Я долго ворочалась в кровати, пытаясь уснуть и размышляя, как мне поступить в этой ситуации.
Наконец я решила, что осторожно расспрошу Настю. Она девочка смышленая и наверняка знает больше, чем ей следует. Постараюсь расположить ее к себе и узнаю Марьюшкины секреты.
А когда буду знать, кто этот бесстыдник, то постараюсь держаться от него подальше.
Я чуть успокоилась и сумела даже немного поспать.
Утром я подошла к маменьке:
— Маменька, у меня все еще побаливает голова. И иногда я не все могу вспомнить. вы меня простите, если я не так делаю, как надобно…Подскажите, чем помочь вам?
Маменька посмотрела на меня чуть испуганно:
— Марьюшка, я и вправду не узнаю тебя, не помню, чтобы ты сама вызвалась помогать…Ну да и хорошо, выросла ты, дочка, — она ласково обняла меня за плечи, — Коли хочешь помочь, то пойди приготовь ткани для платьев, что будем шить, скоро швея приедет. Да для вышивки нити надо смотать. Посиделки ведь будут у нас в светелке, девушки придут, а ты ничего так и не приготовила.
Маменька поспешила во двор, а стояла столбом посреди комнаты и не представляла, куда мне идти, где те ткани и нити, на что их мотать и зачем?
Я вздохнула и пошла искать Настю, на нее у меня была вся надежда.
Настю я нашла на заднем дворе, где она плела венок и напевала какую-то песенку.
Девочка с радостью пошла со мной в дом. По дороге я ей рассказала, что мне велела сделать маменька:
— Поможешь мне? Я, если честно не совсем понимаю, что надо делать, что-то моя голова плохо работает.
Настя снисходительно взглянула на меня, решительно взяла за руку и повела в небольшую комнату. Видимо это было что-то вроде гардеробной. На лавках лежали рулоны с тканями всевозможных оттенков и разной плотности, здесь были и простые ткани, такие, как хлопок и лен, а также тяжелые бархатные и парчовые материи. Тут же стояли сундуки с тесьмой, нитями, пуговицами, бусинами.
Я разглядывала все это великолепие и представляла, какое впечатление бы произвело такое богатство на портного или модельера в наше время.
Но хватит думать о том, что могло бы быть:
— Как ты думаешь, что нам выбрать, — спросила я у Насти.
Девочка серьезно и вдумчиво поторогала отрезы и рулоны с тканями и указала пальчиком:
— Вот эту голубую парчу тебе на нарядное верхнее платье, к нему по рукавам оторочку из голубой норки, — Настя ловко вытащила из еще одного сундука голубоватые шкурки,
— Батист на нижние рубахи, лиловый бархат для второго выходного платья, к нему жемчуг подойдет, и сетка с жемчужинами на волосы. Вышивка должна быть серебристой. Для домашних платьев вот этот хлопок хорош, а еще сарафан нужен алый с золотой вышивкой и шелковые рубахи к нему…
Я с уважением смотрела на Настю, как она это все ловко придумала!
— Настя, а ты сможешь все это маменьке рассказать? А то я боюсь, что все забуду, ну у меня голова болит, ты же понимаешь?
Настя кивнула:
— Не волнуйся, все покажу. Я и для себя уже наряды задумала, и для маменьки тоже, не знаю, правда, послушает ли она меня, — Настя рассмеялась, — Но вот хоть ты сейчас со мной соглашаешься!
— Конечно, ты так все хорошо придумала, как тут не согласиться!
Настя мечтательно теребила свою косичку:
— А знаешь, Марьюшка, я мечтаю, что будет у меня свой большой дом, и будет в том доме много разных материй и ниток, и бусин, и тесьмы. И будет у меня много девушек — швей, а я буду придумывать всякие наряды невиданные, а девушки те будут их шить, а вышивальщицы будут вышивать.
И нарядим мы много девиц и женщин в красивые платья, и даже из других стран будут приезжать к нам, чтобы купить те платья.
Как ты думаешь, может такое когда-нибудь быть наяву?
Я обняла Настю:
— Когда-нибудь так и будет, а сейчас покажи, что за нитки нужно смотать.
Настя вытащила из угла сундучок, где лежали всевозможные нити в больших мотках:
— Вот, нам нужно сделать маленькие клубочки, чтобы было удобно вышивать.
Я тяжко вздохнула и мы принялись за дело.
Мы перематывали нитки, складывали получившиеся клубочки на поднос, и болтали о разных пустяках.
Но я хотела свести разговор к вчерашнему происшествию во дворе:
— Настя, а какие девушки придут к нам на посиделки?
Настя слегка задумалась:
— Ну, наверное, как всегда, Меланья, Наташка- поповична и Полина с Катериной, эти завсегда приходят.
— А ты, что про них думаешь?
— Меланья больно тихая, молчит вечно, будто мешком накрытая, — Настя фыркнула, — Это, наверное, оттого, что она всех старше и уже в девках почти засиделась.
Наташка, попа нашего дочка, хорошая, веселая, всегда истории смешные рассказывает, веселит всех, хоть и папенька у ней строгий очень.
А Полина с Катериной противные…Не люблю этих сестриц, глазищами зыркают, все высматривают, с ними надо ухо востро держать. Зато, как Матвейку нашего увидят, так и начинают соловушками заливаться, глазки ему строят, хихикают, тьфу, бесстыжие!
— А он, Матвей, что он? Нравится ему кто? — Мне стало интересно.
— Ну уж точно не Полька с Катькой. Мне кажется, — Настя зашептала мне в ухо, — Мне кажется, что ему Наташка нравится, она красивая. Но она попа дочка, а это…Ну ты сама понимаешь.
Я ничего не понимала, но на всякий случай кивнула:
— А про меня ты что скажешь? — Я подтолкнула Настю локтем в бок, — Не стесняйся, мы ж теперь с тобой подруги!
Настя нагнула голову и принялась еще усерднее мотать свой клубок.
— Насть, ну говори же, ты что, как не родная.
— Не рассердишься? — Я замотала головой.
— Тебе Добрыня нравится…Да и ты ему похоже тоже.
Так, почти горячо. Теперь бы еще узнать, кто тот Добрыня.
— Настя, продолжай. Ты что-то знаешь? Говори без утайки, я не обижусь, правда.
Настя вздохнула:
— Я видела, как ты бегала к нему на свиданку…
Господи, что же там было?
— И что… мы с ним…там на свиданке делали?
— Ты и правда не помнишь?
— Нет, не помню, чистая правда. И расскажи мне еще про Добрыню этого…Он кто?
Настя посмотрела на меня, широко открыв глаза:
— Марьюшка, ты сама на себя не похожа, как будто подменили тебя.
Я сидела и боялась дышать, что, если девочка расскажет кому-нибудь об этом, кто знает, что со мной может случиться, вдруг в костер кинут.
— Но ты мне сейчас больше нравишься, — улыбнулась Настя, — Наверное, и правда на Ивана Купала всякие чудесные вещи случаются.
А про Добрыню…Он богатый князь, из самой Москвы приезжает в гости к соседям, он им родичем приходится.
Уж не знаю, где он с тобой столкнулся, но я видела, как он тебе что-то нашептывал через плетень на заднем дворе, а ты смеялась.
— И все?
— Не знаю, я больше ничего не видела. Но папенька потом тебя ругал, что с мужчиной посторонним разговариваешь.
Я чуть расслабилась, если только разговаривала, то не страшно, наверное.
— Настя, а этот Добрыня-он каков из себя? Вот те крест, не помню его. И да, где наш папенька?
Настя рассмеялась:
— Папенька по делам уехал, завтра должен вернуться. А Добрыню этого ты ни с кем не спутаешь- огромный мужик с широченными плечами и большими ручищами, никогда не улыбается, брови хмурит, а глаза у него такие синие, что страшно делается…
Я повела плечами. Да, силу его ручищ я вчера почувствовала. Сила и опасность исходила от этого неведомого мне Добрыни.