Босс

Глава 24

Итан Мейсон

Идет пятый иннинг, но я совершенно не слежу за счетом. Поскольку сижу и наблюдаю за Дженни и ее отцом в окно из третьего люкса. Они ликуют, смеются и обнимаются.

Дважды я поднимался, чтобы пройти туда, но останавливался на половине пути, чтобы вернуться на то место, где сижу сейчас. Что-то подсказывает мне, что я испорчу им день. Мэтт сказал бы мне, чтобы я перестал вести себя, как киска, если бы не был внизу, на поле.

Запах несвежего пива и хот-догов, одобрительные возгласы толпы, треск, когда кто-то попадает по мячу… Я люблю стадион. Мэтт уже сделал два хоум-рана за два иннинга и выглядит сосредоточенным на поле.

После пятого иннинга я встаю, твердо решая на этот раз дойти до Дженни и поговорить с ней. Выхожу в длинный коридор с дверьми в комнаты-люкс на стороне, выходящей на поле. Он изгибается вместе со стадионом, пока я иду через три двери от той, за которой сидел. Это свободный номер, который используется для того, чтобы приводить перспективных игроков и вести переговоры на играх.

Упираюсь лбом в одну из двух дверей, а моя рука перемещается на одну из ручек. Нервозность накрывает меня с головой. Когда я открываю дверь, в поле моего зрения появляется Дженни и ее отец. Она сидит рядом с больничной койкой отца перед окном. Ее рука, державшая его за руку, поднята под неудобным углом. Рядом с ней стоит пустой стул, практически приглашая меня присесть.

Я крадусь через комнату и опускаюсь в кресло. Ее взгляд останавливается на мне, затем возвращается к игре. Ничто в моей жизни не заставляет меня так нервничать, как Дженни Джексон. Я наклоняюсь, чтобы что-то прошептать. Не уверен, что именно хочу сказать, но осознаю, что это что-то вроде извинения.

Ее рука скользит по моему бедру — не в сексуальном смысле, а так, чтобы успокоить меня.

— Не сейчас, — шепчет она, все еще глядя прямо перед собой на поле.

Вижу, как ее отец смотрит на меня. Надо полагать, она не рассказала ему и половины того, что я сделал, иначе он бы сейчас бился на больничной койке в попытке меня задушить.

Аналитик во мне решает, что Дженни, должно быть, защищает меня. Если бы она отказалась от того, кем мы были, то все бы ему рассказала. Знаю, что они очень близки.

Несколько минут мы сидим в тишине и смотрим, как перед нами разворачивается игра. Она чертовски идеальная. Такая, каким должен быть бейсбол. Объявляют имя Мэтта, и мы наблюдаем, как он выходит на площадку.

— Никогда не видел его таким сосредоточенным. — Отец Дженни внимательный наблюдатель, как и она сама. Я замечаю в ней много от него, даже несмотря на его хрупкое состояние. Оценивать людей с первого взгляда — моя сильная сторона, а голос Брайана Джексона говорит о том, что он — крутой ублюдок.

— Надеюсь, он получит мои очки, Итан. Ради вас обоих. — Дженни смотрит прямо перед собой, но ее слова вызывают ухмылку.

— Какого черта? Ты подкупила его в доме? — Брайан смеется.

— О чем вы, ребята? — теряюсь я.

— Старушка Джей-Джей взяла Мэтта в свою команду по фэнтези. Что ты сделала с этим мальчиком, Дженни?

— Просто дала ему немного мотивации, чтобы он играл лучше. — Брайан ухмыляется.

— Дьявол.

Питчер начинает закручивать мяч и выпускает его. Мэтт отбивает. Мы с Дженни вскакиваем на ноги, а Брайан, ухмыляясь, качает головой. Мяч пролетает на расстоянии двадцати рядов от сидений в левом поле.

— Вот дерьмо, это должно было быть четыреста пятьдесят футов. — Вижу, как мальчик подбегает и хватает мяч, а затем поднимает руку в воздух.

— Это был хороший удар. Я говорил Джей-Джей, что Мэтт — лучший в игре после Мэнтла.

Дженни поворачивается ко мне и пожимает плечами.

— Мы, вроде как, фанаты Мэтта Сталворта.

— Я вижу.

— О, папа, это Итан. Прости, я забыла, что вы еще не знакомы.

Я подхожу и жму ему руку. Знаю, что это, должно быть, болезненно для него, но он не показывает этого.

— Дженни, не могла бы ты принести нам что-нибудь выпить?

— Конечно, папочка. — Она наклоняется к моему уху и шепчет.

— Он ничего не знает. И ты еще не прощен. — Ее слова пронзают меня как лезвие, напомнив обо всем том дерьме, через которое я недавно заставил ее пройти. Но Дженни добавила «пока» в конце. Это должно что-то значить, верно? Она ведь не совсем списала меня со счетов.

Как только Дженни выходит из комнаты, Брайан вновь обращает свой взор на поле.

— Я знаю, что ты обидел мою дочь. — Я поворачиваю голову, но он не смотрит на меня. Опускаю взгляд на пол.

— Она сказала, что вы не знаете.

Он насмешливо хмыкает.

— Родители всегда знают, когда их ребенку больно, сынок.

— Я не имел в виду… — отец Дженни поднимает руку и прерывает меня — откуда у него берется сила, я понятия не имею.

— Она мало кого впускает. Она тверда как гвоздь. Отчасти, это моя вина. Я не знал, что делаю, когда ее мать ушла. Я знаю, что она справится со всем, что подкинет ей жизнь. Но хочу, чтобы она была счастлива. Это все, что имеет для меня значение, а я не смогу долго находиться рядом.

— Да, сэр.

— За своей суровой внешностью она все еще моя маленькая девочка.

— Возможно, я испортил ее до неузнаваемости. — Я провожу рукой по волосам.

— Если бы ты так облажался, она бы надрала тебе задницу, когда ты вошел в дверь. Поверь мне. В этом плане я беспокоюсь не о ней. — Он хрипит и смеется одновременно. После чего смотрит на меня. — Не трогай ее больше, и тебе не о чем будет беспокоиться.

— Понял, сэр.

Дженни возвращается с подносом напитков. Я встаю, чтобы помочь ей.

— Эй, пап, у меня для тебя кое-что есть. Подумала, что ты захочешь пива, раз уж мы в бейсбольном матче.

Я беру поднос, Дженни идет помочь отцу отпить из пластикового стаканчика пива.

— Это. — Он смотрит на поле. — Вот здесь все идеально.

Наблюдать за тем, как кто-то занимается любимым делом, возможно, в последний раз, заставляет задуматься о многом. Я смотрю на Дженни рядом с ее отцом, она в шлепанцах, шортах и футболке. Хочу ли я провести остаток своей жизни, испытывая те же чувства, что и при взгляде на нее? Я знаю ответ еще до того, как задаю себе этот вопрос.

Сижу за столиком напротив Дженни в «Старбаксе». Мы оставили Брайана дома с Келси совсем недавно. Келси на меня злобно посмотрела. Я принимаю это как должное; больше я ничего не могу сделать.

— Мне жаль, Дженни.

Запах жарящихся кофейных зерен и звуки эспрессо-кофеварки приводят мои чувства в состояние повышенной готовности.

— То, как ты смотрел на меня, говорил со мной. Не буду врать, Итан. Мне было не просто больно. — Она наблюдает за парой подростков, державшихся за руки в углу. — Это убило меня.

Что я могу ей ответить? Словами не искупить того, что я сделал.

— Я знаю.

Дженни прикусывает губу, но не в веселом и сексуальном смысле.

— Сейчас я не могу справиться с подобными вещами. Просто… у меня слишком много дел, которые требуют моего внимания.

— Этого больше не повторится.

Она саркастически усмехается и качает головой.

— Не давай обещаний, которые не можешь выполнить.

— Я облажался, ясно? И знаю это. Я просмотрел электронную почту, и это не твоя вина. Я дал тебе неверную информацию.

— Я должна была спросить тебя и об этом. Дело не в том, что кто-то облажался. Ты должен был просто спросить меня об этом после. Но ты этого не сделал. — Ее лицо напряжено, она впивается в меня взглядом. — Ты оставил меня стоять в аэропорту. Ты знаешь, каково это было?

— Я…

— Мне пришлось в одиночку ехать в дом умирающего отца и ухаживать за ним после этого. Мне пришлось сдерживать слезы. Я не могла рассказать ему об этом, потому что не хотела, чтобы он возненавидел тебя, потому что он мог уйти в любую минуту, и это было бы последнее, что он о тебе помнил.

Я не свожу взгляда с ее лица. Как бы мне ни хочется отвернуться, я заслуживаю наказания от каждого ее слова, а Дженни заслуживает того, чтобы все это выплеснуть.

— После этого я прихожу в офис на следующий день, а там прежний ты. Парень, которого все боятся. Наглый засранец, который не делает ничего плохого и ругает всех и вся. Неужели было так трудно просто поговорить со мной об этом?

— Нет. Не было.

Она замирает, словно не ожидала такого ответа.

— Тогда почему бы не поговорить со мной?

Я пожимаю плечами.

— Страх.

— Чего? Или об этом тоже нельзя говорить? — она снова переводит взгляд на меня.

— Моя мама ушла, когда я был маленьким. Мой отец потратил годы на создание своего бизнеса. Она не согласилась на условия развода, которые позволили бы ему сохранить бизнес. Она хотела получить деньги и покончить с нами. Начать жизнь заново или что-то в этом роде. Он продал его конкуренту, чтобы расплатиться с ней. Они ликвидировали его, и мой отец работал в кабинке и на других странных работах, чтобы содержать меня и оплачивать все, что мне было нужно для моей бейсбольной карьеры.

— Это ужасно. — Дженни прикрывает рот. — То, что касается твоей мамы. Мне очень жаль.

Я вздыхаю.

— Это то, что есть.

— Но какое это имеет отношение к твоим делам? Ты же не он. Ты думал, что я, как твоя мать, или что-то в этом роде?

— Боже, нет. Это не так. — Я тяну руку и слегка сжимаю ее предплечье. — Я был таким до того, как ты пришла сюда работать, помнишь?

— Хорошо.

— Я сказал себе, что должен управлять компанией именно так, чтобы ничего подобного никогда не случилось. Чтобы защитить работу людей. Чтобы защитить все, что я построил. Но теперь я не знаю. Может быть, это просто потому, что я не был так уж счастлив. Я имею в виду, что иногда я люблю свою работу. Но в ней нет того азарта, который я чувствовал, когда играл в бейсбол. Но раньше мой способ работал. И я боялся всех этих перемен. Это было небезопасно.

— Понятно. Отчасти.

— Но те же чувства, тот же порыв, который я испытывал во время игры в бейсбол, вернулись. Я снова почувствовал это.

— Правда?

— Да. Когда ты пришла на собеседование. — При этих словах по ее руке бегут мурашки. Провожу по ним большим пальцем взад-вперед.

Дженни переводит взгляд на мой палец, поглаживающий ее нежную кожу.

— Мы не можем продолжать в том же духе. Этот круговорот горячего и холодного. Мне нужно тепло. Постоянное тепло.

— Я могу дать тепло. Я буду твоим Карибским бассейном. Ничего, кроме тепла.

Она улыбается.

— Думаю, что больше люблю Гавайи. Я никогда там не была, но…

Я опускаю взгляд на ее руку и провожу ладонью по ее лицу.

— Я буду там, где ты захочешь.