Бродячая музыка

А ведь малый греко-римский

с погребальной пелены

так болезненно знаком мне,

словно знаменный распев.

Век второй и эра наша,

и Гераклеополь-град:

только египтянин вряд ли

в нём привлёк бы днесь меня.

Правь он хоть и в старых Фивах,

будь каирский дипломат,

только юноша болезный

по-другому стал мне мил.

Горечь. Кудри. Безнадёга.

Свиток в вянущих руках.

То в оазисе Фаюме

древний Пушкин помирал.