— Тебе?!
Вид обалдевшего Пети только усиливает вину, которую я чувствовала и до этого. Начинает болеть голова, и я с усилием тру виски.
— Петь, это… — Запустить руку в волосы, встать, пройти до окна. — Раньше мне как-то не приходилось участвовать в грязи такого масштаба. Даже сейчас стыдно, — я криво усмехаюсь. — Щелчок, один, второй — всё как кадры киноплёнки. Знаешь, когда на первом ты ещё стоишь, а на втором тебе уже заламывают руки. Они…
Я разворачиваюсь, сажусь на подоконник и беспомощно развожу руки.
— Эта тварь знала, что делала. Не знаю как, но рассчитала до мгновения момент, когда в подвале появились Тени. Всё рассчитала. — Петя поднимается и, задумчиво потирая подбородок, идёт ко мне. — Вот Бенеш говорит, что на кулоне есть кровь не только Влада. Вот я возвращаюсь на изнанку, и оказывается… — Горькая усмешка. — Оказывается, кровь Марека тоже там была. Даже не капля, её тысячная часть, которую, если бы не Бенеш, я бы не заметила. И сплошная белая мгла, стоило пойти по её следу.
— Что это значит? Белая мгла. — Петя встаёт рядом, изучая пейзаж за окном.
— Заклинание, зелье, помощь другой ясновидящей — выбирай, что больше нравится — чтобы я не увидела ничего. Ни. Че. Го. Поэтому я не вижу смерть Влада. Поэтому я не докажу невиновность Мара.
— Кажется, вечер перестаёт быть томным, — хмыкает он и поворачивается. — Оль, давай соображай, кто это мог сделать и как. Может, хоть так мы за что-то зацепимся.
Ярость вдруг накрывает мощной и разрушительной волной.
— Зацепимся?! Соображай?! Ты ни черта не понимаешь, Калата! — Петя отскакивает на середину комнаты, примирительно поднимая одну руку. — Они знали. Ваши хвалёные Тени пришли ни до, ни после — они заявились ровно в тот момент, в который должны! Я даже понять ничего не успела — меня сходу схватили и предъявили соучастие в убийстве Влада. Без разборок, сразу. С ведьмаком подмышкой, чтобы под заклинанием правды я гарантированно ответила, чья кровь на кулоне.
— И чья?
— А угадай, — с прорывающимся рычанием. — Стас вклинился очень вовремя — ткнул в волчьи морды какой-то статут, напомнил, что он тут как бы князь и запретил даже пальцем меня касаться.
— Какой полезный князь, — фыркает Петя.
— Да, полезный! В отличие от вас, потому что вы ни черта не видите. Даже то, что у вас под носом.
Злость душит, и я неглубоко и часто дышу.
— А что у нас под носом?
— В вашем. Долбанном. Отделе. Крыса.
— Хоть стая крыс, — со смешком кивает Петя. — Всех поймаем, ты, Оль, только не нервничай.
Я? Нервничать?
Ярость есть, да, но она правильная — жёсткая, холодная, управляемая. Настолько, что я вижу, как недавний друг и товарищ переносит вес тела, чтобы меня сдержать. Вижу, как заводит руку назад, ближе к… чему? Оружию? Амулету? Осиновому колу?
И знаю, что ему не поможет ничего из этого.
— Я устала от вашей наглости. — Мой шаг вперёд и Петин назад. — От цинизма. От зазнайства. От всех таких правильных Теней, — с издевкой. — А ведь вы тоже те ещё твари. Как убийца Влада. Как мой убийца. Как тот, кто подставил Мара.
— Это тебе за державу обидно или за кавалера?
Я трачу всего один удар сердца, чтобы отрастить клыки и когти. Чувствуя ярость и азарт. Вдыхая ароматный запах вполне себе съедобного оборотня. И, довольно облизав пересохшие губы, делаю рывок, но…
Калате фантастически везёт.
— Пусти! — Дёргаю одной рукой, другой, но без толку. Князь держит очень бережно, но так крепко, что позавидовали бы и волки.
— Ты будешь жалеть, Оль. — Он же, до этого удерживая за предплечья, перехватывает меня поперёк груди и талии.
— А вдруг нет? — В горле сухо так, что хочется разодрать кожу когтями. Слюна не помогает, зато взгляд на Калату очень даже, и я рывком дёргаюсь к нему, но Стас всё ещё здесь.
— Будешь, — вздыхает он и прижимает меня спиной к своей груди. — Уходи, — это уже Пете, но Калата он Калата и есть.
— А если ты её без меня сожрёшь? — Подозрительно прищуривается тот, отталкивается от стены, в которую я его впечатала и скрещивает на груди руки. — Что я скажу комиссару? Что не уследил и залётный вампирюга схарчил нашего консультанта? Единственного, между прочим.
Пауза становится поистине театральной.
Стас за мной даже не дышит, явно ещё не знакомый с Петиной натурой, а я… я прихожу в себя.
Пытаюсь, потому что слух, зрение и обоняние постоянно сбиваются на Калату, но, тряхнув головой, я заставляю себя не думать. Ни о слишком приторной, но заманчивой крови в его венах. Ни о ритмичном сердцебиении. Ни о живой плоти под моими когтями.
— Чтоб вас всех!
Я оседаю на пол и с силой сжимаю виски.
Надо что-то делать и быстро. Потому что разум уже мой, а рефлексы всё ещё вампирские и такие мощные, что простой силы воли не хватает.
— Не борись. — Бенеш передо мной, приподнимает лицо за подбородок, заставляет заглянуть в бездонные тёмные глаза с красными отсветами. — Прими. Это невозможно победить.
— А не пойти бы тебе, — рычу, резко сбрасывая его руку. И не знаю, как остаюсь на полу, а не зубами в Петиной вене.
— Вот и я говорю, товарищ, не мешайте беседе. — Балагур Петя отодвигает князя. И тот послушно отходит, подозреваю, рассчитывая на то, что я всё же убью насмешника. — Оль? Ты в себе уже или снова воспользуемся вампирюгой вместо ремней?
— Петя! — то ли смеясь, то ли плача.
— Не хочу тебя расстраивать, — буднично продолжает он, усевшись рядом и опершись спиной о кровать, — но ты всё-таки вампир.
— Да ладно, — откровенно издевательски.
— Прикинь, — фыркает Калата. — Хреновенький, в своём стиле, но всё же вампир.
— Чем я тебе вампиром-то не нравлюсь?
Каждая женщина хочет быть самой-самой, даже если она немножко монстр.
— Так какой нормальный вампир сидит и за здорово живёшь болтает с оборотнем? Да и сожрать не сожрала, — разочарованно вздыхает он. — Вот так и старайся для друзей.
— Старайся? — Я разворачиваюсь к нему всем корпусом. — Ещё скажи, что специально меня спровоцировал.
— Ну, знаешь, — разводит руками Петя, — должен же был я узнать, можно с тобой ещё работать или всё, финита ля комедия.
— Совсем дурак? — с тяжёлым вздохом.
— Ага, но есть новости похуже, Оль, — весело хмыкает Петя. — Ян временно замещает комиссара и у него связаны руки, а больше рассчитывать не на кого. Если до правды не докопаемся мы, то не докопается никто. И из «Волчьей Тени» уходить если и будем, то явно не всем составом.
Несколько долгих секунд мы меряемся взглядами, а потом Петя, хмыкнув, встаёт.
— Так что остались ты да я, да мы с тобой. Поэтому, будь добра, уж как-нибудь держи себя в руках и не кидайся на оборотней, пока мы не вытащим Марека из подвалов.
— Не будет. — Про Бенеша за разговором как-то подзабылось, и мы с Петей поворачиваемся к князю. — Я прослежу.