Глава 19 Прокаженный холеры не боится

Какое-то время мы сидели в тишине. Только ветер шелестел листьями деревьев, разгоняя вокруг облака сладкого запаха.

Я смотрел на Оракула и думал о том, что у него очень тонкая шея. Чтобы сломать такую, мне даже усилий прикладывать не придется. Вот и выполню его просьбу об освобождении из тела. Хрусь — и все.

С другой стороны, мне было жаль его. Глупо, необъяснимо, но правда. Наобщавшись с богами я имел некоторое представление об их мироощущении, и понимал, чего стоило Оракулу сказать то, что он сказал.

Похоже, он впервые за всю свою вечную жизнь нашел в себе такой орган, как совесть, и теперь совершенно не знал, что с ней делать.

Злиться на него не имело никакого смысла. Он поступил со мной точно так же, как та же Фортуна — просто использовал для своих целей, как инструмент. Для богов это обычное дело.

А вот сожалеть о сделанном выборе им не свойственно от слова совсем.

Однако Оракул сожалел.

Вот только мне от этого было не легче.

— Рассказывай, — коротко сказал я, откинувшись на траву.

— Ты… не ударишь меня? Как тогда, в святилище? — искренне удивился тот.

— А ты очень хочешь? — хмыкнул я, устало закрывая глаза.

— Нет. Не знаю. Это было бы… логично для тебя.

— Не вижу в этом ни логики, ни смысла. Тем более это не первый раз, когда мне говорят, что пора отползать в сторону кладбища. Мне вот только одно интересно… — я открыл глаза и повернул голову к Оракулу. — Вам что, смертных мало? Почему для всякой хрени каждый раз из толпы выбирают именно меня?

— Это называется судьба, — Оракул, глядя на звезды. — Она складывается из твоего типа личности, определяющих ценностей…

— Не нуди, это был риторический вопрос, не требующий ответа, — отмахнулся я. — Давай по существу.

— Если Фортуна попытается просто вынуть из тебя Азатота вместе со всеми остальными слотами и искусственным источником в целом, вы оба погибнете.

— Понял. Что еще?

— Азатот внутри тебя, с одной стороны, будет скрываться от других до последнего, но при этом жаждет собрать себя как можно быстрее.

— Это я и без твоей подсказки понимаю.

— То, что случилось с Шивой, может повториться в любой момент. И не рассчитывай, что, поглотив свою энергию, он успокоится — Азатот голоден, и будет стремиться выпить все до конца. Поэтому тебе лучше держаться подальше от тех, кто имел доступ к Чаше — если у тебя нет стремления их убить.

Вот, значит, как. Держаться подальше.

— Принято, — мрачно отозвался я. — Что еще?

— Когда он соберет себя в достаточной мере, хрупкая оболочка, удерживающая его, не выдержит энергии разрушения и будет уничтожена.

— Ясно. Это все?

— Осталось последнее. Я больше не стану тебя обнимать, чтобы успокоить Азатота, — проговорил Оракул, содрогнувшись. — Эта отвратительная картина до сих пор стоит у меня перед глазами, и я проклинаю себя за невозможность что-либо забыть.

— Абсолютно с этим согласен, — пробормотал я, чувствуя, как опять начинает пылать мое лицо.

Да, мне бы тоже не помешало хлебнуть какого-нибудь эликсира забвения, чтобы выкинуть из памяти весь этот проклятый вечер.

— Держи, это тебе пригодится, — сказал я Оракулу, вытащив из кармана кошелек. — Дальше сам справишься?

— Наверное, — как-то не очень уверенно отозвался тот.

— Уж постарайся. А я пойду выручать мою бедную прыгучую бабку в платочке. Пока, блин, не помер.

Я поднялся с земли, и, сунув руки в карманы, отправился прочь из сада.

После разговора с Оракулом желание отдыхать у меня внезапно прошло.

На это просто не было времени.

Прямо будто третье дыхание открылось, честное слово.

К счастью, весь героический эпос у въездных ворот города уже рассосался, остались одни цитаты. Важные персоны покинули площадь, только вояки все еще отсвечивали в свете факелов и бродили по площади, решая какие-то организационные вопросы и порыкивая на попадавшихся по пути горожан.

Потолкавшись среди них, я подрулил к одному из великанов Сета, представился и попросил обещанной помощи. Тот серьезно выслушал мои пожелания, кивнул — и через пятнадцать минут я уже переодевался в караулке в нормальный поддоспешник и пристегивал к поясу ножны с форменным мечом.

В таком виде я и покинул город. Пешком. Старые ножны бряцали по бедру, грубые сапоги хлюпали голенищем, мягкая земля проминалась под металлическим подбоем каблуков. Я шел по тропе к лесу, забивая острое чувство одиночества размышлениями над конкретным планом по поимке Арины Родионовны.

По большому счету мне ведь даже ловить ее не нужно было. Достаточно только найти и поговорить. Она ведь, в отличие от большинства моих творений, вполне себе разумная.

В какой-то момент я остановился и обернулся на город.

Он поднимался из темноты, окруженный облаком уютного желтого света факелов и фонарей. Интересно, чего больше я принес в этот мир, радости или несчастий? Чем вспомнят меня лет через пятьдесят? И вспомнят ли?..

Отмахнувшись от внезапно нахлынувшей лирики, я закурил и потопал себе дальше.

В лесу было хорошо. Сумерки и время от времени поблескивающие в темноте огоньки звериных глаз меня не пугали. Я шел, не скрывая своих шагов, и ночное зверье делало то же самое — обходило меня стороной, тяжело дыша и похрустывая ветками, вежливо давая знать о своем присутствии. Так один хищник обходит другого, не желая вступать с ним в бессмысленную схватку.

Я брел по лесу, прислушиваясь ко всем его звукам и пытаясь различить среди них какие-то особенные, неестественные — шепот, звуки прыжков или что-то еще в этом роде.

Примерно через час погода начала портиться. Звезды на небе заволокло тучами, луна то пропадала, то снова выглядывала. Ветер стал резким, так что скрип старых веток и стволов вместе с шелестом напрочь перекрыли все остальные звуки. В воздухе запахло надвигающимся дождем.

Я даже начал подумывать, не стоит ли прервать поиски до рассвета, как вдруг сквозь шум до моего слуха донеслось странное дребезжащее подвывание.

Насторожившись, я пошел на звук, в сторону чернеющего ельника.

И когда из-за тучи проглянула луна, я увидел промеж развесистых лап маленькую ведьмину полянку с пнем посередине — и целую коллекцию человеческих черепов. Они лежали ровными рядами, как капуста на грядке, а на пне, раскорячив кенгурячьи ноги, сидела моя старушонка. В руках она держала еще одну черепушку и нежно натирала ее снятым с головы платочком, подвывая себе под нос:

— У котика, у кота

Ой, кроватка хороша,

А у Лёшеньки мово

Есть получше его.

У котиньки, у кота

Ой, перинка хороша,

А у Лёшеньки мово

Есть получше его.

Спи, мой махонький, усни,

Угомон тебя возьми!..

Тяжко вздохнув, она высморкалась в тот же платок, положила череп на землю и взяла другой себе на колени.

— У котика, у кота,

Одеяльце хорошо,

А у Лёшеньки мово

Есть получше его…

Глаза ее сверкали в свете луны, как у кошки, слова колыбельной из-за неправильного прикуса получались шамкающие и невнятные. Жутковатое зрелище, надо сказать. Но тоска, звучавшая в них, была самой что ни на есть настоящей и искренней! И то, что для неподготовленного ума могло показаться чудовищной картиной, тронуло меня до глубины души.

— Эй, бабуся! — окликнул я Арину Родионовну.

От неожиданности та охнула, всплеснув руками.

Череп выскользнул из ее лапок и скатился промеж колен в траву. Старушонка поспешно, с чисто женской стыдливостью покрыла свою ушастую голову платочком и завязала узлом.

— Данюшка — батюшка, ты ли? — надрывно воскликнула она, проворно соскочив с пенька.

Я аж поперхнулся от неожиданности.

Батюшка? Это что еще за хрень⁈

Хотя, если учесть, что я — ее создатель…

— Типа того, — ответил я, выбираясь на полянку. — Ну ты тут устроила…

— Ты токмо ничо дурного не подумай, я не душегубница какая! — затараторила Арина Родионовна, хлопая на меня своими кошачьими глазами. — Это я по лесу, милок, по лесу всех сгинувших собираю, недолюбленных баюкаю… — тут она снова всплеснула руками и воскликнула: — Лёшенька! А он-то где, свет мой ясный?

— В городе твой Лёшенька, живой и здоровый!.. — тут я сообразил, что какое-то не то определение выбрал для мертвого некроманта и поспешно добавил: — Ну… в смысле, целый…

— Как целый? — искренне ужаснулась старушонка.

Кажется, я опять не то определение подобрал, для черепа-то.

— Короче, в том же виде и комплектации, как ты его видела в последний раз, — нашелся я.

— Слава всем боженькам, — охнула Арина Родионовна. — А то я уж так об нем тревожилась! Еще б хоть разочек к груди его прижать, дитятко мое ненаглядное!

— Так пойдем, — улыбнулся я. — Я ведь за тобой специально пришел. Только всех твоих приемышей… — обвел я взглядом ее коллекцию Йориков, заболиво разложенную на траве. — чур, оставляем здесь.

Но бабуся была так счастлива, что даже не обратила никакого внимания на эту мою фразу. Она была готова прямо сейчас мчаться хоть на край света к своему подопечному, которому без остатка было отдано ее сердце.

Сердце, созданное мной.

И наполненное этой привязанностью по моей же прихоти.

Я с улыбкой вздохнул. Что ж, я, в некотором смысле, тоже немножечко бог. Только очень молодой и глупый. Я ведь бросил ее не по злобе, а просто по легкомыслию.

Просто не посчитал нужным взять ее под свою опеку. Она ведь не человек. А так, сделанное на скорую руку и не самое удачное созданье.

Наверное, примерно также думают о людях некоторые боги…

Ветер стал еще резче, и мы поспешили на тропу, чтобы не заблудиться во время дождя. К счастью, когда первые тяжелые капли посыпались с неба, мы уже были на полпути к проезжей дороге.

А потом вдруг моя Родионовна замерла и ощерилась, выставив страшные клыки наружу.

Я замедлил шаг и, вглядываясь в черные пятна впереди, насторожился.

Быстрая черная тень, прошелестев плащом, скользнула мне за спину. Еще одна вынырнула из-под кустов мне наперерез.

Я рывком выхватил меч из ножен.

— Держись ко мне ближе! — приказал я старушонке, и та послушно юркнула мне за спину, продолжая щериться в темноту.

— И кто же это у нас тут такой прыткий? — услышал я насмешливый мужской голос со спины.

— Решил чужую добычу забрать? — подхватил второй — тот, что преградил мне дорогу. Он сделал размашистый жест в воздухе, и над его головой возник бледно-желтый конструкт, тут же превратившийся в огромный масляный фонарь, висящий в воздухе.

Теперь я мог как следует разглядеть своих противников. Вернее, их плащи и надвинутые низко на глаза широкополые шляпы.

Дождь зашумел, застучал по листве и лопухам, забарабанил по шляпам. Тонкие струйки холодной воды заструились у меня по лицу.

И тут слева из-за толстого ствола липы ко мне вышел третий участник облавы.

— Однако, — насмешливо сказал он. — Как бы ни было трудно в это поверить, она и правда существует. И действительно страшна, как смертный грех! Что ты собираешься делать с ней, парень? Или, может, ты один из тех, кто поклоняется этой твари?

По-хорошему мне бы стоило сказать им сейчас что-то умиротворяющее. Типа ребята, давайте жить дружно или что-то в этом роде. И, может быть, у меня бы получилось. Чем черт не шутит.

Вот только меня просто распирало от желания нарваться еще сильней! Когда нужно поставить мозги на место и выплеснуть гнев, что может быть лучше хорошей драки?

Я почувствовал, как на губах начинает расползаться злая и при этом довольная усмешка.

— Вы даже не представляете, насколько неудачный момент выбрали, чтобы вставать мне поперек дороги, — проговорил я.

— Да ну? — рассмеялся охотник, оказавшийся впереди. — И что же ты сделаешь? От тебя же версту пустотой несет. Энергия, брат, это не член — от одного только желания больше не становится. А вот я одним ударом могу тебе запросто руку отрубить — ту самую, в которой ты свой бесполезный меч держишь.

— Эй, давай все-таки по-человечески, — с шутливым укором сказал своему товарищу тот мужик, что подошел с левой стороны. — Короче, давай так, парень, — заговорил он, сдвинув шляпу назад, отчего я смог увидеть уже знакомое лицо молодого охотника. — Ты отдашь нам тварь, и мы отпустим тебя на все четыре стороны. Идет?

— Нет, не идет, — широко улыбаясь злорадной улыбкой, сказал я. — Это вы прямо сейчас идете отсюда в жопу, и тогда, может быть, останетесь целы. Как вам такой расклад?

Вместо ответа охотник, что стоял прямо передо мной, бросился на меня. Из-под плаща, сверкнув в сиянии призрачного фонаря, выскользнул длинный клинок.

Я с молниеносной скоростью, которой научил меня Та’ки, ускользнул от удара в сторону и усилием всадил меч ему в бедро.

Получай!

Все мое тело будто зазвенело от напряжения. Мышцы и связки стали горячими.

Чего там у меня нет? Энергии?

Подумаешь, мне не впервой.

Раненый охотник взвыл, падая в траву на одно колено.

Двое других с гортанным рычанием бросились на нас с Родионовной. Она отпрыгнула в сторону от меча, лязгнула зубами.

— Иди к городу и подожди меня на развилке! — крикнул я, прикрывая ее от очередного выпада. Клинки с лязгом ударились друг об друга, приятной тяжестью отдавая в плечо.

Старушонка ломанулась через кусты вперед, а я вошел в раж и, закусив удила, бросился в бой.

Увернувшись от меча молодого, я поймал второго в клинч и пинком отшвырнул в кусты. Грязный сапог с подкованным каблуком — тоже ничего себе магия, если умеешь пользоваться!

Ощутив опасность затылком, я тут же пригнулся. Засветившийся от энергии меч противника просвистел над головой, разрезая потоки хлынувшего дождя.

Вот и иллюминацию подвезли.

Развернувшись, я проскользил по мокрой траве и со всей силы рубанул мужика по плечу, потом резко ушел вниз и острием прошил голенище его сапога.

Кровь хлынула из плеча, смешиваясь с водой. Раненый вскрикнул, но все еще пытался удержать оружие в дрогнувшей руке.

— Эй, ладно, ладно! — поспешил крикнуть их третий, вылезая из кустов, куда я только что его отбросил. — Давай на этом остановимся? Мы ошиблись!..

Остановимся? Вот так просто?

Я медленно опустил меч.

Мне не было нужды их убивать. Но все-таки я рассчитывал на что-то более захватывающее и интересное.

Разочарованно сплюнув в сторону, я вытер рукавом глаза — бесполезное, конечно, дело под дождем. Но уж очень раздражает.

Окинув взглядом своих противников.

Да уж, похоже, здесь и правда ловить больше нечего.

— Хрен с вами, — проговорил я, убирая меч в ножны.

Развернулся и пошел прочь, пристально вслушиваясь в каждый шорох у себя за спиной.

Но никто за мной не последовал.

Подхватив по пути Родионовну, мы вышли на дорогу и направились в сторону светящегося впереди города. Ливень не прекращался. Я был весь мокрый с головы до ног, в сапогах чавкала вода, под ногами хлюпала жижа. Брови чесались от запутавшихся капель, с волос за шиворот текли ручьи.

Мое созданье послушно шлепало позади меня, шепеляво перебирая русско-народную брань. От мокрой шерсти запахло псиной.

Тоска, блин.

Дождь начал стихать только когда мы уже почти добрались до города.

И тогда же я услышал приближающийся конский топот за спиной.

Нас нагонял всадник на породистой легкой лошади.

Или, вернее, всадница.

— Где ты был⁈ — услышал я окрик Демки, и остановился.

— Да я, как бы…

— Весь город обыскала, вокруг города объехала — нигде не нашла! Сказали, надел поддоспешник, взял оружие и ушел!..

Остановив коня, она соскочила на землю, разбрызгивая в стороны грязь своими длинными стройными ногами в коротких шортах. Вся мокрая, как и я. Взъерошенная и сердитая.

Демка бросилась ко мне, но я остановил ее окриком.

— Не подходи!..

Деметра замерла.

— Чего? — растерянно проговорила она.

— Не приближайся и не прикасайся ко мне. Я не шучу.

Она посмотрела на меня так, будто я ее ударил.

— Почему?

Я отвел глаза, не выдержав ее пристального взгляда.

— Ты — член Совета, — понизив голос, сказал я, на всякий случай отступая еще на шаг. — А значит, имела доступ к Чаше.

— И что с того?

— Ты ведь уже знаешь про хрень, живущую во мне? Так вот этот… глист-переросток питается ее энергией. Хорошо, что ты не видела, как он сегодня таскал меня над площадью, пытаясь пожрать Шиву. Это было редкостное позорище. Так что…

Демка смахнула капли с челки, сбившейся в мокрые пряди. И вдруг улыбнулась.

— Какой же ты дурак, — сказала она. — Я уж подумала, что-то серьезное случилось…

Она снова шагнула ко мне, вынуждая меня опять отступить.

— Я не шучу, слышишь? Эй, ты что творишь?..

Деметра рассмеялась, вытирая влагу со щеки.

— Глупый, я же потеряла всю свою энергию, когда прошла вместе с тобой через Врата! Во мне не осталось ни капли энергии Чаши. И то, что вернулось ко мне по возвращению — это только мое!

Теперь в растерянности замер я.

А ведь она права.

Она права!

Деметра обняла меня, а я все еще стоял, как пень, не в силах пошевелить ни ногой, ни рукой, будто они разом налились свинцом.

— Я… Я не подумал об этом, — наконец сумел я выдавить из себя.

— Не подумал он, — всхлипнула Демка. — Зато пропасть умудрился. Ни слова не сказал, взял и исчез! А я даже портала к тебе открыть не могу! Сделаешь так еще раз…

Я наклонился и ткнулся губами в ее лицо. Дождь на нем оказался соленым.

Демка умолкла. Нос раскраснелся, губы задрожали. Вот такое вот расчудесное счастье. Мое.

Свинцовая тяжесть внутри сменилась согревающим теплом.

— Ох и выбрала же ты себе мужика, — с улыбкой сказал я, вытирая набегающие капли с ее ресниц.

— Ничего не знаю, меня все устраивает, — буркнула она и прильнула ко мне всем телом.

— Я же весь мокрый, хоть выжимай, — с мягким укором сказал я, на самом деле вовсе не рассчитывая на то, что она послушается и отодвинется.

— Сказала же — меня устраивает, — упрямо повторила Деметра.

— Это хорошо.

Так, в обнимку мы и дошли до ворот.

Там я позвал джетовцев, объяснил им, кто такая Родионовна и попросил отдать ее Лёхе — так сказать, в личное пользование. А потом спросил, где я могу остановиться, чтобы переночевать, и оказалось, что кроме комнаты в резиденции короля и покоях Сета с супругой я могу за счет города воспользоваться услугами любой таверны в городе.

Вот туда-то я и повел Деметру, крепко держа ее за руку.

— А чем тебе резиденции-то не угодили? — со смехом спросила она. — Боишься, что не дадим выспаться сиятельным особам?

— Боюсь, нас там в любой момент могут найти. А мне совсем не хочется, чтобы ближайшие несколько часов кто-нибудь притащился по мою душу. Даже если мир вокруг начнет рушиться, прямо сейчас я хочу только постель, тебя и немного покоя. И чтобы дверь в нашу комнату была крепкой.

Загрузка...