Боги, построившие пирамиды

8

ТОКСИЧНОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО В ПОЛЬЗУ СТАРОЙ ТЕОРИИ

В 1976 году в парижском Музее человечества были выставлены мумифицированные останки египетского фараона Рамсеса Великого. В процессе приготовлений повязки, скреплявшие тело мумии, были удалены, а европейские ботаники получили в свое распоряжении кусочки ткани, которые следовало тщательно проанализировать.

Один из таких крохотных образцов попал в руки доктора Мишель Леско из парижского Музея естественной истории. Внимательно изучив кусочек ткани, она обнаружила странные пятнышки, прилипшие к волокнам этого фрагмента. Исследовав их под микроскопом, доктор Леско установила, что это остатки табака. Она провела еще несколько анализов, но результаты каждый раз оказывались теми же самыми. Находка была весьма озадачивающей, ведь табак попал в Египет уже в современную эпоху. В итоге Мишель Леско пришлось согласиться с доводами коллег, которые убеждали ее в том, что погребальные одежды фараона были запачканы кем-то из рабочих, куривших табак.

А более ста лет назад по приказу правителя Баварии в Мюнхенский музей был доставлен раскрашенный саркофаг Хенут Тауи с мумией внутри. В 1992 году немецкие исследователи приступили к изучению останков. Химический анализ решено было доверить доктору Светлане Балабановой, работавшей в институте судебной медицины города Ульма. Первые же тесты привели ученых в замешательство. Оказалось, что в теле Хенут Тауи содержится большое количество никотина и кокаина. Однако в древние времена табак рос лишь на территории двух Америк, а коку вообще можно было найти лишь в боливийских Андах.

В свете столь явного противоречия доктор Балабанова отправила образцы мумии в три другие лаборатории, однако и эти тесты также оказались позитивными. В итоге ей не оставалось ничего другого, как опубликовать полученные результаты. Как отмечает сама Балабанова, академическая общественность пришла в сильнейшее негодование.

Тем не менее тесты, проведенные Балабановой, являлись общепризнанным методом, позволявшим определить употребление наркотиков. Подобный анализ активно применялся на протяжении последних двадцати пяти лет. Известно, что наркотики и прочие вещества, поглощаемые человеком, имеют тенденцию накапливаться в белках волоса. Здесь они могут находиться на протяжении многих месяцев и не исчезают даже после смерти человека. Фактически они могут пребывать там до бесконечности.

Чтобы убедиться в отсутствии внешних примесей, кусочек волоса тщательно моют в спирте, после чего проверяют сам раствор. Если окажется, что раствор чист — в то время как анализ образца дал положительные результаты, — значит, наркотик находится непосредственно внутри волоса. А это, в свою очередь, предполагает, что он попал туда еще при жизни человека. Балабанова решительно отстаивает достоверность подобных методов и результатов.

Решить подобное затруднение можно было бы с помощью цветка лотоса, в котором содержится значительная доза никотина. Эти цветы и в самом деле использовались египтянами, о чем свидетельствуют росписи одного из храмов Карнака. Здесь можно увидеть изображения египтян, погружающих цветы лотоса внутрь чаши. Содержимое сосуда — должно быть, вино — вступало в реакцию с растением, высвобождая тем самым никотин. И все же подобное толкование представляется вполне удовлетворительным. Дело в том, что содержащийся в мумиях уровень никотина уверенно можно назвать летальным. Балабанова полагает, что табак использовали уже в процессе мумификации. Большие дозы никотина носят антибактериальный характер, что должно было сыграть свою роль в сохранении останков. Возможно также, что в Египте произрастал тогда вид табака, неизвестный современной науке. Однако ботаники утверждают, что, если бы в то время существовал еще один самостоятельный растительный вид, они бы об этом обязательно знали.

Обнаружение кокаина в столь древних останках и вовсе представляет собой загадку. По мнению доктора Сэнди Кнаппа из лондонского Музея естественной истории, подобная находка едва ли не выходит за грань возможного^{158}. Были проведены дополнительные тесты, но и они оказались положительными. Балабанова отмечает, что это и в самом деле загадка. И все же, по ее мнению, могло быть и так, что коку ввозили в Египет еще до путешествий Колумба. Неужели в глубокой древности и в самом деле имела место торговля наркотиками, соединявшая Африку с двумя Америками? Некоторые египтологи, как, например, Джон Бейнз из Оксфордского университета, считают подобное предположение смехотворным.

Но на самом деле существуют ученые, занимающиеся подобными исследованиями. Это и Элис Кехоэ из Маркетского университета, и Мартин Бернал из Корнеллского университета, и доктор Роберт Шох, развивший данную теорию в своей книге «Путешествия строителей пирамид». Кехоэ полагает, что целый ряд фактов говорит в пользу путешествий по ту сторону Атлантического и Тихого океанов, позволивших связать воедино Западное и Восточное полушария. Тем не менее многие археологи отказываются от обсуждения этой темы. По мнению Кехоэ, свидетельством подобных контактов может считаться сладкий картофель. Еще одним весомым фактом в пользу данной теории является арахис, обнаруженный на территории западного Китая. Мартин Бернал, профессор Древней истории восточного Средиземноморья, также считает подобные путешествия «более чем возможными»^{160}.

Эти идеи становятся более убедительными, если учесть те римские кувшины, которые были обнаружены в 1975 году в одной из гаваней Бразилии. Некоторые ученые полагают, что они попали туда с затопленной римской галеры, однако другие исследователи склонны оспаривать эту концепцию. В то же время на территории Бразилии была обнаружена надпись, выполненная на одном из древних средиземноморских языков. А в Мексике существуют статуи, возраст которых составляет около трех тысяч лет. Лицо каждой из этих фигур украшает борода — деталь, совершенно незнакомая местным индейцам. Кроме того, здесь же были обнаружены колоссальные статуи, лица которых отличаются ярко выраженными африканскими чертами. На эти и другие примеры указал в своей книге «Следы богов» известный исследователь Грэм Хэнкок.

Главная проблема, с которой сталкиваются все сторонники трансокеанских путешествий, — недостаток артефактов, способных подтвердить состоятельность данной идеи. И это касается как Африки, так и Америки. Не исключено, что египтяне и в самом деле никогда не пересекали океана. Но это не значит, что то же самое можно сказать и о других народах. И в этом случае мы вынуждены задаться вопросом: так кто же были эти отважные путешественники? Некоторые считают подобные странствия вполне естественными, ведь люди издревле стремились на поиски новых земель. Другим эта идея кажется абсурдной. Тем не менее история знает немало примеров того, как многие гипотезы, отнесенные поначалу к абсурдным, оказывались в итоге единственно верными.

Некоторые современные ученые полагают, что древние народы и в самом деле пересекали океаны в поисках новых земель. Однако сама эта идея далеко не нова. Еще сто лет назад она прозвучала из уст Огюста Ле Плонжеона, чью историю можно назвать захватывающей и шокирующей одновременно.

На закате своей карьеры Огюст Анри Жюль Ле Плонжеон (1826–1908) был заклеймен научной общественностью той эпохи как сторонник абсурдных идей. Подобное суждение касалось не столько археологических изысканий ученого, требовавших от него немало сил и мужества, сколько тех выводов, к которым он пришел на основе собранного материала. И все же, невзирая на подобное отношение, Ле Плонжеон был по-настоящему замечательным человеком. За свою жизнь он успел побывать золотодобытчиком, фотографом, врачом и, наконец, археологом. Он свободно владел английским, французским и испанским, а также языком индейцев майя, который он выучил за двенадцать лет пребывания на полуострове Юкатан. Ле Плонжеон и его жена Алиса никогда не отказывались от своих убеждений. До самых последних дней своей жизни они отчаянно боролись за то, чтобы их идеи были услышаны другими учеными.

Прибытие на Юкатан

В 1873 году супруги Ле Плонжеон прибыли на полуостров Юкатан, территория которого была поделена между мексиканским правительством и индейскими мятежниками. Ученые рассчитывали запечатлеть здесь на пленку развалины древних построек майя. В этом Огюсту Ле Плонжеону должны были помочь многолетний опыт фотографирования и недавние исследования в Перу. Кроме того, в голове его уже зародилась идея, которую он намерен был проверить с помощью систематических наблюдений. Ле Плонжеон полагал, что именно южноамериканская культура дала некогда толчок к созданию цивилизованного мира. Впервые он высказал это предположение во время изучения древних развалин в Тиауанако. Факты, которые ему предстояло обнаружить на Юкатане, должны были либо опровергнуть, либо доказать эту гипотезу. В любом случае Ле Плонжеон предпочитал опираться на собственные исследования, а не на устоявшееся мнение^{161}.

Через неделю после прибытия в Мериду, столицу Юкатана, Алиса тяжело заболела желтой лихорадкой. Как только она выздоровела, супруги сразу же приступили к исследованиям местных достопримечательностей. Они внимательно изучали расположенные неподалеку руины, отмечая наиболее характерные надписи, рисунки и архитектурные черты. С помощью этих деталей они рассчитывали определить путь для дальнейших исследований. Немало времени тратили они и на то, чтобы научиться говорить на языке майя. По мнению Ле Плонжеона, способность общаться с современными индейцами должна была стать немалым подспорьем в интерпретации их прошлого.

Во время засухи 1873–1874 годов супруги Ле Плонжеон впервые посетили древний город Ушмаль, развалины которого давно вызывали у них живейший интерес. Этот город находился на территории, контролируемой мексиканским правительством, что обеспечивало ученым относительную безопасность. Кроме того, это была прекрасная возможность принять участие в местных праздниках и понаблюдать за обычаями индейцев. В результате подобного общения Огюст Ле Плонжеон и его жена пришли к выводу, что современные народы, населявшие Юкатан, были прямыми потомками древних майя, построивших некогда великолепные города и храмы. Определенные факты, свидетельствующие в пользу этой теории, были обнаружены уже в Ушмале. Однако главное доказательство предстояло открыть в Чичен-Ице — крупнейшем поселении доколумбовой эпохи. Но этот город располагался на территории, контролируемой мятежниками. Так что попасть туда уже было большим приключением.

В Чичен-Ице Ле Плонжеон хотел найти Акаб-Дзиб (дом загадочных письмен). Ученый собирался исследовать тот иероглифический текст, о котором ему рассказывал Мариано Чабле, старик-индеец из Мериды. По словам Чабле, в тексте содержалась надпись, являвшаяся настоящим пророчеством. В ней говорилось о том, что однажды жители Садзи (современного Вальядолида, города на полуострове Юкатан) смогут беседовать с теми, кто живет в Хо (Мериде), с помощью шнура, протянутого иноземными людьми. В Чичен-Ице Ле Плонжеон обнаружил, что здание с текстом полностью заросло кустарником. Располагалось оно за наблюдательным пунктом, известным как Каракол. Сама надпись находилась на каменной перемычке поверх двери, ведущей во внутренние помещения. Под ней был изображен жрец или правитель древних майя. Расчистив надпись, Ле Плонжеон приступил к ее дешифровке. По мнению ученого, некоторые из знаков обозначали молнию или электричество. Здесь же было указание на тот шнур, о котором ему говорил старик. Учитывая особую значимость этой находки, Ле Плонжеон решил запечатлеть ее с помощью фотоаппарата.

Ле Плонжеон написал о своем открытии президенту Мексики и в Американское антикварное общество, отметив, что данный текст «называют пророчеством». Американское антикварное общество опубликовало его в 1877 году. Позднее противники Ле Плонжеона настаивали на том, будто он утверждал, что индейцы майя общались в древности при помощи телеграфа. Это нанесло первый удар по репутации ученого.

История королевы Му

В Чичен-Ице, в Верхнем храме Ягуаров, супруги Ле Плонжеон скопировали остатки фресок, на которых были представлены сцены из деревенской жизни, религиозные празднества, войны и изображения правителей. Внимательно изучив эти сцены, Ле Плонжеон пришел к выводу, что они отображают историю одного поколения правителей и что именно здесь кроется ответ на многие вопросы, касающиеся расселения индейцев майя. Для Ле Плонжеона это стало свидетельством истории в противоположность мифу, а также указанием на происхождение прочих цивилизаций и их мифологии.

Изображения животных на фресках были символами тотемов или духов. Ле Плонжеон отождествил орла с попугаем ара, символом индейской принцессы. Она была названа королевой Му — в соответствии с тем словом, которым индейцы майя называли ара. Братом ее был принц Чаакмол, называемый, благодаря своему тотему ягуара, «могучим воином». Пятнистый щит принца Чаакмола был представлен как на фресках, так и на прочих изображениях, обнаруженных неподалеку от храма.

При помощи этих фресок Ле Плонжеон определил место, где, по его мнению, должна была находиться очень важная статуя. Было ли это следствием правильной интерпретации изображений или же чистой удачей, однако в месте, где он начал копать, и в самом деле оказалась статуя принца Чаакмола. По словам Ле Плонжеона, она носила тот же характер, что и образ воина, представленный на стенах храма.

Он тут же отправил сообщение о находке своим североамериканским коллегам. При этом Стефен Солсбери, публиковавший отчеты Ле Плонжеона, изменил произношение «Чаакмол» на «Чакмоол», что на языке майя означает «пума». Однако Ле Плонжеон специально использовал слова чаак и мол, образуя таким образом наименование «могучий воин». Тем не менее общеупотребительным стало имя «Чакмоол», хотя Ле Плонжеон не раз говорил впоследствии о его ошибочности. Сам он использовал позднее в рукописях имя Кох — более привычное индейское слово с тем же значением, что и Чаакмол.

Чаакмол

Глубоко внутри холма, который рабочие начали раскапывать по распоряжению Ле Плонжеона, было обнаружено каменное изваяние ягуара с теми же зелеными пятнами, что украшали фрески храма. По мнению ученого, статуя представляла собой принца Чаакмола, младшего брата и супруга королевы Му. Помимо статуи в холме обнаружилось множество артефактов. У самого основания памятника лежали восемнадцать кремневых наконечников от копий. Семь наконечников были вытесаны из зеленого камня. Здесь же лежали две плоские керамические тарелки и глиняный кувшин. Еще одну находку — нефритовую трубочку, вставленную в золотую брошь, — Ле Плонжеон подарил своей жене. Этот подарок должен был символизировать ее духовную связь с королевой майя. Неудивительно, что брошь стала для Алисы настоящим талисманом.

На груди фигуры находилась чаша, в которой лежали сломанный кремневый клинок, нефритовая бусина и остатки какого-то органического вещества. По мнению Ле Плонжеона, это были кремированные остатки сердца Чаакмола. Ученый послал этот материал Чарльзу Томпсону, профессору химии Уорчестерского института. Проведенные им анализы позволили установить, что органическое вещество «было некогда частью человеческого тела, которое впоследствии подверглось сожжению с некоторым количеством топлива»^{163}.

Это открытие окончательно убедило Ле Плонжеона в том, что он правильно расшифровал сюжет фресок. В свою очередь, это дало ему основание для дальнейшей интерпретации тех событий, из которых складывалась история древних майя.

В свете данных находок супруги Ле Плонжеон приняли решение вернуться в Ушмаль, чтобы изучить сохранившиеся там фрески и получить более ясное представление об иконографии майя. Краткого визита оказалось вполне достаточно, чтобы убедить Огюста и Алису в исторической достоверности королевы Му и прочих фигур, ведь все эти лица нашли свое отражение как в Чичен-Ице, так и в Ушмале. Ле Плонжеоны считали, что профиль королевы Му был вырезан на фасаде Правительственного дворца. Правда, за истекшие столетия образ этот несколько стерся, так что теперь его можно было разглядеть лишь под определенным углом. В соответствии с той исторической версией, которую излагали Ле Плонжеоны, профиль королевы был вырезан по приказанию другого ее брата, принца Аака.

Во время работы в Ушмале Ле Плонжеон сфотографировал фасад дворца и специально высветил некоторые его детали — чтобы отчетливее был виден профиль королевы Му. Это вызвало новый поток критики со стороны его антагонистов, которые обвинили Ле Плонжеона в том, что он намеренно фальсифицирует свои изображения, желая подкрепить теорию о культурных первоистоках майя.

Принц Кэй

Во время своего последнего пребывания в Ушмале супруги Ле Плонжеон обнаружили надпись, относившуюся, по их мнению, к старшему брату Чаакмола, принцу Кэю (этим словом индейцы майя именовали рыбу). Предположив, что изваяние принца Кэя должно находиться в нижней части пирамиды Адивино, Ле Плонжеон начал вести здесь раскопки. В результате они обнаружили великолепную скульптуру, изображавшую индейского правителя. Голова человека была украшена рыбой — символом его тотема.

Вдохновленный этой находкой, Ле Плонжеон показал статую принца Кэя двум американцам из Мериды, попросив их держать все в секрете. Однако те все-таки проговорились, и в скором времени новости просочились в прессу Мериды. Узнав о находке, управляющий соседней плантацией решил найти то место, где была обнаружена статуя. Его интересовало не столько изваяние, сколько те известняковые блоки, которые могли находиться поблизости. В то время подобные блоки можно было продать с большой выгодой. Чтобы предотвратить разграбление гробницы, Ле Плонжеон разработал план, который должен был устрашить как этого, так и прочих искателей наживы. В местной газете «Есо de Comercio» он опубликовал статью, в которой утверждал, что заложил возле пирамиды динамит, готовя ее уничтожение. И хотя на самом деле никакого динамита там не было, подобное заявление обрушило на Ле Плонжеона новый шквал критики. Это стало очередным ударом по его и без того пошатнувшейся репутации.

В 1883 году супруги Ле Плонжеон вернулись в Чичен-Ицу, чтобы детально описать фрески в Верхнем храме Ягуаров (называемом также Мемориальным залом) и раскопать предполагаемый мавзолей принца Кэя. На выступающей части платформы Венеры было заметно изображение рыбы. Это натолкнуло Ле Плонжеона на мысль, что именно здесь находится гробница правителя. Хорошим знаком было и сходство холма, примыкающего к платформе Венеры, с тем, что находился возле платформы Орлов (где они обнаружили Чаакмола). Ле Плонжеоны намеревались подробно описывать все стадии раскопок, чтобы избежать впоследствии критики со стороны других археологов.

Работы начались с траншеи, прорытой в северо-западном углу платформы, где еще оставалось несколько цельных плит. В скором времени были найдены центральные камни, давно превратившиеся в обломки, но все еще хранившие следы строительного раствора. Восемь дней спустя рабочие наконец обнаружили саму скульптуру. Она находилась на уровне земли, в четырех футах к северу от платформы. Алиса сообщила о результатах раскопок в журнал «Scientific American». «Фигура была густо засыпана рыхлым известняковым раствором. Одна нога оказалась отбита чуть ниже колена, но мы нашли ее под статуей и приладили на место, чтобы сделать фотографии»^{164}.

Статуя покоилась на маленьких конических колоннах, положенных на бок. Всего там было 182 таких конуса, закрывших площадь в двадцать четыре квадратных фута. Две трети этих столбиков были окрашены в голубой, а еще треть — в красный цвет. Высота их составляла от трех до четырех футов. На уровне столбиков располагались двенадцать змеиных голов, ориентированных в разные стороны. Их цвет и украшения остались нетронутыми, хотя перед погребением все они были разбиты. Вот как описывают это в своей книге «Мечта майя» биографы Ле Плонжеона Десмонд и Мессенджер (в кавычках даны слова самого Ле Плонжеона):

Еще в районе каменных конусов была обнаружена урна, вделанная прямо в пол. В ней находились плоский трапециевидный объект, две половинки жадеитовых бусин, жадеитовая трубка, маленький шар из горного хрусталя и остатки мозаики. Раскопав более ранние слои почвы, археологи обнаружили и другие артефакты. В число последних входили обсидиановый наконечник для копья, глиняные черепки и кости какого-то небольшого животного. Достигнув последнего уровня пола, выкрашенного в красный цвет и находящегося на уровне скальной породы, Ле Плонжеон направил раскопки в сторону юго-запада. Там были найдены несколько плоских камней, украшенных барельефом. Еще дальше к югу был найден камень с выгравированной на нем рыбой. Теперь уже Ле Плонжеон не сомневался в том, что ему удалось найти погребальные покои принца Кэя. Все, что ему оставалось — опубликовать результаты своих трудов и сопроводить их соответствующей теорией.

История майя в редакции Ле Плонжеона

Взяв за основу фрески, скульптуры и гравюры из Ушмаля и Чичен-Ицы, Ле Плонжеон заново воссоздал историю целого ряда индейских правителей, определив в то же время характер их связи с другими культурами. По мнению Ле Плонжеона, события эти имели место 11 500 лет назад. Эта история полностью представлена в книге ученого «Священные тайны майя и киче». Здесь рассказывается о любви королевы Му и принца Коха, а также о гибели последнего от рук его ревнивого брата Аака. В соответствии с теорией Ле Плонжеона, во время беспорядков, последовавших за гибелью Коха, королева Му вынуждена была бежать в Египет. Здесь местные жители признали в ней свою соплеменницу. В пользу этой истории свидетельствовали не только многочисленные артефакты, найденные в Ушмале и Чичен-Ице, но и кремированные останки того, что сам Ле Плонжеон идентифицировал как сердце принца Коха. Как утверждает археолог, эта история нашла графическое отражение на стенах Храма Ягуаров. Эти же события были изложены и в Троанском манускрипте.

И все же некоторые полагают, что у Ле Плонжеона были и другие мотивы, побуждавшие его искать связи между египтянами и майя. Дело в том, что он хотел установить происхождение масонства — тайного общества, истоки которого прослеживают обычно вплоть до Египта. Будучи масоном, Ле Плонжеон хорошо знал символику этого ордена, многие знаки которой были, по его мнению, представлены в Ушмале. Ле Плонжеон считал, что индейцы майя как раз и были предшественниками создателей масонства. А это значит, что данный орден был куда древнее, чем считалось прежде.

В пользу этой гипотезы свидетельствовали череп и скрещенные кости, высеченные на пирамиде Адивино, а также каменная скульптура, представлявшая собой человеческий торс и обращенную внутрь руку на фоне фартука. Оба эти знака относились к числу масонских символов. Ле Плонжеон показывал эту скульптуру двум своим друзьям из Мериды, однако позднее она загадочным образом исчезла. Более осторожный человек, утратив столь важное доказательство, не стал бы настаивать на связи между майя и создателями масонства. Но Ле Плонжеон твердо стоял на своем. В качестве дополнительного свидетельства он указал на целый ряд архитектурных элементов, подтверждающих, по его мнению, наличие подобной связи. Все это привело к новой вспышке негодования со стороны консервативных ученых.

Воссоздание алфавита

В ноябре 1880 года супруги Ле Плонжеон находились в древней столице государства, Майяпане. Здесь они искали ключ к разгадке иероглифов. Эта попытка представляла собой реакцию на негативное отношение ученых, решительно отвергавших существование древнего алфавита майя. Предполагаемый алфавит был записан в XVI веке, уже после испанского завоевания. По мнению большинства ученых, он представлял собой изобретение епископа Юкатана, Диего де Ланды. Однако Ле Плонжеон надеялся доказать его подлинность. Он полагал, что хорошее знание языка и обычаев майя, а также детальный анализ древних памятников позволят ему заново реконструировать алфавит. Да и кто лучше его мог справиться с подобной задачей? Вот что писал об этом сам Ле Плонжеон.

Ле Плонжеон организовал звуки майя в упорядоченный алфавит, увязав его не только с египетской, но и с греческой культурой, а также с аккадской цивилизацией древней Месопотамии.

По мнению Ле Плонжеона, многие ключевые слоги в этих языках имели идентичное или практически идентичное значение. К примеру, индейский иероглиф ма, , был образован из двух различных знаков, и . При этом знак представляет собой очертания их страны, полуострова Юкатан (см. рис. 8.2), тогда как два знака имикс, , олицетворяют два водоема по обе стороны полуострова — Мексиканский залив и Карибское море. Знак представляет собой женскую грудь с сосками и окружающей их материей, что означает пазуху или недра. Однако это понятие может относиться не только к женской груди. Это может быть и некое замкнутое место, как, например, «недра вод». Таким образом, знак ма, , угловатый дымоход между двух имиксов, должен был олицетворять собой «землю» или «место» — то есть часть суши между двух водоемов. Тот же самый слог ма использовали и древние ассирийцы, когда хотели отразить идею той или иной местности^{167}.

Египтяне также использовали схожий символ для своей буквы М, . И этот знак тоже означал не что иное, как место или участок земли. Об этом можно судить по надписи на Розеттском камне — гранитной плите, содержащей один и тот же вариант текста, записанного на древнегреческом, демотике и в форме иероглифов. В частности, греческому слову фпрпт (место или участок земли) соответствует сочетание двух иероглифов — совы для М и вытянутой руки для А. В свою очередь, это соответствует коптскому слову мб (ма) — «место» или «участок земли». Вот что замечает по этому поводу Ле Плонжеон:

Ле Плонжеон указывает и на другие совпадения. Одно из них касается наименования воды. На языке майя ее называют ха, а в египетском и халдейском — а^{169}. Египтяне называли свою землю «страной крокодилов», поскольку там в изобилии водились эти животные. В иероглифических надписях они использовали для этого слово айн. Внешне этот знак напоминал хвост крокодила. Интересно, что тем же самым словом именовали крокодила и индейцы майя. Хвост этого животного служит ему чем-то вроде руля, поэтому данный символ отображал не только крокодила, но и лодку^{170}.

В Египте всегда было довольно мало деревьев. Во время наводнений Нил вырывал деревья с корнем и разносил их по всей стране. Прежде чем начать вспашку земель, крестьяне вынуждены были очищать поля от древесного хлама. Ассирийцы называли эти земли Мисур и Музур. Интересно, что на языке индейцев майя миз означает «убирать обломки деревьев», а муузул — «вырывать деревья с корнем»^{171}.

Современники Ле Плонжеона не могли сказать ничего определенного относительно происхождения греческого слова таласса, «море». Но если бы эти ученые были знакомы с языком майя, отмечал Ле Плонжеон, они легко бы обнаружили соответствующую параллель в индейском тал-лак, что означает «нестабильное явление». И как тут не вспомнить греческий глагол тарассо или трассо — «волновать, будоражить»^{172}.

В 403 году до н. э., в эпоху Евклида, греческие грамматики создали ту форму афинского алфавита, которой мы пользуемся и поныне. Для названий букв они использовали слова, сформированные из сочетания разнообразных звуков. Причем каждое из этих слов легло в основу того эпоса майя, который восстановил позднее Ле Плонжеон. Именно эта работа позволила ученому установить, почему греческие грамматики разделили некоторые схожие буквы, вместо того чтобы расположить их друг за другом. А как еще объяснить тот факт, что Евклид и его соратники отделили эпсилон от эты, тету от тау и поместили омикрон в середине алфавита, а омегу — в конце?^{173}.

В августе 1882 года Ле Плонжеон опубликовал в «Revista de Merida», ежедневной газете Мериды, испанский перевод эпоса майя, который он составил на основе букв греческого алфавита. Он предложил ученым, занимавшимся изучением культуры майя, внимательно изучить этот труд — на случай, если какое-то слово было использовано им неправильно. Никто так и не выступил с исправлениями, хотя работа эта была опубликована в стране, где на испанском и майя говорили едва ли не все ее жители.

Как утверждал сам Ле Плонжеон, перевод, представленный в таблице 8.1, может считаться абсолютно правильным, поскольку является дословным переложением того испанского текста, который он опубликовал в Мериде^{174}. Ле Плонжеон считал, что греческий алфавит, изложенный с начала до конца, пересказывал историю Атлантиды, или Му, погрузившейся в недра океана. Изложение этой истории, сделанное Ле Плонжеоном (сам он называл это «вольным переводом»), представлено в таблице 8.2^{175}.

Эта история соответствует тому описанию, которое мы находим в диалоге Платона «Тимей».

Языковые совпадения, подмеченные Ле Плонжеоном, затрагивали и сферу древней космологии. Во II веке нашей эры епископ Евсевий Кесарийский рассказывал о том, что, в соответствии с халдейской легендой о сотворении мира, всеми чудовищными существами, обитавшими в глубях моря, управляла в начале времен некая женщина. Звали ее Талаатт. Греки перевели это имя как Таласа и стали называть им само море. Современные филологи утверждают, что этимология этого слова неизвестна. В свою очередь, Ле Плонжеон вновь находит ответ в языке майя. Индейское слово «таллак» означает «явление, лишенное постоянства» — к примеру, то же море^{177}. Он замечает также, что дополнительным свидетельством в пользу его теории могут служить имена Тиамат и Бел-Мардук, поскольку ни один другой язык, кроме майя, не позволяет правильно истолковать их значение. Тиамат, «глубины», представляет собой слово, скомпонованное из четырех элементов — ти, ха, ма, ти, — обладающих в языке майя следующим значением: ти — «там», ха — «вода», ма — «без», ти — «земля». Таким образом, Тиамат означает «повсюду вода, нигде нет земли», то есть — «глубины»^{178}.

Подтверждение этому можно найти и в еврейском языке. В статье, опубликованной в «Century Magazine» в январе 1894 года, Моррис Джестроу разъясняет, что слово техом встречается как на клинописных таблицах, так и в Книге Бытия в одном и том же значении — «глубины». И это полностью соответствует его эквиваленту в языке майя^{179}.

Миграции майя

На основе этих лингвистических данных Ле Плонжеон сумел определить характер доисторических миграций майя. Отправившись в путь из своих жилищ, расположенных в «землях на западе», они пересекли Тихий океан, прошли вдоль побережья Индийского океана и направились в сторону Персидского залива. Отсюда они поднялись вверх по Евфрату, на берегах которого и основали свои поселения. Ле Плонжеон вовсе не утверждал, что майя были единственным народом, создавшим города и общественный строй Месопотамии. Немаловажную роль сыграло в этом и местное население. И все же именно племена майя дали толчок к развитию цивилизации.

ТАБЛИЦА 8.1.

ГРЕЧЕСКИЙ АЛФАВИТ И ТЕРМИНОЛОГИЯ МАЙЯ

(с их значениями)

ТАБЛИЦА 8.2.

ГИБЕЛЬ АТЛАНТИДЫ В ПЕРЕВОДЕ ЛЕ ПЛОНЖЕОНА

(курсив Ле Плонжеона)

Подтверждение этой идее можно найти в шумерской мифологии, в легенде о семи мудрецах. В ней повествуется о том, что на сушу пришли из моря рыбообразные существа, предводителем которых был Энки (ассирийский Эа). Будучи истинными мудрецами, эти существа стали советниками царей. Именно им местные жители обязаны возведением городов^{180}.

Часть этих потомков майя покинули равнину Месопотамии. Движимые все тем же исследовательским инстинктом, который направлял в свое время их предков, они пересекли земли Сирии и двинулись в сторону заходящего солнца. Так они достигли Суэцкого перешейка, а затем продолжили свой путь на юг, пока не оказались наконец в плодородной долине Нила. Исследовав побережье реки, они избрали для своих поселений район Нубии. Сами переселенцы назвали эту землю Майю — в память о своей изначальной родине, расположенной далеко на западе. В новой стране они сохранили верность тем обычаям, которые создали их отдаленные предки^{181}.

Как утверждает Ле Плонжеон, в соответствии с собственной историей и легендами данного народа, майя пришли на полуостров Юкатан с запада. И произошло это еще в доисторические времена. Возглавлял этот поход Ицамна — самый первый из известных нам героев майя. Эти люди пришли на полуостров путем, таинственно открывшимся в водах океана. Вторая миграция имела место гораздо позднее, во II веке н. э. Тогда лидером переселенцев стал Кукулькан — прославленный жрец и учитель. Именно его принято считать основателем царства и цивилизации майя^{182}.

В V веке н. э. главные города майя были разрушены захватчиками с юга, науатлями. Погибли изображения героев, правителей и знатных женщин, украшавшие некогда общественные здания. Философы и жрецы майя успели спрятать книги, излагавшие историю этого древнего народа. Ле Плонжеон полагал, что эти тексты и по сей день находятся в тайниках^{183}.

По мнению Ле Плонжеона, те ицы (народ майя, живущий в низовьях), которые предпочли изоляцию подчинению, покинули свои дома и отправились жить в пустыню^{184}. Искусства и науки майя в скором времени сошли на нет, а их цивилизация оказалась на грани исчезновения. Политические и религиозные споры стали причиной гражданской войны. Единое некогда царство распалось, а столица Майяпан была разрушена. В эту нелегкую эпоху индейцы утратили древние знания и традиции. Их история, смешавшись с легендами и суевериями науатлей, обрела в конце концов форму мифа. Герои прошлого превратились в богов и явления природы. Старые тексты были утеряны, и индейцам майя пришлось писать новые книги — чтобы сохранить в них свои мифы. К числу подобных рукописей принадлежат Троанский и Дрезденский манускрипты. Они представляют собой доколумбовы тексты майя, написанные иероглифами. Первый из них хранится в Мадриде, второй — в Дрездене. Дрезденский кодекс — это календарь, на котором показано, какие именно боги отвечали за определенные дни года. Здесь же объясняется система чисел майя. В Троанском (или Мадридском) кодексе представлены гороскопы и астрологические таблицы. Составляли его, по мнению ученых, восемь писцов.

С исчезновением старого жречества оказалась забыта и древняя форма письменности. Люди перестали понимать легенды, изложенные на фасадах храмов и дворцов. Доступны они были лишь немногим избранным, однако те держали эти сведения в секрете. Имена строителей этих дворцов, их история и сопутствующие им события стали для индейцев такой же тайной, какой они были и для современников Ле Плонжеона.

Земля Скорпиона

Особый интерес вызвала у Ле Плонжеона история, изложенная в Троанском манускрипте. Неизвестный автор повествовал о чудовищном природном катаклизме, вероятнее всего, землетрясении. Вскоре Ле Плонжеон установил, что описание этого события на языке майя сохранилось сразу в четырех вариантах. Одно из них находится в Кор-тесианском кодексе, который сейчас считается частью Троанского манускрипта. Другое выгравировано над входом в Храм Ягуаров — уже упоминавшееся нами святилище Чичен-Ицы. Еще одно описание можно встретить в эпической поэме, найденной на территории Афин. К сожалению, в своей книге Ле Плонжеон не приводит точного перевода надписи из Чичен-Ицы.

По ходу исследований Ле Плонжеону удалось обнаружить фрагмент фрески, украшавшей одно из зданий Кабаха (город, расположенный к югу от Ушмаля). Эта роспись побудила ученого всерьез заняться изучением Троанского манускрипта. Множество страниц в начале его второй части было посвящено описанию «чудовищных явлений», которые произошли во время мощнейшего катаклизма, погрузившего на дно моря сразу десять стран. В числе их был большой остров, называемый «землей Му». Располагался он в той изогнутой цепочке островов, которая прежде носила название Вест-Индии. Сами же майя именовали это место «землей Скорпиона». В этих историях Ле Плонжеон с удивлением обнаружил отчет о событиях, имевших место в царствование уже знакомых ему лиц — тех самых, чью историю он прочел на фресках древних храмов. Он также понял, что во времена написания Троанского манускрипта все эти герои успели перейти в категорию богов. Средневековые майя воспринимали этих людей не иначе как силы природы, которые вызвали к жизни ужасное землетрясение и в ярости разрушили «страны запада». Именно они погрузили остров Му в пучину Атлантического океана^{185}.

Путешествие королевы Му

Расшифровка Троанского манускрипта позволила Ле Плонжеону продолжить историю королевы Му. Уплыв с полуострова Юкатан, она отправилась в поисках прибежища в землю Скорпиона (Вест-Индию), однако обнаружила, что остров Му исчез в пучине моря. Не желая возвращаться назад, королева продолжила свой путь на восток и в конце концов прибыла в Египет. В качестве доказательства Ле Плонжеон указывает на то, что эта женщина не раз упоминается в египетских рукописях и на египетских памятниках — всегда как королева Мау (Му). Однако самим египтянам она была куда лучше известна под именем богини Исиды, носившей одеяния самых разных цветов. Эта пестрота должна была имитировать оперение птицы — роскошный убор попугая ара, в честь которого и была названа королева Му^{186}. По мнению Ле Плонжеона, Исидой ее назвали последователи и местные почитатели, желая выразить таким образом искреннюю привязанность. Ученый считал, что это слово представляет собой диалектную форму индейского идзин, что означает «маленькая сестра».

Прежде чем покинуть полуостров Юкатан, королева Му приказала возвести Храм Ягуаров, посвященный памяти принца Коха. На стенах погребальной комнаты она отобразила главные события их жизни. Кроме того, королева Му возвела над останками покойного роскошный мавзолей, ничуть не уступающий современным постройкам подобного рода.

Все четыре стороны монумента были украшены барельефами. На одном из таких панно представлен умирающий воин. Он лежит на спине, колени его согнуты, а ступни твердо стоят на земле. Откинутая назад голова скрыта под шлемом. С полуоткрытых губ воина слетает последнее дыхание в форме тонкого лепестка пламени. Поза его во многом соответствует той, которую майя придавали всем скульптурам героев. Благодаря ей человеческое тело как бы воспроизводило очертание империи майя^{187}.

Однако в данном случае верхняя часть тела, вместо того чтобы быть поднятой, навзничь лежит на земле. Голова воина откинута назад, что свидетельствует о смерти национального вождя. В правой руке — она лежит на груди умершего — воин держит разбитый скипетр, образованный из трех стрел. Именно этим оружием был убит принц Кох. Одна рана находится у него под левой лопаткой. Стрела попала в сердце сзади, а это значит, что принц погиб не в бою, но был вероломно убит. Две другие раны расположены в нижней части спины. Левая рука умершего лежит поперек груди, а левая ладонь покоится на его правом плече. Подобный знак служил у майя символом уважения и почитания. Ле Плонжеон видит в этом выражение смирения, с каким души умерших должны были предстать перед Юмдзимилем, «владыкой смерти». По мнению Ле Плонжеона, схожие обычаи были характерны и для египтян. Мы можем судить об этом хотя бы по тем изображениям, на которых представлены души умерших, ожидающие суда перед троном Осириса в Аменти.

Один из ведущих египтологов сэр Джон Гарднер Уилкинсон рассказывал следующее: «Египтяне помещают руки мумий вытянутыми вдоль тела, так, чтобы ладони были обращены внутрь и покоились на бедрах. Иногда они скрещивают им руки на груди. Бывает и так, что одна рука находится в первой, а другая — во второй позиции»^{188}. Французский библиотекарь и палеограф Шампольон Фижеак (1788–1876), описывая монумент принца Коха, отмечает, что верхняя часть скипетра украшена полураспустившимся цветком, в центре которого находится нераскрытый бутон^{189}. Подобная символика может означать то, что индейский воин был убит в расцвете лет, еще не достигнув истинной зрелости. Нижняя часть скипетра представляет собой лапу леопарда, что символизирует имя умершего героя — Кох, или Чаакмол, то есть «леопард».

На панно, украшающих архитрав, были вырезаны две фигуры. Одна из них изображала леопарда, а другая — попугая ара в процессе лизания (или поедания) сердец. По мнению Ле Плонжеона, первая фигура являлась тотемом того воина, в честь которого был возведен мавзолей. Другая символизировала его жену, королеву Му. У индейцев майя существовало поверье, что человек, съевший сердце врага, унаследует его мощь и отвагу.

У подножия балюстрад располагались каменные головы змей с открытыми пастями и высунутыми языками. Они украшали собой лестницы, ведущие на крышу мавзолея. Головы змей являлись тотемами правящей семьи Кан, так что встретить их можно было практически на каждом здании, возведенном представителями этого семейства. Выступающие из пасти языки символизировали такое качество, как мудрость. Этот образ часто использовали в портретах жрецов и царей, которые были наделены особой мудростью.

Индейский сфинкс

Но самая интересная статуя венчала мавзолей принца Коха. Здесь находилось изображение леопарда с человеческой головой. По словам Ле Плонжеона, это был «истинный сфинкс» — вполне возможно, прототип загадочного египетского Сфинкса. В спине статуи, расположенной на крыше мавзолея, просматривались те же три отверстия, что и на леопарде с барельефа. Они означали раны, нанесенные Коху его братом Ааком.

Этот отважный воин, которого враги не смогли убить в честной битве, был предательски застрелен своим трусливым братом — подобно египетскому Осирису, которого также убил его собственный брат. Мотивом же и в том, и в другом случае послужила ревность. Египетское предание заключило Осириса в рамки мифологии. В то же время, как указывает Ле Плонжеон, принц Кох, возлюбленный Озил, был вполне ощутимой реальностью, — ученому удалось обнаружить остатки его сгоревшего сердца, а также оружие, ставшее причиной его смерти.

С самого момента своего обнаружения египетский Сфинкс волновал умы ученых всего мира. Он и по сей день остается «загадкой истории», как сказал о нем барон Христиан Карл Бунзен, автор книги «Место Египта во всемирной истории» (1848)^{191}.

Бунзен отмечает, что самым примечательным из имен, перечисленных на стеле храма, расположенной между лап Сфинкса, является имя Армаиса. Согласно списку царей, составленному греческим жрецом и историком Манефоном, этот фараон правил в период между 1298 и 1294 годами до н. э. По мнению Вильяма Осборна, автора книги «Монументальная история Египта, записанная на развалинах храмов, дворцов и гробниц» (1854), Сфинкс был создан по приказу Хафра. Однако до конца он в этом не уверен, поскольку добавляет:

В выполненной иероглифами надписи Сфинкса называют Неб, «господин»^{193}. Вот что пишет о нем Ричард Лепсиус (1810–1884), считающийся основателем современной египтологии.

Плиний, в книгах которого впервые встречается упоминание о Сфинксе, отзывается о нем как о гробнице Амазиса^{194}. Мы уже говорили в главе 1 о том, что еще никому из ученых не удалось с точностью установить возраст этой статуи. Жак де Руж (1842–1923), написавший книгу «Шесть первых династий», относит создание Сфинкса к периоду 4-й династии (2575–2467 гг. до н. э.). Не исключено, однако, что статуя появилась в одно время с пирамидами, а может быть, и раньше их. Если говорить о значении Сфинкса, то тут Климент Александрийский просто сообщает нам, что статуя символизирует «союз силы и мудрости»^{195}, — иными словами, представляет собой сочетание физической и интеллектуальной мощи, что всегда было атрибутом египетских царей.

Ле Плонжеон указывает на ряд аналогий, которые можно провести между египетским Сфинксом и тем леопардом с человеческой головой, что украшает мавзолей принца Коха. Чтобы лучше разобраться в этих аналогиях, необходимо принять во внимание не только значение имен Сфинкса, но и его расположение относительно горизонта и близлежащих храмов.

Египетский Сфинкс обращен лицом на восток и находится непосредственно перед пирамидой Хафра. Статуя представляет собой припавшего к земле льва (возможно, леопарда) с человеческой головой. Пьяцци Смит упоминает о том, что «чуть выше головы и лица — там, где сохранилась изначальная поверхность статуи, — можно видеть отдельные пятна тускло-красного цвета»^{196}.

Мавзолей принца Коха в Чичен-Ице расположен к востоку от Мемориального зала. Статуя на его крыше представляет собой леопарда с человеческой головой. Судя по росписям, сохранившимся в погребальных комнатах, священным цветом майя был красно-коричневый. Епископ Юкатана Диего де Ланда упоминает о том, что даже в пору испанского владычества индейцы в особых случаях раскрашивали тело и лицо в красный цвет^{197}.

А вот что пишет по поводу египетского Сфинкса Генрих Бругш-Бей, египтолог и автор книги «История Египта в правление фараонов» (1881).

Итак, Сфинкс располагался между храмов, посвященных Исиде и Осирису их сыном Гором. Логично предположить, что фигура, представленная этим существом, имела непосредственное отношение к данным египетским божествам.

Согласно другой надписи, Сфинкс был посвящен богу Ра-Атуму, или же «Солнцу Запада», что связывало его со «странами заходящего солнца», с «краем мертвых», а значит, и с землей их предков. Как утверждали местные легенды, именно туда египтяне возвращались после смерти, чтобы предстать перед Осирисом, трон которого возвышался в центре вод. Здесь бог судил их за то, что было совершено ими на земле.

Сэмюель Берч, комментируя труд сэра Гарднера Уилкинсона «Нравы и обычаи древних египтян», отметил, что «Сфинкса называли Ха или Акар»^{199}. На языке майя эти слова означают «вода» и «пруд» (или «болото»). По мнению Ле Плонжеона, эти имена указывают на то, что царь, символом которого был Сфинкс, обитал в стране, со всех сторон окруженной водой.

«Был ли Сфинкс тотемом принца Коха?» — задается вопросом Ле Плонжеон. На языке майя, на антаблементе Мемориального зала и в скульптурных изображениях мавзолея принц Кох был представлен в качестве леопарда. По словам Ле Плонжеона, египетский Осирис — как царь Аменти (царь Запада) — также изображался в виде леопарда (рис. 8.4). Его жрецы всегда носили поверх церемониального одеяния шкуры леопарда. И такая же шкура неизменно висела возле изображения или статуи Осириса^{201}.

Стараясь объяснить значение имен, написанных на основании Сфинкса, Ле Плонжеон использует фонетические созвучия двух языков — майя и древнеегипетского. В частности, он цитирует «Историю Египта» Генри Бругш-Бея.

По сообщению Геродота, Гор был последним из богов, правивших Египтом непосредственно перед Менесом — первым из земных царей^{203}. Гор, младший сын Исиды и Осириса, пришел в этот мир вскоре после смерти своего отца. Он сражался с Сетом и в конце концов отомстил ему за гибель Осириса.

На языке майя Хормакху — это слово, состоящее из, трех основ: хул — «голова» или «лидер»; ма — «страна» (или корень от слова Майяч — империя майя); и ку — «бог». Следовательно, слово Хормакху должно означать «верховный бог империи майя». Хотелось бы отметить также, что все надписи майя читались справа налево — так же, как и египетские письмена. Ле Плонжеон настаивает на том, что в данном случае ма следует считать корнем слова «майяч», поскольку частью египетского иероглифа, образующего имя Сфинкса, является знак — а он, как мы помним, воспроизводит очертания полуострова Юкатан^{204}.

В противном случае, отмечает Ле Плонжеон, египетские авторы использовали бы какой-нибудь другой из множества знаков, соответствующих латинской букве М. Ученый напоминает нам, что иероглифические надписи носили в большинстве случаев рисуночный характер. Далее он заявляет, что египетский знак , «солнце, покоящееся на западном горизонте», со всей очевидностью подтверждает тот факт, что иероглиф был выбран древними авторами не случайно. Ведь именно этот знак соответствует очертаниям страны, находящейся к западу от Египта. Интересно, что и майя использовали тот же символ, чтобы обозначить земли, расположенные в направлении заходящего солнца. (Этот знак является частью слова Алау в Троанском манускрипте; фотографические пластины Ле Плонжеона, номера 2 и 3^{205}.) На языке майя Кхеп-ра должно читаться как Кеб-ла — где кеб означает «склоняться», а ла — вечная истина (бог, проще говоря, солнце). Таким образом, Кебла или Кхепра — это солнце, склоняющееся к горизонту. Что касается имени Ху, которое также использовали для обозначения Сфинкса, то оно может представлять собой редуцированное индейское хул — «стрела» или «копье».

Греки нередко вкладывали в руки своих богов смертоносное оружие, символизирующее атрибуты этих божеств. Так же поступали и египтяне. Они изображали Нейт, Сати и Кхема с луком и стрелами в руках. Они дали Гору копье, хул, которым он заколол Сета, убийцу своего отца. Иногда Гора изображали стоящим в лодке — в тот момент, когда он пронзал копьем голову Сета, уплывающего от него по воде^{206}. Не означало ли это, что трагедия произошла в стране, со всех сторон окруженной водой, так что попасть в нее можно было лишь на лодке? Кроме того, египтяне изображали Гора на суше — когда он пронзал копьем голову змеи. В связи с этим Ле Плонжеон вопрошает риторически: разве не была змея тотемом Сета, убийцы Осириса, так же как наконечник копья был тотемом индейского принца Аака, убийцы Коха? И это в самом деле было так.

Во время торжеств, посвященных Осирису, почитатели бога бросали в толпу веревку, которую затем разрубали на куски — словно бы мстя за гибель божества. Веревка олицетворяла собой змею, эмблему убийцы. И вновь Ле Плонжеон вопрошает своих читателей: «Не было ли это напоминанием о трагедии, имевшей место в далекой стране, где один представитель семейства Кан (змеи) убил другого?»

Благодаря портретам детей, изображенных над входом в погребальную комнату принца Коха, мы знаем, что его младшего сына звали Хул. Тотемом мальчика был наконечник копья, вырезанный у него над головой. «И не очевидно ли, что Хул, Ху, Хор (Гор) и Хол — это родственные слова?» — вновь задается вопросом Ле Плонжеон.

В «Священных тайнах майя и киче» Ле Плонжеон напоминает нам о том, что египтяне почитали в качестве богов Себа, Нут и их детей (Осириса, Сета, Ароэриса, Исиду и Нику). По мнению Ле Плонжеона, сходство историй и тотемов позволяет предположить, что это те же персонажи, что и лица правящей индейской семьи: царь Канчи, его жена Зок и пятеро их детей — Кэй, Аак, Кох, Му и Ника.

Не обнаружив земли Му, королева Му отправилась в Египет. Здесь она стала богиней Исидой, культ которой распространился со временем по всей стране. Она знала, что много веков назад колонисты майя, пришедшие из Индии и с берегов Евфрата, уже обосновались в долине Нила. Королева искала у них убежища, и они приняли ее с распростертыми объятиями. Они назвали ее Идзин, маленькой сестрой. Со временем это название видоизменилось и стало звучать как Исида. Прошли века, и культ этой богини превзошел по значимости даже культ Осириса^{207}. В своей книге «Метаморфозы» (известной также как «Золотой осел») римский поэт и философ Луций Апулей вкладывает в уста Исиды следующие слова: «Озаренные солнцем египтяне и эфиопы, чтящие древнее знание, воздают мне должные почести и называют меня моим истинным именем — Исида»^{208}.

Греческий историк Диодор Сицилийский (ок 90–21 гг. до н. э.) приводит следующее высказывание Исиды:

В «Книге мертвых» (Папирус Ани от 1240 г. до н. э., перевод У. Баджа) Исида говорит: «Я королева этих земель; я первая открыла смертным тайну выращивания зерна. Я — та, что взошла в созвездии Пса»^{210}.

Не королева ли Му приказала создать египетского Сфинкса — в память о своем муже, погибшем на землях майя в Чичен-Ице? За основу этого творения она могла взять статую с мавзолея принца Коха. Там она представила мужа в виде умирающего леопарда с человеческой головой, чья спина была трижды проткнута копьем. Тот же образ послужил ей и для создания египетского Сфинкса. Однако здесь она изобразила его в качестве гордого и прославленного духа, призванного обеспечить безопасность ее новой родины.

По мнению Ле Плонжеона, после смерти королеву Му обожествили и стали почитать под именем «благой матери богов и людей». Греки и индусы называли ее Майя, а жители Мексики — Майяоель. Не она ли доверила своему сыну Хулу надзирать за созданием Сфинкса — статуи, которая и по сей день волнует умы наших современников? И не по этой ли причине во многих египетских текстах Сфинкс назван именем Ху? Сам Ле Плонжеон не сомневался в том, что так все и было.

Уже для древних египтян их собственная история представляла собой всего лишь набор мифов. Не одну тысячу лет считалось, что первым историческим царем Египта был Менее. В пользу этого свидетельствовали и древнеегипетские надписи. Однако все изменилось с обнаружением в Абидосе гробницы Царя-Скорпиона, а также протодинастической таблицы, называемой обычно Таблицей Скорпиона. За последние 110 лет история этого человека, чьим символом был скорпион, перешла из сферы легенд в сферу реальности.

В 1898 году в Гиераконполе, древней додинастической столице Египта, был найден тайник со священными предметами. Принадлежали они неизвестному царю. Одним из этих предметов была знаменитая Нармерская палетка. Другим — ритуальный наконечник жезла, находившийся некогда в распоряжении Царя-Скорпиона. В то время ученые безоговорочно отнесли эту личность к числу древних мифических образов Египта. Однако сто лет спустя немецкий археолог Гюнтер Дрейер обнаружил свидетельства, превратившие миф в реальность. Дрейер нашел могилу Царя-Скорпиона, и в ней среди прочих вещей хранился царский скипетр из слоновой кости. Помимо этого в гробнице были найдены небольшие печати из обычной и слоновой кости. На каждой из печатей были вырезаны простые рисунки, похожие на протоиероглифические надписи. А это значит, что письменность в Египте появилась как минимум на два столетия раньше той даты, которая считается на сегодняшний день общепринятой^{211}.

Еще более удивительной оказалась находка Джона и Деборы Дарнелл. Им удалось обнаружить додинастическую таблицу, известную как Таблица Скорпиона. За пять тысяч лет она в немалой степени пострадала от эрозии, и все же многие ее надписи хорошо различимы. На ней изображен символ сокола (Гор) над скорпионом, что позволяет идентифицировать ее обладателя именно как Царя-Скорпиона. Дарнелл полагает, что таблица была вырезана по приказу самого царя, чтобы запечатлеть его победу над Накадой-А — городом, поклонявшимся Сету, владыке хаоса^{212}.

Эти находки смогли пролить некоторый свет на отдельные события из доисторического прошлого Египта. Тем не менее прошлое это в целом остается столь же загадочным, как и египетский Сфинкс. Мы знаем очень немного о тех архаических временах, когда Сахара была зеленой и в долине Нила обильно лили дожди. Совершенно очевидно, что головной убор Сфинкса был высечен в правление 4-й династии. Однако следы эрозии на ограждении статуи позволяют говорить о более древнем ее происхождении — возможно, в ту эпоху, которую принято считать мифической.

Индейцы майя называли Антильские острова, расположенные в Карибском море, Зинааном — Землей Скорпиона. В письменности эти острова были представлены иероглифом, напоминающим некое паукообразное существо. Схожую форму имел и знак курсивного стиля.

По мнению Ле Плонжеона, это наглядно свидетельствует о том, что майя были хорошо знакомы с общими очертаниями архипелага. Королева Му, приплывшая сюда с Юкатана, обнаружила, что остров Скорпиона исчез в водах Атлантического океана. Те Антильские острова, которые мы видим сегодня, предстали перед ней лишь остатками прежнего архипелага. Не исключено, что она и ее потомки решили перенести имя Скорпиона на свою новую родину — в Египет. Во всяком случае, именно так думал Ле Плонжеон.

Работа, которую выполнили на Юкатане Огюст и Алиса Ле Плонжеон, ничуть не уступала научным изысканиям их современников. Однако на тот момент никто из их коллег не работал в этом регионе, так что им не с чем было сравнить полученные результаты. Огюста Ле Плонжеона можно с полным правом назвать замечательным археологом и теоретиком. В то же время его идеи, не подкрепленные сколько-нибудь значимыми фактами, стали предметом осмеяния со стороны его консервативных коллег, которые остановились на более поздней дате формирования американских цивилизаций. Если бы Ле Плонжеон смог удержаться от теоретизирования, его работу наверняка сочли бы настоящим археологическим достижением. Однако история королевы Му и сопутствующие ей легенды привели к тому, что труды Ле Плонжеона попросту отложили в сторону и забыли. Очень редко имя этого человека упоминается в современных исследованиях, посвященных цивилизации майя.

Пятьдесят лет спустя после публикации «Королевы Му и египетского Сфинкса» Тур Хейердал, твердо веривший в то, что древние народы контактировали друг с другом через океаны, доказал эту возможность, когда пересек Тихий и Атлантический океаны на обычных лодках. Еще сорок лет спустя Светлана Балабанова также обнаружила свидетельства того, что Восток контактировал с Западом (благодаря никотину и кокаину, найденным в египетских мумиях). Наконец, нельзя забывать и о докторе Роберте Шохе, который с успехом доказал, что Сфинкс куда старше, чем династическая цивилизация Египта. Однако все это выяснилось лишь через сто лет после смерти Огюста Ле Плонжеона.

Разумеется, мы не можем утверждать, что королева Му и в самом деле совершила свое путешествие в Египет. Однако теперь, в свете новых фактов, мы можем взглянуть на эту историю с совсем иной точки зрения. Как оказалось, все идеи Ле Плонжеона никогда не выходили за рамки возможного.

Наконец, упоминая о Древнем Египте, нельзя не затронуть вопрос пирамид. Все мы знаем, что Хуфу, Хафра, Менкаур и прочие фараоны из первых династий строили пирамиды. Очевидно также, что всякий, кто желал бы в древности возвести гигантскую постройку, должен был создать именно пирамиду — просто в соответствии с законами физики. Вот почему по всему миру были обнаружены пирамиды самых разных типов и стилей. Однако существует всеобщее заблуждение, согласно которому самое большое количество таких построек находится именно в долине Нила. На самом деле почетное первое место принадлежит культурам Мексики и Центральной Америки. Именно они построили больше пирамид, чем кто-либо другой во всем мире. Самой грандиозной из них является пирамида Данта из Гватемалы, которая в шесть раз превосходит Великую египетскую пирамиду. И это сооружение возвели древние майя^{213}.

Так можем ли мы утверждать, что гипотеза Ле Плонжеона относительно контактов между майя и египтянами является чересчур сомнительной? Пожалуй что нет. Как мы увидим чуть позже, в самой египетской традиции существует немало фактов, указывающих на то, что два эти народа и в самом деле контактировали друг с другом.