Брюки не требуются

Глава 11. Глаза у меня выше

Макайла

Ни деревьев, ни кустарников, ни кирпичных стен, ни автобусов, ни машин — ничего на мили вокруг. Пляж — это прекрасно, но прямо сейчас он погибель для меня. Некуда убежать. Негде спрятаться.

«Почему ты ведешь себя как чопорная сука?» — слова, которые он произнес, все еще эхом звучат в моих ушах.

Звенят.

Жалят.

Причиняют слишком много боли.

Это единственные семь слов в мире, которые могли уничтожить меня, и ему удалось их найти. «Просто продолжай движение, — говорю я себе. — Ты занималась легкой атлетикой. Он сдастся». Одна босоножка, затем и другая теряются в песке. Мне все равно. Я продолжаю идти. Мое сердце бьется так быстро, что у меня перехватывает горло и заставляет дрожать мое тело.

— Макайла, подожди. — Его голос совсем близко.

Я бегу быстрее. Двигаю руками. Ногами делаю выпад. Мое платье развевается на ветру, песок кружит у меня за спиной, вода обдает меня брызгами, пока я прокладываю себе путь вдоль берега.

— Макайла, остановись. — Он догоняет меня.

Я игнорирую как его самого, так и его манеры мужчины-шлюхи, распутника, жиголо.

Его рука хватает меня.

Взбешенная тем, что он догнал меня, может быть, еще больше тем, что он задел за живое, о чем я хотела умолчать, я теряю равновесие и спотыкаюсь. Прежде чем я успеваю опомниться, я оказываюсь на земле. Лицом в песок, и он на мне. Снова.

— Отвали от меня! — кричу я, упираясь руками в песок и пытаясь подняться.

Нежно он берет меня за запястья и еще более нежно шепчет мне на ухо:

— Я не собираюсь причинять тебе боль; я просто хочу поговорить. Вот и все.

Его запах, уже не лавандовый, а такой необыкновенно мужской, опьяняет. И все же именно ощущение его на мне заставляет меня замереть. Мои мышцы сжимаются, а тело коченеет. Странно то, что не страх делает это со мной, это возбуждение. Ради всего святого, моему телу нужна жизнь. Я поворачиваю шею к небу.

— Ладно, — уступаю я. — У тебя есть пять минут.

С этими словами он приподнимается из своего положения и плюхается рядом со мной.

Поднимаясь с песка, я сажусь рядом с ним и вытираю песчинки с лица и рук со всем достоинством, на какое только способна. Как только я чувствую, что могу смотреть ему в лицо, я поворачиваю голову в его сторону.

Его ладони уперты в песок за спиной, ноги вытянуты перед ним, его тело длинное и худощавое.

— Ты быстрая, — говорит он, делая вдох.

Игнорируя трепет в моем животе от одного лишь взгляда на него, я проглатываю свое влечение и принимаю сердитую позу, прежде чем раздраженно посмотреть на него.

— Я занималась легкой атлетикой в старшей школе.

Эти его серые глаза смотрят на океан.

— Я так и подумал.

Хватит вести светскую беседу. Время идет.

— О чем ты хочешь поговорить?

Он поворачивает голову в моем направлении.

— О чем я хочу поговорить? — в его тоне голоса слышится горечь.

Соответствовать его тону легко.

— Да, это то, что я спросила.

Из его горла вырывается легкий, похожий на ворчание звук недоверия.

— Как насчет того, чтобы начать с того, как ты замкнулась в себе в самолете после того, как нас поймали. Я не думал, что ты такая… — он замолкает на этом, не закончив предложение.

Я заканчиваю предложения за него.

— Чопорная сука, верно? Это то, что ты хотел сказать. В конце концов, так ты меня назвал.

Он ненадолго закрывает глаза.

— Мне не следовало этого говорить, прости, но и тебе не следовало называть меня мудаком.

Гнев скручивается у меня внутри.

— Ты прав; есть целая другая категория названий, которые я должна была использовать.

Совершенно не по теме.

Кам поднимает голову, глаза горят.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

Мой рот дрожит от эмоций. Я не уверена, почему меня волнует то, как он обошелся с Меган с буквы Б, но в глубине души я знаю почему. Неужели он так обращается со всеми женщинами после того, как получает то, что хочет? Не желая пропускать это мимо ушей, я выставляю ту ситуацию на всеобщее обозрение, не особо задумываясь о том, в каком свете я выставлю себя.

— Две ночи назад ты был в баре «On».

Его челюсть сжимается, и между нами нарастает напряжение.

— Да, был. Откуда ты это знаешь?

Ладно, значит, все оставшееся у меня достоинство вот-вот будет смыто в море. Я делаю глубокий вдох и решаю сделать свое признание как можно быстрее и безболезненнее.

— Я была там. Я зашла в отдельную комнату, чтобы дать отдых своим ногам и проверить сообщения. Я уронила телефон, и мне пришлось лезть под стол, чтобы достать его. Вот тогда-то ты и зашел с женщиной.

Эти серые глаза кружатся, как грозовые тучи во время урагана.

— Ты была в той комнате?

Ночь теплая, но мои ноги промокли, и ветер, дующий на них, заставляет меня дрожать.

— Да. Я не горжусь тем, что ничего не сказала, но все произошло так быстро. В любом случае, я не могу этого отменить. И все же я видела тебя с той женщиной. Ну, вроде того. Тогда я не видела твоего лица. Как я уже сказала, я была под столом. Но я действительно наблюдала, как она расстегнула твою рубашку и… и, — я запинаюсь на словах и проглатываю воспоминание, — я заметила твою татуировку. Это очень типично.

Скорее всего, он потерял дар речи, как и я, если бы была на его месте, и просто смотрит на меня.

Мне больше ничего не остается, как продолжить тонуть в его взгляде, и я продолжаю.

— Потом, когда мы были в туалете прошлой ночью, я увидела ту же самую татуировку. До тех пор я понятия не имела, что ты тот самый парень из Чайнатауна. И, увидев это, я взбесилась, потому что почувствовала, что я просто еще одна зарубка на твоем поясе.

— Что? — прорычал он.

— Ну, знаешь, еще одно завоевание, еще одна встреча «люби и уходи», еще одна девушка, с которой можно делать все, что ты делаешь.

Этот его взгляд мог быть смертельным.

— Я понял, что ты имела в виду.

Чувствуя себя немного неловко из-за того, как прозвучала моя маленькая гневная тирада, я продолжаю.

— Я имею в виду, очевидно, я знаю, что ты не трахался с той девушкой, хотя она этого хотела, так что, я думаю, это что-то значит.

Поднимаясь на ноги, он смотрит на меня сверху вниз.

— Ты ни хрена не знаешь о том, что происходило. — Он уходит, оставляя меня с чувством вины.

Поднимаясь на ноги, я преследую его, задаваясь вопросом, не зашла ли я слишком далеко.

— Кам, подожди — ты тот, кто хотел поговорить, так поговори со мной.

Волны набегают на его ботинки и джинсовую ткань брюк, но ему, похоже, все равно. Я иду по его следам, мои пальцы ног утопают во влажном песке с каждым шагом, по пути я собираю свою обувь. Когда мы добираемся до того места, с которого начали, он берет пиво, открывает его и садится прямо в прибой.

Следуя его примеру, я делаю то же самое, пиво и все такое. Первый глоток дается с трудом, но второй немного легче, а к третьему я уже не чувствую вкуса газировки.

— Я думал, ты не пьешь пиво? — Его голос грубый, и это напоминает мне о той ночи, когда я думала, что он сломлен.

Я смотрю на него, словно нарисованного в тени луны.

— Я не пью, но думаю, что прямо сейчас самое подходящее время рискнуть последствиями.

Пожав плечами, он делает большой глоток своего пива.

— Не то чтобы я должен тебе что-то объяснять, но мы с Ванессой были вместе больше пяти лет. Мы познакомились на втором курсе колледжа, а затем вместе поступили в Колумбийскую школу бизнеса.

Ладно, значит, это не она на букву Б.

Удивленная его прямотой, я чувствую, что моя собственная бдительность ослабевает. Я знаю, что то, что будет дальше, должно быть чем-то плохим. Не только из-за его тона, но и из-за его поведения с ней той ночью.

— Ты хочешь поговорить об этом?

Еще один глоток пива, и он бросает пустую бутылку в держатель и берет другую.

— С тобой? Думаю, я пас.

Ладно, я это заслужила.

Боже, я выставила себя полной идиоткой, назвав его всего лишь спасателем. Просто размышляя над этим комментарием, я чувствую себя ехидной сукой. А я не такая. Я не сужу. Итак, почему я это сказала? Потому что ситуация была неловкой, и я разыгрываю гнев, когда оказываюсь в неудобном положении.

Мне действительно нужно поработать над этим.

Жидкое мужество. Мне нужна жидкая смелость. Я допиваю оставшееся в моей бутылке пиво и, как и он, беру другую.

— Слушай, извини, я даже не могу начать объяснять, что я сейчас чувствую. И все же, нравится нам это или нет, мы соседи. Может, мы и не друзья, которые одалживают друг у друга чашки с сахаром, но я действительно не хочу, чтобы мы были врагами.

Когда он смотрит на меня, я с удивлением вижу ухмылку на его лице.

— У заклятых друзей есть преимущества, в курсе?

Пиво плещется у меня в животе, и, клянусь, что чувствую, как оно пузырится. Нельзя не заметить легкую икоту, вырывающуюся из моего горла. Моя рука взлетает ко рту, и я прикрываю ее, повторяя слово «заклятые друзья» как вопрос, обводя пальцами.

На этот раз, когда он отставляет свое пиво, то не берет еще бутылку. Вместо этого он протягивает руку и обхватывает своими длинными пальцами горлышко моей бутылки. Наши руки слегка соприкасаются, и я чувствую легкое воздействие, похожее на мгновенный укол желания. То, как приоткрывается его рот, говорит мне, что он тоже это чувствует.

— С тебя хватит, — смеется он, ставя мою бутылку рядом со своей. — А заклятые друзья — это друзья, которые являются врагами. Они мало разговаривают, им трудно ладить, и обычно они трахаются.

Снова это слово, смелое и прямое, но такое чертовски сексуальное.

Не желая портить настроение, я подыгрываю ему.

— Я не уверена, что друзья, которые являются врагами, обязательно выносят друг другу мозг.

Эта приподнятая бровь, та, которую я хочу поставить на повтор.

— Выносят друг другу мозг — это неплохой образ.

Я уклончиво пожимаю плечами.

— Я сказала, что не уверена, что они это делают. Что, если все, что они когда-либо делают, это спорят?

Ветер бросает мои волосы мне в лицо, и он придвигается ближе, чтобы откинуть их в сторону.

— Если это так, то это был бы грязный позор.

Тяжело дыша, я хочу наклониться вперед, чтобы поцеловать его. Оставить все это позади и подружиться с ним прямо сейчас.

— Итак, мы с Ванессой, — начинает он, и я наклоняюсь назад, а не вперед, — расстались, потому что она изменила мне с моим отцом.

О, Боже мой!

Сука!

Вздох, который я издаю, невозможно остановить.

Его смех сухой.

— Да, это так. Всемогущий Пирсон Уотерс должен был получить то, что принадлежало мне.

Я знаю, что он, должно быть, заботился о ней. Я слышу это в его голосе, вижу это на его лице, интерпретирую это по словам, которые он использует. Тот факт, что он назвал Меган с буквы Б своей, тоже не проходит мимо меня.

Он подтягивает колени ближе и опускает голову.

— Это был День благодарения, и мы с Ванессой провели день с моей матерью в Бруклине. Пока она была там, ее вызвали на работу, так что мы планировали встретиться у нее позже. Она работала на моего отца, и я ничего не подозревал по этому поводу, потому что это случалось со всеми, кто работал на него — ты был на дежурстве днем и ночью. Это был первый День благодарения без… — он останавливается, переводит дыхание, а затем продолжает, — с тех пор как мои родители развелись, а моя сестра была в Париже на стажировке, поэтому, когда я уехал от матери, мне стало плохо из-за того, что мой отец провел его в одиночестве, и я решил заехать к нему, отправляясь на Манхэттен проверить, как он там.

Лунный свет отражается от воды и подчеркивает его красивый силуэт. Я хочу протянуть руку и утешить его, прикоснуться к нему, каким-то образом успокоить его, но что-то подсказывает мне, что он не ищет этого.

Еще один вдох. Еще более продолжительный выдох.

— Когда я добрался туда, то воспользовался своим ключом и вошел. Я подумал, что он, возможно, ужинает на День благодарения в одиночестве, но то, что я обнаружил, было не тем, что я ожидал. Там с ним все было в порядке, он ел, только не индейку и не один. Его лицо было спрятано прямо между ног Ванессы, а ее задница была посажена прямо на обеденный стол.

О, Боже мой, она действительно была дьяволом.

— Кам, мне так, так жаль.

Поднимая голову в моем направлении, он смотрит на меня мертвыми глазами. Как будто мысль о том, что произошло, убила его дух. Я понимаю. Долгое время я думала, что, возможно, мертва внутри, пока он не прикоснулся ко мне. Он снова издает сухой смешок.

— Дерьмо случается.

Боже, он не шутит.

— Хочешь услышать о том дерьме, которое случилось со мной? — спрашиваю я.

Это зажигает небольшой огонек в его глазах.

— Ты только что выругалась?

— О, я выругалась, — возмущенно говорю я.

Он смеется.

— Я ругаюсь. Как моряк. Дерьмо. Ад. Черт.

Кам тихо присвистывает.

— Вау. Абсолютная бунтарка.

Я прищуриваюсь, глядя на него.

— Я серьезно. На самом деле, когда случилось мое дерьмо, я подняла два двойных средних пальца в воздух прямо на улицах Манхэттена.

Больше не издеваясь надо мной, он становится серьезным.

— Расскажи подробнее.

Без жидкой храбрости мне приходится копать глубже, чтобы остановить жгучие слезы, которые угрожают пролиться при воспоминании.

— Мы с Себастьяном познакомились после колледжа. Он работал в небольшой частной фирме по управлению капиталом на Уолл-стрит. Наши отношения быстро развивались, и через год после того, как мы встретились, он попросил меня выйти за него замуж.

— Вы были помолвлены?

Я киваю.

— Целых четыре недели прежде, чем то дерьмо попало в сеть. Как раз достаточно времени, чтобы начать планировать свадьбу.

— Что произошло?

Мое белое платье приобрело странный тусклый оттенок, вода холодная, ночной воздух прохладный, но все равно тепло его тела так близко согревает меня.

— Однажды ночью я решила сделать ему сюрприз.

Неуверенная, стоит ли мне продолжать раскрывать унижение всего этого, я делаю паузу.

— Какой сюрприз ему подготовила? — подсказывает Кам.

На этот раз смеюсь я.

— Ладно, это может быть так же неловко, как быть свидетелем того, как ты занимаешься оральным сексом.

Кам съеживается.

— По крайней мере, называй это своим словом — минетом, ладно? И, кстати, ты кое-что видела?

Чувствуя себя немного возбужденной при мысли о том, что я действительно увижу его большой, толстый член, я сразу понимаю, что мои соски напрягаются.

Великолепно.

— Не, я ничего не видела. Только затылок Мег… — я останавливаю себя и исправляюсь, — затылок Ванессы.

Взгляд Кама мгновенно останавливается на моих маленьких бугорочках. К его сведению, в белом их, должно быть, действительно трудно не заметить.

— Ну, не уверен, хорошо это или плохо для тебя, — говорит он, — но мы сбились с пути, поэтому заканчивай свою историю.

Игнорируя сексуальную энергию, окружающую нас, я останавливаю свой взгляд на нем и жду, когда он поднимет глаза. Жду. И жду. И жду.

— Кам, — говорю я.

— Да, — отвечает он.

— Не мог бы ты смотреть сюда? — я указываю на свое лицо.

Это привлекает его внимание. Но затем я отвлекаюсь на прикосновение к его губам языка, который так умело посасывал и облизывал мою шею. Смеясь, он прочищает горло.

— Извини, теперь я в порядке.

Я ловлю себя на том, что смеюсь вместе с ним без всякой причины, особенно учитывая, что я собираюсь рассказать ему одну из самых болезненных вещей, которые когда-либо случались со мной в моей жизни. Странно, как внезапно я нахожу это довольно забавным и могу даже посмеяться над собой, что я и делаю, когда говорю.

— Итак, как я уже говорила, я хотела сделать ему сюрприз. Он работал допоздна, и у нас было не так много времени вместе. В ту ночь он снова работал допоздна. Поэтому я подождала, пока не убедилась, что он будет дома, чтобы пойти туда. Была дождливая ночь, и на мне был плащ и ничего по ним.

Грудь Кама поднимается и опускается все быстрее и быстрее.

— Позволь мне прояснить кое-что. Ты, хорошая девочка, пришла к своему жениху голой?

Смутившись, я опускаю взгляд на песок и нахожу морскую раковину. Подняв ее, выбрасываю в океан.

— Не голая. Я же сказала тебе: на мне был плащ.

У него в руке ракушка, и он также бросает ее.

— Да, я слышал.

Мои пальцы все еще в песке, я разгребаю ими снова и снова и смотрю, как вода стирает следы. Если бы только жизненные шрамы исчезали так легко. Быстро сорвав пластырь, я решаю продолжить и просто вываливаю все на него.

— Как и в случае с твоим отцом, я воспользовалась своим ключом, чтобы войти. Он стоял в гостиной по другую сторону дивана. Чувствуя триумф, я развязала свой плащ, распахнула его и крикнула: «Сюрприз». Представь мое удивление, когда я увидела обнаженного Себастьяна по другую сторону того дивана, с кем-то, одетым в кожу и стоящим на коленях. — Я поднимаю на него свой пристальный взгляд. — И не смей шутить обо мне, наблюдающей за, как ты так любезно велел мне называть, минетом.

Его рука накрывает мою на песке.

— Я бы и не мечтал об этом.

— Хорошо, потому что в отличие от твоей истории, где твой отец был с твоей бывшей девушкой, мой жених был с проституткой. Позже я узнала, что его босс оказывал давление на него, чтобы он взял на себя больше семейных обязанностей, если он хотел продвинуться по служебной лестнице. И я была единственной, кто подходил на роль жены.

Вместо того чтобы устроить мне вечеринку жалости, как делает большинство людей, когда слышат эту историю, Кам удивляет меня, когда спрашивает:

— Разве в постели ты не давала ему то, что он хотел?

Потрясенная, я отдергиваю руку и вскакиваю на ноги.

— Я не чопорная сука.

Кам тоже встает, его джинсы более мокрые, чем мое платье.

— Я этого и не говорил.

Поворачиваясь к нему спиной, я направляюсь к дому.

— Ну, Себастьян сказал. На самом деле, это были последние слова, что он мне сказал. — Я бросаю эти слова через плечо.

На этот раз, когда Кам догоняет меня, он разворачивает меня лицом к себе.

— Я задал тебе вопрос.

Я игнорирую его.

— Эй, я просто спрашиваю, потому что не могу понять, почему парень хотел другую, когда у него была ты.

Горячие слезы текут по моему лицу.

— Если хочешь знать, то он никогда не предъявлял мне претензий на то, что того, что между нами было, было недостаточно. Если он хотел большего, ему стоило лишь попросить. Я бы отдала ему все, что угодно. Оказывается, я не смогла дать ему то единственное, что он хотел.

— И что же он хотел?

— Член. Проституткой был мужчина, переодетый в женщину.

Его реакция на мою историю — это поток ругательств.

— Тогда тебе не из-за чего расстраиваться. Он сам все разрушил. Он гребаный нищий нужник, который, очевидно, не узнал бы ничего хорошего, если бы это смотрело ему прямо в его гребаное лицо.

Несмотря на всю тяжесть, я ловлю себя на том, что смеюсь.

— Ты только что назвал его нужником? Разве это не похоже на начало века или что-то в этом роде?

Он пожимает плечами.

— Ни хрена не понимаю. Все, что я понял, это то, что он использовал проститутку для секса, и это делает его нужником.

Практически сгибаясь от смеха, я так сильно жалею, что мне не пришло в голову сказать ему это в лицо. Назвать его нужником. Прокричать это с крыши. Себастьян упал бы в обморок от смущения, и, вероятно, у него случился бы сердечный приступ. Он не хотел бы запятнать свой блестящий имидж, и все такое. Я так и не выяснила, предпочитал ли он мужчин женщинам; сомневаюсь, что он это делал. Я думаю, он просто искал приключений. Честно говоря, я и не хотела знать.

Веселье блестит в глазах Кама, пока он смотрит на меня.

— Мы оба оказались определенно не с теми и очень испорченными людьми.

Наконец, закончив смеяться, я оглядываю его с головы до ног.

— И знаешь, что я на это скажу? — говорю ему я.

Самая сексуальная ухмылка приподнимает его уголки рта.

— Что?

Подняв руку, я поворачиваюсь на восток и салютую небу средним пальцем.

— Пошли они.

— Черт возьми, да, именно так и надо поступить, непослушная девочка, — говорит он, следуя моему примеру. — Пошла ты, Ванесса! — кричит он.

— И пошел ты, Себастьян! — кричу я.

— Пусть у тебя будет самый худший секс в твоей жизни на протяжении следующих ста лет, — продолжает он.

Мы оба отдаем честь людям, которых оставили в Нью-Йорке, и смеемся до тех пор, пока больше не можем смеяться.

Когда мы опускаем руки, Кам кладет ладони мне на бедра и притягивает меня немного ближе. Через несколько мгновений его пальцы поднимаются к моей шее, а затем останавливаются на щеках. Держа мое лицо в своих ладонях, он ухмыляется:

— Со всеми этими разговорами о минете я не могу перестать представлять себе то, как ты обхватываешь ртом мой член.

Дрожа от его прикосновений, я говорю то, что хочу сказать, не беспокоясь о том, что это звучит слишком прямолинейно.

— И я не могу перестать думать о том, чтобы сделать именно это и сделать тебе лучший минет в твоей жизни.

Да, ну и что с того, что это есть в том моем дурацком списке. Я все еще хочу сделать это. Для себя. И для него.

В ответ он смотрит на меня самым тлеющим взглядом, который я когда-либо видела. Горячая штучка, и все такое. И я клянусь, что чувствую жар от этого по всей своей коже.

— Отложим пока минеты, потому что, если мы начнем заново, на этот раз я планирую закончить… внутри тебя. — Угроза, похожая на рычание, такая дерзкая, такая возбуждающая и так непохожая ни на один мужской звук, который я когда-либо слышала.

Желудок трепещет миллионом крошечных крылышек, я устала ждать. Желая того же, что и он, я сокращаю расстояние между нами и прижимаюсь губами к его губам. Сосу, лижу и пожираю как можно больше его, насколько могу.

В любом случае, кто сказал, что девушка не может поцеловать парня первой?