Буржуйка

ГЛАВА 7

Изяслав Ильич Сырков завтракал в своём огромном кабинете, тщательно прожёвывая диетические хлебцы и запивая их обычным кефиром — от нервов вновь взыграла застарелая язва. На него искоса, с некоторой брезгливостью поглядывала через стол дама весьма примечательной наружности. Чёрные, подстриженные в каре волосы контрастировали с выпуклыми, очень светлыми глазами, тонкие губы выпускали ему чуть ли не в лицо дым короткой сигареты — «Житан капораль» без фильтра. Женщине было на вид чуть за тридцать, и во всём её точёном облике проглядывало что-то неприкрыто хищное, чтобы не сказать порочное.

— Шеф, к вам опять рвётся этот Максим Стечкин, — доложил, возникая на пороге, секретарь.

— Стечкин, который Коган? Гнать в шею, — процедила сквозь зубы женщина.

— Погоди, Агнесса, — поднял на неё от тарелки голову Изя. — Сейчас начались такие дела, что любая блоха не плоха, лишь бы прыгала. А этот Стечкин — тип шустрый, хоть и дурак. Пусть зайдёт. У него три минуты.

На пороге возник брюнет с крупной мускулатурой под свитером.

— Изяслав Ильич! Это колоссальный проект. Он изменит будущее России, мы сделаем такой рывок…

— Опять инновационные технологии? — демонстративно поморщился Сырков, не предлагая гостю присесть. — Скажи мне, Макс, честно. Как патриот патриоту. Тебе денег хочется? Или, может быть, власти? Впрочем, это на данный момент одно и то же.

— Эти бумаги ко мне совершенно случайно попали! Новый, неиссякаемый источник энергии! Если сейчас проинвестировать разработки, создать институт…

— А тебя назначить топ-менеджером проекта, — иронически хмыкнула Агнесса.

— Слушайте, дамочка! Я не с вами вообще разговариваю, — задохнулся возмущением патриот. — Привыкли всех мерять по себе…

Дама, ни слова не говоря, взяла со стола тарелку остывающей овсянки и коротким, каким-то цирковым движением пустила её в Стечкина. Снаряд преодолел, вращаясь в горизонтальной плоскости, разделявшее их пространство, и ударил ребром в солнечное сплетение патриота, отчего тот ухнул и осел на ковёр. Зависла минута молчания, Изя не донёс до рта кефир, а Максим Стечкин какими-то суматошными движениями принялся счищать с себя липкую кашу с таким бессмысленным лицом, словно это были уже его выпущенные внутренности.

— Инновационные технологии, — чуть ухмыльнувшись, констатировала «дама пик». — Летающая тарелка.

— Поднимись, Максим. И больше никогда не груби дамам, — первым пришёл в себя Сырков. Он был слишком хорошо знаком с фокусами своей подруги. Могло быть и хуже. — Почистишься в приёмной. А теперь послушай меня. Ты ведь патриот своей страны?

Стечкин кивнул и, поглядев на свои руки, обречённо вытер их о штаны.

— Вот я и предлагаю тебе поработать рука об руку с твоими единомышленниками. Тебе знакомо молодёжное движение «Антикор»?

— Бывший Союз имени Ильи Муромца? Вы ж их вроде запретили.

— Мы подумали, что запрещать патриотов — это только злить их и плодить новых. Расстрелять мы их пока не можем, высылать некуда — да они и не поедут. Начнут, не дай бог, партизанщину… В общем, задача такая. Тебя там уважают, как публициста. Внедрись в их верхушку. Если получится — возглавь. Весь мой ресурс к твоим услугам.

— И дальше что? Гнуть их под Кремль? Они ж патриоты, а не идиоты. Вылечу на пинках!

— Грубо, Макс, — поморщился Изя. — Наоборот, нам на руку их активность. Пусть громят палатки азеров. Бьют чернорабочих. Хохлам можно задать пепера, грузинам. Цыганам, наконец. Лишь бы не трогали нас. Ты меня понял? Нам сейчас очень трудно, мы делаем для страны всё, что можем. Предстоят тяжёлые времена. Времена перемен. Времена, когда пешки получают шанс стать ферзями. — Изя многозначительно помолчал. — Ну как, о-кей?

Макс молча кивнул и был отпущен вялым мановением сановной руки. Получив пропуск, сел в свой джип и поехал — отмываться.

— Коган-разрушитель! — пустила ему вслед Агнесса.

Изя поморщился.

Отношения их имели долгую, тягучую предысторию, с конца девяностых. Сырков, тогда ещё перспективный майор московской госбезопасности, вёл дело «банды четырёх» — таинственных отморозков, грабивших ювелирные магазины с беспрецедентной даже для того злого времени жестокостью. Убивали всех свидетелей — притом, используя каждый раз новые способы. Помимо традиционных стволов, в ход шли и кистени, и метательные стилеты, и чуть ли не самурайские мечи — один ювелир был буквально разрублен до пупа.

Когда банду взяли малой кровью на сбыте — главарь был застрелен Сырковым лично — выяснилось, что его родная сестра и по совместительству любовница — та самая «дама пик», что устраивала по ночам в центре на красном джипе «Ранглер» сафари на зазевавшихся пешеходов. На ней было девять жертв только по фактам бессмысленной ночной охоты. Потрясённый майор спешно отправил двоих её подельников — бывших студентов циркового училища — в прессхату, где их забили насмерть возмущённые воры. А с Агнессой у него в процессе допросов сложилась странная связь, отчасти сродни наркотической зависимости. Её ледяные глаза из-под чёлки затягивали его в такие метафизические бездны вседозволенности, что майор уже через две недели стал её послушной идейной марионеткой и сексуальным рабом.

Пользуясь вакханалией, царившей в силовых органах, Сыркову удалось изъять из лубянских подвалов все документы следствия, а следом и саму Агнессу, и поселить её в уютной квартирке в Замоскворечье с видом на Третьяковку. Прошли годы. Сырков давно уволился из органов, карьера его сделала — не благодаря ли во многом Нессиным урокам? — реактивный рывок на самую верхнюю точку властной орбиты. Но ледяные глаза из-под чёлки по-прежнему не отпускали, и Изе порой казалось, что скоро она, подобно самке паука, высосет его до сухого трупика. Несси была ненасытна. Кроме того, чем выше он взлетал, тем более шатко себя чувствовал, и как знать — могли ведь враги и докопаться до её тёмного прошлого. Тогда — он представил себя, корчащимся под мутным драконовским взглядом Полковника… Вспомнилась детская считалочка: «Как верёвка оборвётся, так и жид перевернётся.» Нет, с Агнессой определённо пора было кончать… Двусмысленность данного выражения вызвала у него привычное шевеление в штанах, и она, мигом почувствовав этот флюид, подсела ближе, готовясь приступить к привычному сладкому истязанию. Опять эти прозрачные глаза рядом, о! Эти длинные сильные пальцы без маникюра…

Но, к счастью, раздался тихий стук в дверь, и референт доложил:

— Шеф, тут двое по солнцевскому делу. С грузом.

— Впусти! — вскочил со стула Изя, предвкушая встречу с жертвой. Для участия в последнем интервью Вики Солнцевой, собственно, Агнесса и была приглашена с утра. Никто лучше её не умел ломать людскую гордыню…

Быков и Сорокин зашли, ведя под локти длинноногую девушку с камуфляжным мешком на голове. Изя, как кот, крадучись подошёл и двумя руками, улыбаясь, поднял с лица несчастной жертвы мешок. Потом он с минуту молчал, тупо упёршись взглядом в бланш под глазом девушки. Лариска улыбнулась ему одной из самых сладких своих наработочек. Недоумённо хмыкнула Агнесса. Потом Изя заорал что-то нечленораздельное, брызжа слюной и хлеща наотмашь Быкова камуфляжным мешком по лицу.

— Вы! Что? Мне? Привезли? — слышалось сквозь непечатный рёв. Но… поддаваться долго эмоциям он не умел. Или так на него подействовала невинно-призывная улыбочка, не сходившая с кошачьего личика нежданной гостьи. Как бы то ни было, но через минуту Изяслав Ильич уже совершенно спокойным голосом отправил двоих остолопов в приёмную писать подробный отчёт, а Агнессе поручил опросить их дополнительно.

— За Солнцевой придётся ехать тебе. Больше в этом гадюшнике доверять некому. Там на месте есть наши люди, свяжешься с ними, — если что, помогут. Они немного странные, зато полностью подконтрольны. Вот, возьми для ознакомления, — он протянул нахмурившейся Агнессе флешку.

— Опять какие-нибудь сектанты? — скривила она тонкие губы.

— Всероссийское общество святых, — кивнул, тонко улыбаясь, Изя. — Спросишь там отца Пёдора. Свой человек, по уши в дерьме.

Когда Агнесса вышла с прямой спиной, он взял не перестававшую призывно улыбаться Лариску за руку и представился:

— Изяслав. А с кем имею честь?

Она, потупившись, сделала книксен, чтоб было как в исторических фильмах:

— Ларсик… То есть, простите, Лариса Романовская…

Сырков ощутил чуть заметное пожатие тёплой влажной ладошки и аромат сутки не мытого юного цветения — и вдруг его накрыл неожиданный прилив нежности к этому маленькому, беззащитному существу, по ошибке выдернутому из привычной маленькой ячейки жизни злой волей государственной необходимости — его волей. Порой он бывал и не по делу сентиментален.

— Не бойтесь никого, Лариса. Вы отныне под моей защитой. Идёмте, я покажу вам моё скромное собрание орхидей. Кстати, второе в Европе. Там, в оранжерее, думаю, найдётся и чем перекусить с дороги.