— Так зачем ты пришёл? — Устало вздохнув, я возвращаюсь в постель.
Одеяло так и притягивает взгляд, и я надеюсь, что Бенеш не настроен на долгие разговоры. Иначе я усну прямо посреди них.
— Станислава у тебя была.
Такая радостная новость, что я должна кинуться ему в объятия? Судя по виду князя, так и есть.
— Представь, я в курсе, — фыркаю, а сразу после зеваю во всю ширину рта.
— И ты не убивала Эрика.
— Потрясающе информативно.
— Тебя отравили, — поднимает он бровь.
— А ты — вампир, — копирую его выражение лица. — Продолжим обмениваться очевидными фактами?
— Я знаю чем.
И вот здесь Бенешу достаётся всё моё внимание.
— Это не яд в привычном смысле. — Он подходит, садится на край кровати. — Название ничего тебе не скажет, но действие у него сродни опиуму. Возбуждение, веселье, потом спад и сонливость.
— Сонливость? — подаюсь я вперёд прищуриваясь. — Этот недоопиум вырубил меня в собственной гостиной. А сонливость — это слегка другое. И с каких пор на вампиров действуют вещества такого плана?
— Всё действует, если рассчитать правильный день и время для сбора ингредиентов. — Князь легко пожимает плечами, но смотрит при этом не на меня, а на край коротких шорт.
Слишком коротких, учитывая, что я сижу, скрестив ноги по-турецки.
— И много таких дней в году? — интересуюсь с намёком.
— Один, — оторвавшись от моих ног, Бенеш поднимает взгляд. — Иначе нас давно бы всех потравили.
— И когда этот славный день?
Больше всего в нём раздражает именно это — необходимость вытягивать каждый ответ. И понятно, что тысячелетний князь в этой жизни вряд ли куда-то торопится, но бесит.
— В феврале, день каждый год разный.
И что получается? А получается, что готовилась принцесска сильно заранее.
Вряд ли у неё в подвале заготовлены запасы вампирских зелий. И сомневаюсь, что она поручила бы такое деликатное дело кому-то ещё. С другой стороны, трупы она не считает, так что ничего не мешало ей убрать изготовителя и по совместительству нежеланного свидетеля после выполненной работы.
Вздох.
— Я рада, конечно, узнать, чем именно меня отравили. Но это могло подождать и до завтра.
— Могло, но мне показалось, что ты устала.
Странное заявление, нелогичное от слова совсем.
— А ты хотел сделать массаж? — фыркнув. — Только не сегодня. Сил на то, чтобы отбиваться от вампира, который притворяется другом, но при этом прилично недоговаривает, нет никаких. Может, завтра?
— Несложно догадаться, кто стоит за смутой в кланах оборотней, — правильно понимает намёк Бенеш.
— Вот только вместо того, чтобы поделиться догадками, как обычно делают друзья, ты выставил меня идиоткой перед Чехом!
Даже желание спать пропадает, стоит вспомнить наше знакомство с Виктором.
— Мы с тобой не друзья, — склоняет голову князь, открыто меня рассматривая. Как будто девушек в пижаме ни разу не видел. — И никогда ими не были.
— Тогда я не понимаю, — понизив голос, я перетекаю на колени, оказываясь вплотную к Бенешу, — что не друг делает в моей спальне и в моей постели.
Метка обжигает предупреждением, но у меня даже мысли около постельной в отношении князя нет. Так, одна провокация. И мы оба прекрасно это осознаём.
— Помогает, — хмыкнув, отстраняется князь не разочаровывая. Он поднимается и достаёт из кармана плоскую флягу.
— Только не кровь, — с мученическим стоном я откидываюсь на подушки. — Сколько можно мне её таскать. Не хочу я её, не-хо-чу.
— Это не кровь, всего лишь укрепляющий отвар. Чтобы лучше спать. — Откинув крышку, Бенеш протягивает мне фляжку. — Не доверяешь? — поднимает бровь, когда я не двигаюсь.
— А должна?
Но хуже вряд ли уже будет, поэтому я беру фляжку и принюхиваюсь. Пахнет травами и вишней. Бросаю ещё один взгляд на бесстрастного князя, а потом выпиваю почти половину. Действительно, травы — я узнаю почти все. И вишня, но не сок, крепче. Что-то похожее на вино, но не оно.
— Тоже собрано в особый день? — киваю я на фляжку и возвращаю тару хозяину.
— Вроде того.
Бенеш убирает фляжку и просто смотрит. Улыбается. С интересом ждёт реакции.
А выпитый отвар вдруг обжигающим теплом прокатывается по всему телу. Придаёт лёгкость, стирает тревоги, добавляет смелости.
Метка пропадает. Все эти дни я не замечала её присутствия, а сейчас раз, и в голове и сердце становится вдруг пусто.
— И что в нём было?
Сознание ещё моё, реакции — нет.
Нехорошие реакции, мало похожие на то, что подмешала мне Стася. Потому что все мои мысли принимают опасный оттенок. И хотелось бы сказать, что плотоядный взгляд на князя принадлежит не мне, но увы. А его ответный, пристальный и хищный только разжигает непонятное нечто внутри меня.
И хуже всего, что подушечки пальцев начинают зудеть от желания коснуться доступного и подлого вампирюги.
Из рук которого я теперь не приму даже живую воду. Лучше смерть.
— Сейчас и узнаем.
Сволочь.
Почему? А кто его знает. Не потому ведь, что всё это время спасал, поддерживал и заботился. Не потому, что готов защитить от целого мира. Не потому, что готов этот мир сжечь дотла. И всё ради маленькой и скромной меня.
Потрясающее чувство.
Вдохновляющее на подвиги.
И на то, чтобы одним слитным движением его оседлать. Качнуться от неудобной позы. Ощутить горячие ладони, поддерживающие под спину.
Интересно, почему горячие, если вампиры немножко трупы?
Весело фыркнув от дурацкой мысли, я устраиваюсь удобнее.
— Зачем ты это сделал?
— Что сделал?
Поддерживать больше не надо, и его ладони скользят по моим ногам. Ложатся на бёдра. Прижимают ближе, не оставляя между нами пространства.
— Неважно.
Потому что действительно всё равно. Мне наконец-то легко и спокойно. А безграничное, невероятное всевластие только усиливает удовольствие.
— Неважно, — эхом отзывается князь, почти касаясь моих губ своими.
Рвано вздыхает. Но эта медлительность раздражает, и я резко подаюсь вперёд, утягивая его в чувственный, требовательный и такой желанный поцелуй.
Я просыпаюсь мгновенно. Просто открываю глаза и не понимаю, почему внутри поселилось странное чувство неправильности. Словно я сделала что-то, что не стоило делать. Но адская боль в голове отвлекает от копания в себе.
Едва разлепив чувствительные губы, я с протяжным стоном сажусь в постели. Виски ломит, взгляд не фокусируется, а чужое сердцебиение отдаёт набатом в голове.
Но стоит подумать об этом, и стук замолкает.
Поздно.
Я поднимаю взгляд и встречаюсь с князем. С расслабленно сидящим князем в кресле, которое он сам подтащил к кровати, потому что раньше мебели здесь не было.
— Как ты?
— Не знаю, — обречённо запустив пальцы в волосы. — Что со мной опять было?
— Не помнишь? — Бенеш поднимается, подходит ближе.
Я чувствую его взгляд. Вижу и небрежно застёгнутую рубашку, и в целом взъерошенный вид. Успеваю удивиться, потому что обычно он куда более аккуратен.
И принимаю из его рук бокал с водой.
Чтобы получить вышибающий воздух удар в грудь, с которым всё вдруг встаёт на свои места.
— Ты! — Вот только пока я могу лишь шипеть.
Реакции заторможены, каждое движение отдаётся ноющей болью. Зато мозг функционирует исправно, подкидываю одну за другой похабные картинки. Увы, со мной и Бенешем в главных ролях.
— Только дай мне встать, — угрожаю, откидываясь на подушки.
Хочу бросить бокал ему в лицо, но князь мягко перехватывает мою ладонь и заставляет-таки сделать несколько глотков.
Стыд, отвращение и страх. Страх оттого, что будет, когда об этом узнает Марек.
И плевать, что Бенеш что-то мне подмешал. Не оправдание. Как и то, что я раз за разом допускаю его слишком близко. Мало того, доверяю, что вообще за гранью разумного.
Так же, как и то, что не будь Мара…
— Станешь моей княгиней?
От такого вопроса, у меня даже головная боль отступает.
— Только чтобы убить, а потом развалить всю вашу шайку.
А вот злости нет. На него нет — на себя её навалом.
— Оль…
— Просто уйди, — пряча лицо в ладонях. — Я обязательно придумаю, как тебе отомстить, но попозже. Когда перестанет тошнить от самой себя.
— Прекрати. — Бенеш выглядит слишком мрачным для того, кто добился своего. — Ничего не было.
— То есть ты не травил меня, чтобы соблазнить? — Нервный смешок. — Я всё помню, князь, так что утешающие речи оставь при себе.
— Совсем всё? — Он окидывает меня взглядом, усмехается.
А я проваливаюсь в новый приступ отвращения, заново окунаясь в воспоминания. И в последнем князь нависает надо мной уже без рубашки, я же тянусь к ремню на его брюках.
— За идиотку меня держишь? Я прекрасно знаю, чем заканчиваются такие вот фильмы, даже если не помню концовки. Поэтому будь добр, исчезни, пока у меня не подуспокоится желание тебя убить.
— Оля, — он качает головой.
И я не успеваю среагировать.
Бенеш обхватывает моё лицо ладонями, прикрывает глаза, и я проваливаюсь в виденную уже сцену. Но с другой стороны.
С разбега окунаюсь в восхищение, восторг и трепет, каких не ждёшь от тысячелетнего мужика. Замираю от каждого своего же стона, улыбки и прикосновения. И едва не умираю в самый последний и окончательный раз, только услышав едва различимое, на выдохе и тише шёпота, имя.
Слишком знакомое. Искренне ненавидимое. И не своё.
А дальше вместо логичного продолжения — лёгкий взмах рукой и я. Упавшая на подушки в состоянии глубоко и беспробудного сна.
Князь разрывает контакт, но я успеваю перехватить каплю того безграничного отчаяния, что такие, как мы просто неспособны прочувствовать. Не со своими жалкими двумя-тремя веками жизни.
Бенеш не смотрит на меня, я смотрю мимо его плеча. Сказать хочется многое и, одновременно, не говорить ничего.
Потому что я не дам ему надежды. Потому что он давно опоздал.
Потому что лучшее для нас сейчас — разбежаться в разные концы не страны — мира. И раз и навсегда забыть о существовании друг друга.
— Я бы не смогла, — тряхнув головой, и встречаясь с ним глазами. — Метка…
— Я видел. — И снова улыбка, невесёлая, но и без капли сожаления.
— Видел и всё равно… — договорить не получается.
Слова застревают в горле. И я признаю, что виновата. Перед ним, перед Маром — не стоило связываться с князем вообще. Лучше было умереть ещё тогда, на окровавленном полу ванной, но не доводить до такого.
— Ты в ответе за тех, кого приручила, — криво усмехается князь и встаёт. — Прости. — Я неверяще вскидываюсь. — Когда живёшь слишком долго, не веришь ни во что. Ни в жизнь, ни в смерть, ни в любовь. А, столкнувшись с ними лицом к лицу, не веришь, что ты не всесилен. Я поверил в жизнь, когда тебя оживил. В любовь тогда на крыше. Когда готов был свернуть шею не трём, трёмстам оборотням, что рискнут тебя тронуть. В смерть только что.
Он легко улыбается, обводит взглядом спальню, возвращается ко мне.
— Я знал, что на тебе его метка, но не попробовать было выше моих сил. Прости, что заставил тебя это пережить. Обещаю, это последняя выходка.
— Что значит последняя? — недоверчиво.
— Я больше тебя не побеспокою, обещаю. — Бенеш прикладывает руку к груди. Туда, где у обычных людей сердце. — Ни тебя, ни его. И никто не узнает о том, что ничего не было.
Оригинальная формулировка.
Но князю безразличны мои сомнения. Он ведёт ладонью снизу вверх и мятое становится отглаженным, не застёгнутое застёгнутым, а растрёпанное — идеальным. Идёт к двери, берётся за ручку.
— Это Стася, — вдруг поворачивается он с довольной улыбкой. — Они с Чехом убили Влада и Эрика. И убьют остальных братьев вместе с Главой, если ты их не остановишь.
— Ты знал! — ахаю я. — Знал, и никому ничего не сказал. Мне не сказал!
— Считай, что это месть за разбитое сердце, — насмешливо хмыкает Бенеш. — Ты умничка, справишься сама, но поторопись, пока не стало слишком поздно.
И на этой чертовски позитивной ноте выходит, оставляя меня сидеть с открытым ртом.