Богиня. Тайны жизни и смерти Мэрилин Монро

Глава 9

«Я хочу, чтобы ты поговорил с этой девушкой, — сказал руководитель отдела рекламы «Фокса» Гарри Брэнд. — Мы готовим ее — хотя, вероятно, точнее было бы сказать, она готовит себя — к тому, чтобы стать самой сексуальной штучкой в кино со времен Джин Харлоу». Слова эти были произнесены 5 января 1952 года. Главный посредник Даррила Занука при решении щекотливых вопросов давал обед в честь репортера-фельетониста Хая Гарднера.

Брэнд снабжал Гарднера информацией, тщательно отбирая ту, которая сулила автору наибольший успех у читателей. «Нас немного беспокоит только одна вещь, — признался он. — Когда дела шли из рук вон плохо, Мэрилин позировала для местного фотографа, и сегодня эти снимки красуются в календаре, напоминая картинки из «Сентябрьского утра», только еще хлеще. Я бы показал тебе фото, но наш юридический отдел спрятал их в сейф».

Едва эта фраза, пробудившая интерес, была произнесена, как появилась Мэрилин, готовая уделить внимание заезжему журналисту. Вещь, которая беспокоила Бренда, — это календарь Кейпера. Связанная с ним история вскоре найдет отражение в сенсационных газетных заголовках. Эхо ее не смолкнет месяцы и даже годы спустя.

Официальная версия календарной истории такова. В 1949 году, когда Мэрилин было двадцать три года и она не имела работы и средств к существованию, она в обнаженном виде позировала для фотографа Тома Келли. Сделанные снимки он продал «Вестерн Литограф Кампани» для серии календарей. По прошествии трех лет — к великому смущению Мэрилин, ее студии и тогдашнего продюсера — кому-то взбрело в голову сравнить лицо новой звезды «Фокса» с личиком и телом, украшавшим стены гаражей и парикмахерских на территории почти всех Соединенных Штатов.

В начале пятидесятых годов хорошенькие девушки не позировали обнаженными. Вскоре толпы газетчиков осаждали двери киностудии «XX век — Фокс». Нетрудно догадаться, что руководство студии переполошилось и не знало, что делать. Ходили разговоры о разрыве контракта с Мэрилин и прекращении съемок фильма «Ночная схватка» с ее участием. Сама Мэрилин, говорят, также была в слезах. Потом она решила, что ей нужно признать факт, что она позировала в обнаженном виде, но при этом объяснить, что на такой шаг ее толкнула крайняя нужда. У нее даже не было денег, чтобы заплатить за жилье. Эта жалостливая история должна была вызвать у публики симпатию и превратить грандиозный скандал в триумф новоиспеченной звезды.

Конечно, это сработало. В продаже и сегодня можно встретить календарные снимки Мэрилин. Но правда о том, как эта история получила огласку, никогда не излагалась полностью. Эта забавная по своей сути повесть высвечивает еще одно свойство Мэрилин, показывая, что она была большой мастерицей создавать себе рекламу.

Как обычно, Мэрилин преподнесла эту сногсшибательную новость по-своему, обставив все весьма изощренным способом. Сначала она устроила для себя интервью с журналисткой из «Юнайтед Пресс Интернешнл» Алин Мосби. Мосби работала в агентстве, обслуживавшем тысячи газет, журналов, радио- и телестанций. Ей предстояло взять у Мэрилин интервью и расспросить ее об «обнаженном» календаре. Во время их разговора присутствовали Соня Вольфсон и Джонни Кэмбелл, студийные агенты из отдела рекламы. Об эпизоде с календарем им ничего известно не было, таким образом Мэрилин создала у Мосби впечатление, что та напала на действительно сенсационную новость.

«Она попросила Алин проследовать за ней в дамскую комнату, — вспоминает Кэмбелл, — представив все так, будто у нее были месячные. Естественно, пойти туда за ними я не мог. Там в относительной безопасности уединения она продолжила рассказ о своей судьбе натурщицы, ставшей украшением календаря. Все это нас страшно взволновало…»

Проникнутая сочувствием история в изложении Мосби появилась в прессе несколько дней спустя. Мэрилин недоумевала: «Я до сих пор никак не возьму в толк, как меня узнали». По меткому замечанию Кэмбелла: «Мэрилин понимала тогдашний дух страны лучше, чем кто бы то ни было из нас. Она понимала, что времена изменились».

Календарная история еще долго продолжала оставаться у всех на устах. Вскоре изображения обнаженной Мэрилин Монро украшали дома американцев по всей стране. Яркие оттиски со снимков можно было увидеть на подносах и стаканах в коктейль-барах. Мэрилин только бормотала, что вовсе не хотела, чтобы «картинки приобрели общегосударственный размах», но произносила она это очень спокойным голосом.

Тем временем защитники американской нравственности позаботились о том, чтобы скандальная история не заглохла. В 1953 году в Лос-Анджелесе был арестован владелец магазина фотоаппаратуры. Его обвинили в том, что у витрины его магазина останавливались школьники и глазели на выставленный на обозрение календарь. В Пенсильвании и Джорджии календарь был официально запрещен. Мэрилин снисходительно поблагодарила власти, и ее картинка оттуда пришла, задрапированная в черное кружево. Но и три года спустя после того, как Почтовое управление Соединенных Штатов объявило его непристойным, календарь еще имелся в продаже.

В декабре 1953 года один снимок из «обнаженного» календаря, купленный за 500 долларов молодым, никому не известным парнем по имени Хью Хефнер, украсил своим присутствием первый номер нового журнала «Плейбой». На обложке его появилась и сама Мэрилин, только в одежде. Таким образом, «Плейбой» мог похвастать, что его первой подружкой, вернее возлюбленной месяца — как это позже стало называться, — была Мэрилин Монро.

Так Мэрилин сыграла ключевую роль в первой атаке сексуальной революции в Америке. В противовес расхожему мнению, что однажды, чтобы заплатить за жилье, она согласилась сняться в порнографическом фильме, документальных доказательств на этот счет нет. В последние годы широкое распространение получили два старых порнофильма, в одном из которых чрезмерно физиологично показан половой акт, а во втором — сеанс стриптиза. Оба они были объединены названием «Apple Knockers and the Coke Bottle» (Яблочные буфера и бутылка коки). Оба выдавались как образец кинопродукции, в которой задействована Мэрилин Монро. Но проведенное исследование показало, что в обоих случаях женщина, принимавшая участие в фильмах, — не Мэрилин Монро.

Особенно близко подошла Мэрилин к порнопродукции в фильме, где снялась в возрасте двадцати одного года, за пять лет до эпизода с календарем, — и то это были вполне невинные кадры. Как-то в субботу вместе с отцом на студию приехала Стеффи — дочь Сиднея Сколски, друга Мэрилин. В ожидании его она бродила по павильонам и зашла в просмотровый зал, где актеры-контрактники просматривали куски, отснятые «ради забавы, и за чем Занук любил коротать выдавшиеся свободные минуты». Юная Стеффи увидела полностью одетую Мэрилин в весьма недвусмысленных объятиях молодого актера, Роберта Карнеса. Но этот кусок давным-давно был брошен в корзину.

История, связанная с «обнаженным» календарем, разразилась 13 марта 1952 года. Одновременно назревала другая газетная кампания, менее успешно подготовленная Мэрилин. Она никогда не уставала твердить людям, какое трудное, полное лишений детство было у нее, что стало еще одной темой, вызвавшей сочувствие зрителей. Этими байками, разбавленными новыми подробностями, она станет кормить прессу и знакомых на протяжении всей жизни. Самым излюбленным ее коньком будет тайна родительства.

В возрасте восемнадцати лет, будучи женой Дахерти, Мэрилин внезапно объявила, что намерена позвонить своему «отцу». Она пояснила, что вычислила его благодаря людям, которые работали с ее матерью. При Дахерти она набрала телефонный номер, но быстро трубку повесила. Ее «отец», сказала она, отказался говорить с ней.

Своего первого мужа Мэрилин все время называла «папочка» (Daddy). После смерти актрисы ее душеприказчица Инее Мелсон обнаружила кейс «атташе», в котором хранились письма от ее другого мужа, Джо Ди Маджо. Мелсон не могла не отметить, что тот подписывался «папа» (Ра).

Эта потребность в отце стала важной частью запутанных фантазий Мэрилин. В 1950 году, выступая в качестве старлетки, она как-то попросила Сиднея Сколски съездить с ней к «ее отцу». На другой день она повезла его в направлении Палм-Спрингс, утверждая, что ее отец живет в том районе на молочной ферме. На облюбованном ею месте Мэрилин припарковала машину, затем пешком прошла по дороге, ведущей к скрытому за деревьями дому. Что было дальше, Сколски не видел.

Вернувшись, Мэрилин сказала ему, что отец, «сукин сын», прогнал ее: «Послушай, Мэрилин, я женат, у меня есть дети, я не хочу, чтобы с твоим появлением в моей семье возникли неприятности».

В своей газете об этом инциденте Сколски не написал, хотя, возможно, именно этого добивалась актриса.

Читатель, вероятно, заинтересуется, на самом ли деле Мэрилин встретилась с кем-то за оградой из деревьев. Две недели спустя, когда Сколски начал рассказывать о происшедшем Наташе Лайтес, та оборвала его, заметив, что похожий спектакль с таким же сюжетом Мэрилин недавно устраивала и для нее.

По прошествии нескольких лет произошло два сходных события, разделенных во времени месяцем с небольшим. Мэрилин разыграла с Ральфом Роберт-сом и своим помощником по работе с прессой Пэт Ньюком такие же сцены. Это случилось в 1961 году, когда актриса только что выписалась из психиатрической больницы.

Были ли это настоящие попытки встретиться с родным отцом, бросившим ее? Или они стали проявлением изощренной фантазии, давно придуманным сценарием на тему, как вызвать жалость к Мэрилин Монро? Стэнли Джиффорд, один из вероятных отцов Мэрилин, после Второй мировой войны действительно имел молочную ферму в районе Палм-Спрингс. Возможно, он был ее отцом и на самом деле отказался от нее. Определенно можно сказать только то, что после этих вояжей, предпринятых в 1950 году, ум Мэрилин на теме отцовства замкнулся.

Своей нью-йоркской хозяйке Эми Грин она сообщит, что встречалась с отцом. В то же время своему давнишнему преданному другу Генри Розенфельду представит историю по-иному, сказав, что ее отец был «фермером со Среднего Запада» и что она жаждет встретиться с ним.

Как-то на одном приеме в Нью-Йорке Мэрилин приняла участие в игре, в которой ей нужно было сказать, чего ей хочется больше всего на свете. В ответ, по словам Розенфельда, она заявила, что «ей хотелось бы надеть черный парик и подхватить отца где-нибудь в баре и сделать так, чтобы он переспал с ней. Потом сказать ему: «Ну, как тебе нравится иметь дочь, с которой ты только что переспал?»»

В начале 1952 года, когда миф Мэрилин начал овладевать умами сограждан, она предприняла попытку извлечь выгоду из истории своей семьи. Дело было так. Она отправилась в Малибу, чтобы встретиться с репортером Джимом Хенаганом в его доме на побережье. Упали сумерки, вино лилось рекой, написал спустя некоторое время Хенаган, и Мэрилин разоткровенничалась. Она сказала, что ее отец погиб при дорожно-транспортном происшествии. Это и в самом деле случилось с одним из ее предполагаемых отцов. Потом она добавила: «У меня никогда не было дома, который я могла бы назвать своим. Вообще ничего, что принадлежало бы мне одной. Моя мать умерла, когда я была младенцем…»

Если сказанное об отце в какой-то мере могло соответствовать истине, то о матери она, конечно же, говорила неправду — мать Мэрилин была жива, и актриса хорошо знала, что та лежала в психиатрической лечебнице неподалеку. Тем не менее она давно начала говорить агентам по связи с общественностью, что родители ее умерли, и теперь не упускала случая упомянуть об этом.

На этот раз, однако, выдумки превратились в бумеранг. Хенаган сочинил историю, в которой Мэрилин изображалась как сиротка, «самая одинокая девушка Голливуда». Но другой журналист, Эрскин Джонсон, обнаружил, что мать Мэрилин жива. Сообщение об этом появилось в его газете.

К величайшему удивлению Мэрилин, мир ее не рухнул. Газетчики решили, что эта была очередная интересная выдумка из серии фантазий Мэрилин Монро. Зачем это им было нужно? Мэрилин стала национальным достоянием, утешением государственного масштаба, с которым никто не хотел расстаться. С тех пор ее жизнь напоминала качели, возносившие ее на вершину триумфа и низвергавшие в бездну печали, а окружающий мир жадно наблюдал за всеми перипетиями ее судьбы.

Весной 1952 года благодаря шумихе, связанной с календарями, началась самая широкая рекламная кампания. Журнал «Лайф» соизволил выразить свое благосклонное мнение, объявив, что истина состоит в том, что наконец появилась «поражающая великолепием шикарная девушка, которая не оставит равнодушным ни одного человека в мире, и отныне все ринутся к кассам кинотеатров». В это время, когда Мэрилин вместе с Кэри Грантом снималась в картине «Обезьяньи проделки», газеты начали публиковать сообщения о болезни Монро, тем самым мир получил самое надежное подтверждение, что родилась звезда.

28 апреля съемки фильма были приостановлены, так как Мэрилин оказалась на больничной койке. Ей предстояло удаление аппендикса. Операция была выполнена в больнице «Ливанские кедры», где год с лишним назад скончался ее любовник Джонни Хайд.

В операционной медицинская сестра вслух поинтересовалась, неужели Мэрилин и впрямь была «блондинкой с головы до пят» — такую шутку она сама однажды бросила прессе. (Но это не соответствовало действительности. В более позднее время обесцвечивание лобковых волос станет одной из обязанностей ее парикмахера.) Но шутки были сразу же забыты, как только сестра обнаружила нацарапанную карандашом записку, прилепленную клею-щей лентой к животу пациентки. В ней говорилось:

Хирург, доктор Маркус Рабуин, уже был осведомлен о тревоге пациентки по поводу своей способности забеременеть. Вероятность того, что в области малого таза возникнут осложнения, была мала. Кроме того, на операции ожидалось присутствие гинеколога. Это был доктор Леон Крон, который с данного момента будет сопровождать Мэрилин в ее длинном пути к достижению цели стать матерью.

Операция прошла гладко. Когда звезда пришла в себя, на животе ее был один неизбежный шрам. «Когда я сказал Мэрилин, что она может отправляться домой, — вспоминает доктор Рабуин, — глаза ее наполнились слезами и она сказала: «Не могу, потому что у меня нет денег, чтобы оплатить больничный счет». Я предложил ей позвонить на студию; пусть они позаботятся об этом. Она спросила: «И вы думаете, они это сделают?» Она все-таки позвонила. Разумеется, они оплатили счет и через час прислали к больничным дверям лимузин».

Несмотря на то, что чувство неуверенности и незащищенности еще не оставило ее, отныне Мэрилин Монро могла жить как звезда. Студийный лимузин доставил ее в относительно недорогой отель «Беверли Карлтон», где она жила до операции. Но вскоре она уже перебралась в роскошные апартаменты в отеле «Бель-Эр». Оплачиваемый ею счет достигал 750 долларов в месяц. Теперь она могла себе это позволить.

1 июня 1952 года, в день своего двадцатишестилетия, Мэрилин получила от голливудской элиты горы подарков и пачку телеграмм. Говорят, в этот вечер кинозвезда ужинала в одиночестве; но у нее состоялся долгий телефонный разговор с мужчиной в Нью-Йорке. Звали его не Артур Миллер — тот пока был вне досягаемости. Она разговаривала с Ди Маджо.