До мамы было не дозвониться. Папа тоже не отвечал. Оба будто бросили меня, и несмотря на внимание Дамира, в душе образовалась пустота, которую он заполнить был не в состоянии.
— Синяк, конечно, знатный, — рассмеялась, в очередной раз глядя на фиолетовое пятно вокруг его глаза.
— Нехорошая какая, смеется над несчастьем своего парня, — цокнул, а затем вдруг встал со стула и наклонился надо мной.
Его губы оказались в опасной близости от моих. К этому аспекту наших отношений привыкнуть было сложнее всего. Тяжелое учащенное дыхание касалось моей кожи, заставляя разомлевшее сердце биться чаще.
— Знаешь, что хочу сделать? — выдохнул мне прямо в губы.
Взгляд глаза в глаза. Его руки по бокам от моей головы. Покрытые поволокой зрачки в обрамлении черной круговой каймы.
— Мхм, — неопределенно еле мотнула головой.
Говорить сил не было. Подняла руки и пальцами вцепилась в его плечи, не давая приблизиться еще ближе. Вот только мужская сила не сравнима с женской.
— Боишься? — прошептал, дергая губами в улыбке.
Сглотнула, скрывая за молчанием смущение.
— Дрожишь вся.
— Холодно просто, — выдохнула, отводя глаза в сторону.
— Трусишка, — наклонился безумно медленно и прошептал мне в ухо.
Зажмурилась, когда он кончиком носа провел по моей щеке. Ждала, что коснется губ, но, чмокнув меня в лоб, отстранился.
— Открывай глазки, Гюльчатай, самое страшное позади, — донесся до меня его насмешливый голос.
Приоткрыла сначала один глаз, затем другой.
Поднялась на локтях, прищуриваясь и наблюдая за тем, как Дамир зашуршал пакетом и достал оттуда яблоко. Подбросил его, позерствуя, и надкусил, даже так выглядя привлекательно.
— А теперь идем. Олеся должна вот-вот подойти. Допросим ее на улице.
— Думаешь, ответит нам? — скептично выразила свои опасения. — Странно, что она вообще согласилась прийти.
— Деньги творят чудеса, а ей они ой как нужны.
— Деньги деньгами, но даже ради них она себя не сдаст.
— Ты забыла про видео? Сложно отрицать свою причастность при наличии таких неоспоримых доказательств.
Прикусила губу и не стала возражать, когда он уже привычным жестом одну руку завел под мои колени, другую под лопатки и поднял, устраивая в коляске.
Руки дрожали всю дорогу до места встречи. Казалось, она будет ждать нас там же, где я видела ее в прошлый раз. Так оно и вышло. Она сидела на этот раз на скамейке, и даже издалека я узнала ее сгорбленную спину.
— Не очень-то она похоже на убийцу, — пробормотала, пытаясь болтовней успокоить расшалившиеся нервы.
— Согласен, — задумчиво пробормотал Дамир. — Есть у меня кое-какие догадки, но давай узнаем всё от нашей бывшей одноклассницы.
Показал мне телефон и включил там диктофон, пряча в карман. Предусмотрительно.
— Благодарю, что пришла, Олеся. Давно не виделись.
— Не так уж и давно, — встала она с места, выпрямляясь и окидывая нас проницательным взглядом.
В ее глазах отчетливо виднелось презрение, но в самой глубине я увидела зависть и отчаяние. То самое, которое преследовало меня во время травли.
— Деньги вперед, — протянула она руку, вздергивая подбородок еще выше, хотя, казалось, некуда.
— Меркантильность — бич нашего времени, — прокомментировал ее жадность и трясущуюся ладошку Дамир, но четыре пятитысячные купюры отстегнул. Цена продажности Олеси.
— А я тебе не альтруистка, чтобы зря время на вас тратить. Ну и че хотели? Давайте быстрее, у меня дела.
— Какие? Очередному хахалю…
— Дамир! — чуть повысила голос, надеясь, что он внемлет голосу разума и не станет сейчас пускаться в оскорбления.
Вот только вместо благодарности от Леськи повеяло раздражением. Ядовитый взгляд коснулся моего лица, и она оскалилась, словно желая вцепиться зубами мне в горло.
— А ты как всегда на коне, да, Кристина? Святоша с безупречной репутацией. Вся такая из себя хорошая, даже в таком состоянии его заполучила.
— Тебе до нее далеко, так что оставь свои речи для других подружек.
— Мы ничем не отличались с ней! Никогда! — прорычала бывшая одноклассница и сжала кулаки, прижимая их к груди. — Это ты не видел дальше своего носа и…
— Успокойся! Ты никогда не была в моем вкусе. Ни в школе, ни сейчас, тем более, — глаза Дамира похолодели. — И не надо так на меня смотреть. Зависть никого не красит. И не думай, что я забыл, кто распространил скрины ваших с Кристиной переписок.
Заткнул ее моментально, но в мою сторону посмотрели еще более злобно, чем до этого. Неужели она была так одержима Загорским, что пожертвовала нашей дружбой? Так просто и без сомнений.
— Так чего вы хотели? Время идет, — взяла себя в руки и сложила их на груди, сразу же отгораживаясь от нас.
— Зачем ты перерезала тормозной шланг моего байка? — не стал юлить и ходить вокруг да около Дамир.
От его слов в лоб Олеся опешила и сделала шаг назад. Оступилась, чуть не упав, и не смогла сдержать вырвавшиеся эмоции. Там было всё: и страх, и удивление, и паника.
— Н-не пон-нимаю, о ч-чем ты.
Даже без видео догадалась бы, что она врет. Она всегда заикалась, когда теряла самообладание и пыталась лгать. Даже спустя несколько лет ничего не поменялось.
— Думаю, это освежит твою память, — подал ей мой телефон с заранее открытой вкладкой.
Спустя минуту ее лицо стало восковой маской. Бледной, обескровленной, без того самодовольства, которое она демонстрировала до этого. Губы ее задрожали, а на лбу пролегла складка напряжения.
— И… здесь… уже милиция? — оглянулась в страхе по сторонам, обхватила себя руками.
— Пока нет, — произнес медленно Дамир, давя на нее психологически и морально. — Но ты же знаешь, что одно дело быть просто соучастником, и совершенно другое — организатором преступления.
Сделал длинную паузу, пытаясь стращать девчонку, и это ему удавалось.
— Это не я… Нет-нет… На дно одна я не пойду, — вскинула злой взгляд. — Она заплатила мне. Обещала, что проблем не будет, да и… Я не хотела… Я в тюрьму не хочу…
Качала головой из стороны в сторону, напоминая душевнобольную.
— Она это… Дина? — сглотнув, задала вопрос, который не требовал ответа, но внутри я надеялась, что ошиблась.
Хоть немного хотелось верить в чудо. Но его нет. И не было никогда.
— Только не нужно делать такое удивленное лицо. Это ведь ты всё подстроила, да? Надеялась так заполучить Дамира? — неожиданно прошипела Олеся, вытирая ладонями злые слезы. — А ты хитрее, чем я думала. А-ха-ха!
Дикий смех вызвал озноб по позвоночнику и холодок, от которого в венах застыла кровь.
— Дура, дура, дура! — плача, била себя по щекам Леська, пока не остановилась взглядом на моем лице. — Это всё из-за тебя! Ты виновата! Ты!
Не успела она кинуться на меня, как Дамир перегородил ей дорогу и оттолкнул, не позволяя навредить мне. Она замолчала, опешив, и пару секунд тяжело дышала. Затем развернулась и побежала прочь, словно за ней гналась толпа. Вот только Загорский не стал ее догонять, лишь смотрел вслед с разочарованием во взгляде.
— Косит под умалишенную. Думает, поможет ей это.
— И что теперь? — спросила, кивая на его карман, где лежал телефон с включенным диктофоном. — Мы отдадим это милиции?
Воцарилась недолгая пауза.
— Вряд ли запись будет иметь силу в суде. Это, скорее, для меня. Для нас.
Не поняла его странных слов, но заметила, как он замялся. Не стала заострять на этом внимания.
— А расследование… Возобновят?
Голос у меня дрожал и немного хрипел от излишней эмоциональности. В душе царил полнейший раздрай. И вроде бы выяснились подробности, до которых, кроме нас, никому не было дела, но легче от этого не становилось. Груз тягот продолжал давить на плечи, а будущее всё также маячило бесперспективностью.
— Дамир, — мужской голос прервал наше молчание, неожиданно удивив своим появлением.
— Дмитрий, — быстро сориентировался Загорский и взял себя в руки, кивая подошедшему мужчине.
Я же опустила глаза, не в силах смотреть на незваного гостя. В голове не укладывалось, что это мой биологический отец.
— Мы можем поговорить наедине, Кристина?
Не сразу поняла, что вопрос был адресован мне. Мое имя из его уст прозвучало как-то по-особенному, но вопреки всему я не растаяла и не расплакалась. Ощущения, которые он вызвал своим появлением, были неоднозначными, и классифицировать пока я их так и не смогла. И как относиться к нему — не знала.
— У меня от Дамира секретов нет.
Слукавила. Побоялась остаться с ним один на один. Струсила. Ну и пусть. Я устала переживать все проблемы наедине с собой. А Дамир и не возражал, встал вплотную и снова положил ладони на мои плечи, массируя и успокаивая меня этими неспешными поглаживаниями.
Не знаю, чего ожидала, но решила молчать и не перебивать. Не моя история. Не моя боль.
Всё оказалось на удивление банально. Почти так, как я и предполагала. Молоденькая сельская девчонка из бедной семьи и мажор с золотой ложкой во рту. Встретились, влюбились, он вскружил ей голову, обещал жениться, но слова своего не сдержал.
— Ты не думай, что я такой подонок, Кристин, я любил твою маму. Сильно любил, но…
— Недостаточно, — грустно улыбнулась, не в силах даже смотреть на него.
Стало вдруг страшно. Так сильно, что внутри всё сжалось. Ведь у нас с Дамиром схожая ситуация. Кроме одного. Я не беременна.
— Я и правда собирался взять ее в жены. Даже родителей не хотел слушать, думал, сдержу обещание, которое дал Марине, но…
— Но?
— В тот день, когда мы должны были подать заявление в ЗАГС, на пороге моего дома появилась Алла с Витей на руках. Мы с ней встречались за несколько лет до Марины, а она, как оказалось, родила. Ее отец был прокурором области, и моим родителям, как невестка, она больше понравилась. С одной стороны — беременная Марина, с другой — Витя. Я собирался жениться на твоей маме, ведь любил ее больше жизни. Долго думал, как решить этот вопрос, собирался обеспечивать Аллу с Витей, всё же он мой сын, но Марина… Ты не думай, я не перекладываю на нее ответственность, всё это только моя вина. Она решила, что я засомневался в наших отношениях, и сделала аборт. То есть, я думал, что сделала. Я был так сломлен, но у меня оставался сын, и я…
— Но родилась я… — прошептала, не дав ему договорить.
Теперь мне стала понятна боль матери, ее отношение ко мне. Вот только маленькому ребенку в моей голове этого оправдания было недостаточно.
— Если бы я только знал… — грустно улыбнулся Дима и погладил меня по руке.
В этот момент Дамир хмуро оглядел нашу композицию и сжал мои плечи.
— Всё в порядке? — спросил, увидев мои покрасневшие глаза.
Я не могла говорить, ощущая ком в горле, и лишь кивнула.
— Как бы ты ко мне не относилась, ты такой же мой ребенок, как и Виктор, так что больше не имею права давить на тебя и просить не давать ход расследованию…
— Ты прав, это не твое дело, Дима.
Загорский защищал меня, хотя сейчас этого не требовалось, но мне было безумно приятно.
— Дамир… — просипела, стискивая его руку.
— Сейчас ты на эмоциях, Тинь. Ничего не обещай, хорошо? — качнул головой, поджимая в недовольстве губы.
— Не влезай, Дамир. Я и не собирался ни о чем таком просить, — усмехнулся Дмитрий. — В конце концов, Виктор — большой мальчик и должен отвечать за свои поступки сам.
— Прогресс, — съехидничал Загорский. — Еще не муж, но уже и не мальчик. И долго ты шел до этой простой истины? Помнится, еще буквально вчера хотел отмазать его и отправить за границу.
— Ты мне до конца дней припоминать это собираешься? Свои дети пойдут, поймешь меня.
— А мы собираемся общаться до конца твоих дней? Учти, я рано помирать не собираюсь.
— Думаешь, не будем? — проигнорировал вторую фразу, вздернул бровь, иронично оглядывая руку Дамира, которую он так ни разу и не убрал с моего плеча. Даже под обескураживающим взглядом с места не сдвинулся.
— Благословения просить не собираюсь, — хмыкнул Загорский.
Между ним и Банковским-старшим происходила молчаливая дуэль взглядов. До тех пор, пока последний не сдался, опустив свои глаза. Там горела ярким пятном вина.
— И надеяться не смел. Не заслужил.
Поджала губы и промолчала. Он и правда ни на что в моей жизни прав не имел.
— Я устала, — обернулась к Дамиру и сделала слабую попытку улыбнуться.
— Едем в палату.
Мы уехали почти сразу, оставив Дмитрия стоять посреди больничного двора. Я спиной ощущала его пронзительный, полный тоски взгляд, но ни разу не обернулась. И пусть он во всей этой истории тоже оказался жертвой, это не умаляло того факта, что в моем воспитании он не участвовал. Он, как и прежде, оставался для меня посторонним человеком.
Но боль в груди никуда не ушла. Сколько бы я ни давила в себе все эти мысли, внутренности разрывало от агонии.
Я же продолжала гореть в этом аду и не знала, как унять эту печаль, поселившуюся прямо в сердце. И даже обвинить было некого. Было жалко всех в этой ситуации. И даже себя. Особенно себя.