудие, как и его танковые версии, не пробивали 50 миллиметровую лобовую броню немецкой самоходки даже в упор, только 30 миллиметровую бортовую с дистанции от 850 метров.
После безуспешный попыток подбить самоходки, в ходе которых мы сами потеряли один БА-10 от ответного огня, я приказал прекратить огонь. Немцы, заставив нас замолчать, снова пошли уже в третью атаку на село, пришлось подпустить их почти в упор и только потом открыть массированный огонь. Хотя сами самоходки подбить не удалось, но третью атаку мы отбили, правда это стоило нам хороших потерь. В итоге у меня остались только три противотанковые пушки и один БА-10, остальные были в ходе боя уничтожены, но и остатки раненых мы вывезли. Мы держались уже больше четырёх часов, так что грузовикам хватило времени вернуться назад и снова загрузится ранеными, хотя конечно не все из них перенесут дорогу, но тут уже кому что на роду написано. Начало темнеть и немцы похоже решили на сегодня закончить. Нам повезло в том, что обойти село было нельзя, со стороны противника был очень густой и заснеженный лес с оврагами, непроходимый для обычной техники, вот пехота могла там пройти, правда по пояс в снегу и немцы кстати разок попытались это сделать, но мои боковые заслоны с пулемётами просто выкосили их и немцы больше не рискнули идти в атаку без поддержки бронетехники. Хотя мы и отбились, но вот потери меня совсем не радовали, примерно треть бойцов убитыми и ранеными и почти все орудия и бронеавтомобили, хотя конечно и немцев мы тут набили немало, минимум танковый и пехотный батальоны навечно остались здесь. Ночью подошли подкрепления, пехотный батальон и противотанковая батарея. Капитан, командир батальона лишь уважительно присвистнул, когда увидел в ночном свете луны то, что мы набили за день. Его прислали нас сменить, подбросив силы из резерва фронта, а я сделал ему прощальный подарок. Понимая, что в прямом бою мне немецкие самоходки не уничтожить, пока они будут держаться на расстоянии и поддерживать своих огнём, я решил по старой памяти их сжечь на привале. Трое разведчиков после полуночи по протоптанной немцами тропе ушли к ним в тыл и найдя самоходки, а немцы их и не прятали, сняли часового, а затем облив их обильно бензином из канистр, что висели на их бортах, подожгли, после чего сразу рванули назад, пока немцы не всполошились. Минут через десять они услышали взрывы, это рванули от огня снаряды в самоходках, немцы после боя пополнили боекомплект, и он был полным. К нам они вернулись под утро, целые и довольные выполненным заданием. А я ждал только их возвращение и еще в темноте двинул назад в дивизию, своих убитых мы везли с собой, что бы потом их достойно похоронить. Кстати и мотоциклы немецкого дозора и его бронетранспортер оставил прибывшему комбату, нам они в принципе были не нужны, а ему пригодятся. Разумеется, что если бы он их не взял, то забрал бы их с собой, благо, что теперь все мои ребята могли управлять техникой.
Переброска резервов позволила купировать немецкие прорывы, и если и не отбросить их назад, то по крайней мере не дать им глубоко вклинится, так что мы остались на своём месте. Соседям пришлось немного изменить линию обороны с учётом немецкого прорыва, но назад они не отступили. Снова немцы на нас наседали, а мы стояли упёршись рогом, так что максимальный немецкий успех был продвинуться на расстояние в 150 километров до Москвы, после чего они окончательно встали, не смотря на все свои усилия. Не смотря на это, из Москвы были эвакуированы посольства других стран и ряд предприятий, но особой паники не было, хотя немецкие агенты и пытались её организовать. Также на окраинах города строились укрепления, они ощетинились противотанковыми ежами и дотами, но Сталин и ставка в этот раз были уверены, что столицу противнику не сдадут. Из Сибири и с Дальнего Востока шли новые дивизии, но пока в бой не пускались, а в качестве пополнений были дивизии народного ополчения и выздоровевшие раненые.
Я, вернувшись в дивизию, принялся зализывать раны, а именно искать себе новых бойцов в подразделение, частично это удалось сделать за счёт прибывших к нам на пополнение бойцов из госпиталя. Генерал Рудаков дал мне право первой ночи, но набрать получилось всего с десяток новичков, ну как новичков, четверо и раньше служили в разведке, а остальные были уже обстрелянными и достаточно опытными бойцами. Вот только мне было нужно еще не меньше полутора десятков человек, но пока придётся обходится тем, что есть. А 3 декабря на утреней планёрке Добров сообщил, что на днях начнётся наше наступление, так что надо приготовится. Пришлось отдать приказ моим ребятам, что сидели в немецком тылу активизироваться и приступить к уничтожению немецкой артиллерии и складов боеприпасов. Сначала они заложили сюрпризы на складах, а затем метнулись к батареям, где заложили под каждое тяжёлое орудие по зпряду, после чего рванули их. Разумеется, что все тяжёлые орудия в нашей зоне они не уничтожили, но большинство немецких складов в этот день взлетели на воздух. В преддверии наступления стали прибывать сибирские и дальневосточные дивизии, а к нам прибыла дивизия генерала Панфилова. Это для меня она была легендарной, а в этой реальности благодаря моим усилиям не было ни подвига 28 панфиловцев, ни подольских курсантов, чему я четно говоря был очень рад. Я возвращался от Доброва в свою землянку, когда начался авианалёт, внезапный, шестёрка мессеров подошла на бреющем и внезапно вынырнула из-за деревьев. Я только и услышал, что рёв моторов и свист падающей бомбы и уже в прыжке к укрытию меня накрыл взрыв бомбы, свет выключился.
Эпилог
Сначала был какой-то невнятный шум, постепенно он трансформировался в речь и я понял, что слышу радио, наше радио. Тут, после совсем короткой паузы раздался хорошо мне знакомый голос, который стал читать сводку совинформбюро. Наконец открываю глаза и в свете тусклой лампочки начинаю оглядываться. Я лежу на кровати, комната совсем маленькая, а окно закрыто чёрными шторами светомаскировки и тут мне на грудь плюхается здоровенная и тяжёлая голова Хана, а грудь простреливает болью. С трудом пытаюсь отодвинуть пёселя, а тот радостно повизгивая поднимает свою голову с моей груди и начинает меня вылизвать. Левая рука лежит бревном, работает только правая, правда сил нет ни каких, тут, видимо на визг Хана в комнату заглядывает медсестра, лицо знакомое, но голова ещё плохо соображает, и я не сразу узнаю её, а медсестра ойкнув, убегает. Пока я мучительно вспоминал, кто она такая, пришёл с осмотром врач, а я вспомнил медсестру, это именно её мы вытащили из немецкого тыла с парой раненых, а зовут её вроде Вера, точно, Вера Столярова, её потом в наш медсанбат определили, только это точно не наш медсанбат. После осмотра, врач удовлетворённый ушёл, а я стал расспрашивать оставшуюся медсестру.
— Вы ведь Вера, вера Столярова, я не ошибаюсь?
— Нет товарищ лейтенант.
— Верочка, а где я сейчас?
— В госпитале товарищ лейтенант, в Москве.
— А как я тут оказался, и как сюда Хана допустили?
— У вас ранение тяжёлое, в грудь, а еще в голову прилетело и в ногу, вот вас и решили отправить в Москву.
— А Хан, как его сюда допустили, ведь не положено.
— Не положено, только он вас одного не отпускал, его пробовали отогнать, так он так скалился, что смельчаков не находилось, да даже потом просто вас нести желающих было мало, как только видели вашу зверюгу, вот и пришлось его забрать вместе с вами.
— А ты тогда, как тут оказалась?
— Так благодаря вам и Хану, меня то он знает, всё же сколько вместе были, да и боятся другие медсёстры рядом с ним быть, вот меня с вами и взяли. И палату эту вам эту выделили из-за Хана.
Я лежал и думал о происшедшем, обидно было перед самым наступлением угодить в госпиталь, но с другой стороны хоть жив остался и то хорошо. Вот так я и стал лечится, меня уже прооперировали, удалив из груди осколок бомбы, а ещё были контузия и сотрясение мозга, так что я в основном просто тупо лежал, слушая в пол уха тихо бормотавшее радио. Так и слушал про наше успешное контрнаступление, в ходе которого немцев хорошо гнали назад. Потом был Новый Год, на который я уже кое как вставал и сам ковылял в туалет. Спасибо Вере, которая взяла на себя выгул Хана, да и так она меня выхаживала всё время. К середине января последствия сотрясения прошли, рана на груди почти зажила, только с левой ногой были проблемы, она почти не сгибалась в колене. Приходилось ходить с тростью, вернее хромать, но было и хорошее, наконец награды нашли героя. Видимо на фоне наших успехов в контрнаступлении, высокое начальство решило вынуть из под сукна мои наградные, так как в итоге получилось, что я получил сразу за все свои приключения. В середине января ко мне в палату принесли новенькую форму, причём в её петлицах было не два, а три кубика, старший лейтенант, получается, меня в звании повысили. Форма села, как влитая, и я опираясь на трость, пошёл к выходу. Хан попытался двинуть со мной, но я прикрикнул на него — Место! — и он обижено вздохнув, свернулся клубком на старой телогрейке, которую ему выделили от госпитальных щедрот в качестве подстилки. На улице меня ждала легковушка, а ехали мы в Кремль на награждение. Я ехал и смотрел на город в свете дня, со дня парада считай ни чего не изменилось, так же заклеенные крест-накрест окна домов, заложенные мешками с песком витрины магазинов, временами зенитки на улице в кольце выложенных из мешков с песком брустверов, короче прифронтовой город. В Кремле пришлось подождать, но было тепло, я молча присел на стул, вытянув раненую ногу в сторону. Наконец началось награждение и на меня, к моему большому удивлению можно сказать просто пролился дождь наград. Дали Героя Советского Союза с орденом Ленина, потом ещё одного Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды. Честно не ожидал, думал дадут один, край два ордена и всё, а тут такой звездопад. Затем, после фуршета, отвезли назад в госпиталь, где весь молодой и незанятый женский медперсонал стал усилено строить мне глазки. Меня это немного позабавило, понимаю, я для них желанный трофей, но у меня за это время стали складываться отношения с Верой, она и так была в моём вкусе, а тут постоянно общаясь с ней, мы узнавали друг друга.
Наступление прошло удачно, немцев отогнали на 300 — 500 километров и угроза Москве была полностью ликвидирована. К середине февраля меня отправили на выписку, медкомиссия признала меня негодным к строевой, нога так почти и не гнулась, сама, я её конечно мог согнуть, но было больно, да и ходил с тростью. Мне предложили место в одном из военкоматов, многие тыловые командиры писали рапорта с просьбой о посылке на фронт, а в военкомате могли работать и увечные, вот меня вместо одного такого командира и направили. Я к этому отнёсся философски, может кто рвался бы на фронт, а мне честно говоря было достаточно, и не надо давить на мою совесть и сознательность. Я и так за эти месяцы сделал столько, сколько не каждое подразделение сделает, так что свой долг стране и народу считай уже отдал. Ещё из приятного, мне выделили, как Герою Советского Союза, да ещё и покалеченному отдельную трёхкомнатную квартиру в центре, а ребята пригнали мою машину, Рудаков её списал и оформил на меня, чему я был очень ему благодарен. Конечно по идее машина подлежала мобилизации, но я сделал финт ушами, приписал её к военкомату, куда меня направили, так что по сути я получил ещё и водителя, правда придётся делить её с другими сослуживцами по военкомату, а там уже хватало увечных, так что лишняя машина точно будет к месту. Квартира мне понравилась, она даже была с мебелью, сейчас, когда масса народу уехала в эвакуацию, с предприятиями и так, жилищный вопрос в городе не стоял так остро. Не знаю, что будет потом, после войны, но надеюсь квартира так у меня и останется. Ещё я сделал весной Вере предложение и она согласилась, та что мы быстро расписались и она переехала ко мне из общежития, где её поселили. В конце 1944 года моя нога почти пришла в норму, а к окончанию войны окончательно выздоровела, правда мне пришлось хорошо её разрабатывать, сквозь боль, но я это сделал. Квартира так и осталась у меня, а после победы получил в полную собственность и машину, ребята её умудрились перекрасить в чёрный цвет, и это зимой, причём вполне прилично, а ещё кое какие запчасти к ней приложить. После победы я вышел в отставку, к этому времени Вера родила мне прекрасную дочь, а я пошёл в университет. В Гамбурге я учился на инженера машиностроителя, конечно там было всё совсем по-другому, но я уже заканчивал университет, когда схлестнулся с теми бармалеями, и сейчас полученные там знания мне очень пригодились в учёбе, так как кое что я знал лучше преподавателей, но это не выпячивал. После института пошел работать на ЗИС, где потом и работал всю жизнь, достаточно быстро став там главным инженером, а потом, в конце 60-х и директором. В принципе я был доволен и своей жизнью и попаданием сюда, тут мне нравилось больше, чем в Германии 21 века. Тут и люди, и воздух и продукты были лучше, и не было такого напряга как в покинутом времени. В середине 70-х ушёл на пенсию и переехал на дачу, оставив квартиру дочери, кроме неё было и два сына, но один стал военным и служил в Ленинграде, а другой геологом и постоянно был в экспедициях. А на природе мне нравилось, пользуясь своим положением построил хороший зимний дом, во там с женой мы потом спокойно и жили, а дети и внуки регулярно к нам приезжали и я действительно был тут счастлив.
Конец книги.
Хочу порекомендовать вам новую книгу Виктора Коллингвуда «Благословенный», вы теперь император Александр Павлович, что станете делать? Хотя вы и знаете общий ход истории, но вот сможете переломить её себе на благо или нет, вот в чём вопрос.
https://author.today/reader/338924/3146483