Чародей

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Руха сидела, втиснувшись в тенистую расселину высоко в Шпилях Скимитара на востоке, наблюдая, как Анклав Шейдов медленно погружается в пурпурные воды Озера Теней. Как бы ни был он огромен и окутан черными тенями, анклав напоминал грозовую тучу, обрушивающуюся сверху, в комплекте с листами серебряных молний, освещающих неровные полосы туманного занавеса и таинственный, едва слышный рев, грохочущий из его скрытого сердца. Всадники везерабов спускались из города массами кружащихся крыльев, и орды тенеходов начали появляться из темных мест по всем близлежащим холмам. Это увеличивало вероятность того, что ей придется бежать, прежде чем она найдет своих друзей (и Малика), но Руха была рада видеть, что так много шадоваров спаслись живыми. Какими бы ужасными ни были бедствия, которые они обрушили на Фаэрун своими теневыми покровами, у нее не было жажды мести. Смерть целого города ничего не сделает, чтобы вернуть орды, которые уже погибли. Анклав, или, скорее, черное облако, окружавшее анклав, резко снизилось на пятьсот футов, отправив десятки везерабов кувырком по воздуху и приблизив город примерно к месту укрытия Рухи. Хотя было трудно что-либо разглядеть сквозь клубящуюся тьму, время от времени она мельком видела каменную скалу, проносящуюся мимо, или простор черной стены, резко падающей из тени только для того, чтобы внезапно изменить направление и исчезнуть обратно во мраке. Шейд шатался, поняла Руха, как будто кто-то изо всех сил пытался удержать его в воздухе. Она могла только догадываться, что это означало для ее друзей, но это было не хорошо. Конечно, не они пытались спасти город.

— Шторм? — Громко произнесла Руха. — Как ты? Я здесь. — Зная, что Плетение донесет до ушей Шторм не больше нескольких слов, Руха остановилась. Еще несколько раз скалистый утес появлялся из черного тумана и проносился мимо. С каждым разом каменная грань казалось все более туманной и расплывчатой, как будто она смотрела сквозь более плотный туман, или что-то еще плотнее. Несмотря на это, она быстро начала узнавать черты скалы и поняла, что город больше не опускается.

Кто-то спасал его.

— Шторм? — Снова позвала Руха. — Хелбен? Вы там?

Когда ответа не последовало, она позвала Лаэраль, затем Аластриэль и, наконец, получила ответ.

— Битва прошла плохо, и я тоже не могу связаться с ними. — Даже придя к Рухе через Плетение, голос Аластриэль звучал слабо и полным боли. — Я была ранена и вынуждена уйти. Шейд все еще ...?

— Он перестал опускаться. — Руха ответила, используя заклинание Аластриэль. — Что это значит, я не знаю.

— Дав тоже была ранена, — сообщила Аластриэль. — Я не решаюсь спросить, но…

— Я узнаю все, что смогу, — предложила Руха. Грохот рушащегося здания, или, возможно, нескольких из них, прозвучал где-то внутри анклава, затем огромный каскад обломков вывалился из облака и выплеснулся в Озеро Теней.

— Ситуация здесь нестабильная, — послала Руха, — возможно, ты не сможешь слышать меня какое-то время.

— Спасибо, — сказала Аластриэль. — Будь осторожна. Мы с Дав вернемся, как только поправимся настолько, чтобы помочь.

Руха смотрела, пока щебень не перестал плескаться в озеро, затем она капнула немного слюны на руку. Она не использовала свою магию из страха предупредить патруль шадоваров о своем присутствии, но просьба Аластриэль сделала этот страх неуместным. Сияющая Леди никогда бы не обратилась за помощью, если бы не боялась, что план Галаэрона пошел наперекосяк. Руха сделала cтирающее движение в воздухе перед собой, в то же время используя элементальную магию, излюбленную ведьмами пустыни, чтобы наложить заклинание ясного видения.

Туман теней становился прозрачным, пока она смотрела прямо перед собой. Впервые она увидела Шейд без маскировки. Город величественных дворцов и великолепных зданий, который казался таким захватывающим дух, исчез. На его месте висела беспорядочная гора разваливающихся жилых домов и обветшалых особняков, рушащихся один за другим, когда анклав шатался, как верблюд на палубе корабля, брошенного штормом. Даже опрокинутая вершина, на которой он покоился, была слоистым распадающимся сланцем вместо твердого гранита. По склону горы стекала потрясающая нить серебристой жидкости, не столько падая в озеро, сколько протягиваясь вниз по поверхности. Коснулась ли она дна на самом деле или продолжалась сквозь него вниз, в самое сердце Фаэруна, сказать было невозможно, но Руха знала, по тому, как нить оставалась натянутой сверху вниз, что это не падающая вода. Она проследила за ее сияющей линией до источника и обнаружила, что он исходит из расщелины в красном валуне в форме сердца, застрявшем в горизонтальной расщелине примерно на полпути вверх по горе. Под валуном раскачивалась, прикрепленная к нему каким-то способом, не видимым на таком расстоянии, маленькая пухлая фигура с парой крошечных шишек, поднимающихся из макушки его головы. Рухе не требовалось больше магии, чтобы распознать то, что она видела. Она узнала пару рогов Малика, когда увидела их.

Черная удача Малика заключалась в том, что шадовары были худшими кузнецами на этом или любом другом плане бытия. Он висел, упершись ногами в нижнюю кромку освещенной щели, пытаясь вытащить Камень Карсы, который был на целую голову выше его роста, через отверстие, которое доставало ему только до подбородка. Одно из звеньев цепи его наручников открылось. Разрыв был не велик, но, учитывая его вес и жалкое состояние металла, даже это было показателем плачевного состояния металлообработки шадоваров.

— Цирик! — В отчаянии позвал он.

Он продолжал тянуть, но внимательно следил за связью.

— Единый!

Расселина устремилась вверх, когда город снова начал сильно трястись. Наверное, в сотый раз Малик обнаружил, что падает в противоположный угол. Он не мог думать ни о чем, кроме слабой цепи, о том, что с ним будет, если звено разорвется и он упадет в озеро внизу. Утонет – это самое меньшее. Как бы ему ни хотелось пить, это может быть даже приятно. Позже, однако, то, что произойдет с его духом, если он подведет Цирика и умрет ... он не мог даже думать об этом. Пустые наручники ударили его по голове, и цепь дернула его вверх ногами. Он врезался в верхнюю часть разлома и перевернулся перед вращающимся Камнем Карсы как раз вовремя, чтобы поймать поток сырой магии прямо в лицо. Он начал сильно кашлять, когда валун покатился ему на грудь. Ребра хрустнули, дыхание перешло в крик, и камень остановился. Прямо на нём. Малик ругался, пинался и пихался, но глыба не сдвинулась с места. Он был втиснут в потолок разлома, что означало, что он, каким-то образом, наконец, втащил его в отверстие. Он вытянул шею в сторону, и сквозь каскад серебристой магии, льющейся на его лицо, он увидел рваную зарубку на верхней части разлома. Малик начал верить, что ему действительно удастся украсть камень. То, что он, без сомнения, будет убит в процессе, было неприятным последствием, но на службе Цирику он перенес много вещей намного хуже. Боль была невероятной, и невозможно было дышать, но Малик давным-давно научился игнорировать мелкие неудобства, подобные этим. Он зацепился пятками за край отверстия и потянул. Камень Карсы немного проскользнул, и еще больший вес лег ему на грудь.

Возможно, это означало, что наверху будет больше места. Малик сильнее дернул ногами. Что-то хрустнуло у него в груди. Он потянул сильнее. Ничто не сдвинулось, но у него закружилась голова от нехватки воздуха. Таким образом, вспомнив, что камень лежит на нем, он увидел, что, если бы он только мог выбраться из-под него, у него было бы место, чтобы полностью упасть на бок и выскользнуть в пустоту. Не имея никаких других способов освободиться, Малик выпрямил ноги и начал раскачивать их взад и вперед по расширяющейся дуге, пытаясь освободить сначала бедра, а затем и все остальное тело. Позади него рев и грохот кричащих шадоваров и падающих камней поднимались и затихали в такт диким колебаниям анклава. Камень Карсы начал давить сильнее, когда просвет оказался внизу. Зрение подвело Малика, и по краям темнеющего туннеля начали появляться звездочки. Поток забвения наполнил его уши, затем разлом достиг максимальной величины своего размаха, и камень наконец пошел вниз. Тяжесть почти исчезла. Малик опустил ноги в том направлении, в котором они двигались, и почувствовал, как его бедра выскользнули из-под валуна. Он перекатился на бок, сильно толкнул и освободился. Камень Карсы качнулся к нему.

— Чертов камень!

Малик оттолкнулся и, повернувшись на бедре, свернул с его траектории и вернулся в ткацкую. Камень Карсы осел на бок, качнулся вправо, качнулся влево и соскользнул с края.

Наручники полностью вытянули руку Малика, и он подумал, что его рука освободится от кандалов. Вместо этого он вылетел из разлома вслед за ним и обнаружил, что следует за Камнем Карсы вниз сквозь клубящееся облако всадников везерабов. Валун нанес скользящие удары двум животным и отправил их кувыркаясь и шипя прочь, а затем, наконец, поймал одного между крыльями. Удар замедлил их падение ровно настолько, чтобы в цепи, соединявшей Малика с камнем, образовалась небольшая слабина. Всадник проскользнул мимо, окровавленный и искореженный с одной стороны, а везераб, переломанный и визжащий с другой, затем пурпурные воды Озера Теней стали видны не более чем в тысяче футов внизу. Малик улыбнулся.

— Цирик! — Закричал он. — Услышь меня сейчас, Цирик, Единый…

Когда он выкрикнул последнее слово, из его рта не вырвалось ни звука. Озеро продолжало приближаться, хотя из-за свирепого ветра, наполнявшего его глаза слезами, его было почти невозможно увидеть. Он попробовал еще раз и остался нем, как черепаха. Он проклял Шар, думая, что она всего лишь пытается защитить свою добычу, затем заметил темную фигуру, которая тянулась, чтобы схватить его. Думая, что это всего лишь бдительный лорд шадоваров, Малик потянулся за украденным кинжалом, и мгновенно оказался в паутине липких магических нитей. В паутине магии Плетения.

Малик перестал падать и завыл скорее от разочарования, чем от боли, когда Камень Карсы натянул цепь наручников, снова, и выдернул его плечо из сустава. Он думал, что ужасное напряжение оторвет ему руку. Вместо этого валун перестал падать, и он обнаружил, что смотрит в небольшую щель вниз по цепи наручников к открытому звену. Щель была шириной с лезвие кинжала и росла перед единственным глазом, который мог ее видеть. Малик попытался разглядеть, кто его схватил, но волшебная паутина слишком крепко держала его голову, чтобы повернуться. Вряд ли это имело значение. Он знал, даже не глядя, кто это был. У нее был дар приходить, когда он больше всего нуждался в том, чтобы она была где-то в другом месте. Они развернулись и направились через озеро к Горам Скимитара.

— Где твои манеры, Малик? — Позвала Руха. — Разве ты не поблагодаришь меня за то, что я спасла тебе жизнь?

Разрыв в цепи продолжал расти, и в своей ярости он едва заметил, что Руха развеяла магию, которая заставила его молчать ранее.

— Назойливая ведьма-арфистка! — Воскликнул Малик. — Разве ты не видишь, что я лишаю шадоваров их величайшей силы?

И отдаёшь её Цирику, я уверена, — парировала Руха, избавляя его от необходимости добавлять это самому. — Я думаю, что остальным из нас будет лучше, если Камень Карсы окажется в руках Избранных, а ты предстанешь перед судом Арфистов.

— С таким же успехом вы можете убить меня здесь!

Поняв, что он снова может говорить, Малик снова попытался сказать:

— Цирик…

И снова слова начали беззвучно слетать с его губ. Они вышли из тени города, но Малик видел, что цепь не выдержит их путешествия до берега. Открытое звено распрямлялась у него на глазах. Он попытался позвать, надеясь, что, если он сможет предупредить Руху, она, по крайней мере, сохранит камень, пока он не сможет украсть его позже, но единственное, что сорвалось с его губ, было его тихое, мучительное дыхание.

Звено потеряло свою последнюю часть кривой, и Камень Карсы резко упал. Малик и Руха взмыли ввысь, но ровно настолько, чтобы Руха успела восстановить контроль и начать спускаться вслед за падающим камнем.

— Ах ты, кусачая собака! — Бушевала Руха. — Что ты наделал?

Даже если бы он мог говорить, Малик не стал бы защищаться. Он был слишком занят, пытаясь понять место, где камень войдет в воду и запомнить его. Но следуя за ведьмой это было невозможно, она то и дело ныряла, заставляя нырять и его. Он видел лишь вспышки темной воды и потоки улетающих везерабов.

— Дыхание Ко́за! — Выругалась Руха.

Она резко и внезапно остановилась. Когда Малик раскачивался под ней, перед ним не было ничего, кроме воды. Гигантский смерч поднимался навстречу Камню Карсы, семь водянистых пальцев протянулись, чтобы оплести его. Возможно, Единый все-таки услышал. Так молился Малик.

Серебристые пальцы сомкнулись вокруг валуна и потянули его вниз, в Озеро Теней, оставив после себя огромный черный водоворот. Малик молился, чтобы именно рука Цирика взяла корону Теневого Плетения и чтобы, следовательно, он не остался томиться вечно в аду недовольства своего бога. Но этому не суждено было случиться. Когда камень исчез в темных глубинах озера, в центре водоворота появился сверкающий фиолетовый глаз и подмигнул ему.

Малик знал, что лучше не надеяться, что глаз принадлежит Цирику. Единый никогда не посылал ему знаков, кроме тех случаев, когда был зол.

Голова кружилась от пережитого, Галаэрон подошел, сжимая руку Валы, другая его рука обвилась вокруг колена Ариса, его глаза болели от яркого солнца. Треск, удары и приглушенный рев грохотали с неба, в то время как вдалеке беспорядочный шум гулких брызг катился по широкому пространству воды. Там были неприятности, и до Галаэрона медленно дошло, что он и его спутники были причиной. Арис застонал, споткнулся и упал вперед, на колено, просыпав охапку окровавленных людей, пока не уперся рукой и не остановил падение.

Одного взгляда на черную бороду было достаточно, чтобы Галаэрон вспомнил, где он, и как здесь оказался. Вместо того, чтобы проверить раненых Избранных, он оглянулся и был разочарован, увидев, что окутанный мраком город все еще парит на высоте тысячи футов, поглощенный клубящимися облаками везерабов и выпускающий непрерывный дождь мусора в озеро. Не было никаких явных признаков преследования, хотя любой, достаточно сильный, чтобы вернуть Галаэрона и троих Избранных, пришел бы тенью, а не воздухом. Изучая анклав, Галаэрон заметил тонкую черту тьмы, протянувшуюся между озером и городом. Она была у самого берега и такой слабой, что её почти не было видно, но в то же время прямой и непоколебимой. Пока он смотрел, нижний конец двигался к более глубокой воде, рассекая фиолетовые волны, не оставляя следа. Сам Шейд остался там, где был. Галаэрон провел несколько мгновений, наблюдая, пытаясь понять, что он видит. Везерабы кружили вокруг неё, и обломки отскакивали от неё, как от прочной веревки, но она была прозрачна, как бледная тень. Сквозь неё он мог видеть проходящих мимо шадоваров, падающие валуны и даже горы на дальнем берегу озера. Галаэрон, наконец, перестал гадать и, видя, что анклав не собирается опускаться ниже, он повернулся к своим спутникам. Лаэраль протягивала Арису его третью фляжку с целебным зельем, и раны, полученные Хелбеном и Шторм, уже закрывались. Хелбен протянул Галаэрону флакон и указал на раны на шее.

— Ты можешь позаботиться о них до нашего возвращения.

— Возвращения? — Спросил Арис. Фляжка, которую дала ему Лаэраль, выскользнула из его руки и разбилась о каменистую землю. Он, казалось, ничего не заметил. — В Шейд?

— Там находится мифаллар, — ответила Шторм. Она встала и проверила свою раненую ногу. Она чуть не прогнулась, но это не помешало Избранной одобрительно кивнуть. — Мне понадобится четверть часа, не больше.

В другой жизни Галаэрон, казалось бы, был бы впечатлен тем, как быстро исцеляются Избранные. Увидев то, что он видел, и зная, как быстро любой воин-шадовар, особенно принцы, может исцелить себя, он знал, что его товарищи прискорбно превосходят его.

— Но, — возразил Арис, — неужели этот серебряный огонь расплавил твои мозги? Мы не можем вернуться в Шейд без магии Галаэрона, и посмотри на него! — Казалось, не замечая двух теневых стрел, все еще торчащих в его плече, гигант махнул огромной рукой в направлении Галаэрона. — Ему и так будет ужасно трудно вернуться к нормальной жизни. Ты не можешь просить его использовать больше магии теней.

— Арис, нет никакой «нормальной», к которой можно было бы вернуться. Я уже говорил тебе об этом, — сказал Галаэрон, задаваясь вопросом, как он когда-нибудь заставит великана понять, что тень и свет – всего лишь иллюзии. Как только человек принял истину об этом, все стало светом ... и все стало тенью. — Раньше я не был таким уж хорошим, и моя тень не была такой уж плохой.

— Ты мог бы одурачить меня, — сказал Арис. — Или, может быть, ты забыл, что произошло в Сайяддаре?

— Конечно, нет, но это произошло из-за борьбы, а не из-за моей тени. Именно отказ уступить вызывает кризис.

— Это был кризис, который Теламонт пытался использовать, — предположила Лаэраль. — Он хотел заставить тебя бояться своей тени, чтобы ты продолжал бороться и оставался неуравновешенным, пока он не сможет взять контроль.

— В какой-то степени да, — согласился Галаэрон, — но борьба необходима. Вам нужно набраться сил. Тень очень сильна, и я думаю, что она сокрушит вас, если вы примете ее слишком рано.

— Я понимаю, лучше, чем ты можешь себе представить, — сказала Лаэраль. Она украдкой бросила взгляд на Хелбена, затем снова посмотрела на Галаэрона. — Как только ты будешь готов, принятие своей тени сделает тебя сильнее и лучше.

— Сильнее, да, но лучше? — Спросил Галаэрон. — Я не знаю. Сила побеждает слабость, поэтому сильные стороны в моей тени преодолели некоторые слабости в моем характере, а сильные стороны в моем характере преодолели большинство слабостей в моей тени. Так что я чувствую себя целым, но это вряд ли делает меня паладином. Мир – более темное место, чем я знал раньше, и я стал темнее, увидев это. Я не думаю, что это значит “лучше”.

На лицах всех троих Избранных появилось сочувственное выражение, и Хелбен сказал:

— Мы не можем знать, через что ты проходишь, Галаэрон, но будь уверен, что мы понимаем тебя. Бывают моменты, когда мы все хотим вернуться к ... э-э ... к тому, какими мы были раньше, но дверь открывается только в одну сторону.

— И даже если бы было возможно вернуться, я все равно использовал бы любую магию, необходимую, чтобы вернуть нас в город, — сказал Галаэрон. Как бы он ни был благодарен Избранным за понимание и дружеское отношение к нему, он также был убежден, что было глупо делать то, о чем они просили.

— Если мы вернемся сейчас, то не добьемся ничего, кроме собственной смерти. Принцы исцеляются так же быстро, как и Избранные, и их больше, чем нас. Вот почему мы должны нанести удар сейчас и быстро, — сказала Шторм. Ее глаза были прикованы к Галаэрону, фиксируя его на месте, как змею, зажатую когтем орла. — Это твой план. Доведешь ли ты его до конца или нет?

— Нет, если это означает потерю трех Избранных Мистры, — сказал Галаэрон. — Хоть вы и бессильны, но вы – единственная надежда Фаэруна, и я не стану этого делать.

— Бессильны? — Проворчал Хелбен. Он шагнул ближе, все следы его прежнего дружелюбия исчезли. Он поднял свой знаменитый черный посох, как будто собирался ударить им Галаэрона по лбу. — Я научу тебя бессилию!

Галаэрон стоял непоколебимо, готовый принять любой удар, который волшебник пожелает нанести, если это заставит его и других Избранных прислушаться. Лаэраль избавила его от необходимости, схватив Хелбена за руку и оттащив на шаг назад.

— Он прав, любовь моя. Теламонт не преминет заметить нашу беспомощность, как только мифаллар будет взломан.

— Тем больше причин нанести удар сейчас, — взгляд Хелбена скользнул с Галаэрона на Лаэраль, — Прежде чем он ожидает нашего возвращения. Если мы настолько «бессильны», как утверждает эльф, неожиданность может быть нашим единственным шансом.

— А если мы потерпим неудачу, у нас не будет никаких шансов, — возразил Арис.

— Мы? — эхом отозвалась Шторм. — Сомневаюсь, что есть смысл и тебе рисковать жизнью, друг мой. Твой размер – не что иное, как помеха, и твоя сила принесет нам мало пользы.

— Мало пользы? — Прогремел Арис. — Разве ты не заметила, что именно я взломал мифаллар? Ты не вернешься без меня, я обещаю тебе это.

Хотя от внимания Галаэрона не ускользнуло, как плавно Шторм сменила тему на то, как они вернутся он остался глух к спору и посмотрел на Валу. Она оставалась вне спора, молчаливая и замкнутая, наблюдая за ним все время в тупой ваасанской манере. Ее зеленые глаза оставались такими же загадочными, как и изумруды, которые они напоминали.

Галаэрон отдал бы все, чтобы узнать, о чем она думает. Считала ли она его слабым за то, что он поддался своей тени? Или у нее, как и у него, было неправильное представление о том, что это была жертва, необходимая для спасения Фаэруна? Он считал само собой разумеющимся, что она ненавидит его за то, что он бросил ее Эсканору. После всего, что с ней случилось, а Теламонт много раз описывал ему это, пока он был пленником во Дворце Высочайшего, он не понимал, как она могла смотреть ему в лицо, не обнажая меча, но выбор был за ней. Она была той, кто причинил ему боль, чтобы спасти его, и, если ее план сработал, она должна была винить только себя.

Галаэрон понял, что увидел в глазах Валы: гнев. Она так много отдала, чтобы защитить его. Ей могло только показаться, что он бросил ей в лицо ее жертву, что он вернулся в Шейд, не думая о том, что она сделала, и стал тем, что она так отчаянно пыталась предотвратить. Она была права. Хотя он, конечно, надеялся освободить Валу, он пришел спасти Эвереску и Фаэрун. Иначе Избранные никогда бы не согласились помочь ему, и он понимал, насколько они были бы правы. Вала была всего лишь запоздалой мыслью, от которой даже Галаэрон отказался бы ради небольшого увеличения своих шансов на успех. Ничто из этого не изменило его любви к ней, или того, как он жалел, что не поговорил с ней об этом, когда еще был шанс, что она выслушает. Галаэрон почувствовал тяжелое молчание и понял, что остальные смотрят на него. Не сводя глаз с Валы, он сказал:

— Ты знаешь шадоваров лучше, чем кто-либо здесь. Что ты хочешь сделать?

— Чего я хочу, так это покончить со всем этим и вернуться домой, — взгляд Валы наконец оторвался от Галаэрона. Она повернулась к Хелбену и сказала:

— То, что я думаю…

Вала вытащила свой темный меч и развернулась в направлении Галаэрона, ее рука потянулась назад, чтобы бросить. Пораженный тем, насколько сильно он недооценил ее гнев, Галаэрон открыл себя Теневому Плетению. Он взмахнул рукой перед своим телом и прошипел тонкое заклинание шадоваров, и между ним и Валой возник темный диск защиты. Вала опустила взгляд и нахмурилась, и только тогда Галаэрон понял, что она смотрела мимо его плеча. Хелбен воспользовался этим, чтобы проскользнуть к ней и схватить ее за локоть.

— Не нужно, моя дорогая, — сказал он. — Это Руха.

Вала, прищурившись, посмотрела в небо над Галаэроном и сказала:

— Ей действительно стоит надеть какой-нибудь другой цвет.

Галаэрон обернулся и увидел фигуру Рухи в черном плаще, несущуюся с неба, ее аба и вуаль дико развевались на ветру, а знакомая фигура свисала с цепи наручников, прикрепленной к ее запястью.

— Ага! — Прогремел Арис, крича в сторону Малика. — Посмотрим, как тебе понравится жизнь в оковах!

Руха облетела их один раз, теряя высоту, затем позволила Малику упасть и протащила его полдюжины шагов по каменистой земле, прежде чем сама мягко приземлилась. Она поклонилась Шторм и, прижав ногой шею Малика к земле, коснулась пальцами лба.

— Приятно встретиться, друзья мои. Вы разговаривали со своими сестрами?

Шторм бросила быстрый взгляд в сторону другого Избранного, а затем сказала:

— Нет, после нашего поражения в Шейде.

Думая, что никто не обращает на него внимания, Малик протянул свободную руку, чтобы достать камень. Он нашел три метательных кинжала, Галаэрона, Валы и Рухи, воткнутых в землю вокруг его запястья, и быстро убрал руку.

Руха продолжала разговор без паузы.

— Я рада сообщить, что они обе выжили. Когда они не смогли связаться с тобой обычными способами, Аластриэль забеспокоилась и попросила меня всё выяснить.

— Как скоро они будут готовы снова напасть на мифаллар? — Спросил Хелбен. Повернувшись к Галаэрону, он добавил:

— Они бы сильно изменили ситуацию, особенно если мы готовы рискнуть серебряным огнем.

— Драться? В логове теневой блудницы? — Воскликнул Малик. — Я отрежу себе запястье, прежде чем позволю тебе затащить меня туда!

— Пока что твое запястье в порядке.

Галаэрон встретился взглядом с Хелбеном и сказал:

— Нет смысла сражаться на их земле. Лучше атаковать теневые покровы напрямую и выманить их, как это делали фаэриммы. Для тебя это вряд ли имеет значение, Малик, — сказала Руха. Она подняла его на ноги, отдернув его руку от кинжала Валы, как раз в тот момент, когда его пальцы коснулись рукояти. — Если я здесь не нужна, я прошу разрешения вернуть Малика судье Сумеречного Зала, пока он все еще прикован к моей руке.

Все трое Избранных склонили головы с выражением, которое говорило о том, что они были бы так же счастливы сами решить этот вопрос и покончить с ним на месте. Шторм сказал:

— Отличный план, и я думаю, что здесь осталось достаточно магии, чтобы мы могли видеть, как вы благополучно продвигаетесь по своему пути.

— В Сумеречный Зал? — Страх Малика был очевиден по тому, как надломился его голос. — Меня убьют!

— Только после того, как тебя признают виновным в нескольких твоих преступлениях, — ответил Хелбен. — И я бы использовал слово «казнен».

— Казнен или убит – все равно! — Малик бросил жалобный взгляд в сторону Ариса и сказал: — Ты будешь просто сидеть и позволять им делать это с тем, кто столько раз спасал тебе жизнь?

— Я буду рад описать, как ты спас меня, — сказал он, — а также как ты поработил меня, чтобы использовать мои навыки скульптуры и резьбы для развития твоей церкви!

Впервые на круглом лице Малика появилось выражение отчаяния. Он, казалось, обдумывал свои варианты на мгновение, затем повернулся к Хелбену с диким взглядом.

— Я могу рассказать вам, как уничтожить Теламонта Тантула одним ударом! Он молчал всего мгновение, прежде чем его рот начал дергаться, и из него вырвалось еще больше слов. — Конечно, есть все шансы, что ты уничтожишь весь Шейд и половину Анаврока вместе с ним.…

Даже такой ужасной перспективы было недостаточно, чтобы удержать Хелбена от поднятия брови.

— Ты же знаешь, я никогда не могу лгать, — напомнил ему Малик.

— Мы слушаем, — сказала Лаэраль.

Выпученные глаза Малика, казалось, сосредоточились на кончике ботинка Рухи, пока он планировал, что скажет дальше. Учитывая то, что он уже рассказал им о ловушках, Галаэрон не мог поверить, что Избранные даже заинтересовались этим предложением. Наконец, Малик оглянулся на Хелбена и сказал:

— Какая мне польза от спасения мира, если я умру до того, как увидеть его?

Руха опустила колено ему на спину и подняла его голову за его собственные рога, а затем обернула цепь, соединяющую их кандалы, вокруг его шеи.

— Почему ты думаешь, что я когда-нибудь позволю тебе сказать им что-то, что уничтожит Анаврок? — Спросила Руха. — Я предпочла бы видеть тебя мертвым и сама предстать перед судьями Сумеречного Зала!

Она затягивала цепь, пока он не начал задыхаться.

— Руха! — крикнул Хелбен. Он, казалось, был так же удивлен поведением ведьмы, как и Галаэрон. — Пусть говорит.

— Никогда! — ответила она, дергая, пока глаза Малика не начали выпучиваться. — Если хочешь знать…

Восклицание Рухи резко оборвалось, когда Шторм стащила ее со спины Малика.

— Арфистская ведьма! — Прохрипел Малик. — Я должен сказать просто им назло!

И снова его лицо исказилось в противоречивой маске, и он добавил:

— Тем более, после того, что произошло в Долине Теней, я знаю, что ни один Избранный никогда не будет настолько глуп, чтобы бросить стрелу серебряного огня в существо чистой сущности тени.

Галаэрон не понял, что угроза Рухи была уловкой, пока не увидел, как она обменялась поздравительными взглядами с каждым из Избранных.

— Не очень-то полезно, Малик, — сказала Лаэраль.

— Вообще-то, мы уже пробовали серебряный огонь, — добавила Шторм. Она не стала объяснять, что нападение было всего лишь уловкой, рассчитанной на то, чтобы выиграть время для Валы.

— Теламонт заблокировал его защитным заклинанием. Хотя это вряд ли имеет значение, — добавил Хелбен. — В любом случае, я больше не имею большого влияния на Арфистов.

— Арфисты? — Взвизгнул Малик. — Я говорю о Рухе!

— В обмен на раскрытие того, что Теламонт Тантул – чистое вещество тени? — Галаэрон усмехнулся. Он начинал понимать, в какую игру играют Избранные. — Тебе придется придумать что-нибудь получше, если ты хочешь, чтобы я освободил тебя.

— Нет смысла слушать его, Малик, — предупредила Руха. — Этого никогда не случится.

Гнев в глазах Рухи был убедительным, и Галаэрону пришло в голову, что остальные могут не понять, что он присоединился к их игре.

— Возможно, нет, пока ты жива, — сказал Галаэрон, сохраняя ровный тон. Он опустил руку на рукоять меча. — Для меня это не имеет значения.

Глаза Малика загорелись, как пара факелов.

— Убить ее? — Спросил Малик. Он на мгновение задумался над ситуацией, затем засомневался. — Ты слишком труслив. Ты бы никогда так не поступил.

Чтобы спасти Эвереску? — ответил Галаэрон. — Как ты думаешь, чего бы я не сделал?

От внимания Галаэрона не ускользнуло, что Хелбен, Вала и все остальные медленно двигались в его направлении, как и от внимания Малика. Он обдумал это предложение лишь на мгновение.

— Ты уже победил! — Выпалил Малик. Нет необходимости уничтожать мифаллар или даже убивать Теламонта. Он бы остановился на этом, если бы не проклятие Мистры. — Они не могут создать свои теневые покровы без магии Камня Карсы, а Камня Карсы больше нет!

— Что? — Это сказала Вала, которая, наконец, начала проявлять интерес к дискуссии. — Как нет?

— Он в озере, — объяснила Руха. — Камень был прикован к другому запястью Малика и цепь оборвалась. Водяной смерч потянулся, чтобы взять его.

— Это была рука Шар, — мрачно объяснил Малик. — Она все время контролировала Теневое Плетение.

Этого было достаточно, чтобы Галаэрон выхватил меч и прижал лезвие к горлу Рухи. Шторм и Вала выхватили свои клинки и шагнули вперед, чтобы защитить ведьму, и Галаэрону было неясно, предупреждают ли они его или просто поддерживают его поступок. На самом деле он уже не был уверен, что делает. Изо всех сил стараясь казаться обеспокоенным возможностью сразиться с двумя лучшими фехтовальщицами Фаэруна, Галаэрон держал свой клинок прижатым к горлу Рухи.

— Прежде чем я освобожу тебя, — обратился он к Малику, — скажи мне, откуда ты все это знаешь.

Малик охотно рассказал, как, будучи прикованным к Камню Карсы в скрытом храме Шар, он пришел к пониманию, что это был символ ее контроля над Теневым Плетением. Затем он рассказал о том, как, когда город начал падать, камень затащил его в одну из ткацких комнат, и о том, как сильно он боролся, чтобы украсть камень для Цирика, чтобы однажды он мог править Теневым Плетением, и, возможно, самим Плетением, поскольку если и был бог, способный соединить их вместе, то это был Единый и Все. К тому времени, как Малик закончил, Галаэрон был не только уверен, что Серафим говорит правду, но и что он правильно истолковал все, что видел. Даже Хелбен, казалось, был убежден.

— Я готов допустить, что Шар поймала Камень Карсы, — сказал Хелбен, — и даже то, что камень является символом ее контроля над Теневым Плетением, но если шадовары нуждаются в нем, чтобы создать больше теневых покровов, я не вижу, что может помешать ей вернуть его.

— Ничего, — ответил Галаэрон. — За исключением того, что Шар – богиня нераскрытых тайн. После того, как принц Идер позволил Серафиму своего заклятого соперника не только обнаружить роль и местоположение Камня Карсы, но и так близко подойти к его краже, я уверен, что она найдет более безопасное место, чтобы спрятать его.

— И пусть шадовары пострадают за свои грехи — сказала Лаэраль.

— Согласен.

Это вызвало широкую улыбку у Малика, который посмотрел на Галаэрона и сказал:

— Я жду.

Я бы многое сделал, чтобы спасти Эвереску, — сказал Галаэрон. — И одно из этих дел – ложь.

— Ложь? — взвизгнул Малик. — Единый накажет тебя за это, хотя я, несомненно, буду тем, кто страдает вместо тебя! После того, как я столько раз спасал тебе жизнь, как ты можешь так поступать со мной?

— Потому что это необходимо.

Хотя Малик никогда не причинял вреда Галаэрону, и эльфу было больно предавать старого друга, он опустил меч. Он отступил назад, и с маленьким человеком, все еще швыряющим ругательства ему в спину, он повернулся к Шторм.

Похоже, наш план сработал для большей части Фаэруна, если не для Эверески, — сказал он. — Я благодарю вас за попытку.

— Мы благодарим тебя, — ответил Хелбен, хлопнув Галаэрона по плечу, — но мы еще не закончили. Разве я не слышал, как ты говорил Теламонту, что теперь у тебя есть полное представление о фаэриммах?

Галаэрон кивнул, не смея поверить, что Хелбен скажет то, что, как он надеялся, собирался сказать Хелбен.

— Ты это сделал. Хелбен оглянулся через плечо в сторону Озера Теней, где беспорядочный поток обломков, падающих из укрытого мраком анклава, наконец, уменьшился до моросящего дождя. Вместо того, чтобы бежать из города, большинство везерабов, казалось, пытались найти безопасный путь назад, и даже грохот рушащихся зданий становился все более прерывистым и приглушенным.

— Лаэраль, Шторм, что скажете? — Спросил он. — Мы достаточно навредили здесь?

— Недостаточно, — сказала Шторм, — но это все, что мы можем.

— Да, — согласилась Лаэраль. — Я думаю, нам самое время вернуться в Эвереску.

Она протянула руки, приглашая Галаэрона и остальных взяться за руки и немедленно вернуться в Шараэдим. Арис опустился на колени и протянул ей мизинец, но Вала даже не пошевелилась, чтобы присоединиться к кругу. Галаэрон был удивлен, и, возможно, почувствовал слабое облегчение, обнаружив, что в груди у него что-то сжалось. Если его сердце разрывалось, то печаль не могла быть слабостью, которую преодолела его тень. Он подошел и встал рядом с Валой.

— Я знаю, что многого прошу, — начал Галаэрон, — особенно после того, через что я заставил тебя пройти, поэтому я не буду. Если ты хочешь пойти с нами в Эвереску, мы будем более чем рады тебе и твоему мечу.

Вала проворчала что-то, что могло быть согласием, отказом или просто признанием вопроса, затем сказала:

— Ты смотрел, как Идер и Агларел выгнали меня из мифаллара?

Галаэрон кивнул. — И ты не пришел за мной?

Галаэрон покачал головой.

— Почему нет? Потому что я хотел уничтожить мифаллар, и я знал, что наши шансы будут лучше, если мы с Арисом останемся в укрытии, пока Теламонт не покажет все свои трюки. Галаэрон сглотнул, затем добавил:

— И потому что я знал, что ты можешь позаботиться о себе.

— Знал, Галаэрон? — Спросила Вала.

— Во всяком случае, надеялся. Вала приподняла верхнюю губу в нерешительной усмешке, затем пожала плечами и улыбнулась.

— По крайней мере, ты честен.

Она схватила его за руку, подошла к телепортационному кругу Лаэраль и сказала:

— Конечно, я иду. Неужели ты думаешь, что я осмелюсь вернуться в Ваасу без моих людей и наших темных мечей?