Бродячая музыка

Говорит цветочек бедный:

«Не срывайте вы меня!

Для чего вам я, столь бледный

в лучезарном блеске дня?»

Дождь зачастил. Мы, слава Богу, дома.

Не серный и не огненный пока.

Как той, изъела соль мои бока.

И, Лот, избегнем казни ли Содома?

Воспою морщинистые камни,

маскулинность их мускулатур:

словно огромадный старый тур

греет обочь древа сон свой давний.

Что делает кузнечик?

На солнышке живёт,

ножонкою стрекочет,

травиночку жуёт.

Льнянка нежно доживает

жизни праздничный кусок,

а крапивница живая

пьёт её лечебный сок.

Обрили царевен, убили,

а всё улыбались, как мы:

ведь Бога они не забыли

в предвестии гибельной тьмы.

Марину я пережила.

Хоть толику бы в этом толку!

Ах, ведать бы, когда умолкну,

так веселее б зажила!

Кого-то завидишь — поманишь

из хатки приветной рукой.

Словечко сама себе скажешь —

как если бы друг дорогой.

Страсть соловьев — колибри жизни,

чьим целованьям несть конца,

не угрызаясь укоризной,

подглядывала днесь с крыльца.

Слезинка каждая — где льды

за день оттаяли немного —

дыханьем влажным молодым,

как Атман, раскрывает Бога.

На пиршество вечерних солнц

уже не поспеваю. Снова

закат, минуя горный лес,

свершает свой балет ледовый.