16 Флеймрула, Год Дикой магии
Даже если бы между Галаэроном и Рухой не было гигантского разрыва в караване, группа богатых горожан, устроивших прощальную вечеринку у городских ворот, практически объявила, что Арис из Тысячи Ликов покидает город. Арабельцы явились во всем своем великолепии, многие стояли в задрапированных шелком повозках рядом со своими последними приобретениями – шедеврами из гранита и мрамора, купленными накануне по бросовым ценам. Все глаза были прикованы к длинной веренице всадников и тягловых животных, идущих по улице, и как только зрители увидели необъяснимое пространство, по которому шел невидимый гигант, они подняли сверкающие бокалы шампанского в молчаливой дани уважения.
— Я бы сказал, что твоя идея сработала, Руха, — тихо сказал Галаэрон. — Если бы мы наняли глашатая, чтобы он всю ночь бродил по улицам, мы не смогли бы быстрее распространить нашу «тайну».
— Да, я всегда считала, что самый верный способ заявить о чем-то –сказать, что нужно хранить это в тайне, — сказала Руха. — Я только надеюсь, что Арису не было больно расставаться с таким количеством работ так дешево.
— Почему это должно причинять мне боль? — прошептал Арис. — Их владельцы будут наслаждаться этими вещами еще больше, и мне не придется носить с собой так много золота.
— Есть много арабельцев, которые были бы счастливы взвалить на себя это бремя за тебя, — сказал Галаэрон. — Судя по тому, как они копят эту дрянь, можно подумать, что они ее едят.
Когда передняя часть каравана достигла сторожки у ворот, хозяин каравана выскользнул из очереди, чтобы заплатить налог за ворота. Казначей чопорно выпрямился и сделал вид, что подсчитывает каждое тягловое животное, проходящее через ворота. Его стражники стояли по стойке смирно, их взгляды были прикованы к противоположной стороне арки, а алебарды были выставлены в полный рост. Хотя кормирские чиновники считались в целом честными, по крайней мере, по человеческим стандартам, они были не более склонны к постоянному усердию, чем другие люди, и Галаэрон понял, что доброжелатели Ариса были не единственными, кто спустился, чтобы проводить их. Когда подошла их очередь проходить под аркой и пересчитываться, Галаэрон заглянул в стрелковую петлю позади стражников и обнаружил знакомый каскад золотых волос, сияющих в глубине сторожки. Он склонил голову в знак благодарности. Волосы придвинулись ближе, и знакомое лицо принцессы Алусейр появилось с другой стороны петли. Ее глаза были красными и стеклянными, хотя невозможно было сказать, от слез или от усталости.
— Спасибо. — Галаэрон произнёс эти слова одними губами, не произнося их вслух. — Ваша доброта зажгла моё сердце.
Алусейр улыбнулась.
— И твоё мужество – моё. Она тоже произнесла эти слова беззвучно. — Сладкой воды и легкого смеха, мой друг.
— Живите хорошо.
Галаэрон не дал традиционного ответа «скоро вернусь», потому что они оба знали, что он не вернется в Кормир. — Пусть ваше королевство восторжествует, и ваш народ познает мир.
Галаэрон не был уверен, что Алусейр видела достаточно этого последнего желания, чтобы понять, потому что она исчезла за краем петли для стрел, когда караван продолжил движение вперед. Они прошли под шипами железной решетки и протопали по подъемному мосту к началу Главного Тракта. Как только они оказались за городскими стенами, небольшая армия нищих – фермеров и ремесленников, обездоленных разрушениями Войны с Гоблинами, вышла из палаток и ветхих хижин Города Нищих, чтобы просить милостыню. Арис сунул мешки с золотом Галаэрону и Рухе, которые пытались не привлекать внимания к щедрости своего друга, провозглашая:
— Вот тебе медяк, и крепко прижимая подарок к руке просителя каждый раз, когда они раздавали одну из золотых монет. стратегия оказалась еще менее эффективной, чем их «попытка» улизнуть из города незамеченными. Всякий раз, когда изумленные нищие, особенно дети, открывали руки и видели, что им дали, они не могли удержаться от восторженных криков. Вскоре Галаэрон и Руха были окружены движущейся толпой, многие из которых заметили гигантский разрыв между ними и догадались об истинной личности своего благодетеля. Они достигли небольшого моста, отделявшего поля построения от Города Нищих, и толпа попрошаек почти остановила продвижение каравана. Проклятия погонщиков позади Галаэрона и Рухи начали нарастать как по громкости, так и по ярости, но были заглушены непрерывным хором: «Благословение Ильматера Великану!» Или «Спасибо, здоровяк!». Именно в разгар этого безумия тонкая рука с двумя серебряными кольцами потянулась за монетой. На запястье над ладонью, почти скрытый из виду под манжетой пурпурного рукава, был надет серебряный браслет с изображением черепа и звезды – символа Цирика, Принца Лжи. Галаэрон пробежал взглядом по рукаву к отделанному серебром воротнику, где обнаружил, что смотрит в запавшие глаза женщины с впалыми щеками и вьющимися светлыми волосами.
— У меня было видение, — прошипела она. Та, кого ты любишь…
Галаэрон вложил ей в руку монету и сказал:
— Вот твой медяк. Возьми его и уходи.
Она уронила монету в пыль, едва не сбив лошадь Галаэрона, когда кучка нищих нырнула под ее копыта, чтобы забрать подношение.
— Послушай меня, эльф! — Ее рука схватила его за поводья и остановила его движение. — Ты должен вернуться в Шейд. Я видела Серафима во сне.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Галаэрон.
Он вытащил ботинок из стремени и поставил ногу в центр ее груди. — Этот караван направляется в Ириебор. Он начал отталкивать ее, и обнаружил, что кончик стилета скользнул под броню на его икре. Ощущение холодной стали, уколовшей его ногу, вызвало в Галаэроне темную ярость. Оставив полупустой мешок с золотом соскользнуть с седла и рассыпаться по земле, он потянулся через тело и схватился за рукоять меча.
— Шейд, — прошипела женщина. — Иди, или она умрет.
Сердце Галаэрона забилось, как боевой барабан Вишаана. Хотя ему отчаянно хотелось спросить женщину об ее видении, он придержал язык и наполовину вытащил меч из ножен. Даже если бы он думал, что может доверять Цирикистке, он никогда бы не рискнул своим планом, сказав ей, что Шейд был именно той целью, куда он намеревался пойти.
— Вы приняли меня за кого-то другого, мадам, — сказал Галаэрон. — А теперь отойдите, или потеряете голову.
Глаза женщины стали черными и в форме солнца, с длинными языками тьмы, извивающимися по краям.
— Верь.
Она вонзила свой стилет на четверть дюйма в его икру, и клинок Галаэрона со скрежетом вырвался из ножен почти по собственной воле. Женщина подняла подбородок и с жутким спокойствием ждала, когда он по дуге приблизится к ее ключице.
— Верь.
Атака Галаэрона внезапно прекратилась, когда его предплечье ударилось об огромную невидимую руку.
— Нет, — раздался сверху голос Ариса.
— Оставь ее в покое, друг, — крикнула Руха с другой стороны от Ариса. — Сумасшедших нельзя винить за их безумие.
— Как и посыльного за послание, — добавила женщина. Ее голос был хриплым и многоголосым, как будто одновременно говорили сто человек. — Иди.
Черные солнца исчезли из ее глаз. Оставив свой стилет висеть на икре Галаэрона, она отшатнулась и упала в толпу нищих, дерущихся из-за монет, которые он уронил. Хватка Ариса ослабла, и Галаэрон опустил клинок, его рука дрожала так сильно, что он едва мог вставить наконечник в ножны.
— Друг мой, в чем дело? — спросила Руха. — Почему ты так напуган?
— Скорее поражен, чем напуган, — сказал Галаэрон. Он наклонился и вытащил кинжал женщины из своей икры, затем показал окровавленный наконечник. — Сообщение от нашего друга-рогоносца. Он хочет нас видеть.
Темная бровь Рухи приподнялась, и Галаэрон бросил кинжал через нищих на пустое место в поле. Когда он повернулся, чтобы погнать лошадь вперед, то увидел, что это безнадежно. Дорога впереди была перекрыта по меньшей мере сотней нищих, все с протянутыми руками, восхваляя щедрость Ариса, а маленький мост был занят двумя дюжинами охранников каравана, возвращавшихся с полей построения. Как только они миновали мост, стражники начали кричать нищим, чтобы они расчистили дорогу, используя свои щиты и плечи своих больших боевых коней, чтобы привести в исполнение свои требования. Галаэрон изо всех сил старался сохранять терпение. Независимо от того, действительно ли сообщение пришло от Малика, оно только усилило его беспокойство за Валу. Его чувства к ней не были такими духовными, как любовь к Такари, которую он отрицал все эти годы на Южной Границе Пустыни, но только потому, что человек и эльф никогда не могли бы соединиться, как два эльфа. Тем не менее, Галаэрон любил Валу, если не так глубоко, как Такари, то, по крайней мере, так же сильно, и ему было мучительно оставаться в Арабеле, пока она служила Эсканору в качестве постельной рабыни. Не проходило и дня, чтобы он не мечтал вернуться и освободить ее. Если бы только она могла продержаться, пока он не попадет в плен. Когда стражники начали проявлять нетерпение по отношению к нищим и бить их плоскостями клинков, Арис нашел полезное решение и начал швырять пригоршни золота подальше от дороги. Потребовалось два броска, прежде чем нищие поняли, что происходит, и убежали, всё выкрикивая похвалы Арису и умоляя его бросить горсть в их сторону. Как только дорога была свободна, стражники быстро двинулись, чтобы обезопасить караван, с грохотом проносясь мимо с обеих сторон и выкрикивая приказы двигаться. Пятеро из них отделились и подошли к Галаэрону и Рухе, расположившись так, чтобы любые нищие, возвращающиеся за подачками, должны были сначала пройти через них. Самая крупная, женщина с грубым лицом в шлеме и пыльной боевой коже, подошла к Галаэрону и помахала им через мост. Голос охранника был таким же знакомым, как и язвительным.
— Молодец, эльф. Я сомневаюсь, что в лиге отсюда найдется глухой мужчина или слепая женщина, которые не знают, что ты ускользаешь из Арабеля.
Галаэрон присмотрелся повнимательнее. Изможденные черты говорящей смягчились, превратившись в черты Шторм Серебряной Руки, волосы, выбившиеся из-под шлема, стали серебряными и шелковистыми, тонкогубый рот стал полным и красивым.
— Это не входило в план. — Опасаясь выдать личность своих охранников, Галаэрон старался избегать почетного обращения, которое обычно оказывал Избранным. — Благодарность нищих застала нас врасплох.
— Ну, тогда все в порядке, — проворчал всадник позади нее. — Как приятно знать, что всё вышло из-под контроля.
Они двинулись через мост. Галаэрон оглянулся через плечо и увидел, что лицо старого стражника с лошадиным лицом уступает черной бороде и хмурым чертам человека, который мог быть только знаменитым другом эльфов, Хелбеном Арунсуном. Галаэрон решил не упоминать о послании от Малика. Избранные и так выглядели менее восторженными, и последнее, чего он хотел, это дать им повод передумать.
— Я прошу прощения за ошибку, — сказал он. — Я должен был понять, как повлияет золото…
— Галаэрон не виноват, — сказал Арис, его голос гулко прозвучал в пустом небе. — Это я хотел отдать им золото.
— Ты будешь вести себя тихо, там, наверху? — потребовал Хелбен. — По крайней мере, притворись, что пытаешься улизнуть отсюда незамеченным.
— Я приношу свои извинения, — сказал Арис, его голос был таким низким, что доски моста задрожали под копытами лошадей, — но вы не должны винить Галаэрона.
— Не нужно никого винить, — сказал третий охранник. Сидя напротив Галаэрона, у него была только одна рука и голос, похожий на голос Шторм.
— Никто не должен быть осужден за то, что делится с голодными.
Пока она говорила, Галаэрон начал видеть сквозь иллюзию, охраняющую ее личность, и понял, что это, должно быть, супруга Хелбена, Лаэраль Серебряная Рука. Из обрубка руки, которую она потеряла в Шараэдиме, росла крошечная рука, но даже это не умаляло ее красоты. Она была, если уж на, то пошло, даже красивее своей сестры, с теплотой и очарованием, чуждыми резким манерам Шторм, или, возможно, это просто казалось Галаэрону, потому что Шторм никогда не удосуживалась скрывать неприязнь, которую она к нему питала.
Хелбен немного помолчал, потом сказал:
— Ты, конечно, права. Он тяжело вздохнул. — Снова.
Это вызвало смех у двух последних стражников, и Галаэрон узнал в их голосах то же серебро, что и в голосах Лаэраль и Шторм. Он рискнул взглянуть в их сторону и, когда начал видеть сквозь иллюзии, узнал в их сверкающих глазах и серебристых волосах еще двух сестер Шторм. Самой стройной из них и самой женственной в своей осанке и манерах могла быть только знаменитая Леди Серебряной Луны, Аластриэль Серебряная Рука. Другой, более внушительной фигурой, столь же мощно сложенной, как и человек, должна была быть могучая Дав Соколица – арфистка, Рыцарь Миф Драннора и друг эльфов. Избранные не только ответили на призыв Галаэрона о помощи, они ответили на него силой. Если Хелбен казался напряженным, это имело смысл. Поскольку Эльминстер все еще отсутствовал вместе с Симбул, а призрачная Силун более или менее была прикована к своей ферме в Долине Теней, единственным доступным Избранным, которого они не привели, была Темная Сестра, Куилю. Учитывая его ограниченный опыт общения с дроу во время его службы в Страже Гробниц, Галаэрон был так же рад.
Они покинули мост и бросились догонять головную часть каравана, который был остановлен на сортировочном поле, в то время как капитан стражи сгруппировал тягловых животных по быстроте и нагрузке и назначил персонал для наблюдения за ними. Он поместил Галаэрона и Руху с группой слегка обремененных всадников и по магически усиленному предложению Шторм назначил пятерых Избранных присматривать за ними.
Как только капитан двинулся дальше, Избранные собрали своих лошадей в плотный круг вокруг Галаэрона, Рухи и все еще невидимого Ариса.
— Вот мой план, Галаэрон, — сказал Хелбен. Мы собираемся сделать несколько…
Дорогой? — перебила его Лаэраль. — Ты не забыл, кто придумал это в первую очередь?
Хелбен нахмурился, но сказал:
— Всё правильно. — Он снова повернулся к Галаэрону. — Твой план здравый, но мы собираемся…
— Прошу прощения, — сказала Аластриэль. — Но я бы предпочла, чтобы кто-то, кто действительно был в городе, занимался планированием.
Хелбен закатил глаза.
— Очень хорошо.
Он повернулся к Галаэрону и сказал:
— Нам всем нравятся твои идеи.
— Очень впечатляет, — сказала Дав.
Хелбен кивнул почти неохотно, а затем продолжил:
— Но есть некоторые вещи, на которые мы должны обратить ваше внимание.
Он остановился, чтобы проверить одобряют ли его остальные.
Шторм резко повернула руку, чтобы подтолкнуть его. Она оглянулась на заднюю часть каравана, который уже пересекал маленький мост. Хелбен выглядел раздраженным, но сказал:
— Во-первых, ты не сможешь есть, пока мы не войдем в город.
Галаэрон поднял бровь и сказал:
— Я не думал об этом.
— Мы и не думали, что ты думал, — сказала Аластриэль, — но я уверена, что ты понимаешь.
— Путешествие и так будет достаточно неприятным. В любом случае, я не думаю, что смогу ехать без еды больше нескольких дней, — согласился Галаэрон. — Мы отложим эту часть до тех пор, пока сможем.
В точности мои мысли, — согласился Хелбен. — Во-вторых, вы, возможно, заметили, что нас пятеро.
Я могу сделать это вместо тебя — сказал Арис. — Я больше.
— Вообще-то мы подумывали о том, чтобы разделить группу на две команды, — сказала Лаэраль. — В качестве страховки.
Хотя Галаэрон не хотел просить Ариса рисковать еще больше, чем он уже рисковал, он знал, что лучше не спорить. Великан ясно выразил свои чувства по этому поводу, когда разбил стол во дворе.
— Разделение – хорошая идея, если Арис согласится, — сказал Галаэрон. Хелбен улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он, — тогда мы все согласны.
— Не совсем.
Галаэрон поднял руку и, избегая взгляда Рухи, сказал:
— Руха не может пойти с нами.
— Это не твое решение, — ответила Руха. Ее тон был сердитым, хотя и не удивленным. Они провели большую часть ночи, споря об этом, и в конце концов оставили этот вопрос только потому, что пришло время присоединиться к каравану. — Это не имеет никакого отношения к Эвереске.
Галаэрон проигнорировал ее и пристально посмотрел на Шторм. Шадовары нуждаются во мне, — сказал он, — и они ценят Ариса, но Руха для них не что иное, как проблема. Если она пойдет с нами, есть все шансы, что шадовары убьют ее.
— Это мой риск, а не твой, — сказала ведьма, переводя взгляд с одного Избранного на другого.
— Он пытается защитить Малика. Малик спас ему жизнь, и теперь глупый эльф верит, что они друзья.
— Это правда, — сказал Арис, — но также верно и то, что Хадрун считает, что ты нарушила его приказ и пыталась убить Малика. Если ты вернешься, все будет так, как говорит Галаэрон.
Пятеро Избранных выжидающе уставились на Руху. Когда ведьма просто отвернулась, Дав Соколиная Рука сказала:
— Я думаю, тебе следует остаться, Руха. Твое присутствие может поставить под угрозу миссию.
— Или сохранить ее, — возразила Руха. — Ты еще не можешь этого знать, и что станет с Маликом? Я слишком долго охотилась на пса, чтобы позволить ему жить, как шейху, в их дворцах.
— Если мы добьемся успеха, то, возможно, больше не будет Малика, о котором нужно будет беспокоиться, — сказала Шторм. — Если мы потерпим неудачу, он рано или поздно выйдет. Цирик слишком жесток, чтобы оставить его там в комфорте надолго.
Руха больше ничего не сказала, но сердитый взгляд, который она бросила в Галаэрона, не оставил сомнений в том, чью жизнь, по ее мнению, он только что спас. Темный внутренний голос прошептал, что она была неблагодарной ведьмой, которая заслужила смерть, которую она найдет в Шейде, но Галаэрон закрыл свой разум от этих темных мыслей и напомнил себе, что у нее были веские причины ненавидеть маленького человека. Он был безжалостным убийцей, который в одиночку спас Церковь Цирика и вернул безумного бога к власти, и он, несомненно, работал над распространением влияния своего бога по всему городу Шейдов. То, что он много раз спасал жизни Галаэрону и Арису, пока они путешествовали вместе, не имело никакого значения. Это был союз по расчету, и Галаэрон знал так же точно, как и Руха, что Малик без колебаний предаст их во имя своего бога.
Галаэрон снова подумал, не рассказать ли Избранным о сообщении, которое он получил от Малика, но его остановила ярость в глазах Рухи. Учитывая количество Избранных, которые пришли, и вежливость, которую они проявили к нему на стратегической сессии, он был уверен, что они намерены выполнить план, несмотря ни на что. Но Руха ухватилась бы за любое предположение о предательстве со стороны Малика в качестве предлога, чтобы сопровождать их в город. Галаэрон нисколько не сомневался в том, что с ней будет, если она попадет в руки Хадруна. Для блага ведьмы было бы лучше, если бы он сохранил тайну. По крайней мере, так сказал себе Галаэрон.