— Ты всё-таки рехнулся, — покачав головой, я хочу встать, но Мар удерживает за руку.
— Смотри, — он выпрямляется, продолжая удерживать мою ладонь. — Метка исчезала всё это время?
— Д-да, но откуда ты…
— Теперь не исчезнет, — обещает он. — Считай, что ты закрепила связь.
— Я?
То есть я теперь виновата?
— Не я прошёл сквозь решётку, — многозначительно напоминает он. — И накинулся на себя тоже не я.
— Я накинулась? — Меня слегка клинит. Это какую надо иметь наглость, чтобы заявлять, что я… Задохнувшись от возмущения, действительно собираюсь на него накинуться, но Мар тихо смеётся, глядя на меня.
И вдруг отпускает. И желание спорить, и все возмущения на свете.
— Ты против?
Пусть его взгляд смеётся, но я-то чувствую. И напряжение, и тревожность, и опаску.
— Я… — Очень хочется съязвить. Особенно, представляя выражение лица бабки Колмогоровой. Но не получается, зато получается улыбнуться в ответ. — Я…
Согласна? Так, вроде ничего не предлагали. Да и поздновато уже предлагать.
За? Отдаёт голосованием на коллективных сборищах.
Против? Сейчас же.
— Меня всё устраивает, — выкручиваюсь я и встаю.
— Я рад, — сдержанно отзывается Мар, но какая уж тут сдержанность.
— То есть теперь метка будет видна всем? — И снова вопрос о платьях и бикини, а не о том, о чём подумал он судя по взгляду и отголоскам чувств.
И не будь этих накатывающих волн чужих эмоций, я бы ещё поспорила насчёт нашей истинности. Но они были, и пока посвящать в это не хотелось даже Марека.
— Всем, кто знает, куда и как смотреть. — Так себе успокоительное, учитывая, что в «Волчьей Тени» куда и как смотреть знают почти все. — И нам.
— Нам. — Уже я прохожусь по уютной камере. Реально уютной, в отличие от того бедлама, что творится наверху. — Ты так и не сказал, как метка на мне появилась. И давай сразу обсудим, чем нам эта истинность грозит. — Слишком мрачный тон, но в нашем случае лучше выяснить всё как можно раньше. — Не хотелось бы в самый разгар поимки Чеха и принцессы… — я натыкаюсь на его взгляд. — Прости. В общем, не хотелось бы лишних сюрпризов.
— Не только на тебе.
Он одним движением стягивает футболку, и я замечаю то, что раньше как-то пропустилось. На правой груди, чуть пониже сердца, красуется татуировка. Оскаленная волчья пасть в круге из ломаных линий. И символы по окружности и внутри татуировки, больше похожие на иероглифы.
Приблизившись, я касаюсь чётких тёмных линий. Ногтем обвожу по контуру. С улыбкой наблюдаю, как смуглая кожа покрывается мурашками.
Интересная у них метка. И красивая.
— Если бы я знал, как появляются такие метки, не дал бы этому случиться. — Я вскидываюсь. — Оттягивал бы до последнего. — Мар костяшками касается моей щеки. — Чтобы хоть это у нас было по нормальному.
— Для этого надо быть нормальными, — фыркаю и трусь щекой о его руку. — А недовампиру с ясновидением в талантах и бастарду-оборотню, собирающемуся возглавить все кланы, это явно не грозит.
— Не грозит, — с усмешкой повторяет он.
— А что грозит? — Показательно подняв ладони, я отхожу, чтобы не соблазняться лишний раз.
Вздох. Надетая футболка. Мрачный взгляд.
— Если бы я знал. Последние лет пятьсот рассказы про истинные пары воспринимались именно сказками. Без примеров. Без фактов. Даже без опровержений. — Мар хмурится. — По идее, отец должен знать. Или должен понимать, где искать информацию, но… я бы не спешил озвучивать наш новый статус. Да, если смотреть целенаправленно, многие увидят метку. Но это если станут смотреть, — многозначительно поднимает он бровь.
— Тогда, надеюсь, балов больше не предвидится. — С таким количеством народа в жизни не узнаешь, кто и что на тебе увидел. — Одного хватило по самое не хочу.
— На остальные тебе ходить необязательно. — Он притягивает меня в объятие. Слишком напряжённое для почти супругов. Боже, это даже звучит дико. — Пообещай мне не трогать Стасю.
— Что?!
Уже стоя у самой решётки, я осознаю, что оттолкнула Мара так, что он с трудом сохранил равновесие. И что перенесла вес тела на одну ногу, пригнувшись и обнажив клыки. И что рычание исходит от меня, а не от того, кому оно положено по ипостаси.
И только встретившись взглядом с Мареком, выдыхаю, выпрямляюсь, но всё равно дико злюсь.
— Стася не убивала ни Влада, ни Эрика. — С бараньей упёртостью заявляет тот, кто больше других знает о крепости семейных уз у оборотней. — Она любила обоих. И она единственное, и последнее, что ещё связывало нашу семью. Я скорее поверю, что сам их загрыз, чем в то, что это она.
Да чёртов ты замок!
Отчаянно закусив губу, я молчу, ожидая продолжения.
— Стася вытягивала Влада из пристрастия к луннику, когда всем было плевать. Она продала подаренный отцом дом, чтобы только закрыть карточные долги Эрика. — А весёлая у них семейка. — Стася… — Мар встряхивается. — Она всё ещё девчонка, несмотря на возраст. Хрупкая, ранимая, даже если строит из себя стерву. Оль, пойми, она…
Пора прощаться. Вот сейчас точно пора.
Потому что о таком старшем брате мечтают все без исключения девочки. Чтобы пришёл, набил морду обидчикам, дал прореветься на плече и всё вот это.
Только я видела то, во что Мара придётся ткнуть носом. Причём ткнуть мне, потому что никто другой в этом замке не пойдёт против принцессы, даже если она перережет половину гостей.
А она перережет, раз начала. Потому что Стася давно не строит из себя стерву, она ей стала. И стала в худшем её проявлении — злой, холодной и властолюбивой. Ненавидящей братьев только за то, что им повезло родиться мальчиками. За то, что, в отличие от них, ей придётся выгрызать эту власть зубами.
Чем она и занимается последние пару суток.
— Ты обещаешь?
Нет. И даже притворяться не стану.
— А если я найду доказательства? — с прищуром склонив голову набок.
— Не найдёшь, — коротко мотнув головой.
Мужчины. Наивность у них в крови.
— Мар, — ожесточаясь. — Если. Найду.
— Тогда и будем решать. — Он не отпускает мой взгляд, и мне почти больно от нежелания врать. И невозможности сказать правду.
Потому что, как только я уверюсь в виновности принцессы, от смерти её будет отделять одно движение моей ладони.