Ради разнообразия голова не взрывается болью, стоит открыть глаза.
Возможно, потому что вокруг темнота, хотя что-то подсказывает, что благодарить надо Чеха за крайне мягкий вариант беспамятства. Хотя от самого слова «благодарность», стоящего в одном предложении с ненавистным именем, начинает тошнить.
Со стоном выпрямившись, я опираюсь обо что-то спиной. Похоже на каменную стену, но зарекаться, не видя даже собственных рук, так себе занятие. Руки, кстати, свободны, и я ощупываю пространство вокруг себя.
Точно, стена.
Хорошо, что Бенеш сделал из меня вампира до всех этих приключений, иначе пришлось бы лечить отмёрзшие почки, будь я хоть трижды ясновидящая.
— Доброе утро, — слышится вдруг приветствие, от которого я вздрагиваю.
В том же углу вспышкой света по глазам зажигается светильник. Приходится прикрыть лицо рукой, даже с вампирским зрением это удовольствие ниже среднего.
— Утро?
Чех сидит на простой, но крепкой табуретке, рассматривая меня с неподдельным интересом.
— Ночь, если тебе принципиально.
Он поднимается, а светильник оказывается большим фонарём в руках самого гадкого из оборотней.
Я и раньше не жаловала их братию, но этого хотелось бы вовсе придушить в колыбели.
А Чех подходит, присаживается на корточки и всматривается в меня насмешливыми стальными глазами. Отвечаю тем же, на что он хмыкает, встаёт и подаёт мне руку.
— Убийц учат манерам?
Смысл вставать, если с большой вероятностью я скоро снова окажусь на полу. Потому что вряд ли Чех вырубил меня, чтобы выговориться, а потом с чистой совестью сдаться Главе.
— Никто не становится убийцей с рождения, — удивительно миролюбиво отзывается он, а потом и вовсе садится рядом со мной на грязный земляной пол. Опирается спиной о стену, запрокидывает голову.
— Ну, нет, — скривившись, не даю я открыть ему рот. — Если сейчас будет сказка на тему какой ты бедный и несчастный, Глава — плохой, а принцесска — стерва, то я сразу пас. Лучше смерть.
— Принцесска? — Чех поворачивает ко мне голову.
Это всё, что его заинтересовало в моей речи?
— Боже, за что мне это, — вздыхаю, закатывая глаза. — Принцесска. Стася, по-вашему, или Станислава Гавел.
— Ей идёт, — насмешливо отзывается Чех и замолкает.
И вот минуту молчим, пять, десять.
— Так я пойду? — хмыкаю, даже не пытаясь встать.
— Куда, например? — Он ставит локоть на согнутую в колене ногу. Сверлит меня взглядом. — В твоей… вашей, конечно, — добавляет с нескрываемым ехидством, — спальне разгром.
— И кто постарался? — Комнату не жаль. — Твои крысы?
— Твой Дворжак. Не так давно он разнёс по кирпичику и её, и кровать, включая подушки и одеяла.
И так бесстрастно это звучит, что не возникает даже сомнений в правдивости.
— Мар? Он же в темнице, — растерянно.
Чёрт, разнёс кровать. Ту самую кровать, на которой мы с Бенешем…
Я с протяжным стоном прикладываюсь затылком о стену.
— Как был, так и вышел. — Какой-то Чех слишком флегматичный для того, по чьему следу идёт Ищейка. — Глава поспособствовал, черти его пожри.
Вряд ли Гавел выпустил Мара от большой любви ко мне. Скорее, ему мгновенно донесли о том, что князь провёл у меня несколько часов. И папаша сразу же побежал делиться новостями с любимым сыном.
Гад.
Надеется, что Мар в приступе ярости покрошит всех врагов, включая меня?
— И что теперь? — Я всё ещё босиком, и в голову закрадывается мысль, как потом отмываться от такого количества песка и земли. Хотя, возможно, отмывать меня будут посмертно. — Надеешься использовать меня в качестве заложника?
— Даже не думал. — Чех берёт мою ладонь, с улыбкой перебирает пальцы, поднимает взгляд. — Убью, да и всё. Слишком много от тебя проблем. Чересчур даже для женщины, которая и не вампир, и не ясновидящая, и не человек. Так, неведомая зверюшка.
Мышцы напрягаются, дыхание перехватывает. Несмотря на всю мою браваду, я знала, что Чех опасен. И понимала, что в схватке один на один победителем мне не выйти. И то, как буднично он об этом говорил, только подтверждало догадки.
Но моя ладонь всё ещё лежала в его руке. И он держал её аккуратно, даже бережно.
— А это что? — я киваю на комнатушку полтора на полтора. — Традиционное желание всех злодеев выговориться напоследок? На твоём месте я бы уже спасала шкуру, убегая как можно дальше отсюда.
— Ты никогда не будешь на моём месте, — улыбается Чех. — И, если помнишь, «Волчья Тень» всё ещё закрыта.
— Как же ты собирался отступать? — склоняю я набок голову.
— Я никогда не отступаю, — хмыкает он, оставляет мою ладонь в покое и встаёт.
Потягивается, словно сидел не пять минут, а пять часов.
— Было бы у меня больше времени, мы бы повеселились. — Чех меняется за секунду. Вот он строит из себя рубаха-парня, а вот передо мной снова жестокий и беспринципный волчара. — Поверь, тебе бы понравилось. — Снова присев, он касается костяшками моей щеки, а во взгляде откровенная грязь. — Сущность вампира даёт свои преимущества. Ты практически не чувствуешь боли и очень долго умираешь. Это если мы не сошлись бы… — оценивающий взгляд на грудь и ниже, — во взглядах. И потом, мне действительно интересно, что такого в тебе нашёл Дворжак.
— Маньякам не понять, — мило улыбаюсь я. — А Стася в курсе твоих наклонностей?
— Принцесска, — Чех хмыкает и встаёт. — Она знает то, что ей нужно знать. Женский мозг мало пригоден для большого объёма информации.
— Так, ты не только маньяк, ты ещё и женоненавистник, — фыркаю я и поднимаюсь, опираясь рукой о стену. — Что, первая любовь отказала? Или есть ещё поводы для гипертрофированного эго?
— Какая смелая. — Я не успеваю оглянуться, как оказываюсь прижата к стене. И, естественно, Чех держит меня за горло. Пока не критично, но уже неприятно. — Вот только надолго ли тебя хватит?
Чех приближает своё лицо вплотную к моему, гипнотизируя взглядом. Усмехается. А после языком ведёт по моей шее от основания почти до уха.
Как меня не выворачивает прямо на него — не знаю.
— А если я скажу, что ты одна? — Напугал. Можно подумать, до этого я всегда была в компании. — Что Марек Дворжак прочёсывает «Волчью Тень» в поисках тебя и твоего любовничка-вампира? Что он жаждет вцепиться в ваши глотки и отомстить за поруганную честь.
Боже, сколько пафоса.
— Надеешься на князька? — по-своему понимает мой взгляд Чех. — Зря. Бенеш исчез, его не могут найти даже собственные старейшины. А перед исчезновением он выжег дотла спальню, где ещё недавно обитала ты. Чуешь, чем пахнет?
— Шизофренией. — Смешок выходит сиплым из-за того, что Чех сильнее сдавливает горло. — Причём всеобщей. Как знала, что… — Вдохнуть всё сложнее. — Что здесь одни… одни идиоты.
— А ты, значит, самая умная? — зло шипит он.
Наконец-то пробило.
— Как ты… догадался. — Воздуха нет, но я вдруг вспоминаю, что мне он и не нужен.
И со всей вампирской дури бью Чеха в пах. Ногой. Потому что нечего было елозить бедной мной по стене.
Взвыв, он выпускает меня. И, оказавшись на полу, я хватаю фонарь, чтобы от всей души воткнуть его прямо в наглую волчью морду.