Обычно скрипучая, решётка даже не вякает, когда отец входит в камеру. Останавливается в шаге от двери, морщится оглядываясь. И, наконец, останавливает взгляд на нём.
— Ольга Щенкевич пропала.
И всё, что Марек может — прикрыть на мгновение глаза, ничем другим не выдавая, как по нему ударила эта пропажа. Ещё под утро проснувшись от странной пустоты где-то в районе солнечного сплетения, он потянулся к метке, но Оли на другом конце не оказалось.
И волк внутри выл всё время, требуя сделать хоть что-то, но даже оборот в этой камере был Мареку недоступен.
— Сбежала от твоей охраны?
Тяжело насмехаться, когда хочется рвать зубами всё и всех. От Яна, затянувшего кретинское расследование, — как будто так сложно найти убийцу братьев — до отца, который всеми силами обещал оградить Олю от неприятностей.
Приходится поднять глаза, потому что отец молчит, и молчание это нехорошее. Такое, от которого за километр тащит предательством.
— Отец?
— Она убила Эрика! — хрипло рычит тот, кто на публике всегда оставался непоколебимым.
Рывок, шаг, удар.
Схватив за горло собственного отца, Марек давит взглядом и рукой, не сдерживая ярости.
— Оля. Ни. При. Чём.
— Твоей Оле не впервые прикидываться овечкой, — кривится отец, но не от хватки Марека. Он пусть не без труда, но всё же отводит его ладонь от своего горла. — Когда ты планировал рассказать мне об этом?
Он отталкивает Марека, и приходится тормозить, оставляя на полу заметные следы. Силу в Джерке Гавел хватит ещё не на один десяток лет.
— Никогда, — рычит Марек.
Грудь вздымается от тяжёлого дыхания, ярость, которую удавалось так долго сдерживать, норовит выплеснуться наружу. И размазать собственного отца по стене этой камеры.
— И её ты хотел сделать своей парой? — с презрением.
— С чего ты…
— Вот не надо этих представлений, — морщится отец, проходит вглубь и внимательно осматривает лежанку. — А то не видно было, к чему всё шло. — Резко разворачивается, сверлит взглядом. — Ты должен был рассказать мне всю правду о деле с Тадеашем. Сразу же, а не отделываться общими фразами о вселении в наследника и о том, что всё улажено.
— Какая разница, в кого вселялся долбанный вампир? — настаёт очередь Марека кривиться.
— Большая. — Отец оказывается вдруг перед его носом. Упирается пальцем в грудь. — Твоя Оля — последняя из княжеского вампирского рода. Она опасна, и больше всего своим здесь присутствием.
— Серьёзно в это веришь? Или, по-твоему, Бенеш насильник? — усмехается Марек. — Считаешь, он уложит Олю в постель силой только чтобы сделать наследника?
— Он в ответе за свой род, глупый ты мальчишка, — шипит отец. — И сделает всё, чтобы он не прервался. Или, думаешь, мы тут в игры играем?
— Ты сам продал за него Стасю, так что давай без двойных стандартов.
— Ребёнок от волчицы, пусть даже дочери главы, и от подлинной княгини — две кардинальные разницы. — Он отходит и отворачивается, закладывая руки за спину. — Бенеш удавится за такую возможность и никакое перемирие его не остановит.
Перемирие, может, и нет, а вот Оля очень даже.
— Ты поручишься, что это не она убила твоих братьев? — Отец резко разворачивается, сверля Марека взглядом. — Что она не вступила в сговор с Бенешем, чтобы ослабить нас, втереться к тебе в доверие и, встав на место Главы, уничтожить все кланы.
— Поручусь, — выпрямившись, Марек сверлит отца взглядом. — Своей жизнью, если хочешь.
И, недолго думая, собирается доказать слова делом, но…
— Щ-щенок! — Злой отец перехватывает руку за мгновение до того, как Марек подтверждает слова собственной кровью. — Что в этой девке такого, что ты бросаешься смертельными клятвами? У меня что, так много сыновей, чтобы ими разбрасываться из-за…
— Ещё раз назовёшь её так, и на одного Главу станет меньше.
Дёрнуть рукой освобождаясь. Отвернуться, пряча отчаяние, которое вернулось, стоило вспомнить клетку из сидерита и наполненные кровью ладони.* Она могла умереть там, самоотверженная девчонка, возомнившая себя спасительницей всего и всех. Но осталась в живых, и это для Марека стало самым большим и ценным подарком.
А теперь отец пытается убедить, что Оля изменила ему с вампирским князьком?
— Значит, так? — Отец зло прищуривается. — Тогда знай, что моя охрана видела Станислава Бенеша выходящим из вашей спальни сегодня около семи часов утра. Князь выглядел довольным жизнью и… несколько неаккуратным.
— Ты врёшь, — тряся головой.
Этого просто не может быть.
— Позвать дежурных? — усмехается отец. — Или хватит того, что она сама пустила его этой ночью?
— Во сколько… — голос срывается и приходится откашляться. — Во сколько это было?
— Около половины пятого утра.
А без десяти пять метку словно отсекло вместе с половиной его души.
И в теории такую связь, как у них, разорвать уже невозможно, но на практике… на практике у них с самого начала всё шло кувырком.
Марек закрывает глаза, чтобы открыть их уже светящимися истинно волчьей желтизной.
— Отпусти, — хрипло, — и я найду обоих.