Боги, пиво и дурак. Том 8

Глава 10 Соната № 17 «Буря», часть третья

Дверь нашей пыточной открылась, и Ян снова закрыл глаза, изображая глубокий сон.

В комнату вошли трое медиков и вкатили небольшой столик с металлическим подносом, на котором, поблескивая лезвиями и ручками, рядами лежали какие-то инструменты.

Покосившись на меня, один из псевдодокторов подошел и развернул каталку таким образом, чтобы я мог видеть только стену прямо перед собой.

Я слышал, как они суетились где-то там, позади. По всей видимости — вокруг Януса, негромко переговариваясь между собой на смеси латинских словечек и простого человеческого языка. Не знаю, что они там делали, но вскоре кроме их голосов я услышал сдавленное хрипение, переходящее в стон.

От ярости мне стало жарко. Вот ведь ублюдки!

Я изо всех сил напряг руки, в очередной раз проверяя надежность креплений. Они противно заскрипели, но запястья держали мертвой хваткой. С ногами была та же песня. Находясь всего в десятке шагов от Яна, я ничем не мог ему помочь!

От осознания собственной беспомощности у меня перехватило дыхание. Твою жеж мать.

А ведь Яну пришлось видеть, как похожим образом мучают его беременную жену. И он тоже ничего не мог с этим поделать, хотя мысленно снова и снова сдавливал руками их глотки и с хрустом ломал шеи.

И вдруг на всю нашу проклятую палату раздался нечеловеческий хриплый вопль:

— А-ааааа!!!

Поднос с гулким металлическим звуком громыхнул об пол, инструменты со звоном разлетелись в стороны. Кто-то пронзительно вскрикнул, и в стену передо мной, задевая каталку, со стуком влетел один из медиков. Оглушительные крики и сдавленный стон расплескались по комнате, отдаваясь гулким эхом от голых стен.

Изо всех сил вытянув шею, я увидел Яна, сидящего на своем ложе и одной рукой сжимавшего мучителя за шею.

— Давай, магистр, мочи гадов! — крикнул я, испытывая такую сатисфакцию от происходящего, что аж петь захотелось! Собрав всю волю в кулак, я забился в своих мягких кандалах, пытаясь освободиться.

А единственный уцелевший мужик в пижаме с криками бросился к дверям.

— Нештатная ситуация три-ноль! — заорал он, высунувшись наружу. — Вмешательство разрешаю!

Охрана влетела в палату, едва не подмяв себе под ноги щуплого медика, призвавшего их на помощь. Они всей толпой навалились на рычащего Яна, в то время как уже знакомый мне лысый мужик, влетев в помещение следом за охраной, на ходу готовил инъекцию.

— Помо… помогите… — просипел парень с разбитой головой, отлепляя себя от каменной стены рядом со мной. — Кажется… У меня сотрясение… Перелом…

— Уберите его отсюда! — крикнул через плечо лысый, брызгая из шприца в потолок. Пара охранников подбежали к пострадавшему, подхватили его под мышки и выволокли прочь из палаты.

А я криво улыбался разбитым ртом.

Так их, магистр. Пусть знают наших. То, что других убивает, для грифов — пища, дающая силу.

Краем глаза я видел, как Яну скрутили руки, и лысый сделал ему укол.

Еще несколько минут охрана удерживала пленника. И отпустили только когда он совсем обмяк.

Поругиваясь себе под нос, мужики начали расходиться. И я заметил, что все они бледные, как полотно, а пряди волос слиплись в сырые сосульки.

Похоже, Бельский говорил правду — им и правда непросто здесь находиться, в особенности если приходится напрягаться и энергично утихомиривать слишком активного пациента. Или, верней сказать, заключенного?..

Лысый дождался новую группу врачей, и вместе с ними ввез безвольно раскинувшегося на каталке Януса в стеклянный куб, и все звуки сразу стихли.

Что там происходило дальше, я уже не видел, потому что меня опять отвернули к стене.

Несколько минут я просто дышал, прислушиваясь к невнятным и едва различимым отзвукам за спиной.

А потом насильно запретил себе это делать.

Судя по всему, убивать Яна прямо сейчас никто не будет. Да и в любом случае, как я могу ему помочь, находясь в таком положении?

А значит, нужно сосредоточиться на более продуктивных задачах, чем мучительное сопереживание.

Например, довести свою ярость до предела и попытаться тем самым спровоцировать спящего чужого.

Я напрягся, нахмурился, стараясь вызвать эту странную тварь наружу, но все безуспешно. Она не реагировала на призывы и упреки. Все, что я мог — это сжимать кулаки от разочарования.

Что ж, ладно. Чужой — не единственный козырь у меня в рукаве, есть еще кое-какая возможность. И если ею воспользоваться как надо, все должно получиться!

А для этого надо остановить все эмоции и мысли. Сосредоточиться на внутренних ощущениях. Пусть у меня связаны руки, но кто сказал, что символ конструкта непременно должен быть написан всей рукой, а не, скажем, одним только пальцем?

Я закрыл глаза и попытался почувствовать свой источник энергии. Глухо. То ли меня каким-то образом уже хорошенько выкачали, то ли, наоборот, чем-то накачали, потому что какая-то неприятная сонливая ватность потекла по телу, проникая в сознание и не давая собраться.

От досады я хорошенько прикусил себе опухшую губу. Соленая жидкость плеснула мне в рот, и от боли в голове наступило легкое прояснение.

Ну давай же, Даня! Хотя бы что-то простое. Нож, например, чтобы освободить себе руки и ноги.

Оружие. Сталь. Острый. Гладкое блестящее лезвие, как бритва. Удобная рукоять.

Символ вспыхнул в сознании с такой четкостью, что я от радости чуть не выматерился вслух.

И медленно, с особой тщательностью повторил сложившийся в голове символ указательным пальцем, пытаясь так изогнуть кисть, чтобы призванный предмет упал ко мне на каталку.

И я неплохо рассчитал угол наклона, потому что он действительно появился прямо надо мной!

Вот только это был не нож, а зависший острием вниз хороший такой полуторный меч! И, блин, да, выглядел он очень даже острым!

Я дернулся всем телом в сторону — но это было совершенно напрасно.

Задержавшись на мгновение в воздухе, меч рухнул вниз. Он вошел в каталку легко, будто в именинный торт. Вжих — и утонул до половины в моей лежанке.

Аккурат между моих раздвинутых коленей.

Я медленно выдохнул.

Холодные капельки пота сползли с моего виска.

Хорошо, что он не воткнулся чуть выше. А то петь бы тебе, Даня, тенором!

Если вообще петь.

Опасливо покосившись в сторону двери я на мгновение аж дыхание затаил, прислушиваясь.

Но, судя по всему, местные инквизиторы были слишком заняты Яном, а охрана то ли ничего не слышала, то ли ей без особого разрешения было запрещено сюда заходить.

Вот только это ненадолго. Так что теперь мне терять было нечего!

Крепко зажмурившись, я стал придумывать самого жуткого монстра, какого только мог придумать. Здоровенного, мощного, страшного!

Главное — чтобы он меня слушался, как собака. Но понимал все, как человек, иначе как я с ним командами объясняться буду? На уровне Бельского, «дай» и «кака»? А еще моему монстру нужны руки, как у обезьяны, и, конечно же, острые зубы и когти! А еще лучше — две головы. Да, сразу две головы, и пасть такая, чтобы если укусил — то как в «Челюстях». Хрясь — и нет половины противника, только кишки по полу стелятся!

Я смело набрасывал целую кучу вводных, прекрасно понимая, что стопроцентного попадания у меня почти не случается, но, если соединить в одном конструкте несколько синонимичных понятий, шансов заполучить хоть один из этих признаков становится куда больше.

Несмотря на множество элементов, символ в моем сознании понемногу склеивался, пока, наконец, не обрел цельность.

Ну, давай, Даня.

Погнали!

И я принялся сосредоточенно и тщательно выводить пальцем загогулины конструкта. К сожалению, визуально я толком не мог проследить, все ли правильно рисуется. Но выбора не было, и действовать приходилось на ощупь.

Пространство слева поплыло, будто от сильного жара, и даже будто бы подернулось легкой дымкой.

А потом из пустоты на каменный пол шлепнулось мое чудовище, вынырнувшее из глубин небытия.

В том, что оно действительно когда-то плавало, не могло быть никаких сомнений, поскольку у зверюги имелись жабры, плавники и золотистая чешуя. Еще у нее наличествовали четыре руколапы, как у мартышки, и две акульи головы, по одной с каждой стороны туловища. Оно дернулось одновременно в разные стороны и странно, по-мышиному пискнуло.

Что же мне с рыбами-то так не везет?..

Не будь все остальное вокруг так плохо, я бы, наверное, заржал.

Но прямо сейчас мне смеяться не хотелось от слова совсем.

Рыба обиженно моргнула и тоненьким голосом пропищала:

— Ну и что за херню ты сделал?..

— Эмм… Не могу не согласиться, — пробормотал я.

Тут краем уха я услышал за спиной какой-то стук.

— Атакуй врагов, всех, каких только видишь! — крикнул я своей херне, выворачиваясь на каталке полубоком, чтобы увидеть хоть что-нибудь.

— Есть! — отозвалась моя акула и с громким заливистым лаем бросилась куда-то за горизонт моего обзора.

— Мортус! — последовал громкий возглас, и в тот же миг я услышал пронзительный собачий визг.

— Да что же это такое!.. — не выдержав, выругался я. — Ну давай, малышка, сожри их всех!!!

Ко мне неторопливой усталой походкой подошел лысый.

Выглядел он так, будто постарел лет на десять, или неделю не спал.

— Она не может, — сказал лысый и повернул меня лицом к центру комнаты.

И я увидел, как несколько стражей, облепив мою бедную рыбину со всех сторон, в буквальном смысле слова жрут ее живьем!

— Откуда… — прошептал я, не в силах отвести взгляда от развернувшейся картины. — Их же здесь не было…

— Да, — кивнул лысый. — Они содержатся там, — сказал он, указав рукой на стеклянный куб, где черные силуэты мелькали и плясали вдоль прозрачных стен, как черное пламя. Иногда в промежутках их непрозрачных тел я мог видеть Януса, растянутого на деревянном ложе, как на дыбе. — Совершенно необходимый элемент при осуществлении жертвы — утилизируют неконтролируемые вспышки энергии и прочие… непредсказуемости.

Злобная улыбка скривила мне губы.

— Какие же вы… — дальше я с наслаждением выговорил красивое едкое слово, сочетающее в себе сразу несколько матерных корней и крепкий эмоциональный посыл в нужном направлении.

Лысый между тем внимательным взглядом окинул меч и, не обращая ни малейшего внимания на душераздирающий вой и визг несчастной акулы, вытащил из кармана эластичный бинт. Пару раз обернул его вокруг моего правого запястья и начал приматывать к поручню всю мою ладонь разом.

— Да подожди ты, дай хоть созданье свое развоплощу! — запротестовал я.

— Не волнуйтесь, стражи скоро сами справятся с этой задачей, — невозмутимо сказал лысый.

И в самом деле, мой двухголовый монстр вскоре перестал визжать. Он рухнул на пол, зияя белыми костями в прогрыженых боках, и безжизненно раскинул руки.

Я отвел от него взгляд.

Прости, золотая рыбка. Твой старик облажался по-крупному.

Лысый между тем закрепил мою правую руку и занялся левой.

— Однако, это действительно поразительно, — пробормотал он, то и дело поглядывая на меч в каталке. — Беспрецедентная сила. И при этом совершенно безумная.

— Да пошел ты, — сказал я, как выплюнул.

Лысый ничего не ответил. Просто сделал мне еще один укол, с третьей попытки вытащил тяжелый меч из каталки и ушел.

А у меня в голове все поплыло. Хотелось просто закрыть глаза и утонуть в нахлынувшей ватности.

Но что бы эти сволочи не задумали делать дальше, я хотел осознавать происходящее, а не валяться в отключке.

Поэтому я запел. Настолько громко, как только мог! И этот простой способ, как ни странно, действительно помогал мне. Хрипловатым ломаным голосом я озвучивал одну песню за другой, время от времени проваливаясь в полусон и опять просыпаясь.

Сколько прошло времени, я уже не понимал. Но когда в очередной раз я вытащил свое сознание из дремоты и заорал в сотый раз «Ой, мороз, мороз, не морозь меня», в нашей палате вдруг обнаружилось довольно много людей.

Перед опустевшим стеклянным кубом в рядок были выставлены стулья, на которых сидели мужчины и женщины в белых халатах, небрежно наброшенных на плечи поверх деловых костюмов. Они возбужденно переговаривались между собой, то и дело бросая в мою сторону заинтересованные взгляды.

Рядом со мной вместо лысого стоял пожилой пузатый дядька в толстых круглых очках — он считал мой пульс, прижимая пальцы к артерии на шее. Игнорируя недовольство доктора, я покрутил головой, пытаясь найти Януса, и обнаружил его у дверей, рядом со спящей Фортуной. Он был накрыт до самого подбородка белой простыней. Но самое главное — он дышал.

Мои губы дрогнули в кривой усмешке.

Давай, дядя. Отвяжи меня. Я тебе устрою!

— Отвязывать его нельзя, — словно подслушав мои мысли, заявил очкастый, обернувшись к большому собранию. — Его тело все еще в тонусе, так что он вполне в состоянии управлять им.

— Так сделайте еще инъекцию! — ответил ему со своего стула один из костюмчатых мужиков.

— Я бы не рекомендовал, — неуверенно проговорил очкастый. — Похоже, сердце работает на пределе.

— Может, попробуем схему ослабления? — подала голос тетка с серым пучком и красными губами. — Не откладывать же процедуру, раз уж мы все здесь собрались. Как, по-вашему, он выдержит?

— Да, это как раз можно, — кивнул очкастый. Он прикрепил к моей груди какой-то датчик, еще один — к виску, и покатил к стеклянной комнате.

Очутившись внутри, я сразу услышал уже знакомый шелест и перешептывание теней, хоть и не видел ни одной из них. Расположив меня рядом с перепачканным кровью деревянным ложем, очкастый, опасливо озираясь, торопливо зафиксировал каталку специальными скобами на полу и вышел за дверь. Прикрыв ее до половины, быстро шепнул:

— Виктус!

И запер стеклянную дверь.

Сердце забилось у меня где-то в гортани. Ворчание теней становилось все громче, а потом сразу несколько черных силуэтов выросли рядом с моей каталкой. Через мгновение к ним прибавились еще несколько, и еще. Они то вытягивались вверх, то расширялись, как пламя свечи, и медленно обходили меня кругом, словно выбирая, с какого места начинать меня жрать.

А потом разом набросились на свою добычу.

Ощущение было такое, как если бы меня окунули в кипящее масло. Я заорал, выгибаясь дугой от боли.

И в этот момент во мне шевельнулась мысль, что — все. Отбегался Даня. Вот здесь все и закончится.

— А-ааа! — заорал я, и в этот раз уже не столько от боли, сколько от ярости — на себя самого, на окружающее говно и на весь, сука, свет, несправедливый и паскудный.

Нихрена это не конец! Я даже сожратый до костей, как Самеди, все равно встану и пойду, и буду причинять вам всем такое возмездие, какое заслужили по праву! И даже если одна башка останется, как у Лёхи, все равно найду способ, вывернусь и заберу себе ваши руки и ноги, чтобы ими же вас и покарать.

Потому что я из «Парящего грифа», черт возьми. Я — жрец Нергала и друг Сета! Я — это я! И никакая скотская пытка не превратит меня во что-то другое!

— А-аааа-ааа! — взревел я, и это был уже не просто крик боли, а по-настоящему жуткий, угрожающий вопль, как если бы я с мечом в руках ринулся в бой против вражеской рати.

И в этот миг из моей груди вырвалось сияющее щупальце. А за ним последовало еще одно, и еще, раскрываясь смертоносным цветком.

— Да!!! — проорал я, как безумный, бешено хохоча. — Да, да! Наконец-то!..

Щупальца крепко схватили клубившуюся надо мной полупрозрачную субстанцию, засияли еще ярче — и поглотили стража целиком.

Сила потекла в меня, одновременно отрезвляя и успокаивая боль.

Другие тени прервали свой ужин. Испуганно отпрянули в стороны и забились вдоль стекол, полыхая, как черное пламя. Промеж их невесомых тел я видел, как со своих мест один за другим поднимаются приглашенные на это зрелище высокие гости.

Я захохотал еще громче и крикнул:

— Вы еще не поняли, да⁈ Ну ничего, сейчас поймете!

Я рванулся из своих пут с такой силой, будто собирался выдернуть руки к чертям. Мне даже показалось, что я слышу, как трещат мышцы и связки, как хрустят кости в суставах. Я орал, как взбесившийся берсерк, повторяя свой рывок снова и снова. Щупальца, полыхая сиянием, извивались надо мной, пытаясь поймать следующую жертву. Стражи забились в замкнутом пространстве о стены и потолок в поисках выхода, как пойманные мотыльки в банке. От их перепуганного шелеста у меня заложило уши.

Лица наблюдателей за стеклянной преградой из любопытствующих стали изумленными. Они озабоченно переглядывались между собой, по-обезьяньи энергично жестикулируя и указывая пальцами в мою сторону.

А когда я в сотый раз дернулся на каталке, мой чужой рванулся вместе со мной, с силой вытянувшись вперед, и правый поручень, жалобно скрипнув, выломался из своего гнезда.

— Да!!! — победоносно выкрикнул я, высвобождая руку.

Вот теперь можно и поиграть!

«Поиграть — это хорошо», — отчетливо прозвучало в моей голове.

И я этому даже не удивился. Некогда было такой фигней заниматься.

Сорвав бинты со второй руки, я освободил ноги.

И в этот момент из невидимого динамика где-то над головой раздался громкий мужской голос:

— Мортус!

Стражи на мгновение замерли. А голос настойчиво повторил команду:

— Мортус! Мортус!

Тени нерешительно заворчали, а потом часть их своры бросилась на меня — сразу со всех сторон.

Я спустил ноги и встал в полный рост в центре пыточной — весь в ожогах, кровище. И нелепом халате в цветочек с завязками на спине.

Впрочем, и на это мне было насрать.

Кровь врагов прекрасно исправляет неудачный крой и недостатки принта.

Щупальца заметались по кубу, извиваясь сверкающими лентами. Теперь они не пожирали, а просто разрывали на клочки тонкие тела стражей. Их обрывки, прилипая к стеклам, сочились настоящей кровью.

Я видел, как у людей за стеклом перекосило лица. В них смешались ужас и отвращение.

Женщины бросились к дверям, по пути роняя стулья. И, возможно, это было не единственное, что они с перепугу роняли по пути.

Эх, мне бы сейчас меч! И пару монстров-великанов в придачу, чтобы разнести к хренам этот сучий аквариум!

Ну же, Даня! Из каких же символов мне их скроить, чтобы получилось, как надо? Сила… Послушание…

И тут опять в моей голове отчетливо прозвучало: «А разве боги создают свое творение по частям? Разве ребенок не рождается на свет сразу целым ребенком, а ягненок — целым ягненком?»

Я хотел меч. Похожий на тот, что когда-то подарил мне Янус.

И как только в моей голове возник его образ, я доверился интуиции и просто создал символ. Сразу, цельный. Не обдумывая каждый элемент, как раньше.

И в следующее мгновение ощутил приятную тяжесть в правой руке. Меч был на месте! Точно такой, как в моих мыслях, ни убавить, ни прибавить.

Я счастливо рассмеялся.

Блин, вокруг меня летали лоскуты стражей, с влажным чавканьем прилипая к стеклам, на полу образовались кровавые лужи, в которых я стоял босиком — и при этом был упоительно счастлив!

«Великаны», — услужливо напомнила мне мысль.

Монстров мне придумывать не пришлось. Я просто вспомнил того мощного сына Великого Змея, который напоминал огромного беса во плоти — яростного и будто выточенного из куска черного агата, с рогами и клыками. И помножил на два. Одним взмахом руки я создал символ, и через мгновение слева и справа от меня заклубился белесый туман, из которого, разворачивая широченные плечи, поднимались на ноги мои огромные воины.

Дззыньь!

Толстенное стекло разлетелось на куски в стороны.

Гости с криком ломанулись прочь, сталкиваясь с ринувшейся на подмогу охраной.

Один из моих великанов легко оттолкнулся ногами от пола, взмыл вверх и с грохотом приземлился на автоматчика, проминая его бронежилет.

Жидкая каша под женский визг и ругань мужчин плеснулась на серые камни.

Я метнулся ко второму охраннику. Тот проталкивался через человеческую пробку в дверях, прорываясь внутрь. Не знаю, то ли интуитивная инспираторика опять заработала, то ли от адреналиновой бури внутри движения стали легкими и быстрыми, как в лучшие дни. Дрожь пульсировала по всему телу. Влажные ступни проскользили по камню, сдирая кожу. Со всей силы ударил его рукоятью в лоб, отшвырнул в сторону и, сбивая с ног очкастого, низко пригнулся и рубанул выскочившего наконец-то из толпы еще одного мужика с автоматом по ногам.

Шмяк!

Он с воплем рухнул вниз, и я одним злобным ударом закончил дело, перерубив ему шею.

А мои монстры тем временем с угрожающим ревом принялись давить всех, до кого могли дотянуться. Раздалось несколько выстрелов. В ответ раздался рев и хруст проломленной головы.

Больше желающих оказать сопротивление не оказалось. Остатки охраны с отчаянным матом бросилась наутек следом за своими господами.

Схватив разрыдавшегося очкастого за грудки, я рывком поднял его с пола и потащил к Янусу.

— Приведи его в себя, живо! Сделаешь — оставлю в живых. Но если хоть что-то пойдет не так, клянусь, ты пожалеешь, что дожил до сегодняшнего дня. Быстрой твоя смерть не будет. Ты понял⁈

Я хорошенько встряхнул доктора, глядя в упор в его рыбьи глазки за круглыми линзами.

— Я понял! — почти взвизгнул тот.

— Жить хочешь?

— Да… Хочу… Я все сделаю… Сделаю!..

Шатаясь из стороны в сторону, он сделал пару шагов к медицинскому столику, трясущимися руками начал шарить по плошкам и пробиркам, поблескивающим со стерильно белой пеленки. Наконец, набрал в шприц какой-то желтоватый препарат.

Я сам откинул простынь, открывая израненное тело Яна.

Руки очкастого ходили ходуном. Он снова и снова примеривался к толстой синей вене, набрякшей на сгибе руки, но не решался уколоть.

— Я не могу… — пробормотал он, наконец. — Не могу…

— Делай! — прикрикнул я.

И очкастый, вздрогнув, наконец воткнул иголку в вену и выжал в нее все, что было в шприце.

Между тем палата почти опустела. Один из моих великанов унесся вдогонку за аппетитной толпой, второй добивал охранника, методичными движениями дубася его всем бронированным прикладом об стену. Да уж, против лома нет приема. И вообще, зачем им тут бронежилеты? Друг от друга защищаться на случай помутнения рассудка? Или в истории их ордена кто-нибудь из богов умудрился кого-нибудь расстрелять силой мысли?

Я подтолкнул припотевшего доктора к Фортуне.

— Теперь ею займись! Давай, пусть просыпается!

— Но… но это невозможно сделать прямо сейчас, — дрожащим голосом проговорил он. — Объект находится в состоянии анабиоза. В моих силах только запустить процесс, но продлится он не меньше пяти часов!

Я тихо выругался.

— Ладно, давай запускай. Но учти — до тех пор, пока она не придет в себя, ты будешь рядом со мной, чтобы в случае чего мне не пришлось сюда возвращаться за твоей свежесодранной шкурой.

Мужик дернулся всем телом, точно я на него кипяток вылил. И опять поспешил к столику, всхлипывая и вытирая слезы из-под очков.

Мне его жалко не было. Работничек, блин. Концлагеря.

И я напряженно уставился на Януса.

Ну же, давай. Приходи в себя. Скорее!

Скоро начнется самое интересное. А я не смогу сражаться, держа тебя на одном плече, а твою жену — на другом!

И как в подтверждение этого, в оставленную открытой дверь я услышал оглушительную очередь и звериный вопль. Мой второй великан насторожился, отбросил свою жертву и помчался на выручку.

— Давай же, — уже вслух проговорил я.

Брови Януса дрогнули. Еле слышно простонав, мой магистр медленно приоткрыл глаза.

При виде меня его взгляд сначала прояснился, а потом нахмурился. Несколько мгновений он смотрел на светящиеся щупальца, выходящие из груди его воспитанника. Потом бегло осмотрел палату. С недовольным рыком попытался привстать, и я подал ему руку, чтобы помочь.

Увидев разбитый куб посреди комнаты и несколько тел на полу, он недоверчиво заморгал. Потом его губы тронула кривоватая улыбка, похожая на оскал, и Янус тихо, почти беззвучно рассмеялся.

— Ай да Даня… Как тебе удалось? Что ты сделал?

— Постарался исполнить приказ своего магистра, — крепко стиснув его руку, ответил я.

Ян отвернулся. Тряхнул головой.

— Перед глазами еще двоится… — проговорил он.

— Тебе надо поторопиться с настройкой фокуса, а то к нам скоро заявится вторая волна.

Он усмехнулся. Со знакомым прищуром взглянул на меня.

— Да… Мог ли я год назад предположить, что обрезок, которого я обманом взял к себе в школу из жалости, явится за мной в другой мир, чтобы вытащить из такой срани?..

— А вот это обидно было, — с обиженным видом буркнул я, оборачиваясь на дверь, откуда доносился приближающийся топот. — Давай-ка отлепляй свою жопу от каталки, пора встречать дорогих гостей.

И, шлепая босыми ногами, отправился к выходу.

Янус фыркнул мне в след и окликнул:

— Даня!

— Чего? — не оборачиваясь, спросил я.

— Крутой доспех.

Я с трудом проглотил приступ нездорового смеха.

— На свой посмотри!

И с мечом наперевес двинулся к дверям.