Брюки не требуются

Глава 2. Прими позу

Камден

Искушение — это нечто большее, чем склонность к греху.

Это уговаривание, манипулирование, побуждение, причем повсюду. Бывают моменты, когда я отказываю себе в этом. Временами я поддаюсь, становлюсь его жертвой. Иногда я ищу его. Черт, бывает и такое, что искушение мне просто нужно, чтобы почувствовать себя живым.

Однако в этот раз все по-другому. Из-за него. И хотя я знаю, что не должен следовать за искушением, я ловлю себя на том, что гоняюсь за ним. Искушение слишком велико, чтобы устоять. Я иду, куда бы он ни направил меня, без вопросов, но, как всегда, когда открывается одна дверь, открывается и другая, и еще одна, и еще одна.

Бесконечные двери без ответов.

Никогда не закрываются.

Я, бл*дь, не могу этого вынести.

Когда распахивается очередная дверь, мне хочется захлопнуть ее и запереть на миллион ключей, но на этот раз это не сон.

Это ощущение реально.

Поток ледяной воды, попадающий мне на лицо, пробуждает меня от кошмара, от которого я, кажется, никогда не смогу избавиться.

Моргая, я открываю глаза и заслоняюсь от солнечного света рукой.

— Какого хрена, Амелия?

Моя младшая сестра стоит надо мной с ухмылкой на лице и открытой бутылкой воды в руке.

— Я думала, ты уезжаешь сегодня днем?

Быстро принимая сидячее положение на ее маленьком диванчике, я оглядываюсь в поисках своего телефона.

— Так и есть. Который сейчас час?

— Время твоего вылета давно прошло, братишка. Похоже, ты остаешься.

— Почему ты меня не разбудила?

Бросив свой рюкзак на пол, она переводит взгляд на меня.

— Я не твой личный будильник. У меня были выпускные экзамены, помнишь? Я только что вернулась домой.

Понимая, что облажался, я расслабляюсь и решаю успеть на более поздний рейс.

— Верно. Как думаешь, ты сдала?

— Сдала, как всегда. Похоже, в конце месяца я получу степень магистра делового администрирования.

Ненавидя, что она делает то, что на самом деле не хочет, то, чего требует наш отец, я бросаю на нее сочувственный взгляд и говорю единственное, что могу.

— Это здорово.

Взгляд, который она бросает на меня, предупреждает, что надвигаются неприятности, и, прежде чем я успеваю остановить ее, она выливает остатки воды мне на голову.

Я вытираю капли с лица, а затем свирепо смотрю на нее.

— Серьезно, Амелия, когда ты собираешься повзрослеть?

Пожав плечами, она подходит к столу, чтобы взять свою камеру, а затем возится с настройками.

— Ты меня об этом спрашиваешь? Разве это не ты ввалился сюда в стельку пьяный прошлой ночью?

Моя раскалывающаяся голова — единственное напоминание, которое мне нужно о вчерашней пьянке. Наклонив голову, я почесываю заднюю часть шеи.

— Насчет этого. Прости, если я тебя разбудил.

Камера, направленная в мою сторону, — это то, к чему я привык, когда нахожусь в компании своей сестры.

Щелк. Щелк. Щелк.

Если это ужасное предчувствие, которое у меня есть, окажется правдой, если она действительно пойдет работать к моему отцу в «Уотерс Групп», она попрощается со своей страстью к фотографии. Хотя, кто знает, может быть, она передумает работать на него. А он мог бы просто снять ее со своего крючка, хотя и не хочет делать этого из-за меня и моего брата. Тот факт, что я осматриваю ее милую однокомнатную квартиру в Виллидж, за которую платит мой отец, хотя он ненавидит, что она здесь живет, это начало того, что Амелия стала той, кем она хочет быть, а не той, кем он хочет ее видеть.

По словам нашего отца, она должна была жить в Морнингсайд-Хайтс, потому что там гораздо безопаснее, и, в конце концов, именно там жил он, где прежде жил его отец и где жили мы с братом, когда учились в Колумбийской школе бизнеса.

Как и все Уотерс с начала времен.

Все же я горжусь своей сестрой за то, что она противостоит отцу и живет там, где хочет она, а не там, где хочет он, чтобы она жила, и не так, как ему удобно.

Я поднимаю руку вверх.

— Не сейчас, пожалуйста, звук затвора слишком громкий.

Щелк. Щелк. Щелк.

— Амелия, я сказал пожалуйста.

Это заставило ее прекратить. Когда она отводит объектив от лица, в ее серых глазах появляется необычное выражение сочувствия.

— В любом случае это не ты меня разбудил. Это была Ванесса, которая не прекращала звонить.

Я снова потираю заднюю часть шеи.

— О чем ты говоришь?

Она указывает на мою спортивную сумку.

— Она хотела поговорить с тобой. И решила оставить тебе подарок.

— Ты позволила ей подняться?

— У меня не было выбора. Она собиралась разбудить всех соседей. К счастью для тебя, ты был в отключке. Хотя, должна признать, было довольно забавно наблюдать, как она пытается тебя разбудить. Чем лучше она старалась, тем больше злилась. Она перепробовала все ругательства. Я не знаю, что ты сделал, но ты реально ее разозлил.

Мне так сильно хотелось ее сфотографировать, а затем опубликовать снимок во всех социальных сетях с подписью «Ледяная королева терпит неудачу».

Качая головой, я не могу сдержать смех.

— Она никогда тебе не нравилась.

— Что в ней могло нравиться? Она всегда была заносчивой сукой при мне.

Поднимаясь, я игнорирую ее и направляюсь к стойке, где обнаруживаю черный фотоальбом.

— Это твое последнее портфолио?

Амелия проводит своими тонкими пальцами по серебряной подкладке.

— Нет, это фотографии нас троих.

Услышав эти слова, я понимаю, что пора уходить.

— Я приму душ. Ты сможешь найти мне другой рейс до Оринджа?

Камера всегда находится в пределах ее досягаемости, она снова поднимает ее и начинает снимать.

— Почему бы тебе не остаться еще на несколько дней? Я скучала по тебе.

Мне неприятно покидать ее, но, зная, что должен это сделать ради собственного благополучия, я пытаюсь поднять настроение, корча рожицы. Я высовываю язык.

Прикладывая большой палец к носу и растопыриваю пальцы. Подношу руки к ушам и машу ими. Все это время не говоря ничего, что отвечало бы на ее вопрос. Она знает, что ответ — нет.

— Будь серьезным, — говорит она мне.

— У меня похмелье, и я даже не принял душ. Насколько серьезным я могу быть?

— Хотя бы попытайся.

Я бросаю на нее взгляд и ухмыляюсь:

— Как тебе это?

Амелия опускает камеру.

— Ненамного лучше. Иди в душ, а я найду тебе билет на рейс.

Я наклоняюсь и целую ее в щеку

— Ты лучшая.

Проявление чувств на самом деле не ее конек, да и не мой, если уж на то пошло. Она отталкивает меня.

— Отойди от меня. От тебя воняет алкоголем и ей.

Ей.

Точно.

Черт.

Схватив свою спортивную сумку, я направляюсь в ванную.

Черное платье Амелии кучей брошено на пол, рядом с ним ее туфли на высоких каблуках. Я провожу руками по своим волосам.

Бл*дь.

Бл*дь.

Бл*дь.

Все это напоминает мне о вчерашнем. Почему я не ушел? Ударяя рукой по стене, я так злюсь, что едва могу дышать. Мне хочется кричать: «Почему, почему, почему?», но это не принесет пользы.

Все мы знаем почему или, по крайней мере, некоторые из нас.

И, не желая идти по дороге прошлого, я снимаю свою вчерашнюю одежду и встаю под струи воды.

Прислонившись к прохладному кафелю, я позволяю холодной воде смыть мой кошмар.

Мне нужно уехать из Нью-Йорка. Здесь токсично.

Мыло с ароматом лаванды, и я качаю головой, намыливая и смывая ее запах, ощущение ее, саму суть ее. Ванесса была не тем, в чем я нуждался прошлой ночью, и не тем, в чем я нуждаюсь сейчас или когда-либо еще.

По мере того, как вода становится теплее, мой член, немного вялый, должен понимать, что он упустил свой шанс утреннего стояка, и то, что он мог бы получить в моих попытках помочь с этим.

С тех пор как я уехал из города в прошлый День благодарения, у меня была эта потребность, которая, кажется, никогда не будет удовлетворена. Неважно, сколько женщин, сколько траханий, этого никогда не бывает достаточно.

Секс — это просто секс.

Никаких чувств.

Не поймите меня неправильно, мне так нравится.

И все же время от времени я ловлю себя на мысли, что мне хочется, чтобы, вынув член из девушки и пробормотав: «Это было чертовски потрясающе», испытывать эмоции после того, как уйду от нее.

То, что происходит дальше, происходит до того, как я осознаю, что делаю. Я закрываю глаза и нежно потираю сначала свой член, затем яйца.

Черт, это приятно.

Вскоре я представляю себе безликую девушку — горячее тело для еще одного траха. Она сжимает мой член. Жестко. Причиняя достаточно боли, чтобы напомнить мне, что я жив. Я разворачиваю ее и представляю, как вгоняю свой член в ее сладкую киску, снова и снова, и это заставляет меня хотеть кончить жестко и быстро.

От этой мысли мой кулак начинает работать быстрее, и я слизываю воду с губ. Давление нарастает, и мой член покалывает. По мере того, как мой оргазм начинает набирать обороты, то же самое происходит и с сокращениями — я чувствую, как сквозь меня проходит электричество. Мой член дергается, и я больше не могу сдерживаться. Когда я начинаю кончать, практически содрогаясь от крепкого захвата, приходит невероятное ощущение. Наконец, я позволяю себе кончить, переступая этот порог снова и снова, пока не выдыхаюсь. Моя грудь поднимается и опускается, и я прислоняюсь к стене душа.

Да, это было чертовски потрясающе.

Как только мое дыхание выравнивается, я снова намыливаюсь лавандовым мылом, смываю его и выхожу из душа. Я не утруждаю себя бритьем.

Обернув полотенце вокруг талии, я вытираю пар с зеркала. Я откидываю волосы назад и смотрю в свои серые глаза, думая, что всего на мгновение я увидел там себя. Парня, которым я был раньше. Я опускаю взгляд, и тату на моей груди — постоянное напоминание о том, как все изменилось.

Навсегда.

Такая знакомая ярость зарождается во мне, и мне приходится отвести взгляд.

Когда я лезу в сумку за одеждой, то нахожу подарок, о котором упоминала Амелия. Я совсем забыл об этой маленькой коробочке.

С тяжелым вздохом я вытаскиваю ее. Ванесса написала мое полное имя поперек записки. Камден Пирсон Уотерс. Типично, что она не задумывалась о том, как сильно будет у меня жечь в груди, увидев имя моего отца, которое является моим вторым именем, на записке.

Решение открыть подарок исходит из чистого, черт возьми, любопытства. Честно говоря, мне интересно, какая на этот раз секс-игрушка, по ее мнению, заманит меня обратно. Складывается ощущение, будто она думает, что секс — это ключ к моему сердцу. Насколько поверхностным она меня считает? Кроме того, за эти годы мы экспериментировали с игрушками в спальне всего несколько раз, и в целом я должен сказать, наша сексуальная жизнь была в основном ванильной.

Теперь внезапно, после нашего разрыва, она решает стать этой дерзкой мегерой. Это почти смешно. Записки, сообщения и подарки действительно нужно прекратить. Стоит отметить, что ее сообщения с рейтингом X {много эротики}, а подарки всегда экстремальны. Она прислала мне зажимы для сосков с запиской «Не могу дождаться, когда ты испробуешь их на мне». Она отправила мне по почте наручники с запиской «Я твоя, возьми меня», обернутой вокруг них. И она отправляла бесчисленное множество других товаров. Те, что не оказались в мусорном ведре, я использовал на следующей девушке, которую трахал, чтобы получить удовольствие.

Да, я признаю, что у меня есть проблемы с гневом.

Гадая, что она могла бы мне подарить в этот раз, кроме ключа от своей задницы, я начинаю дрожать, когда вижу в коробке фотографию в рамке, на которой мой брат, она и я на выпускном в Колумбийском университете два года назад. Под фотографией надпись, выгравированная на серебре, «Три мушкетера».

Не в силах себя остановить, я швыряю рамку в мусорное ведро и смотрю, как стекло разлетается на сотни мелких осколков.

Мне требуется вся выдержка, что у меня есть, чтобы не позвонить ей и не разорвать ее надвое. К черту ее. Я не доставлю ей такого удовольствия.

Учитывая, сколько времени мне требуется, чтобы успокоиться, я чертовски надеюсь, что смогу добраться до Калифорнии сегодня вечером.

Натягивая джинсы и футболку, я пытаюсь избавиться от реакции на фото и провести время, что у меня осталось, с Амелией.

Когда я вхожу на кухню, в кофейнике варится кофе, а моя сестра сидит за кухонным столом с ноутбуком перед собой. Я беру кружку и смотрю на нее.

— Нашла что-нибудь?

Амелия закрывает свой ноутбук и улыбается.

— Да. В аэропорту Кеннеди билетов нет, но сегодня вечером есть рейс из Ньюарка. Это дает нам целых восемь часов вместе, прежде чем тебе придется уехать. Так чем ты хочешь заняться?

— Сначала забронируем мне билет, затем решим. — Разыскивая свой бумажник, я замечаю, что он лежит на кухонном столе вместе с моим телефоном и ключами. Амелия, должно быть, вытащила их из моих карманов прошлой ночью.

— Всегда заботишься обо мне, — указываю я.

— Кто-то же должен. — Она усмехается, заправляя бирюзовую прядь волос за ухо.

Всего лишь одна маленькая частичка индивидуальности, которую, я знаю, она прячет от нашего отца, когда видит его, но ей этого достаточно, чтобы почувствовать, что она главная.

Я позволяю ей верить в это.

— Хорошо, тогда введи данные моей кредитной карты и давай что-нибудь поедим. — Я потираю живот. — Умираю с голоду.

— Насчет этого, — говорит она, вставая из-за стола. — Оставались лишь места в первом классе.

Я изучаю ее поверх своей кружки.

— Ты же знаешь, что я не могу себе этого позволить.

Прислонившись к стойке, она скрещивает руки на груди.

— Да, я вроде как догадалась об этом, поэтому оплатила своей картой.

Свирепо глядя на нее, я отставляю свой кофе.

— Он не оплатит мой рейс.

Она подходит чуть ближе.

— Кам, ты хотел уехать сегодня вечером, а только этот билет был доступен. Кроме того, он никогда не узнает. Он не проверяет мои траты. И даже если он узнает, ему будет все равно. Он хотел бы помогать тебе.

Глубоко вздохнув, я вспоминаю, что она на самом деле не понимает и не знает многого, поэтому я отношусь к этому легкомысленно.

— Отправлю тебе деньги, как только получу их, и я хочу, чтобы ты положила их на свою кредитную карту.

Она закатывает глаза.

— Как хочешь.

— Ты знаешь, что я хочу делать все сам, без его помощи.

Амелия вздыхает, как будто раздражена моим стремлением к независимости, и я задаюсь вопросом, было ли правильным решением не говорить ей.

— Хорошо, тогда, раз уж мы договорились, — говорит она с улыбкой, — Давай сходим в «Бальтазар», а потом в Центральный парк, чтобы я могла сделать несколько снимков. Все цветет, и портфолио еще не закончено.

Я с любопытством смотрю на нее.

— Я не против парка, но «Бальтазар»? Серьезно? — в воздухе я рисую пальцами кавычки, добавляя: — «Я не могу справиться со всеми теми заносчивыми людьми» — разве не это ты всегда говоришь?

Ее средний палец направлен прямо мне в лицо.

Я хватаю его и опускаю вниз.

Изображая боль, она сжимает свою руку.

— У них хорошая еда.

— И все же там тебе не нравится атмосфера.

Моя сестра миниатюрная, но время от времени она кажется свирепой.

— Но ты любишь хорошую еду, так что я буду упорствовать. Ты собираешься скандалить из-за этого или я могу сделать для тебя что-нибудь приятное просто потому, что мне этого хочется?

Независимо от того, ласкова она или нет, и независимо от того, ласков я или нет, я притягиваю ее к себе, чтобы обнять, и целую в макушку.

— Ты знаешь, что я люблю тебя.

В очень нетипичном для Амелии поведении она обнимает меня в ответ.

— И даже несмотря на то, что иногда ты упрямый осел, ты знаешь, что я тоже тебя люблю.

Сила слов. Трудно говорить. Труднее не ответить.

Я хрипло хохочу.

Затем я делаю то, что обещал себе не буду делать, но поднимаю тему, которую, как я знаю, не должен.

— Ты не против, если я приглашу маму?

Она отстраняется с хмурым выражением, и я понимаю, что она недовольна.

— Против.

Мне следовало бы держать рот на замке. И все же я должен был попытаться.

Ненавидя пропасть между ними, я смотрю ей в глаза и со вздохом произношу ее имя.

— Амелия.

Она прищуривается на меня.

— Не называй меня Амелия. Это она решила не быть частью нашей семьи. Оставила нас, когда мы в ней нуждались. Завела парня почти вдвое моложе себя и переехала в какой-то вычурный лофт в Бруклине.

Отказываясь продолжать эту тему, не желая говорить правду, от которой мы всегда ее защищали, я делаю то, что делаю всегда, когда мы с сестрой подходим к этому моменту, отступаю, черт возьми. О причинах развода наших родителей должен рассказывать не я. Я понимаю это. Поэтому вместо того, чтобы сказать что-то еще, я поднимаю руки в знак капитуляции.

— Ладно, забудь, что я сказал.

— Уже забыла.

Сожалея, что я заговорил об этом, я беру ее ожерелье с драгоценными камнями и меняю тему.

— Ха, тебе это нравится?

Она посмотрела вниз.

— Мне нравится. Где ты его взял?

Я дергаю ее за цветную прядь.

— У подруги. У нее целая компания, которую она возглавляет с друзьями. Я посмотрю, есть ли у нее бирюзовое, и пришлю его тебе.

— О, было бы здорово. Спасибо. А теперь пойдем, пока наше время не закончилось.

Я посмотрел на свои часы.

— У нас много времени.

— Не особо. После парка я надеялась подняться на крышу Эмпайр-Стейт-Билдинг. У меня есть новая вспышка, и я хочу сделать несколько фотографий города для своего портфолио.

— Не то чтобы я собираюсь отказаться, но, черт возьми, с твоими планами, которые ты хочешь сегодня реализовать, есть хороший шанс, что я опоздаю на самолет.

Она поднимает бровь

— Может, это и есть мой план.

Дьяволица.

Я посылаю ей свою ухмылку.

— Прости, сестренка, но этого не произойдет.

— Куда ты спешишь?

— У меня есть работа.

Амелия закатывает глаза.

— Ты всего лишь спасатель на пляже.

Привыкнув к ее колкостям, я игнорирую ее слова и тыкаю пальцем ей в живот.

— Это все еще работа. Больше, чем я могу сказать о тебе. Кроме того, у меня есть столько солнца и столько красивых девушек, которые ждут меня там.

Разворачиваясь, она бросает через плечо:

— Неважно.

— Нет, я серьезно, мне завтра на работу.

— Я понимаю. Понимаю.

Нью-Йорк, возможно, когда-то и был моим домом, но теперь я бездомный. И сейчас Калифорния кажется мне тем местом, где я могу разобраться в своей жизни.

По крайней мере, там у меня нет никаких забот, ничто не отвлекает, и мне не приходится ни с чем разбираться.

Во всяком случае, это то, что я говорю себе.

И иногда я почти верю в это.

Почти.