Цена мира

Глава 4. О чудовище, которому отдана красавица

Собрание Десяти Тингванов было в самом разгаре, когда двери зала заседаний с грохотом отворились.

— Прошу прощения, господа, я опоздал, — повинился вошедший, — Внимание прекрасной леди Бей’Сины заставило меня потерять счет времени.

Кесер Ар’Ингвар прошествовал к своему месту за пятиугольным столом. Походя он щелкнул пальцами, и его точная копия за столом сперва обернулась неясной тенью, а затем втянулась в четки из семи кроваво-красных кристаллов на его правой руке.

— Продолжайте, прошу вас.

Никогда не испытывавший уважения к эдлингу Бей’Кутеру, всегда напоминавшему ему гигантскую пиявку, Ингвар чуть усмехнулся отразившемуся на его лице испугу.

Впрочем, уже через секунду советник по финансам продолжил свой доклад.

— Таким образом, из сорока шести ленов исконных земель двадцать восемь не смогут внести в этом году положенную повинность. Отчета по четырем освобожденным от слуг Зверя землям бывшего Данаана у меня пока нет; но очень маловероятно, чтобы их новые владельцы смогли управиться с делами до осени. Как итог, ожидаемый дефицит в казне в этом году составляет от тридцати до пятидесяти тысяч в пересчете на золотые эйдили.

Ингвар, не стесняясь, присвистнул, заслужив несколько неприязненных взглядов.

— Исключительно из праздного любопытства, — отметил он, — Среди присутствующих в Совете Десяти есть кто-то, чьи земли в числе неспособных выплатить повинность? Вас, святой отец, я, понятное дело, не спрашиваю.

Окинув взглядом собравшихся, он уверенно остановился на кесере Ар’Эсквине из Танварта. И по выражению гнева на породистом лице сразу понял, что попал в точку.

— Неужели вы, дядя? — в наигранном удивлении округлил глаза Ингвар, — Как же могло выйти так, что вы так подвели своего двоюродного племянника?

— Я не смог собрать положенные средства… — медленно начал Эсквин.

Светлые льдинки его глаз неотрывно смотрели на синее пламя глаз Ингвара.

— …потому что созвал войско в четыре тысячи воинов и держал его под своими знаменами более полутора лет. Потому что половина из них осталась лежать под стенами Исцены. А сколько воинов привели вы, дорогой племянник?

— Двенадцать, — с совершенно безразличным видом дернул плечом Ингвар.

— Двенадцать! — Эсквин огляделся, обращаясь уже не к собеседнику, а ко всему собранию, — Человек, который в ответ на призыв короля даже не потрудился призвать к оружию своих людей. Человек, что пришел на почти выигранную войну с оскорбительно малым войском, чтобы присоединиться к чужой славе, теперь оскорбляет нас, освободивших четыре лена Данаанских от слуг Зверя, попрекая нас тем, что мы приняли на себя тяжесть этой войны!

— Полно вам, дядя, — возразил Ингвар, — Неужели можете вы, поклявшись Эормуном, сказать, что я и мои двенадцать воинов не внесли свой вклад в войну? Что я и мои двенадцать воинов не спасли вам жизнь под той самой Исценой, где вы завели свой отряд в ловушку?

С наслаждением он смотрел, как перекосило породистое лицо дяди. И дело было даже не в самом том факте, что дерзкий племянник говорил правду. Если бы сам не задал вопрос, сейчас Эсквин предпочел бы сказать, что Ингвар спас его в одиночку.

Для правоверного эорминга мучительно было признать, что его спасли демоны.

И тут его миг триумфа разрушил вкрадчивый голос брата:

— Хватит. Ваши распри ни к чему не приведут. Насколько мне известно, не придумано еще способа пополнить казну от споров, чьи заслуги выше.

Ингвар обернулся к Этельберту и выдавил из себя улыбку:

— Вы как всегда, мудры, Ваше Величество. Вы правы, я забылся. Приношу извинения перед кесером Эсквином.

— Прошу и вас меня простить, кесер Ингвар, — поклонился в ответ тот.

Хотя и не было сомнений, что ни тот, ни другой не считают конфликт исчерпанным.

— В любом случае, — продолжил Ингвар, — В одном дядя полностью прав. Так как я не созывал воинов-людей в ответ на призыв к войне, мои земли пострадали многократно меньше, и их доход не так упал в сравнении с мирным временем. Я смогу покрыть недостачу в казну в три-четыре тысячи эйдилей. Однако больше — увы: я не волшебник, брат.

Он развел руками, зная, что последняя фраза вызовет ряд нелестных комментариев.

И зная, что ни один из присутствующих не посмеет повторить их ему в глаза.

— Эдлинг Эддиф, — не оборачиваясь, обратился Этельберт к стоявшему рядом придворному.

Тот поспешил поклониться:

— Да, Ваше Величество, я понимаю ваши желания. Конечно же, я сегодня же отправлюсь на встречу со своим братом. Уверяю вас: Торговый Альянс согласится дать нам отсрочку и новый кредит. Однако я боюсь, что они снова потребуют увеличить ставку.

— Сейчас у нас нет другого выхода, — ответил Этельберт, — Нам необходимо продержаться еще год. И мне необходимо, чтобы этот год вы употребили для общего блага. Оставьте распри: сейчас у нас у всех одна цель.

— Да, Ваше Величество.

Кесеры поклонились синхронно.

— Далее, — продолжил король, — Эдлинг Ар’Кенвал.

Сидевший по дальнюю сторону рыжеволосый мужчина средних лет поднялся во весь рост. От Ингвара, впрочем, не укрылось, что тот держится за стол: раны, полученные под Исценой, все еще давали о себе знать.

Заметил это и король.

— Как ваше здоровье, эдлинг?

Кенвал усмехнулся в пышные усы:

— Ваше Величество, каким-то семибожникам не убить меня. Я заверяю вас, что никакие раны не помешают мне выполнить любое ваше задание.

Если Этельберт и сомневался в этом, то предпочел не ранить гордость воина.

— В таком случае, слушайте мой приказ. Сегодня же, сразу после свадебной церемонии, вы начнете готовиться к отправлению. Не позднее третьего дня следующей луны вы должны будете явиться ко двору правителя Трира Ар’Зигфрида Непоколебимого. Передайте ему, что я согласен на помолвку с его дочерью Бей’Ханной. Как он и предлагал, препятствовавшая этому помолвка с принцессой Вин’Линеттой была расторгнута.

— Это было мудрое решение, Ваше Величество, — поклонился Кенвал.

Король оставил эти слова без комментария.

— Однако мы будем настаивать на соблюдении дополнительных условий. Отец Бернар.

Предстоятель эормингской Церкви приосанился, но со стула подниматься не стал: почтенный возраст и положение высшей духовной власти давали ему привилегию сидеть, держа доклад перед королем.

— Хотя мы глубоко огорчены влиянием семибожников в королевстве Трир, мы прекрасно понимаем, что опасения за свою жизнь и власть пока не позволяют Его Величеству изгнать их и уничтожить. Тем не менее, мы должны настаивать, чтобы законы королевства были приведены в соответствие с Заветами Эормуна. Колдуны и чернокнижники должны быть изгнаны от двора, притеснение людей из иных земель должно быть прекращено, а вторые и третьи сыновья допущены к государственной службе наравне с первыми. По воле Эормуна, эти указы должны стать непременным условием союза между нашими странами.

В отличие от Аскании, в Трире до сих пор действовало разграничение, принятое во времена Правления Зверя. Лишь первенец мог возглавлять род, вести войска и занимать управленческие государственные должности. Вторые дети должны были повиноваться им во всем и выполнять любую работу, какую первенцы считали ниже своего достоинства. Что до третьих, то трирцы, кажется, не определились с тем, какой от них толк. Как и во времена Правления Зверя, третьи дети проводили свою жизнь в безделье и развлечениях.

Только вот во времена Правления цена за это была высока. Третий ребенок, доживший до двадцати одного года, приносился в жертву, поддерживая своей смертью колдовские силы главы рода.

— Эдлинг Вин’Элле, — продолжил тем временем король, — Вам есть что доложить?

Из трех маршалов Аскании Элле был самым молодым. У него не было столь многочисленной дружины, как у Эсквина или Кенвала, но зато он отличался грамотно организованной разведкой.

Поэтому на каждом заседании Совета ему было что рассказать полезного.

— Я… да, — как и всегда, когда к нему обращались вышестоящие, эдлинг слегка растерялся, — Большая часть армий Данаана распущены и вернулись в поля. Однако мне известно, что как минимум два данаанских риира отказались сложить оружие и продолжают борьбу на нашей территории. Риир Ар’Кормак из Артрана укрылся в северных горах, откуда совершает набеги на деревни. В свою очередь, риир Ар’Джейлес из Банкраны все еще удерживает захваченный замок на востоке моих земель. Прошу простить меня, Ваше Величество, но я вынужден просить о помощи. Армия Джейлеса больше и сильнее моей, кроме того…

Он замялся.

— …кроме того, среди моих людей ходят слухи, что Ар’Джейлес владеет колдовством. Говорят, что он принес в жертву своего родного брата ради колдовской силы. И именно эта сила хранила его во время войны от мечей и стрел.

Несколько красноречивых взглядов Ингвар проигнорировал. Вопрос короля он проигнорировать не мог.

— Что скажешь, брат?

— Если таково будет твое желание, я с радостью померяюсь с ним силами, — усмехнулся кесер, — Сразу после медовой луны.

От такой наглости маршал даже не нашелся сперва что сказать.

— Я не могу ждать целую луну! — возмутился Элле.

— В таком случае, вам остается обратиться к кому-нибудь другому, — невозмутимо пожал плечами кесер.

— Будем честны, — слова Эддифа звучали примирительно, но в них ощущалась скрытая насмешка, — Немногие смогли бы, заполучив в жены первую красавицу Данаана, не забыть обо всем, включая собственный долг патриота.

Улыбка Ингвара стала холодной, а в синих глазах отразилось адово пламя.

— Я прекрасно помню, что я должен, эдлинг Эддиф. И перед кем. И о том, что две трети здесь присутствующих высказывались за то, чтобы казнить меня за мою колдовскую силу, я тоже прекрасно помню.

— Довольно! — повысил голос король, — Сейчас не время для препирательств. Разумеется, брат, я не заставлю тебя бросить молодую жену. Эдлинг Ар’Освир. Соберите свои войска и присоединитесь к эдлингу Вин’Элле.

Освир тряхнул белокурой гривой и лучезарно улыбнулся:

— Почти за честь, Ваше Величество.

— Я этого не забуду, — серьезно заверил Этельберт, — Эдлинг Бей’Вулфред, вам предписывается тем временем зачистить северные горы от остатков семибожников. Помните. Война закончилась. С её окончанием должна наступить эпоха мира.

Ингвар удержался от сардонической усмешки.

— Почему вы отказались мне помочь? — это был первый вопрос, который задал Элле Ингвару, встретив его в кулуарах после Совета.

На людях он никогда не рискнул бы поставить свою репутацию под сомнение, публично заговорив с тем, кто был главной угрозой стабильности трона. Однако тайно Ингвар всегда покровительствовал мальчишке, таланты которого ставил весьма высоко.

И если бы кто-то узнал об этом, Элле тоже стал бы угрозой.

— А разве причины, что я озвучил, недостаточно? — приподнял бровь кесер.

Элле мотнул головой.

— Вы прекрасно знаете, что нет! Как бы красива ни была ваша невеста, никакая женщина не стоит того, чтобы отказываться от задания короля!

— Для вас это так? — продолжал издеваться Ингвар, — Печально, право. Но вы молоды, и я надеюсь, что у вас еще все впереди.

— Я говорю серьезно!

— И в этом ваша проблема, эдлинг Элле. Вы слишком серьезны. Не стоит, право. От этого быстро стареют.

Не желая объяснять свои мотивы, Ингвар направился прочь. Но уже в спину ему маршал вдруг сказал:

— На вашу невесту покушались.

Ингвар остановился.

— Возле замка Мозаль кто-то пытался убить её. Мои люди докладывали, что это… что это сделал демон.

Кесер молчал. Но в его позе отразилось неуловимое чувство угрозы.

Почувствовал это и Элле, но все-таки задал свой вопрос:

— Его подослали вы?

Ингвар продолжал молчать.

— Если принцесса Вин’Линетта погибнет, — продолжал Элле, — И будет хотя бы тень подозрений, что к этому причастен кто-то из асканийской знати, будет новая война. Неужели вы этого хотите?

Ингвар обернулся к нему и улыбнулся:

— Вы учитесь, друг мой. Это хорошо. Но вы пока не знаете всей картины. Наблюдайте. Делайте выводы. И не спешите делать шаги, пока во всем не разберетесь. Иначе может статься, что мне придется убить вас.

— Это угроза? — нахмурился Элле.

— Всего лишь дружеский урок.

— В таком случае, спасибо.

Во взгляде кесера отразилось удивление.

— Нечасто мне говорят это слово. Что ж, в таком случае… пожалуйста. И вот еще что.

Сняв с нити, оплетавшей его правое запястье, один из красных кристаллов, кесер бросил его собеседнику. Машинально тот поймал его, и во взгляде темных глаз отразилось недоумение.

— Если вдруг окажется, что ваши люди вовсе не суеверные идиоты, как я о них думаю, — пояснил Ингвар, — То этот камешек может спасти вам жизнь. Зашейте его где-нибудь, где Освир и прочие сильно верующие не заметят. Только не в трусы. А то там дама.

Белый костюм, который ему пришлось надеть на свадьбу, Ингвар не любил. Во-первых, белый цвет в принципе никогда не принадлежал к числу его любимых: с самого детства он отдавал предпочтение стильному черному и оттенкам синего, подчеркивавшим то, что его воспитатели и учителя всегда хотели скрыть, — зловещее сияние глаз и странный отлив волос, выдававшие врожденную печать Зверя.

Во-вторых, этот костюм был банально неудобно скроен. Привыкший к тому, что ничто не стесняет движений, кесер чувствовал дикую злость каждый раз, как простой в общем-то жест превращался в целую стратегическую операцию.

Однако враз отступила куда-то злость, стоило отвориться вратам собора. Стоило невесте показаться ему на глаза, и Ингвар почувствовал, что его дыхание перехватило.

Линетта была прекрасна. С тех пор, как Ингвар единственный раз видел её вживую, прошло уже больше десяти лет. Учитывая, что она была на четыре года его моложе, едва ли она вообще помнила их единственную встречу, — и едва ли представляла себе, как много это воспоминание значило для него. Тогда они оба были еще детьми.

Сейчас же её красота расцветала подобно весенним цветам. Роскошное платье, по его воле сплетенное для неё демонами за одну ночь, подчеркивало нежную хрупкость её тела, — тела, что уже сегодня будет в его объятиях. В глазах цвета пасмурного неба затаилась печаль, — и неудержимо захотелось Ингвару эту печаль развеять.

Так или иначе.

— Вы обворожительны, миледи, — искренне заверил кесер, целуя её руку.

Да только не почувствовал он, чтобы по ней пробежала сладкая дрожь. Запястье девушки было холодно, и единственной дрожью была дрожь страха.

— Отец Бернар, — приказал Ингвар, — Обвенчайте нас.

К церемонии он почти не прислушивался, вместо этого предпочитая наблюдать за Линеттой. Принцесса была напряжена, как натянутая тетива лука. Казалось, каждое слово давалось ей с трудом. Казалось, ждет она, как кто-то из собравшихся выйдет вперед и спасет её.

Спасет её от чудовища, которому она была отдана во исполнение договора.

— Небеса и люди дают дозволение на этот брак. И потому теперь я спрашиваю вас. Принцесса Вин’Линетта из Данаана. Третья Дочь. Готова ли ты стать женой кесера Ар’Игнвара, быть солнцем, что освещает его жизнь? Готова ли ты принять эту судьбу перед лицом Эормуна?

И не знала она, что уже много лет как была для него солнцем.

— Ради мира между нашими странами… Я готова. Перед Эормуном и перед Шестью Богами.

А вот тут Ингвар мысленно зааплодировал. Упомянуть Шесть Богов посреди эормингского собора, в присутствии толпы асканийских дворян, включая короля и первосвященника, — немногие из тех, кого он знал, решились бы на подобное.

Собственно, единственным, кто решился бы, был он сам.

Но он и так отродье Зверя, что ему терять?

— Продолжайте церемонию, отец Бернар, — поспешил сказать он, не давая кому-то из оскорбленных эормингов высказаться или даже обнажить клинок в сторону невесты.

Наступил тот момент, что часто являлся ему в мечтах. Прозвучали официальные согласия молодоженов, и теперь Ингвар, склонившись к Линетте, мягко и осторожно поцеловал её нежные губы. Ласкал он их, ощущая на губах легкий привкус земляники.

Ласкал — и чувствовал полное отстутствие отклика. Принцесса не пыталась отстраниться.

Но и не отвечала на поцелуй.

— Сим свидетельствую, что беру в жены эту женщину, — провозгласил кесер, оторвавшись от девушки, — Отныне она — часть моего рода.

Вот и все. Не сказать чтобы это мигом сделало её своей в Аскании. Но она больше не беззащитная чужестранка, за которой стоит лишь побежденное королевство.

Отныне каждый будет знать, что посягнув на неё, будет иметь дело с ним.

Разумеется, большинство правоверных эормингов охотнее умерли бы, чем подошли поздравить с бракосочетанием отродье Зверя и шестибожницу. Поздравления были важной частью церемонии, но знать предпочитала лишний раз напомнить Ингвару Недостойному, кто он такой.

Спас ситуацию младший брат собственной персоной. В сопровождении свиты Этельберт подошел к новобрачным. Несколько дежурных, ничего не значащих слов. Короткая шпилька со стороны Ингвара, напоминание о ране, что он нанес королю во время поединка за невесту.

Пролить королевскую кровь было преступлением, каравшимся смертью, — но не для тех, в чьих жилах текла та же самая кровь.

После этого церемонию можно было заканчивать. Обычно поместье кесера Ингвара горожане обходили десятой дорогой. Говорили они, что рядом с ним слышится потусторонний шепот. Украдкой рассказывали, что если гулять поблизости по ночам, можно быть схваченным прямо на улице и принесенным в жертву. В поместье не наносила визитов асканийская знать, и даже слуг-людей там не работало: проклятые тени справлялись со службой ничуть не хуже.

Поэтому многочисленные всадники, сопровождавшие свадебную карету, смотрелись непривычно и как-то даже странно. Никогда окрестности поместья не знали такого ажиотажа.

Входить за ворота, в логово колдуна, впрочем, почти никто не стремился. Почти. Исключением стал один-единственный рыцарь. За это самое исключение вступилась и Линетта:

— Супруг мой, этот человек сопровождал меня по дороге в Асканию и даже спас мне жизнь, когда на меня напали. Возможно, что он более других заслуживает того, чтобы быть приглашенным на свадебный пир.

Ингвар не был лично знаком с хелендом Брандом. Этого человека рекомендовал для сопровождения принцессы к жениху эдлинг Эддиф, еще когда женихом предполагался король Этельберт. Аргументировал он это тем, что на чужбине ей будет морально легче в обществе того, в чьих жилах течет данаанская кровь.

Сейчас, услышав просьбу супруги, кесер Ингвар четко понял, что этот рыцарь ему не нравится.

— Я не желаю видеть посторонних в своем доме.

От рождения кесер Ар’Ингвар был наделен многими талантами. Мало кто мог сравниться с ним во владении мечом и стрельбе из лука. Он рано научился читать, и различные науки давались ему легко. Он даже с детства командовал мелкими демонами, вызывая ужас и отвращение окружающих.

Но вот чего он совершенно не умел, так это ладить с людьми. Не обладал он легкостью характера, умением превращать врагов в друзей, и язык его чаще называли не «серебряным», а «ядовитым».

Поэтому попытки за ужином заговорить с невестой, успокоить её, расположить к себе не дали никакого положительного результата. Сам себе Ингвар казался неловким и глупым, из-за чего все больше злился, отчего остатки красноречия покидали его.

Но вот наступил долгожданный миг. Принцесса Линетта, жемчужина всего Данаана, была в его спальне.

В его руках.

Почти умирая от предвкушения, Ингвар снял с неё платье. Тонкая ткань нижней рубашки обрисовывала совершенные контуры девичьего тела, прекраснейшего из всех шедевров, созданных Природой. Они манили к себе неудержимым желанием прикоснуться, ощутить нежность юной принцессы.

Ингвар вдохнул аромат её кожи, думая лишь о том, какова она должна быть на вкус. Хотелось ласкать её губами. Хотелось коснуться совершенной, манящей груди. Хотелось добраться до главной тайны девичьего тела, до нежного цветка, что лишь он, как муж, имел право сорвать.

Но Ингвар не торопился. Не прикасался он пока к груди, не спускался ниже. Бережно, ненавязчиво он гладил её плечи, стараясь расслабить её, побудить довериться ему, — и разбудить дремавший в ней огонь.

Однако все было впустую. Линетта была слишком напряжена. Слишком напугана. Она не хотела этого брака. Она не хотела отдаваться отродью Зверя. Она принимала его ласки, — ведь ее обязанностью было их принимать.

Но это не значило, что она их хотела.

«Ты моя жена, в конце концов!» — мелькнула мысль на грани восприятия, — «Ты моя!»

На какие-то мгновения захотелось ему, раз уж она не отвечает на бережное обращение, просто повалить её на кровать и взять силой. Никто не осудил бы его. Он был в своем праве. Она была залогом мира и принадлежала теперь ему.

Но вместо этого он отстранился.

С удивлением в глазах Линетта обернулась к нему, — и тут же отшатнулась, увидев нож в его руке. Страх исказил её лицо, — но Ингвар не стал произносить успокаивающих слов.

Остро отточенное лезвие оставило тонкую кровоточащую рану на его руке. Подойдя к роскошной кровати, что теперь предстояло делить им двоим, кесер выбрал простыню со стороны невесты и прижал к ней руку.

Оставив несколько кровавых пятен.

Ну, вот и все. Теперь осталось утром вывесить простыню на всеобщее обозрение. Как неопровержимое свидетельство того, что брак был консуммирован, и что невеста была непорочна.

А то, что она такой и осталось, знать достаточно им двоим.

— Линетта, ложитесь спать, — сказал Ингвар, — Сейчас я вас покину, чтобы не смущать, и присоединюсь позже, когда вы заснете. Доброй ночи.

Не удержавшись, на прощание он приложился губами к её щеке. И ушел, провожаемый удивленным взглядом девушки. На душе было паскундно. За проявленную слабость он презирал себя.

Но быть может, лучше презирать себя, чем ненавидеть.

Западное крыло поместья целиком отводилось для колдовских практик. Не сказать чтобы призывать демонов можно было только там. Однако там для этого были созданы все условия. Там же он хранил колдовские гримуары, — среди которых девять из десяти были лишь бреднями суеверных дураков, — и заготовки растущих кристаллов, лучшие из которых станут реликвариями для проклятых теней.

— Ворон! — позвал Ингвар, принимая из рук незримого слуги чашу с травяным настоем.

Нужно было успокоиться.

Иссиня-черная тень сформировалась в силуэт птицы и с любопытством склонила голову набок. Её можно было принять за обычного крупного ворона или грача, если бы не равно нехарактерные и для тех, и для других глаза насыщенно-синего цвета.

— Вы освободились на удивление быстро, мой господин, — молвила птица человеческим голосом.

— Поговори мне тут, — огрызнулся Ингвар, — В ближайшие два часа займемся делами. Сейчас я напишу два письма. Первое из них доставишь управляющему в моих землях. Второе — эдлингу Бардальфу. Не говори с ним, не шокируй старика. Но тайно проследи, станет ли он читать его или сожжет не глядя. Затем найди то место, где твой сородич напал на Линетту, и постарайся найти любые указания на то, кто это был.

Чуть помолчав, он добавил:

— И на то, кто за этим стоит.