Марк лежал в темноте с открытыми глазами, проснувшись задолго до того момента, когда, постучавшись, войдет дворецкий и скажет, что пора завтракать или что-то в этом роде. А все так хорошо начиналось.
Обнаружив, что Ивама, этот домашний деспот, наконец-то свалил куда-то, оставив его в покое, он даже обрадовался. Ни тебе тотального надзора, ни приказов «здесь не стой, туда не ходи», никаких коварных улыбочек и бессовестно тискающих тебя рук.
На известие Оливера, что его добрый господин уехал в Берлин по делам на несколько дней, презрительно фыркнул. «Ага, соскучился без своего распрекрасного “Ганса и Гретель”… побежал заниматься всякими гадостями! – ему вспомнилось смазливое лицо молодого немца, его ревниво-секущий, неприязненный взгляд. – Как он может заниматься «этим», б-рр… он же парень?!»
Первым делом, что Марк сделал, оставшись в гордом одиночестве, – отправился снимать ту жуткую, висевшую над камином картину. Снять не удалось. Проще оказалось вырезать ее из рамы. Оливер схватился за сердце, застав его за этим занятием. Между ними произошла бурная и не последняя ссора.
– Боже мой, что вы натворили! Бесценное полотно великого голландца! Да эрцгерцогиня в гробу перевернется! – воскликнул дворецкий, повысив голос на пару октав.
– Подумаешь, голландец! Да хоть японец! Рисовать бы научился сначала! – пожал плечами Марк.
Забравшись на каминную полку, отсюда он смотрел на Оливера сверху вниз, ощущая себя очень даже на высоте. Но тут ему пришлось убедиться, что невозмутимость – не единственное выражение на лице дворецкого.
– Сию же минуту слезайте оттуда и марш к себе! И не сметь выходить из своей комнаты! Вы наказаны, юноша! Серьезно наказаны!
Спрыгнув на пол, Марк с опаской протянул слуге изрезанный холст и, стараясь не поворачиваться к нему спиной, мало ли что, обошел дворецкого по кругу. Старикан выглядел уж больно грозным.
Несколько дней в мелких стычках и ссорах между ними прошли, наступили следующие «несколько дней», а Ивама все не возвращался, и постепенно радость от его отсутствия увяла как-то сама собой. Никто больше не тормошил его по утрам, чтобы разбудить. Никто не смотрел насмешливо и не говорил, какой он глупый, снисходительно растягивая слова. Он стал плохо спать, часто просыпался среди ночи и долго ворочался, то подушка казалась неудобной, то одеяло слишком жарким.
Перестал ссориться и пререкаться с Оливером и теперь почти не покидал своей комнаты. Часами сидел на подоконнике, смотрел на занесенные снегом деревья за окном, почему-то уверенный, что это каким-то образом поможет автомобилю Оуэна появиться. Но вокруг по-прежнему расстилалось нетронутое никем белое безмолвие. Не было слышно даже обычного вороньего карканья…
Повернувшись на другой бок, Марк обхватил руками подушку, вздохнул тоскливо. «Хочу его видеть… Нет, не хочу его видеть… – он крепко зажмурился, но все равно не помогло, ресницы успели промокнуть от набежавших слез. – А вот и неправда… Ничего я не скучаю, понятно? Я его ненавижу! Ненавижу! И убью! Вот пусть только попробует вернуться…»
В дверь постучались, голос человека, принесшего благую весть, доложил, что кушать подано. Это был всего лишь Оливер.
– Я сплю! – буркнул Марк, повернувшись к слуге спиной. Разочарованный.
– В таком случае, не смею беспокоить! – дворецкий удалился вместе с подносом.
«Вот и убирайтесь… все! Никого не хочу видеть!» – Марк зарылся лицом в подушку. Но дворецкий вернулся минут через двадцать. Вошел без стука. Поставил поднос на кровать, раздвинул шторы и открыл окно.
– Эй, ты чего это надумал?! – выбрался Марк из-под одеяла.
– Вы несколько дней не выходите из своей комнаты, юноша. Здесь спертый воздух. Думаю, в проветривании помещения возникла безотлагательная потребность!
Рукой в белой перчатке дворецкий помахал у себя перед носом и поморщился.
– А я сплю! Разве не ясно? – сердито уставился на него Марк.
– Отлично, продолжайте спать, – согласился с ним Оливер, ставя поднос с едой Марку на колени.
Запах горячего какао приятно защекотал ноздри, в животе сразу заурчало.
– Оли, тебе кто-нибудь говорил, какой ты вредный? – он воткнул ложку в творожную запеканку, щедро политую вишневым сиропом.
– Нет…
– Офень заль… – произнес Марк с набитым ртом. – Люди, мозе бызь, не хотят нифьего… Мозе, они не в настроении, а ты прифтаешь тут со сфоей едой…
– Господин не приказывал мне морить вас голодом! – ответил Оливер.
Вяло улыбнувшись его словам, Марк подумал, что старикан по-своему старается немного приободрить его. Но дворецкий и не думал шутить. Заглянув в спальню перед самым обедом, он нашел Марка крепко спящим и не стал будить. Так что обед тот все-таки проспал.Проснувшись к вечеру от настойчивого стука в дверь и проснувшись не в духе, прячась под одеялом, от ужина Марк тоже вознамерился отказаться.
– Вместо того чтобы приставать ко мне со своим занудством, сгонял бы лучше до Берлина… проверил, куда это черти унесли твоего драгоценного хозяина. А на обратном пути захватил бы блокнот и ручку…
На вопрос дворецкого, зачем ему ручка и блокнот, проворчал:
– Не понятно, разве? Засяду мемуары писать!
– Достойное занятие, – заметил Оливер. – Но я желал бы уточнить, – обратился дворецкий к выглядывающей из-под одеяла взлохмаченной макушке, – вы продолжите «спать», юноша, или мне поставить прибор внизу? Господин сегодня ужинают дома. Они звонили-с… – с какой-то старомодностью доложился слуга.
Одеяло на кровати пришло в движение.
– Звонил, да? Когда?
– Сорок две минуты тому назад, – кашлянув, ответил дворецкий.
Он ждал, что сейчас Марк радостным чертиком из табакерки выскочит из-под одеяла, но услышал лишь глухое: «Да мне-то что…»
«Разумеется…» – пожал плечами Оливер. Уже в дверях снова спросил:
– Так мне принести вам ужин сюда или поставить прибор внизу?
– Внизу! – буркнуло одеяло.Дворецкий успел открыть дверь в тот самый момент, когда его господин уже собрался постучать медным кольцом, торчащим из свирепо оскаленной волчьей пасти. Дверной молоток как нельзя лучше вписывался в пугающую угрюмость особняка.
– Как там наш пленник, Оли? Не загрыз тебя, пока меня не было?! – прямо с порога весело спросил Оуэн.
– Нет, юноша старался вести себя прилично, – ответил слуга, принимая у хозяина плащ и фуражку, куда тот небрежно бросил перчатки.
Оуэн покосился на дворецкого.
– Что он натворил? Рассказывай, Оли, не стесняйся!
Выслушав сухой доклад слуги, спросил:
– Где он? В спальне?
– Узнав, что вы сегодня ужинаете дома, юноша изволил спуститься вниз. Он ждет вас в столовой.
– Ждет?
Кажется, ответ слуги слегка удивил Оуэна; он постоял немного, словно бы прислушиваясь к чему-то, потом стал подниматься наверх.
– Что ж, пусть потомится немного… Пойду переоденусь и приму душ с дороги…
Вышагивая аистом, дворецкий следом понес убирать вещи господина в шкаф.«Ну и куда подевалась эта сволочь? Сколько можно переодеваться… Он что, решил перемерить весь свой гардероб?!» Марк уже полчаса сидел за столом, выписывая ручкой ножа замысловатые фигуры на скатерти. Выдерживая характер, никаких вопросов дворецкому больше не задавал. Оливер как раз заканчивал последние приготовления к ужину. Впрочем, характера надолго не хватило. Он уже было открыл рот, но тут раздались быстрые шаги, распахнулась дверь. Радостно встрепенувшись, Марк оглянулся, но, увидев вошедшего Оуэна, излучающего самодовольство, тут же нахмурился. «Наконец-то явился, не запылился…»
– Скучал по мне?
Вопрос Оуэна прозвучал скорее утверждением.
– С чего бы это… – схватившись за столовые приборы, Марк зачем-то придвинул к себе пустую тарелку.
– Скучал! Скучал! – весело подначил его Оуэн, сел на свое место, встряхнул салфеткой. Дворецкий наполнил бокал хозяина вином.
– Вот еще глупости! – мрачно отрезал Марк.
Ужин прошел в полном молчании. Оуэн специально не обращал на брата внимания, спокойно ужинал, отдавая должное отличной итальянской кухне, и чему-то загадочно улыбался. Продолжавший дуться, Марк неряшливо ковырялся вилкой в еде, назло всем громко чавкал и успокоился только при виде десерта.Они стояли в холле. Прислушиваясь к их разговору, он не очень-то понимал, о чем, собственно, идет речь. Вроде бы какая-то посылка, которую Оли уже распаковал и оставил на столе в кабинете хозяина. Поблагодарив дворецкого, Ивама попросил слугу принести ему «как обычно» и, кажется, собрался отправиться в этот самый кабинетище.
– Подожди! Ты… – неожиданно вырвалось у Марка. Он уставился на Оуэна, вытаращив глаза. «Зачем я остановил его… Что хотел спросить? Сказать… что?»
– Ты что-то хотел? – покосился на него через плечо Оуэн.
– Ничего, – отчаянно покраснев, буркнул Марк.
– Совсем ничего? – переспросил Оуэн с многозначительно вкрадчивой интонацией в голосе, улыбнувшись ему той самой загадочной улыбочкой, которую практиковал весь вечер.
– А разве похоже, что я что-то хотел?!
Раздраженный («И чего это я развыступался тут… шел бы себе мимо…») Марк направился к лестнице. Он так и не понял, каким образом тот оказался рядом.
– Может, ты хотел, чтобы я пожелал тебе доброй ночи, сладких снов? – Оуэн притянул его к себе, обнял, игриво чмокнул.
– Эй, пусти! Не смей приставать ко мне со своими лобзаниями! – уперся Марк руками ему в грудь. – От тебя противно пахнет!
– Интересно… чем же? – сузил глаза Оуэн.
– Духами твоего любовника! Душится, как девчонка! И сам весь такой противный, жеманный – еще немного, и родился бы женщиной! – наконец-то Марк смог выплеснуть накопившуюся в нем обиду.
Легкое недоумение в глазах Оуэна сменилось насмешливыми искорками.
– А ты никак ревнуешь? – потормошил он брата, растрепав его кудри.
– Вот еще! Кто бы захотел тебя ревновать! – воскликнул Марк. «Щас, разбежался» было написано на его лице.
– Ревнуешь! Ревнуешь!
Расхохотавшись, Оуэн схватил брата подмышку и стал подниматься по лестнице. По дому тут же разнеслись громкие вопли.
– А-а! Ивама, скотина… куда ты меня тащишь?
Дворецкий, смахивающий пыль с бюста железного канцлера Бисмарка, покачал головой: «Несносный мальчишка! Вот, опять дерзит хозяину!»Оуэн бросил свою «ношу» на кровать. Немного повозился с братом, заставив барахтавшегося на постели Марка, отбивающегося от его рук, рассмеяться от щекотки, потом накрыл одеялом.
– Спи, сладких снов, – пожелал, вставая с кровати.
– А можно с тобой… к тебе? – попросился Марк. С торчащими во все стороны кудрями, смеющимися глазами, раскрасневшийся, он ужасно напоминал бесенка из табакерки.
Уже взявшись за ручку двери, Оуэн обернулся, задержал на нем взгляд. Черт, как же Марк ненавидел вот это самое выражение на его лице. Ну, к чему Ивама там все время прислушивается, с таким ехидством?! Плюхнувшись горящим лицом в подушку, он с головой накрылся одеялом. «Довыступался, да… получил пинка! – бичевал Марк сам себя. – Кто тянул тебя за язык, идиот! Теперь эта скотина обязательно подумает что-нибудь неправильное! У него же одно на уме…»
На самом деле он просто не хотел, чтобы Оуэн уходил. Хотел, чтобы тот остался; готовый признать, что соскучился по нему. По его голосу, теплу его тела, его запаху. «А-ааа, не может быть! – возопил он мысленно. – Ивама, паразит, околдовал меня! И скоро у меня вырастут длинные ослиные уши! Потому что только такому ослу стоит поверить во все это!» Весь в переживаниях и самобичевании, Марк не слышал, как Оуэн ушел и как вернулся.
– Эй, эй… кто звал тебя? – шарахнулся он в сторону, когда тот забрался под одеяло.
Оуэн поймал его за шиворот, прижал к себе. Обнял.
– Перестань орать! Не муэдзин на минарете.
– Но…
– Кляп в рот и веревки.
– Но послушай…
– Ты хотел спать. Спи. Я устал…
Повернув брата к себе, Оуэн слегка взъерошил ему волосы, губами мазнул по щеке, целуя, и тут же заснул. Вцепившись в бирюзовый шелк его пижамы, Марк напряженно замер, готовый отталкивать и упираться, если что. Но объятия Оуэна ослабли, услышав его ровное сонное дыхание, он облегченно вздохнул. Немного повозившись, устроился у него под боком и, уже засыпая, подумал: «Все равно притворщик…»Стук ритмичный, сильный. Марк не сразу сообразил, что это стучит сердце Оуэна. Проснувшись, он лежал, прижавшись щекой к его груди. «Надо же, стучит, а вроде бы чудовищу сердце не полагается… Чудовище должно быть бессердечным…» Приподнявшись на локте, с интересом заглянул в лицо спящему. Чудовище выглядело вполне мирно. Марк улыбнулся. Придвинулся ближе. Сделав губами «пыф-ф» и прикусив от усердия кончик языка, разгладил пальцем темную, словно бы китайской тушью начерченную бровь. «Ты красивая…»
Бровь сделала движение, собираясь нахмуриться. Оуэн пошевелился. Испугавшись, что разбудил его, Марк быстро отдернул руку. Сполз под одеяло, повернулся на другой бок. «Барин ложился поздно и по утрам любил понежиться в кроватке… – вспомнилось прочитанное где-то. Нёбо защекотало глупое хихиканье. Он обеими ладонями зажал себе рот. – Что я делаю? Балуюсь, как маленький…»
Сонно вздохнув, Оуэн тоже повернулся на бок, обхватил его руками. Прижал к себе. «Я ему что, подушка? Тискать так сильно…» – возмутился про себя Марк. Щеки залило румянцем. Защипало кончики ушей. Прислушиваясь к участившемуся сердцебиению, прижимая к себе его напряженно-одеревеневшее тело, Оуэн улыбался брату в затылок. «Попался, любопытный зайчонок. Сейчас волк тебя съест!» Он уже давно не спал, просыпаясь всегда, стоило Марку открыть глаза, но притворялся спящим, из-под ресниц наблюдая за ним.Выходя из душа, специально не сразу замотал полотенце вокруг бедер, но Марк не отвел взгляда, как делал это раньше, смущаясь его наготой. Теперь в его глазах горел огонек завистливого восхищения. И сегодня собственное отражение в зеркале, кажется, он ненавидел гораздо больше, чем вчера. Оуэн встал рядом. Его ладони легли на все еще худые плечи брата.
– Как я тебя понимаю… С их стороны… – он кивнул куда-то в потолок, – не дать тебе самому выбрать, в чье тело переселяться… по-моему, настоящая подлость, – посочувствовал он «горю» Марка. Брезгливо поморщившись, ну совсем как Оуэн, тот с силой потер лицо и недовольно уставился на свое отражение.
– Но, думаю, это поправимо, – Оуэн сквозь зеркало поймал его взгляд. – Я присмотрел тебе новое тело, ты сможешь переселиться… – искушая, он сделал паузу, – если захочешь, разумеется.
Нетерпеливо-загоревшиеся глаза Марка были красноречивей любых слов. Но тут же, вспомнив кое-что, он нахмурился, задавая вполне резонный вопрос:
– А как я буду переселяться? У меня же нет Силы!
– Я воспользуюсь своей, доверься мне, – Оуэн не удержался от усмешки. «А ларчик-то просто открывался!»
– Да-а… – недоверчиво протянул Марк. «Чего этот доброхот так лыбится? Сначала свинью подложит, а потом будет хохотать до слез…» Заподозрив вдруг, что Ивама коварно задумал переселить его в тело своего любовника, подозрительно сощурился.
– Не волнуйся, паренек твоих лет, поляк, к тому же благородных кровей! – заверил его Оуэн, догадавшись, о чем Марк подумал. У того все на лице было написано. Чтобы развеять последние сомнения брата, добавил: – Поверь мне, это тело еще никем не испачкано… если ты об «этом»!
С легкостью солгал он, утаив от него сожительство юного шляхтича со своим хозяином. В принципе, это и не имело особого значения. В момент переселения носитель будет мертв, так что Марк останется в неведении. Да и зачем ему знать, что это уже познавшее мужские ласки тело очень скоро заставит его покорно трепетать в объятиях Оуэна.
– Сначала я хочу познакомиться с ним! Вдруг ты мне врешь! – не до конца поверив его словам, выставил Марк условие.
– Обязательно познакомлю! – Оуэн обнял его и, отвлекая разговором («у него чудесные белокурые волосы и голубые глаза»), немного потискал.
– Голубые… – разочарованно протянул Марк.
– Да, но очень красивые…
Не замечая, они говорили о чьей-то жизни, как о выставленном в витрине магазина платье, которое они собирались купить. Марк опять уставился в зеркало. Занятый своим недовольством, он не заметил ни скользнувших по его телу ласкающих рук, ни сверкнувшего в глазах Оуэна яркого блеска, ни хищной собранности готовящегося к прыжку зверя. А тот быстро набросил халат, завязал пояс и вышел из ванной, оставив Марка хмуриться на свое отражение.
«Черт, я чуть было не забыл про все свои благие намерения! Еще минута и потащил бы его в кровать, срывая с него пижаму!» – лукаво улыбнувшись, покачал головой Оуэн. Нет, он будет подкрадываться к этому глупому мышонку на самых мягких, самых бархатных лапках! Полцарства за коня! За доверие Марка он согласен был отдать все царство. Все двенадцать Царств!
В спальне надрывался телефон. Он усмехнулся звериному чутью Людвига, здороваясь с бароном.
– Звоню узнать… в твоих планах ничего не изменилось? Ты приедешь, как планировал?
– Виго, мне нужен паренек Вайсманна! – принял Оуэн мгновенное решение.
Людвиг добродушно хохотнул на нетерпение в его голосе.
– Ты хочешь, чтобы я забрал у Ральфа его зверушку… и привез тебе? – задал он вопрос.
– Не стоит, – помедлил с ответом Оуэн. – Я приеду сам, – его губы коварно изогнулись. – Кажется, твой приятель – любитель покера? Позволим же ему проиграть своего зайчика в карты. Любопытно посмотреть, как вытянется физиономия у этого бюргера. Ты ведь не против, если мы немного покусаем баварского борова?
– Нет, совсем не против… – рассмеялся Людвиг. – Хорошо, я поставлю Ральфа в известность, что сегодня у него будут гости. Тебя встретить?
– Нет, увидимся в клубе.
Они попрощались.
Повесив трубку, Оуэн сбросил халат и быстро оделся. Застегнул портупею, смахнул несуществующую пылинку с рукава. Мельком кинул взгляд на свое отражение в зеркале, надел плащ, взял фуражку с перчатками. Возле лестницы столкнулся с дворецким.
– Вы уезжаете? Что-нибудь случилось?
Привычно невозмутимое лицо слуги пошло легкой рябью беспокойства. Господин оделся сам, не дожидаясь его помощи?
Оуэн обернулся с середины лестницы.
– Все в порядке, Оли! Передай Марку, я поехал забирать то, о чем мы с ним говорили! Он поймет! Вернусь завтра, к обеду!
Преодолев последние ступеньки, легкими шагами пересек холл, сам отодвинул засов. Сам захлопнул за собой дверь. Спустившись следом, дворецкий с тревогой выглянул в окно. С этой шальной радостью в глазах господин напоминал сбежавшего с лекций студента. Хозяин был счастлив, и то, что он так невероятно счастлив, почему-то пугало Оливера.
Медленно выехав из гаража, «майбах» рванул с места с визгом покрышек, выбрасывая мелкий гравий из-под колес. Машинально сложив пальцы, слуга осенил крестом проскочивший ворота автомобиль, перекрестил снова, подумал и перекрестил в третий раз. Потом отправился искать «нарушителя спокойствия», как он звал про себя своенравного пленника.
Февраль подходил к концу, но дворецкого не беспокоил вопрос, почему хозяин до сих пор не переехал в Берлин. Зато повару, задавшему тот же самый вопрос, вежливо указал его место:
– Продолжайте месить ваше тесто, сеньор Паскуале, – заметил он сухо, – и не суйте нос не в свое дело…
На этом они и разошлись.Не найдя никого в спальне, дворецкий спустился вниз, уверенный, что застанет «нарушителя» где-нибудь здесь. И не ошибся. Марк был в главной зале и был занят делом. Пытался отобрать меч у одного из рыцарей. Но статуя никак не хотела расставаться с деталью своей экипировки, и он сердито пыхтел, тихо ругая истукана в доспехах.
На лице дворецкого отразилось легкое недоумение. Юноша, конечно, окреп немного, но вряд ли сможет удержать в руках тяжелый двуручный меч. Если только не потащит его волоком по полу. Оливер вздохнул. Оружие было настоящим, как и доспехи. На паркете обязательно останутся полосы, получится беспорядок.
– Позвольте узнать юноша, зачем вы портите произведение искусства? – прервал он его занятие. – Господину это не понравится…
Не ответив на вопрос, Марк оставил меч в покое и, демонстративно повернувшись к слуге спиной, сделал несколько шагов по направлению к следующей статуе. У этой на бедре висел арбалет.
– И это тоже… произведение искусства, – устремился за ним следом дворецкий, решительно настроенный помешать юному вандалу портить хозяйское добро.
Марк сердито глянул на слугу, он не собирался посвящать дворецкого в свои планы. Вдруг у старикана слабое сердце. Еще грохнется в обморок, если узнает, что по дому всюду рыскают эти жуткие твари – Шибан.
«Ни воспитания, ни манер, ни происхождения… Но как же быстро своенравный мальчишка освоился со своей ролью младшего господина в этом доме!» – в глазах дворецкого мелькнуло что-то похожее на уважение.
– Господин просил передать вам, что поехал забирать то, о чем беседовал с вами с утра, – с легким поклоном, доложился Оливер.
Забыв о рыцарях и мечах, Марк резко обернулся.
– Ива… твой хозяин уехал… Когда?! – вырвалось у него. Удивление на его лице быстро сменилось обидчивой растерянностью.
– Полчаса назад, а если быть точным, – дворецкий посмотрел на круглый циферблат напольных часов, – то 27 минут и 13 секунд… тому назад.
Неловко оступившись, Марк втиснулся между столешницей и сиденьем стула, положив руки на стол, уронил на них голову. «Уехал… даже не попрощался… Обманщик… такой обманщик… Я так и знал… Тебе нужно только это чертово Преображение… А я тебе в тягость…»
Лицо дворецкого чуть заметно вытянулось. Он не ожидал такой странной реакции на свои слова. И не понимал, отчего юноша так расстроился, что даже спина у него выглядела несчастной.
– Может, мы пройдем на кухню? – предложил он. – Там тепло. Я приготовлю вам горячий шоколад, как вы любите. Думаю, ваши любимые пирожные тоже готовы… – продолжал он обращаться к спине Марка. Но тот лишь упрямо мотал головой на все его уговоры. Оливер не выдержал. – Если останетесь здесь, обязательно подхватите простуду! Вот и халат снова забыли одеть! Хозяин останется недоволен, если вы заболеете!
– Да плевать мне на твои дурацкие пирожные! – вскочил Марк. – И на твоего дурацкого хозяина тоже!
Сорвавшись с места, бросился к себе. Он солгал. Ему нужен был Ивама. Он хотел, чтобы эта вредина была рядом. Коварная, циничная, мстительная. С его снобизмом и замашками царствующей особы. Пусть насмешливо смотрит на него и кривит в снисходительной улыбке уголки рта, только пусть смотрит! Влетев в спальню, Марк плюхнулся на кровать, накрылся с головой одеялом. На подушку закапали слезы. «Уехал… развлекаться… Конечно… со мной скучно… Ему же нравятся все эти белобрысые… А я ему не нужен… Я такой гадкий, что на меня и смотреть противно…»
Дворецкий заглянул в комнату. От кровати слышались приглушенные всхлипы. Покачав головой, Оливер прикрыл за собой дверь. «Глупый мальчишка, думаешь, спрятался? Если бы это было так легко… спрятаться от собственного сердца под одеялом…» Он так и не сказал Марку, что хозяин вернется завтра, к обеду.