Чаша Отравы

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ РАССЫПАННЫЕ ИСКРЫ

Светлана стояла у окна, спиной ко входу. На ней было тонкое белое платье, усыпанное мелкими ярко-пунцовыми цветами. Оно оставляло открытыми её стройные загорелые ноги, плечи и часть спины, где на правой лопатке можно было рассмотреть крохотную тёмную родинку. Волосы девушки были небрежно собраны на затылке в обычный хвост, словно, давая простор её высокой гибкой шее.

Когда я вошёл в комнату, Светлана повернулась мне навстречу, и по тому, как вспыхнули её щёки, я догадался, что меня здесь явно ждали.

— Доброе утро!

— Доброе, — кивнула девушка, продолжая стоять у окна в ярком ореоле солнечного света.

— Акира… — начал, было, я.

— Он уехал рано утром, — не дав мне закончить, сообщила Светлана. — Пришло известие от Эйго, поэтому он срочно выехал на Мадагаскар.

— Что-нибудь случилось?

— Пока нет. Но в институт после карантина, наконец, доставили «саркофаги» с Марса, и теперь всё готово для их сканирования и вскрытия.

— А их решили вскрыть? — удивился я.

— Всё будет зависеть от результатов сканирования, — неопределённо пожала плечами девушка-экзоархеолог.

— А вы?.. Почему вы не поехали вместе с ним?

— Я хотела предложить вам составить мне компанию, — негромко сообщила Светлана и поспешно добавила: — Если, конечно, вас не держат здесь какие-то дела?

— В общем-то, нет, — беспечно пожал плечами я, уловив напряжённость в её голосе. — Все мои дела теперь рядом с вами. Лечение моё закончено, так что я совершенно свободен и готов к новым свершениям!

Я посмотрел в её глаза, чувствуя на душе волнительную радость. Светлана едва заметно улыбнулась в ответ и кивнула.

— Прекрасно! Пассажирский экранолёт уходит на Мадагаскар через полчаса. Если поедем сейчас, можем успеть в порт вовремя.

— Тогда нужно поторопиться, — согласился я.

Светлана решительно направилась к выходу, и цветы на её платье засияли золотыми всполохами и переливами багрянца. Я вежливо уступил ей дорогу, ощутив лёгкий будоражащий запах её духов, от которого моё сердце забилось ещё сильнее. Пытаясь совладать с нарастающим волнением, я покорно пошёл следом за своей очаровательной спутницей.

Гиперболоидные очертания здания порта напоминали перевёрнутую ребристую раковину. Две стальные рамы, объединённые вантовой конструкцией, упирались в мощный фундамент тонкими колонами, расположенными по окружности.

Несколько грузовых и пассажирских причалов уходили далеко в море, слегка подрагивая от набегающего прибоя. У третьего пассажирского причала был пришвартован большой двухсотметровый экранолёт серебристого цвета с красными полосами по бортам. При размахе крыльев в сто с лишним метров, он чем-то напоминал космический корабль: высоко поднятый широкий хвост; вытянутый и плавно изогнутый тупой нос, с застеклённой кабиной пилотов; слегка отнесённые назад удлинённые крылья. Широкая обзорная площадка верхней палубы была накрыта каплевидным колпаком, отлитым из прозрачного волокнистого стекла. Единственным отличием от ракетоплана было наличие мощного пропеллера на хвосте и нагнетателей по бокам этого летающего морского монстра.

Мы со Светланой уселись в мягкие кресла у широкого окна в пассажирском салоне, и через несколько минут включился стартовый режим двигателей. Появилась лёгкая вибрация корпуса, и аппарат неторопливо отошёл от причала, постепенно набирая скорость.

Пассажиров в салоне было не очень много. Напротив нас, в правом ряду кресел расположилась небольшая группа молодёжи, о чём-то негромко, но оживлённо беседовавшая. Чуть дальше сидели двое серьёзных мужчин, внешне похожих на больших учёных, возвращающихся с какого-то научного конгресса. Рядом с ними, в боковом ряду кресел, сидела воспитательница, сопровождавшая детей лет десяти. Детишки прильнули к овальным окнам, жадно вглядывались в открывающиеся перед экранолётом морские просторы.

Я перевёл взгляд на свою спутницу. Она тоже смотрела в окно на удаляющиеся залесённые склоны прибрежных гор. Там среди сосен и кедров стояло белоснежное здание санатория — три вертикальные башни разной этажности, объединённые пересекающимися под прямым углом горизонтальными двухэтажными блоками. Они визуально увеличивали постройку, которая напоминала крону громадного дерева. По внешнему периметру каждого блока множество окон сверкали на солнце панорамным остеклением.

Я продолжал незаметно наблюдать за Светланой, чувствуя, как от близости этой девушки тёплая волна всё больше и больше разливается по моему телу, подгоняя сердце, гулко бившееся в тесной груди.

На лице девушки отразилась лёгкая грусть.

— Что это у вас?

Я указал на овальный медальон, висевший у неё на шее, на тонкой платиновой цепочке. На потемневшей от времени кости был вырезан углублённый женский профиль, украшенный странной высокой причёской.

— О! Это!

Светлана быстро сняла медальон тонкими пальцами и протянула его мне. Сказала непринуждённо:

— Это память о моей юности. Тогда я только начинала работать археологом. Мы были на раскопе одного древнего поселения земледельцев и скотоводов на берегу высохшей реки. И вот среди осколков керамики и черепков я неожиданно увидела эту чудесную вещь. Представляете?..

Её голос наполнился мечтательными нотками.

— Может быть, когда-то давно, тысячелетия назад, какой-то художник или поэт подарил эту вещь своей возлюбленной в знак вечной любви? И эту любовь они пронесли через все испытания и невзгоды?

Я внимательно рассматривал незамысловатую вещицу. Заметил:

— И всё же вы нашли её не на шее какого-нибудь скелета в могильнике, а среди прочего «исторического мусора».

Светлана наморщила носик, слегка прищурилась и отмахнулась от меня изящным движением раскрытых пальцев.

— Фу! Не будьте таким приземлённым, Сид! Добавьте чуточку романтики и фантазии, и любая, самая заурядная история расцветёт перед вами новыми красками.

— Но разве может это иметь какую-то историческую ценность? — усомнился я, возвращая ей медальон.

— А разве историческую ценность имеют только деяния выдающихся личностей или судьбы могущественных государств? — в свою очередь спросила моя собеседница, снова вешая медальон себе на шею и поправляя волосы. — А как же судьбы простых людей: их чаяния, их надежды, их мысли и чувства? Разве они не должны быть нам интересны? Разве они должны быть забыты навсегда?

Она смотрела на меня требовательно и строго.

— По-моему, главное в истории — простой человек с его судьбой! И хотя каждый из нас лишь песчинка на фоне жизни целой планеты, но именно из таких вот песчинок и складывается её судьба. Как из малых капель вырастает великий океан!.. Вы не согласны со мной?

— Да… Вы правы.

Я немного помолчал, глядя на пенные валы, дробившиеся стремительно мчавшимся экранолётом в тучи, ослепительно сверкающих на солнце, брызг. Наконец, спросил:

— Акира много говорит о «клане Змиев» в среде «богов»… Вы ведь хорошо его знаете?

— Надеюсь, что да, — кивнула Светлана, с интересом глядя на меня.

— Скажите, он действительно думает, что это всего лишь символика? Может быть, здесь есть прямая связь с некой рептолоидной цивилизацией, которая когда-то побывала у нас на Земле?

— Почему это вас так интересует?

— Понимаете, после происшествия на Марсе, меня стали посещать странные видения… или сны, если хотите. В них я почему-то ощущаю себя не совсем человеком…

— Я не понимаю вас, — призналась девушка, качая головой, и зрачки её расширились.

— Мне трудно объяснить это словами, но в этих снах я как будто становлюсь другим существом… Существом со змеиным телом… И я вижу там других таких же существ. Я могу разговаривать с ними на их языке! В этом сне я знаю, что я такой же, как они… И я погибаю там вместе с ними в какой-то страшной и немыслимой битве…

Светлана задумчиво посмотрела в окно, затем сказала:

— Это длинная и запутанная история.

— А у нас с вами масса времени. Дорога займёт почти восемнадцать часов.

Я доверительно улыбнулся ей.

— Хорошо, — поколебавшись, кивнула девушка. — Акира действительно твёрдо верит в то, что «древние боги» избрали змею своей отличительной символикой. Они носили на своей одежде соответствующие знаки отличия, чтобы люди безошибочно узнавали их… Или чтобы отличать «своих» от «чужих». Хотя точно этого мы, конечно же, не знаем. И вряд ли когда-нибудь узнаем. Возможно, это и было своеобразной формой тотемизма.

— А вы в этом сомневаетесь? — спросил я, почувствовав скрытые интонации её голоса.

— Мне кажется, что это лишь незначительная часть намного большего целого, — призналась она. — И это целое имеет столь глубокие и древние корни, что нам теперь сложно осознать его истинную суть. Я могу только поделиться с вами своей точкой зрения. Если хотите?

— Разумеется, хочу!

— Но пусть вас не удивляет, отличие моего мнения от мнения Акиры, — предупредила Светлана, удобнее усаживаясь в кресле и кладя ладони на колени, как будто она была школьницей на каком-то экзамене.

— Я весь внимание! — улыбнулся я ей, желая подбодрить девушку.

— Так вот, — начала она. — Если мы рассматриваем древние изображения богов или читаем описания их внешности, то видим, что в них действительно часто присутствуют змеиные образы. В этом нет ничего удивительного или странного, ведь почитание или поклонение каким-либо животным в примитивных обществах древних племён было обыденностью и нормой. Странно здесь лишь то, что из всех животных змея обладает весьма весомым отличием.

— Каким отличием? — не понял я.

— Понимаете, Сид! Почитание змеи тесно сплетено во всей древней культуре не со змеёй обыкновенной, как может показаться на первый взгляд, а с неким символом. И эта символизация непосредственно обращена на некое иное существо — Змея или Змия. Он выступает в мифологии, как живое существо — одна и та же сущность, которая несёт на себе разнообразные роли и фигурирует под разными именами в разных мифах. И что самое интересное, к образу Змея очень тесно примыкает другой мифический персонаж — Дракон. Эти два существа настолько крепко переплетены между собой, что мы с уверенностью можем говорить о том, что речь идёт об одном и том же существе. Хотя порой Змей своим видом иногда и напоминает обычную змею, но главное в том, что по своему внутреннему содержанию он резко от неё отличается, приближаясь именно к Дракону.

Светлана замолчала, задумчиво глядя на морской простор за окном.

— Змеиные символы мы находим по всему миру, — продолжила она через некоторое время. — И самое интересное то, что в различных культурах, в различные исторические эпохи почитание змеи оставалось неизменным. В Египте и Камбодже, например, в качестве архетипа изображалась кобра с капюшоном, часто принимавшая вид полузмеи-получеловека. Если помните, знаменитый египетский «уреус» имел подобный вид — змеи с раздутым капюшоном поднявшейся на хвосте?

— Да.

— Кроме всего прочего, в представлениях жителей этих регионов змея могла обитать и передвигаться как в небесах, так и на земле, а так же и под землёй. Эта змеиная двойственность нашла отражение в египетской «Книге о том, что находится в Дуате» и в древнеиндийской «Яджурведе». Последняя, кстати, считалась источником секретного древнего знания — магического знания. А ведь в древности магия была одним из самых главных способов врачевания! Символом же врачевания служил всё тот же Змий-Дракон, и магия его в мифологии была сопоставима только с магией человекоподобных «богов»!

— Вы сказали, что по представлениям древних змея могла передвигаться по небесам. А ведь у египтян под «небесами» подразумевалось нечто большее, чем просто небо? Это и космическое пространство и загробный мир — Дуат? Я ничего не путаю?

— Всё верно, — согласно кивнула Светлана, и кончики её губ застыли в лёгкой улыбке.

— Но ведь Дуат, будучи потусторонним миром, становится равнозначным духовно-нематериальному миру в нашем современном представлении! Так?

— Пожалуй, — снова склонила голову моя собеседница. — В одном древнеегипетском тексте прямо указывается на связь змеи с воскрешением и духовным возрождением: «Я змея Сата, я умираю и рождаюсь вновь». А многие боги, как я уже говорила, изображались в образах змеи или крокодила, который был сродни Дракону. Бог Нахбкун — «тот, кто объединяет двойники» — изображался огромной Змеёй на человеческих ногах и с руками. Другой египетский бог, Шаи — божество судьбы, покровитель и хранитель человека — так же представал в виде человека-змеи. И его тоже связывали с загробным миром.

— Очень интересно! — вырвалось у меня.

— Вот и в камбоджийских легендах, которые рассказывают нам о строительстве знаменитого Ангкор-Вата, сообщается, что после окончания строительства этого храмового комплекса царём Висвакармой «боги отправились в землю вечного счастья и теперь взирают с небес». А ведь сам Ангкор-Ват хранит на себе следы очень глубокой древности! Вы знали, что его главные храмы возводили прямо над более ранними сооружениями, которые тоже были построены над ещё более древними постройками?

— Нет, не знал, — честно признался я.

— А ведь это так! — горячо воскликнула Светлана, и глаза её загорелись азартом. — Вы понимаете, что это само по себе уводит нас вглубь времён, где мы сталкиваемся с наличием заранее продуманной кем-то планировки, которая размечалась здесь задолго до появления в этих местах первых людей? Эта планировка была оставлена в виде первоначальных «курганов», и она в точности соответствует звёздам созвездия Дракона — «змеиного» созвездия! А это время соответствует дню весеннего равноденствия примерно в 10 500 году до новой эры.

Я с интересом посмотрел на девушку, вспоминая рассказы Акиры.

— В то же самое время происходит основное строительство в Древнем Египте, на плато Гиза! Правильно? И там тоже присутствуют древние «курганы» и есть некий план, в соответствии с которым вёл строительство бог Тот?

— А вы прилежный ученик! — шутливо заметила Светлана и радостно улыбнулась. — Всё правильно: и в Древнем Египте, и в Междуречье, и обоих Америках мы встречам упоминания особой важности для «древних богов» как созвездия Ориона, так и созвездия Дракона. Именно два этих созвездия фиксируют на поверхности нашей планеты начало каких-то важных событий точными маркерами звёздного неба. А это даёт нам право считать, что мы становимся свидетелями некой спланированной деятельности тех самых «богов». И эта деятельность, скорее всего, была связана с восстановлением послепотопного мира! Мы можем видеть строгое следование определённому изначальному плану или карте. В шумерских текстах записано: «Пусть лягут камни городов в означенных местах, пусть на земле священной покоятся они». Когда «боги» покинули Землю, и власть перешла к смертным царям, им вменялось священным долгом постоянное поддержание божественных обителей на том же самом месте и в строгом соответствии с первоначальным планом. И в Древнем Египте происходило тоже самое. Фараоны восстанавливали, реставрировали и охраняли древние сооружения своих богов.

— Но ведь это было бы возможно только при условии бережного сохранения чертежей или инструкций, оставленных самими «богами»! — заметил я.

— Вы правы, — согласилась девушка. — Один древний текст так прямо говорит об этом: «Плану, составленному на все времена, по которому в будущем следует строить… Здесь приводятся древние чертежи и предписания Всевышних Небес».

— Знаете, — Светлана порывисто повернулась ко мне всем телом. — Ещё правитель Гудеи в третьем тысячелетии до новой эры писал, что когда бог Нинурта приказал ему построить святую обитель, он вручил ему архитектурные чертежи, высеченные на каменной табличке. А богиня, путешествовавшая «между небом и Землёй» в своей «небесной комнате», показала ему карту расположения небесных светил.

— Получается, все значимые мегалитические постройки древности имеют строгое соотношение со звёздным небом? И здесь, на Земле, и, возможно, там, на Марсе?

Я посмотрел вверх, словно, мог сейчас увидеть небо.

— Думаю, да, — подтвердила Светлана. — Мы пока не можем точно сказать о причине подобной связи, но она есть, и она, судя по всему, была очень важна для самих «богов». И Орион был не единственным значимым для них созвездием. Такую же важность, я думаю, для древних богов имело и созвездие Дракона. Значимость образа Дракона, как созвездия перешла позже и к людям. У христианских гностиков — наазениян или «почитателей Змия» — Дракон был вторым лицом божественной Троицы — Сыном. Будучи помещённым между Неизменным Отцом и изменяемой Матерью, он передавал последней те действия, которые он получал от первого. Отсюда было и его имя — Глагол. А его символом служило всё тоже созвездие Дракона!

— Но ведь это может означать и то, что Дракон в представлениях древних сам по себе принимает участие, как в сотворении мира, так и в создании человека! — воскликнул я.

— Именно так, — возбуждённо улыбнулась Светлана. — Это живое существо в мифах ведёт весьма активную и разнообразную деятельность. А в наиболее древней мифологии божественная сила Змия-Дракона настолько велика, что он действительно участвует в процессе творения мира — Дракон выполняет роль, которую впоследствии у него узурпировали в мифологии человекоподобные «боги»! Самые древние космогонические мифы при этом утверждают, что вначале был лишь холодный туман — Отец и плодоносный ил — Мать, из которого выполз Мировой Змий!

У тех же древних египтян из первичного праокеана Нун выделяется бог вечности Атум, сотворивший всё живое. Его изображали в облике крылатого Змея. Вот послушайте, как описывают этот процесс «Тексты саркофагов»: «Я был духом в первоначальных водах, не имея сотоварища, когда начало существовать моё имя. Самый древний облик, в котором я явился, — облик утонувшего. Я был тем, кто возник как круг, кто был насельником яйца. Я был единственный, кто начал всё, насельник Первичных Вод. Первый Хаху произошёл для меня, и затем я начал двигаться. Я создал свои члены в своей «славе». Я был творцом себя, ибо я образовал себя в согласии со своим желанием, в согласии со своим сердцем», — процитировала она по памяти.

— Постойте! — воскликнул я, охваченный волнением, и тут же спохватился, заметив удивлённые взгляды наших попутчиков, обращённые к нам. Сказал, понижая голос: — Последнее время меня не покидают мысли об изначальной природе нашей материальной вселенной и её тесной связи со вселенной духовной. И в «Текстах саркофагов», словно, прямое подтверждение моих мыслей: «…Я был духом в первоначальных водах, не имея сотоварища, когда начало существовать моё имя»! — волнуясь, повторил я. — Вам не кажется, что это может означать первичность именно духовной вселенной, из которой однажды появилась наша материальная вселенная? Появилась по чьей-то воле и замыслу, и замысел это был тесно связан именно со Змеем-Драконом!

Я с надеждой посмотрел на свою спутницу.

— Вы удивительный человек, Сид! — с нескрываемым восхищением произнесла она, с нескрываемым интересом всматриваясь в моё лицо. — Такие большие мысли тревожат вас! И знаете, мне кажется, что вы совсем не далеки от истины. Я могла бы привести вам много подтверждений из древних сакральных текстов. Но я плохо помню всё на память, в отличие от Акиры. Лишь немногое храниться в моей девичьей голове, — смутилась девушка, опуская глаза.

— Вы не справедливы к себе! — горячо возразил я. — Мне думается, что вы очень мудрая девушка и профессионал в своём деле!

Светлана подняла голову и испытующе посмотрела на меня.

— Спасибо. Постараюсь оправдать ваши ожидания…

Она призадумалась.

— Так вот, из того, что я помню. В «Ригведе», например, написано следущее: «Ничто не существовало: ни ясное Небо, ни величья свод, над Землею простёртый… Не было смерти, и бессмертия не было. Не было границ между днём и ночью. Лишь Единый в своём дыхании без вздоха, и ничто другое не имело бытия. Царил Мрак, и всё было сокрыто изначала в глубинах Мрака — Океана бессветного. Зародыш, скрытый в скорлупе, под жаром пламени в природу он развернулся…».

— «Ригведе» же вторит и «Книга Дзиан», — продолжала девушка, слегка морщя гладкий лоб. — «Предвечная Матерь, укрытая в свои Покровы, вечно невидимые, вновь дремала в продолжение Семи Вечностей. И не было времени, ибо покоилось оно во сне в Бесконечных Недрах Продолжительности. И не было Вселенского Ума, ибо не было Ах-хи[34], чтобы вместить Его. Лишь Тьма заполняла Беспредельное Всё, ибо Отец, Матерь и Сын были едины, и Сын не пробудился ещё для Нового Колеса и Странствий в нём».

— «Свои Покровы», — заворожёно повторил я.

— «Покровы» здесь означают космическую Материю, — пояснила Светлана. — Но это материя не в известном нам виде, а духовная сущность материи, которая вечна и едина с материальным пространством. Это, как бы, Душа Единого и Бесконечного Духа. Индуисты именовали её «Мулапракрити» — «Коренная Материя». Они утверждали, что есть некая изначальная Субстанция, являющаяся основанием всего, «Упадхи» — проводник физического, психического или ментального явлений. Это источник, из которого излучается «Акаша».

— То есть, это и есть духовный мир? Или энерго-информационное пространство вселенной?

— Да, пожалуй, — согласилась со мной Светлана. — Было такое понятие как «хроники Акаши», идентичное этому самому информационному полю. С ним связано и понятие «бессмертия». Только это «бессмертие» отличается от того, что вкладывают в этот термин люди. «Вишну Пурана» поясняет, что под «бессмертием» нужно понимать существование до конца Кальпы[35]. Это всё, что следует понимать под «бессмертием» или «вечностью богов». Они погибают в конце вселенной, при наступлении «Пралаи». Вернее, не погибают, а «вновь поглощаются» тем Единым Бытиём, о котором «Книга Дзиан» говорит: «Лишь Единая Форма Существования, беспредельная, беспричинная, простиралась, покоясь во Сне без сновидений. Жизнь бессознательная трепетала в Пространстве Вселенском во Всепроникающем Присутствии той, что ощущается открытым Оком Дангмы».

— Дангма?! — встрепенулся я.

— Да. А что такое? — удивилась Светлана. — Почему вы так побледнели?

— Я уже слышал это слово… В своих снах, где оно означало некую машину-провидца! Что-то похожее на живой биолокатор… Что это за «Око» такое? Оно как «Око Ра»?

— Нет. В Индии его называли «Оком Шивы». А «Дангма» тибетский термин. Он означает «очищенная душа». Тот, кто стал высочайшим адептом — махатмой. Его «Открытое Око» есть внутренний духовный «глаз» провидца.

— Понятно, — буркнул я.

— Мне продолжить? — спросила Светлана, внимательно посматривая на меня.

— Да, конечно! Вы рассказываете просто поразительные вещи… Поразительно перекликающиеся с моими мыслями и ощущениями, — пояснил я.

— Хорошо, — кивнула экзоархеолог. — Мне ещё вспомнились вот эти строки, которые, кажется, подтверждают ваши мысли об эволюции нашей вселенной: «Где были Строители, Лучезарные Сыны Зари Манвантары? Создатели Формы из Неформы покоились в блаженстве Не-Бытия. Где было Безмолвие? Где был слух, чтобы ощутить его? Нет, не было ни Безмолвия, ни звука. Не было ничего, кроме Непрестанного Вечного Дыхания, неведающего себя. Семеро ещё не родились из Ткани Света. Только тьма была Отцом-Матерью, Свабхават, и Свабхават была во Тьме. Эти Двое и есть Зародыш, и Зародыш Един. Вселенная была ещё сокрыта в Божественной Мысли и в Лоне Божественном».

— Эти таинственные «Семеро» — первое потомство Брахмы? Я правильно понимаю? Но почему всегда «семёрка»?

— Это сакральное число. В нём заключена тайна всех эзотерических исчислений, хотя для обычных вычислений оно и не имеет никакого смысла. «Каббала» называла его «великим числом Божественных Тайн». Это мнение бытовало издревле, и было сродни представлению о числе десять, как о числе общечеловеческого знания — декаде Пифагора.

— А почему «Тьма» это «Отец-Мать»? — недоумевал я, пытаясь понять тайный смысл сакральных текстов.

— Согласно древнему восточному изречению «Тьма есть Отец-Матерь, и Свет — их Сын», — объяснила Светлана. — Мы не можем представить себе свет без его источника, поэтому древние, говоря о Первичном Свете, источник которого для них был не познаваем, называли его «Тьмой». В «Книге Дзиан» так и написано: «Тьма излучает Свет, и Свет роняет одинокий Луч в Воды, в Глубину Лона Матери. Луч пронизывает Девственное Яйцо, Луч пробуждает трепет в Вечном Яйце и зароняет Зародыш, невечный, который сгущается в Мировое Яйцо».

— Это же чистая космогония в момент времени ноль! — воскликнул я. — Квант поля, рождённый в момент флуктуации попадает в условия потенциала, близкие к критическим, и преодолевается порог, за которым начинается материальная Вселенная!.. Правда, конечно, всё очень запутано и аллегорично. Такое знание трудно понять неподготовленному человеку… Хотя, может быть, такова и была цель? «Боги» хотели выглядеть всеведущими и всезнающими, не сказав ничего, и не дав реального знания людям.

Я посмотрел на свою спутницу. Светлана благосклонно наклонила голову.

— «Солнечным богам» было не выгодно давать людям какие-либо знания. Дикорями и невеждами проще повелевать и заставить их служить собственным нуждам. Для этого можно просто взять и отождествить себя в глазах людей по мощности с силами природы, устанавливающими мировой порядок. Это очень сильнодействующий приём.

— Человечеству, Сид, — продолжала девушка, — с самых ранних фаз его развития отказывалось в самоопределении. Сначала это делали сами «боги». Потом, когда «боги» ушли от прямого управления людьми, их сменили «божественные» ставленники, но внешний контроль «богов» всё равно не ослабел. До определённого момента они продолжали управлять развитием человечества, контролируя каждый его шаг. Людей настойчиво подталкивали к деградации, превращая в простых потребителей собственных продуктов — усреднённых умственно и подконтрольных психологически. Методы воздействия были новыми, но преследовавшиеся при этом цели оставались прежними. Это могло бы продолжаться вечно, если бы «боги» не просчитались насчёт людей: человек был настолько испорчен извращённой моралью, что в своей бездумной гордыне и жажде уподобиться своим небесным покровителям, разрушил в одночасье всё то, что эти самые «боги» так усердно и целенаправленно строили на протяжении долгих тысячелетий. А с наступлением Мирового Воссоединения власть «богов» закончилась окончательно и навсегда!

— Пожалуй, вы правы, — согласился я с ней. — Но навсегда ли мы избавились от этой власти?

Я вопрошающе посмотрел на Светлану. Она не ответила. Опустив глаза, промолвила:

— Я помню ещё немного. Рассказать? Вам всё ещё интересно?

— Да, конечно! Я весь внимание!

— Это как раз очень близко связано с первичностью духовного мира, как мне кажется, и ролью Змеев-Драконов в процессе сотворения нашей материальной Вселенной. Вот, послушайте: «Трое упадают и делятся на Четырёх. Лучезарное Естество становится Семью внутри и Семью во вне. Блистающее Яйцо Троичное в самом себе, сворачивается, сгущается, распространяясь молочно-белыми Сгустками в Глубинах Матери, Корне, растущем в Недрах Океана Жизни. Тьма исчезла и более не существовала, растворившись в собственном Естестве».

— Это очень похоже на описание появления нашего трёхмерного мира, — волнуясь, заметил я. — Мира, переходящего в четырёхмерный мир? К тому же появляются дополнительные мерности: «Семью внутри и Семью во вне»… Может быть, это отражение устройства духовно-нематериального мира? Ведь там по первоисточникам так же встречается упоминание семи «сфер» или «небес»! А?

Я окунулся в голубые глаза Светланы, ища в них ответа на свои мысли. Девушка выдержала мой взгляд — зрачки её заметно расширились — и едва заметно пожала плечами. Сказала как-то уклончиво:

— Вполне возможно… Для меня это слишком сложно и запутанно. Я не готова ответить вам сейчас. Но в тексте есть явные намёки на рождение именно двух миров и их тесной взаимосвязи: «Отец-Матерь прядёт Ткань, прикрепивши верхний конец её к Духу, Свету Единой Тьмы, а нижний к теневому краю, к Материи. Ткань эта есть Вселенная, сотканная из Двух Сущностей, слитых в Одну, которая есть Свабхават. Тогда Сабхават посылает Фохат, чтобы отделить Атомы. Каждый есть часть Ткани. Зеркально отражая «Самосущего Владыку», каждый, в свою очередь, становится Миром. Вначале Божественный, Единый от Матери-Духа, затем Духовный».

— Вы правы! Это о рождении двух миров и их взаимосвязи, — согласился я, отирая выступивший от мысленных усилий пот на лбу. — Подумать только! «Самосущий Владыка» тоже состоит из атомов! Тождественность двух миров при наличии глубоких отличий! Как и должно быть, если продлить космогонию материального мира на мир духовно-нематериальный. А дальше идёт отделение духовно-нематериального мира.

— Поразительно! — всё больше волнуясь, воскликнул я и снова осёкся, понижая голос. — Самое удивительное здесь то, что в этих текстах, хотя и совершенно иным языком, другими понятиями и формами описаны хорошо известные нам познания о мире. И уровень этих знаний вполне сопоставим по своей полноте и глубине с нашими. Но человечеству эти познания стали доступны лишь в относительно недавнее время, в то время как это древнее знание было чьим-то достоянием уже тысячелетия назад! Вы представляете, куда они смогли уйти за это время? И что мы, теперешние, в сравнении с ними?!

Переполненный эмоциями, я восхищённо смотрел на свою собеседницу. Щёки её покрылись румянцем волнения.

— «Прядёт Ткань»… При всей аллегоричности, как это поэтично и точно подмечено! — продолжал восхищаться я.

— В «Мандукья-упанишад» сказано: «Как паук вытягивает и втягивает свою паутину, как травы произрастают из земли, так Вселенная происходит от нерушимого Брахмы, ибо «Зародыш Неведомой Тьмы» есть тот материал, из которого эволюционирует и развивается всё», — уверенно сказала Светлана. — Действительно, очень выразительно и верно подмечено! Особенно если помнить, что «Брахма-Творец» происходит от санскритского корня «брих» — «увеличиваться» или «распространяться». Поэтому-то, распространяясь, «духовный Брахма» и становится материальной Вселенной, сотканной его собственным духовным «естеством». Почти о том же когда-то написал один древний поэт: «У времени гремящего станка тружусь я, одежды Богу тку, и в них ты зришь Его».

— Удивительно!

Я чувствовал, что едва могу справиться со своим волнением. Захотелось встать и пройтись по салону экранолёта. Я едва удержался от этого неуместного сейчас порыва.

— Интересно, что слова «Единый» и «Дракон» древние употребляли в отношении одного и того же существа-Творца, — ровным голосом продолжала Светлана. — Дракон это древнейший символ Астрального Света — Первозданного Начала. Даже иудейский Иегова, будучи одним из эзотерических Элохим, является по своей сути так же Змием или Драконом, обольстившим Еву. А гностический Гермес называл Змия самым духовным из всех существ. Некто Пэмандр[36] из одноимённой книги Гермеса — древнейший и наиболее духовный из Творцов западного континента — является Гермесу в виде Огненного Дракона из «Света, Огня и Пламени». В другой же части мира «Айтарея-брахмана» называет нашу Землю «Сарпараджни» — «Царицей Змиев».

— Вы хотите сказать, что всё «божественное» изначально связывалось именно со Змием?

— Да, именно так, — подтвердила Светлана. — «Дух Божий, носящийся над Хаосом», изображался каждым народом в образе Огненного Змия, выдыхающего огонь и свет на предвечные воды. Он инкубировал космическую материю, придавая ей кольцеобразную форму змея, закусившего собственный хвост.

— Символ вечности и бесконечности! — вспомнил я.

— И не только. Змей так же символизировал и шаровидную форму всех тел во Вселенной, образованных из «огненного тумана». С этим образом связан и образ мирового змея Шеша, представления о котором уходят своими корнями в доиндоевропейскую древность. Шеша объемлет собою весь мир. Он бесконечен и потому ему дан эпитет «Ананта» — «Бесконечный». Космос под его воздействием периодически умирает, для того чтобы народиться вновь и расцвести новой силой.

Светлана убрала со лба упавшую прядь волос, помолчала, словно припоминая что-то.

— Знаете, об образе Змия-Дракона можно рассказать очень многое. Например, в мифах ацтеков из Центральной Америки описываются сцены сотворения человека богом Кецалькоатлем — «Пернатым Змеем», которому помогает богиня Чихуакоатль — женщина-змей. В древнем Китае создание цивилизации и человека приписывалось мудрецу Фуси и его жене Нюйве. Оба имели лицо человека и тело змеи, или тело дракона и голову человека. Будучи сыном божества и женщины из райской страны, Фуси являл собой божество уже со своего рождения. Именно Фуси начертал первые восемь иероглифов, описывающих основные явления Вселенной. И эти иероглифы он увидел на спине Огненного Дракона!

— Наверное, неслучайно китайцы впоследствии сделали Дракона эмблемой своих императоров, — заметила Светлана. — Этим они подчёркивали свою преемственность существам из иного мира. Трон императора именовался «Местопребыванием Дракона», его одежды украшались вышивкой, изображавшей драконов, а императорские дворцы были украшены резными фигурами всевозможных драконов. В древних книгах Китая о «Дуань-инту» — «Жёлтом Драконе» — говорилось, как о главе всех прочих. Мудрость его и добродетель были неизмеримы. Он был аскетом и странствовал в «местах диких за пределами небес». В надлежащие времена, если существовало совершенство, он выявлялся, или оставался невидимым, если совершенства в мире не было.

— В «местах диких за пределами небес»… — задумчиво повторил я слова девушки. — Великая мудрость…

Картина, рисовавшаяся в моём воображении захватывала дух.

— «Дракон — есть мудрость Хаоса», — медленно произнесла Светлана, словно, прислушиваясь к звуку своего голоса. — В самом деле, во всех древних текстах главные титулы Змия-Дракона относятся именно к его знанию! Он есть источник этого знания, как и всей науки. И знания эти были настолько велики, что именно Дракон олицетворял собою Мудрость! Его именем у людей назывались и мудрецы, и посвящённые адепты с самых древних времён. Так Змий соединялся в сознании древних людей изначально с «богом мудрости», а само это Знание было неотрывно связано со знанием магии и обладанием божественными силами.

— Вы так думаете?

— Нет, я знаю. Змии-Драконы — «чародеи». Ни один человек не может противостоять их очаровывающему влиянию. При этом «Великий Дракон», как гласит «Книга Дзиан», уважал лишь «Змиев Мудрости». Этому есть подтверждение и в «Упанишадах», где существовал целый трактат о «Науке Змий». А ведь эта наука, не что иное, как оккультная наука, оккультное знание, которое было даровано людям легендарными нагами экзотерического буддизма! Понимаете, Сид? Вслушайтесь вот в эти строки: «Мудрые Змии и Драконы Света пришли, так же и Предтечи Озарённых Будд. Они спустились и стали жить среди людей, наставляя их в науках и искусствах»! — снова процитировала Светлана.

— «Спустились»? — повторил я. — Опять прямая связь с небом и космосом?

— Вы знаете, что змей Шеша по преданию передал своё астрономическое знание Гарге — древнейшему астроному Индии? — спросила Светлана, кладя тёплую ладонь на мою руку и придвигаясь ближе. — Потому что тот сумел умилостивить его и получил взамен познания о планетах и способы чтения предзнаменований.

— Умилостивить? — не понял я.

— Да, — подтвердила Светлана. — Ведь Дракон, как и любое древнее божество, имел двойственную природу. Он и добрый, и злой одновременно. Рождённый единым непроявленным Божественным Естеством, как проявленная Вторая Сущность, он порождает беспорочным способом всё макроскопическое и микроскопическое в нашей Вселенной. Будучи священным и достойным почитания, он имеет в своей сути очень многое от этого самого Божественного Естества, гораздо большее, нежели все человекоподобные «боги»: «Грозны Боги, когда они проявляют себя — те боги, которых люди называют Драконами».

— Так на какой же они стороне — Добра или Зла? — взволнованно спросил я.

— Добра по отношению к кому или чему? — переспросила Светлана. — Сид! Поймите, архаическая философия не признавала ни Добра, ни Зла, как фундаментальных или независимых друг от друга факторов! И Добро, и Зло исходило в её понимании из вечного Вселенского Совершенства. И то и другое проходит по пути естественной эволюции к «чистому Свету». И то и другое постепенно конденсируется в форму и становится Материей или Злом, противоположным высшему Духу. Лишь невежество отцов раннего христианства превратило высокую философскую идею данного символа в нелепый предрассудок, называвшийся ими «Дьяволом». Слепо переняв традиции позднейшего зороастризма, которые переделали Дэвов индуизма в демонов или Зло, они дважды трансформировали слово «зло» — «evil», превратив его во многих языках в «D'Evil» — «дьявол».

— Да, насчёт Добра и Зла, пожалуй, вы правы, — не стал возражать я. — Но ведь большая мудрость и знания Драконов говорят об их более ранней эволюции! Так?

— Верно, — согласно кивнула Светлана и похвалила. — Мне нравится, как вы мыслите! И вашим мыслям есть подтверждение в текстах. В древних космогониях Змий-Дракон эволюционно предшествовал не только людям, но и человекоподобным «богам», поэтому можно легко проследить определённую последовательность в процессе сотворения нашего мира. Сначала появляются «демоны», затем «боги», и в последнюю очередь люди. И так в мифологии буквально всех народов прошлого! Таким образом, к моменту появления «богов», Змии-Драконы уже достигли большого уровня «мудрости». А это, как вы правильно заметили, явное свидетельство более поздней эволюции самих «богов».

— Вот именно! — не удержался я, радуясь, что моя догадка нашла подтверждение в словах Светланы.

— В «Махабхарате» отчётливо выражено представление об Асурах-демонах, как о старших братьях богов-Девов. А в Ведах асуры изображаются как змееподобные чудовища! Таковы асуры Вала, Вишварупа или Вритра. Асуры были могучи и мудры. Они ведали тайны волшебства — майя[37]. Они могли принимать различные образы и даже становиться невидимыми. Асурам принадлежали несметные сокровища, а в небе у них были три укреплённых города — один из железа, другой из серебра, третий из золота.

— Но ведь последовательность: демоны — боги — люди можно воспринимать и как простой хронологический порядок появления цивилизаций! — предположил я.

— Можно, — согласилась Светлана. — В древнеегипетской «Книге мёртвых» есть строки, в которых бог Атум говорит: «Ты будешь жить дольше миллионов лет, эры в миллионы лет, но в конце я уничтожу всё, что создал, земля снова станет частью Изначального Океана, как Бездна вод в её исконном состоянии. Тогда я буду тем, кто останется, я и Осирис, когда я снова обернусь Древним Змеем, не видевшим человека и не знавшим богов».

— Древний Змей, не видевший человека и не знавший богов… — заворожено повторил я. — Как сильно сказано! Вот оно — прямая хронология возникновения жизни во Вселенной!

— Я много времени посвятила изучению древнеиндийских и тибетских текстов, — доверительно сообщила Светлана, — и везде в них говорится о том, что именно «Первосозданные Семь» или «Изначальные Семь Дыханий Дракона Мудрости» своим «священным дыханием» порождают «Огненный вихрь», который становится «Вестником» их воли. Как «Стремительный Сын Божественных Сынов» он устремляется в этом спиральном вихре выполнять предначертанное ему. Он — конь, а мысль — его всадник… Вы заметили, что речь опять идёт о первоначальности мысли, о чьём-то изначальном плане, который выполняется не механически, а именно на уровне духовном — «Дыханием»? — спросила она, глядя на меня потемневшими глазами.

— Да, конечно! Слушая вас, я всё больше поражаюсь открывающимся глубинам, в которые я погрузился совершенно случайно, сам того не чая. Это можно расценить, как судьбу… Или знание об этом действительно витает где-то в беспредельности вселенной? А случившееся со мной столь неожиданно позволило мне заглянуть за занавес бытия, приоткрыло покров величайшей тайны!

Я взволнованно смотрел на девушку, сидевшую рядом, которая открывала мне всё новые и новые тайны.

— Вот послушайте ещё, — слегка дрожащим от волнения голосом сказала она. — «Словно молния, пронизывает он тучи огненные. Делает Три, Пять и Семь шагов через Семь Областей вверху и Семь внизу. Он возвышает Глас свой и созывает бесчисленные Искры, соединяя их. Он их направляющий Дух и Водитель. Начиная работу, он отделяет искры Низшего Царства, радостно носившиеся и трепещущие в своих светозарных обиталищах. Он образует из них Зачатки Колёс и помещает их в шести направлениях пространства и одно посреди — Центральное Колесо».

— Творение двух вселенных… И «боги» явно к этому не причастны…

— Они приходят значительно позже, — отмахнулась Светлана. — «Ригведа» говорит нам: «Сами Боги были рождены позднее. Кто знает, откуда величье созданья? То, откуда величье творения возникло? Его ли Воля создала, или была безмолвна? Великий Ясновидец в вершинах Неба, Он знает, но, может быть, даже знает ли Он?»…

Моя спутница приподняла подбородок. Глаза её были полны вдохновенного огня.

— Воинство Сынов Света стоит пока в стороне. Они лишь говорят: «Это хорошо». Пока на просторах Вселенной безраздельно господствует и властвует Дракон — «Сын пространства Тьмы, возникающего из глубин Великих Тёмных Вод». Он сияет, как солнце. Он «пламенеющий, божественный Дракон Мудрости». Один, он берёт себе в помощники четверых, которые соединяются ещё с тремя. В этом изначальном союзе рождается Священная Семёрка. Так гласят Станцы «Книги Дзиан». Эта «Семёрка» порождает «сонмы и множества», обращая «великую иллюзию» в реальность проявленного мира.

— То есть, действительно, воплощая чей-то замысел или проект в структуры материального мира? Поразительно! — снова восхитился я.

На минуту Светлана замолчала, переводя дыхание. Затем она заговорила снова и с ещё большим азартом. А я невольно любовался её преобразившимся лицом, стараясь делать это украдкой, чтобы не смутить девушку своим взглядом.

— И Веды нам рассказывают ту же историю, — говорила она, святясь румянцем на щеках. — Акира уже рассказывал об этом на Марсе, но я повторю снова, потому что моя трактовка отличается от его. Веды говорят о том, как в первородные времена на небесах обитали Риши — «первосозданные перетекающие сущности», обладавшие непреодолимой силой. Семеро из них стали великими прародителями Вселенной. Боги Раху — «демон» и Кету — «отделённый» были тогда единым небесным телом, пытавшимся занять своё место среди остальных богов без позволения на то последних. Бог Бурь расколол это небесное тело своим огненным оружием на две части — «Голову Дракона» и «Хвост Дракона», которые с тех пор непрестанно бороздят небеса в жажде отмщения.

Именно в те времена прародитель божественной «Династии Солнца» — Мариши произвёл на свет Кашьяпу — «того, кто на троне». Этот самый Кашьяпа был очень плодовит. Тем не менее, династическая преемственность велась только по генеалогическим линиям его десяти детей от Притхиви — «небесной матери». Но Кашьяпа, как глава династии, покровительствовал и «девам» — «сияющим». Поэтому он носил титул «Дьяус-Питар» — «сиятельный отец».

— Странно, почему такая ограниченность в династической преемственности? — удивился я. — Может быть, причина та же, что и у «богов», ревностно охранявших «чистоту крови», и тем самым допускавших даже инцест?

— Вы просто умница, Сид! — восхищённо воскликнула Светлана, раскрасневшись ещё больше. — Конечно же, речь шла именно о желании сохранить чистоту крови! Но в отличие от человекоподобных «богов», причиной была не борьба за власть, а принадлежность к другой форме жизни! Подумайте сами, ведь плодовитость Кашьяпы явно свидетельствует об отличной от гуманоидов физиологии. Скорее всего, от Притхиви ведёт своё начало именно цивилизация Змиев, которые и были описаны в самых ранних Пуранах, а затем заменены Данавами и Асурами. И те и другие были великанами или титанами, сражавшимися против Девов — своих меньших братьев.

— Но у Кашьяпы были и другие жёны?

— Да. Владыка созданий Дакша[38] выдал за него шестьдесят своих дочерей. Две из них — сёстры Кадру и Вината были удостоены милости Кашьяпы — он предложил им выбрать себе такое потомство, какое они пожелают. Кадру пожелала себе тысячу сыновей, а Вината двоих, но таких, чтобы они превзошли сыновей Кадру могуществом и отвагой. В этом тоже можно усмотреть подтверждение того, что все эти герои были далеко не гуманоидами, хотя повествование о них и ведётся, как об обычных людях.

— Почему вы так думаете?

— А вот послушайте: «Прошло время, и Кадру принесла десять сотен яиц, а Вината только два».

— Яиц? — изумился я. — Получается, что они, в самом деле, не были людьми! Они змеи — настоящие Змеи!

— Вот именно! — подтвердила Светлана. — А через пятьсот лет у Кадру вылупились из яиц тысяча могучих змеев-нагов.

— Нагов?.. — повторил я, вспоминая свои странные видения. — Пятьсот лет!.. Если речь идёт о таких громадных сроках, значит, эти Змии разительно отличались от любых существ на Земле! Похоже, что они были бессмертными? А что там родилось у второй сестры?

— У Винаты в назначенный срок никто не появился на свет. Тогда в нетерпении она разбила одно из яиц, и увидела в нём сына, развившегося только наполовину. Вината назвала его Аруна — «утренняя заря», но разгневанный сын проклял свою нетерпеливую мать за своё уродство, и предрёк ей быть пять сотен лет рабыней у своей сестры. «Но через пятьсот лет, — сказал он, — другой сын избавит тебя от рабства, если ты дождёшься срока и не разобьёшь второе яйцо раньше срока». И через пять столетий из второго яйца родился у Винаты исполинский орёл Гаруда, которому суждено было стать истребителем змей в отмщение за рабство матери.

— Здесь явно идёт речь о каком-то совершенно ином эволюционном пути! — задумчиво сказал я. — При этом отчётливо прослеживается поэтапное развитие цивилизаций. Ведь Гаруда уже не змей!

— Безусловно, «Великий Дракон» мог инициировать возникновение именно рептолоидной цивилизации, — согласилась Светлана. — Развившись и достигнув определённого уровня знаний, эта цивилизация могла начать экспериментировать с генетикой и породила уже человекоподобных богов, ставших первым шагом на пути к гуманоидным расам нашей Вселенной. Рождение Гаруды может быть тому свидетельством. Ведь Гаруда, если внимательно читать мифы, вовсе не обычная птица, а некий летательный аппарат, который уничтожает змей, или пилот, управляющий этим аппаратом. А войну со Змеями вели Боги.

— Значит, миф о рождении Гаруды может дать нам подсказку по времени войны богов со Змиями! — догадался я. — Или наоборот. Здесь присутствует явная взаимосвязь.

— Верно, — согласилась Светлана и продолжила рассуждать. — Тысяча лет с момента возникновения и развития цивилизации нагов… Будучи исполинскими змеями, наги поселились в мире духовных планет Патала, где они воздвигли себе великолепные дворцы, блистающие золотом и драгоценными камнями. Мудрый змей Васуки стал их царём и правил в их главном городе Бхогавати, полном невиданных на земле сокровищ…

— Получается, цивилизация нагов прошла длительный путь развития и к моменту появления Гаруды уже была на его пике. Эта цивилизация процветает, имеет своё социальное устройство и все признаки развитого общества.

— Да, да, — задумчиво произнесла Светлана. — «Царственные змеи, трёхглавые, семиглавые и десятиглавые, владеют несметными богатствами; головы их увенчаны драгоценными коронами; они могущественны и мудры: вожди великого племени нагов, они снискали милость и дружбу богов»…

— «Великое племя нагов» может означать именно широкую распространённость рептолоидов во Вселенной задолго до человекоподобных «богов», — заметил я.

Светлана посмотрела на меня. Кивнула.

— Несомненно. Некогда Владыка созданий Дакша, как гласят мифы, обеспокоился тем, что потомство его дочерей, отданных в жёны Кашьяпе, Соме и Дхарме не умножается достаточно в трёх мирах. Пустынной кажется вселенная, не населённая живыми существами в должной мере. Тогда он породил ещё тысячу сыновей, наделённых необычайной способностью плодиться и размножаться. Он повелел им населить миры своим потомством. Об этом узнал небесный мудрец Нарада, который увидел неразумие замысла Дакши. Он пошёл к его сыновьям и сказал им: «Вы хотите плодиться и размножаться, о славные сыны Дакши. Но подумайте прежде вот о чём. Как будете вы дарить свету потомство, когда вы пребываете во тьме невежества, не зная ни высоты, ни глубины, ни дальности пределов этого мира?». Выслушав слова Нарады, сыновья Дакши сказали: «Правду говорит мудрец. Мы не можем плодиться, не постигнув пределов вселенной». И они устремились в разные стороны, чтобы достичь края мира. С тех пор их больше никто не видел.

— То есть, было некое противостояние между творящими жизнь силами? Это противостояние и вылилось впоследствии в стремление господства над вселенной. Но вначале, после появления человекоподобных «богов», наги всё ещё оставались высокоразвитой цивилизацией и дружили с этими самыми «богами»?

— Наги сами принимали непосредственное участие в появлении на исторической арене гуманоидов, включая людей. Многие легенды рассказывают нам о том, что нередко земные цари и герои брали себе в жёны «нагини» — дев несравненной красоты, которые были по рождению змеями. А подобную практику вполне можно трактовать, как поэтапность распространения жизни во Вселенной и как смешивание различных разумных рас. Не даром наги поселились именно в мире Паталы, духовные планеты которой несомненно указывают на схожесть с духовно-нематериальным миром! И это снова косвенно подтверждает ваши мысли, Сид, — заметила Светлана.

— Значит, и здесь Змии были в числе первых, вслед за Драконами?

Я взволнованно посмотрел на девушку.

— И не только они, — согласилась та. — Другие мифические существа, сыновья Кашьяпы и Муни — гандхарвы, как считалось, были духами, обитавшими на небосводе. Что тоже напрямую связывает их с духовным миром. Гандхарвы ассоциировались с радугой, и эта ассоциация роднит их с иранским Гандарева — драконом! Кроме того, там, на небесах, гандхарвы стерегли сому — напиток бессмертия, который изначально был достоянием именно Асуров-Драконов.

— Значит, таков был изначальный план? — задался вопросом я.

— Скорее всего, — согласилась Светлана. — Давайте взглянем на историю Земли. Гуманоиды в ней произошли так же значительно позже динозавров, которые следуют за земноводными и являются первыми в цепи животных сугубо сухопутных, окончательно оторвавшихся от водной среды. В «Книге Дзиан» об этом говорится так: «Животные с костями, драконы глубин и летающие Сарпа добавлены были к пресмыкающимся. Те, которые пресмыкались на земле, получили крылья. Те, о длинной шее, обитавшие в водах, стали прародителями птиц поднебесных»… А что если массовая гибель динозавров шестьдесят пять миллионов лет назад вовсе не была гибелью? Что если это был эволюционный скачёк? Выход на новый уровень, рождение новой цивилизации?

Светлана посмотрела на меня загоревшимися глазами.

— Вы так думаете? — с сомнением спросил я.

— Вы же не станете возражать, что эволюционный путь Земли можно рассматривать как стандартный для всей Вселенной, где есть миры значительно старше нашего?

Девушка с вызовом посмотрела на меня и снова подняла твёрдый подбородок.

— Не стану, — улыбнулся я в ответ.

— Вот и правильно, — кивнула Светлана. — Динозавры господствовали на нашей Земле миллионы лет. Но что мы знаем об их жизни? Очень мало. Окаменевшие останки не способны рассказать ни о разуме, ни о чувствах, ни об общественной организованности этих животных. Я совершенно не могу себе представить, чтобы эволюция на протяжении такого длительного времени топталась бы на месте, видоизменяя лишь звенья в длинной пищевой цепи! Что если они мыслили, как и мы с вами? Что если они не сбивались в стада или стаи, а имели социальное устройство, своё общество?

— От ваших слов у меня просто голова идёт кругом! — признался я. — Это очень смелые мысли!

— Они вас пугают? — Светлана испытующе взглянула на меня.

— Нет, нет! Мне нравятся ваши мысли! — одобрил я. — В них чувствуется такая глубина… такая ширь научного подхода… Даже дух захватывает!

— Вы мне льстите, — сдержанно улыбнулась девушка-экзоархеолог.

— Ни сколько.

Я покачал головой, видя, что мои слова ей понравились. Пару секунд она пристально смотрела мне в глаза, затем продолжила:

— Так вот. Что если появление динозавров на нашей Земле вовсе не было случайным выбором эволюции? Что если мы имеем дело с чьим-то длительным научным экспериментом, в котором наша планета имела особое значение?.. И что если этот эксперимент был кем-то прерван… насильственно прерван?

— А доказательства? — напряжённо спросил я.

— Подтверждением моей правоты могут служить лишь древние тексты, которые в той или иной мере позволяют судить о происходивших когда-то событиях, — пожала плечами Светлана. — Если египетская мифология довольно скупа описаниями таких событий, то шумерская и индийская мифологии многое проясняют в этом вопросе. Они дают нам сведения о «богах», об их генеалогии, их жизни и деяниях. Причём, эти сведения охватывают не только период земной истории «богов», но и позволяют нам заглянуть глубже, в историю развития и формирования самой цивилизации этих таинственных звёздных пришельцев. Любопытно и то, что эволюционный порядок: «демоны — боги — люди», сохраняется даже тогда, когда роль в сотворении мира переходит к человекоподобным «богам», и они начинают свою активную борьбу со Змиями-Драконами за господство и на Земле, и во Вселенной.

Самым страшным врагом древнеегипетского бога Ра был змей Апоп. Ведийский бог-воитель Индра прославился убийством змея Вритры и его брата Вишварупы, а так же многих Асуров и самого мудрого и могучего из них, своего друга Намучи. Шумерский бог Нинурта — первенец бога Энлиля — сражался вместе с богиней Инанной против «Великого Змея», и в этой войне были истреблены целые армии людей. У аккадцев роль Нинурты перешла к Мардуку, который поверг дракона Тиамат — «Матерь всего сущего» — и из её тела он создал земной мир. В период господства ассирийцев высшим божеством стал Ашур, убивший Змия. На палестинской земле с чудовищным змеем Иллуянки бился бог Яхве, который наследовал эту роль от богов, вступивших в битву с Левиафаном. Даже у славян и скандинавов главным врагом богов тоже выступал Дракон. Верховный бог славян Перун побеждал Змея в процессе циклической трансформации природы. Как и другой бог — бог огня Симаргла, победивший «чёрного змея», о чём рассказывает «Велесова книга». Ей вторит и скандинавская «Велюспа», где потомок верховного бога Одина сражается с «чёрным драконом, змеем с Тёмных Вершин».

— Везде идёт безжалостная борьба против Змия, против его влияния на человеческую цивилизацию… — задумчиво произнёс я. — И что же, все Змии погибли?

Я с надеждой посмотрел на девушку.

— В результате этой долгой борьбы, как говорится в мифах, выживший Змий скрылся в подземном царстве, где с тех пор и обитает, — сказала она. — Особенно рельефно смещение роли Змия-Дракона в мир мёртвых прослеживается именно в египетской мифологии, потому что его имя здесь связывается с духовным возрождением. Такая же трансформация явственно прослеживается и в поздней мифологии других народов. Чем меньше возраст мифа, тем более отчётливо мы видим, как Змий-Дракон становится нехорошим, и тем хуже становятся его отношения как с человекоподобными «богами», так и с людьми.

— Но ведь это говорит и о том, что Дракон раньше богов освоил и «потусторонний мир»! — заметил я. — Снова на лицо более ранняя эволюция Драконов, переход их цивилизации на всё более высокий эволюционный уровень!

— Вы правы, — согласилась Светлана. — Змии-Драконы первыми заняли главенствующее положение в «загробном мире»… Или они просто вернулись туда, откуда пришли, — пожав плечами, добавила она.

Я быстро посмотрел на девушку.

— Снова удивила вас? — полувопросительно, полуутвердительно сказала она, заметив мой взгляд, и улыбнулась. — Помните китайского мифологического героя Фуси? Он тоже мог свободно подниматься на небо по «небесной лестнице» и спускаться обратно на землю. А ведь такой же «лестницей» пользовались и духи, «являвшиеся из разных мест»! Что уж говорить о «древних богах» Египта, освоивших Дуат и установивших там свои порядки?.. При этом, и Древний Египет, и Древний Китай роднит то, что образ Змия в обоих регионах аналогичен образу гусеницы и куколки, из которой вылетает бабочка. Он, Змий регулярно сбрасывает свою старую кожу, чтобы после периода отдыха облечься в новую. В Древней Греции это преображение выразилось ярким образом Психеи — человеческой души. Именно души!.. Правда, здорово, Сид?

Светлана подняла ко мне искристые глаза. Щёки её были покрыты густым румянцем, проступавшим сквозь бронзовый загар.

— О чём вы задумались? — заинтересованно спросила она, вглядываясь в моё лицо.

— Ваша мысль об эволюции динозавров… Она не даёт мне покоя, — признался я. — Но, где же, следы этой странной цивилизации?

— Вы забываете о потомстве легендарного Кашьяпы. Ведь и «боги» были разными, Сид! «Древние боги», положившие начало последующим «божественным» родам, явно имели признаки негуманоидности. Именно эти «боги», а не «солнечные», весьма старательно заботились о человечестве на ранней стадии его развития. Именно они дали людям все знания и навыки. Сами же они получали эти знания от своих создателей — Змиев-Драконов. Вот вам доказательство этого: «Внимайте, вы, Сыны Земли, Наставникам вашим — Сынам Огня! Знайте, нет ни первого, ни последнего, ибо всё есть Единое Число, исшедшее из Не-Числа. Узнайте то, что мы, исшедшие от Первосозданных Семи, мы рождённые предвечным пламенем, узнали от Отцов наших», — процитировала Светлана.

— Значит, вы считаете всех «древних богов» негуманоидной цивилизацией?

— Да, — уверенно кивнула она. — Древний ассирийский текст «Энума Элиш» так описывает сотворение мира: «Когда вверху не названо небо, а суша внизу была безымянна, Апсу первородный, всесотворитель, Праматерь Тиамат, что всё породила, воды свои воедино мешали. Тростниковых загонов тогда ещё не было, когда из богов никого ещё не было, ничто не названо, судьбой не отмечено, тогда в недрах зародились боги, явились Лахму и Лахаму и именем названы были. И пока они росли и мужали, тогда родились Аншар и Китар. Они дни копили, множили годы, и наследник их — Ану, — отцам своим равный. Ану-первенца Аншар себе уподобил. Нудиммуда сотворил по своему подобию Ану. Нудиммуд, отцами рожденный своими, Он разумом светел, многомудр и всесилен, Аншара, деда его, превзошёл он премного».

— И хотя описания этих «древних богов» весьма скупы, — так же уверенно продолжала моя спутница, — мы можем проследить признаки их негуманоидности вплоть до аккадского Мардука, внешность которого, описанная в «Энума Элиш», весьма и весьма неоднозначна: «Его лик был прекрасен, сверкали взгляды! Изначально властна, царственна поступь! Узрел его Эйа, отец-творитель, — весельем и радостью наполнилось сердце. Он воспринял его совершенство, наградил его божьей силой двойною. Он ростом велик, среди всех превосходен, немыслимо облик его совершенен — трудно понять, невозможно представить. Четыре глаза, четыре уха! Он рот раскроет — изо рта его пламя! Он вчетырежды слышит мудрейшим слухом, и всевидящи очи — все прозревают! Средь богов высочайший, прекраснейший станом, мышцами мощен, ростом всех выше!».

— Действительно, настоящий дракон! — согласился я, одновременно поражённый и восхищённый строками древней поэмы.

— А согласно индийским Ведам, — продолжила Светлана, — боги-Адитьи были следующим потомством Кашьяпы от его жены Адити. В «Ригведе» она называется третьей дочерью Дакши, сестрой Дити и Дану, от которых произошли «демоны». Именно она родила двенадцать богов-Адитьев, седьмым из которых и был бог Индра. Это «божественное» потомство было уже иной ветвью разумной жизни, отличной от своих родичей Змиев, но всё же сохранившей некоторые их черты и признаки их физиологии. Помните текст, который читал нам Акира?

Светлана опять слегка наморщила лоб и потёрла его пальцами. Вспомнив что-то, произнесла:

— М-м… Да! «Когда Даитьи и Асуры несли обязанности соответственных Степеней и следовали по пути, предписанному священным писанием, неся так же покаянные обеты, Боги были не в состоянии уничтожить их». Тогда Боги обратились за помощью к «первому из Существ» Божественному Вишну: «Слава тебе, кто есть един с Расою Змиев, двуязычной, ярой, жестокой, ненасытной в наслаждениях и изобилующей богатством»… Понимаете?

Она посмотрела на меня.

— «Един с Расою Змиев»! Вишну и другие боги его свиты имели крепкую связь со Змиями! А ведь это «единство» может говорить только об одном — их цивилизация была порождена самими Змиями. Они были в некотором роде ещё рептолоидами, но уже несли на себе и черты гуманоидной расы. А их противники, Асуры были именно Змиями! Вот почему все Драконы и Змии с точки зрения космологии впоследствии предстают как порождения Хаоса, приведённого в порядок Творческими Силами — «солнечными богами». Вы никогда не задумывались над тем, почему Дьявол не мог создать Землю, то есть, не мог создать человеческую цивилизацию? Не потому ли, что он был слишком похож на Дракона и далёк от людей генетически?

— И поэтому ему понадобился бог с физиологией, близкой к человеку? — догадался я, поняв ход её мысли. — Именно в этом причина инициации создания цивилизации «солнечных богов»!

— Да, наверное, так и было, — задумчиво произнесла девушка. — А может быть причина появления цивилизации «богов» и в чём-то другом… Я видела изображения очень древних фигурок и камней, на которых передавались сцены совокупления загадочных ящеров и человекоподобных существ. Возможно, Драконы всё же делали попытки создания некой гибридной расы на Земле. Может быть, даже эти попытки были удачными…

Она посмотрела на меня. Сказала в раздумье:

— Тваштар — бог-созидатель, искуснейший мастер, сотворивший для богов-Адитьев многие диковинные вещи, был одиннадцатым сыном Адити. Считается, что именно он изваял тела людей и животных. Но его жена была «демоницей» из рода Асуров. Она родила Тваштару сыновей-братьев — трехглавого дракона Вишварупу и Вритру. И ещё дочь — божественную кобылицу Саранью, которая впоследствии стала матерью первого смертного человека Ямы и «врачевателей богов» — Ашвинов.

И в тибетской «Книге Дзиан» тоже описывается последовательность появления разумных рас во вселенной. Там говорится о том, что Первая Раса создала Вторую посредством «почкования». Вторая дала начало Третьей Расе, развив «Рождённых из Яйца». «Отец-Мать» выделял зародыш в виде шаровидного тела, которое постепенно затвердевало, и в нём в течение нескольких лет нарастал утробный плод. Всё, как у современных птиц!

— Но почему «Отец-Мать»? — удивился я. — «Боги» были двуполыми?

— Да. «Солнечные боги», насадившие на Земле религиозную веру как таковую, отличались от «древних богов» и от Драконов, — подтвердила Светлана. — Отличались не только по своим знаниям и способностям, но и по своей физиологии. Возможно, это была некая переходная ступень в цепи эволюции разумной жизни… Ведь все высшие боги древности являлись «Сынами Матери» и лишь позднее они становятся «Сынами Отца». Вот строки из египетских «Текстов саркофагов»: «Я Атон, Творец Старших Богов, я дал жизнь Шу, я великий Он-Она, я тот, кто содеял то, что казалось мне хорошим, я обрёл своё пространство в своей воле, мне принадлежит пространство тех, что движутся подобно двум извивам змея».

— «Подобно двум извивам змея», — повторил я. — Снова говорится о Змие!

— Вы знаете, что боги, подобные Юпитеру или Зевсу первоначально изображались двуполыми? — спросила Светлана.

— Нет.

— Тем не менее, это так. Зевса называли «прекрасной девой», а Венеру изображали с бородой. Греческий Аполлон поначалу так же был двуполым, как и Брахма в пуранах или Вач в «Ману». Египетские же боги Осирис и Исида взаимозаменяли друг друга. В одном из древних гимнов так говорится об Исиде: «Да не будет не знающего меня нигде и никогда! Я мать и дочь. Я члены тела моей матери. Я облегчающая роды и та, что не рожала. Я новобрачная и новобрачный. И мой муж тот, кто породил меня. Я мать моего отца и сестра моего мужа, и он мой отпрыск», — снова процитировала Светлана. — Обратите внимание на строки: «И мой муж тот, кто породил меня». Ведь из египетских мифов, описывающих рождение Гора, можно понять, что Исиде в процессе изъятия «сути» мёртвого Осириса и оплодотворения ею богини, помогал непосредственно сам бог Тот. И он же, согласно Платону, был отцом Исиды, а вовсе не бог Геб. Акира подробно уже разбирал эту историю в своём марсианском рассказе, и я полностью согласна с ним.

Как бы в подтверждение этих слов, Светлана уверенно кивнула.

— Вот вам и загадочное на первый взгляд «муж, породивший меня»! Бог Джехуди в этом генетическом эксперименте с рождением Гора, который трудно назвать обычными родами, действительно выполнял роль мужа Исиды, между тем являясь её отцом. Реальным же мужем был мёртвый Осирис. Поэтому и «сестра моего мужа».

— А «и он мой отпрыск» потому что фактически Гор воплощал в себе телесную суть Осириса? Через генетический материал возрождался как бы сам Осирис в теле Гора! — догадался я.

— Да. Хотя, возможно, использовался и смешенный генетический материал, как считает Акира, и в жилах Гора текла кровь трёх богов: Осириса, Тота и Ра. Можно рассмотреть ещё античный вариант египетского мифа, где в роли Осириса выступает уже Зевс, который, спустившись на землю, становится Загреем. После убийства титанами, он спускается в подземное царство как Аид и становится судьёй и царём умерших. В этой своей имостаси он похищает и уносит Персефону, которая получает от Аида зёрна граната — семя Гадеса. От них Персефона зачинает и при помощи Гермеса возвращается обратно на поверхность земли, где её встречает богиня Деметра — греческий аналог египетской Исиды. Если верить свидетельству участников «великих элевсинских мистерий», Персефона предстаёт перед неофитами с ребёнком на руках.

— Другими словами, весь этот миф в аллегорической форме рассказывает о зачатии Деметры от мёртвого Зевса и последующем вынашивании будущего ребёнка Персефоной? — догадался я.

— Верно, — кивнула Светлана. — Видимо, было опасение возможных осложнений, которые могли возникнуть в результате этой генетической манипуляции. Поэтому была выбрана «суррогатная мать» для вынашивания плода и рождения ребёнка. Вот почему и говорится об Исиде: «облегчающая роды и та, что не рожала». К тому же, греческий Гермес — это всезнающий и всеведающий египетский бог Тот-Джехуди. У греков же с египетским Гором ассоциировался сын бога Гермеса и богини Афродиты, от имён которых он и получил своё имя — Гермафродит. И египетская мифология не противоречит этому. Свидетельства о Горе, как о гермафродите можно найти в мифе, рассказывающем о тяжбах сына богов со своим дядей — богом Сетом.

— Да, интересное переплетение «божественных» судеб получается! А что это за миф о Горе и Сете? — поинтересовался я. — Акира не упоминал его.

— Когда Гор возмужал и получил прозвище Неч-атеф — «Мстящий за отца», он предстал перед Советом богов и заявил о своих правах на престол Осириса, — охотно начала рассказывать Светлана. — Больше всех появлению Гора был удивлён Сет. Но и другие боги спрашивали, неужели Осирис и в самом деле породил сына?

— Значит, с его рождением действительно было не всё так чисто, — заметил я. — Может быть, он, в самом деле, не был сыном Осириса?

— Вполне возможно. Столь же загадочно и необычно появление на свет другого бога — Индры. В эпической литературе Индра описывался, как любимый сын матери богов — Адити. Он был самым могучим из её сыновей и родился не так, как другие её дети, а «необычным путём». При рождении он чуть было не погубил свою мать, явившись сразу в золотых доспехах. Однако в ведийской литературе имя его матери не называется, а в «Атхарваведе» говорится о том, что ею была богиня Экаштака, которую можно отождествить с богиней ночи Ратри. Отцом же Индры называют Праджапати[39]. В Брахманах так же можно найти указания на то, что боги сами создали Индру и избрали его своим владыкой.

— Это, действительно, очень похоже на египетскую историю рождения Гора, — согласился я.

— Вы правы, — подтвердила Светлана — Но я продолжу. Древний текст рассказывает о том, как Сет предложил богам отсрочить решение о признании прав Гора, чтобы он мог миром разрешить возникший спор. Сет пригласил своего племянника «провести приятный день в моём доме». Гор согласился: «И в вечернюю пору им постелили постель, и они вдвоём возлегли на неё. И ночью Сет сделал упругими свои чресла и вошёл в лоно Хора».

— «Лоно Хора»? — изумился я. — Да, пожалуй, эти «боги», действительно, были необычными существами!

Моя собеседница согласно кивнула.

— Когда же боги вновь собрались на совет, Сет потребовал, чтобы власть над Египтом передали ему. Он сказал, что Гор лишился права на царственный трон. Независимо от того был ли он рождён от семени Осириса, теперь в нём было семя Сета. Поэтому он должен был наследовать, а не предшествовать Сету.

— Странные порядки были у этих египетских богов, — проворчал я. — Хотя, если вдуматься… Возможно, причина заявления Сета была в том, что это был как раз некий «переходный период», когда богов-рептолоидов сменяли боги-андропоиды? И эта смена власти шла далеко не мирным путём.

— Вполне может быть, — задумчиво произнесла Светлана. — Кажется, я поняла вашу мысль! Новое поколение богов — дети Геба и Нун — были смешанным потомством. Как и у Кашьяпы от разных жён, у Нун родились разные дети, но только от разных отцов. И не просто от разных отцов, а от представителей разных разумных видов! При этом Сет и Нефтида несли в себе признаки рептолоидов, а Осирис и Исида явились зачинателями рода андрогинов. Ведь отцом Осириса был узурпировавший власть бог Ра, а Исида фактически была дочерью бога Тота. Оба они явно не относились к Змеям… О небо! Спасибо вам, Сид!

Девушка порывисто схватила мою руку и крепко сжала её. Лицо её наполнилось волнением.

— За что? — удивился я.

— За ваши замечательные мысли. Своей пытливостью вы помогли мне, наконец, осознать то, что раньше ускользало от моего понимания. Ведь всех этих «богов» тесно связывали общие корни — «души всех богов находятся в змеях»! Именно так! — возбуждённо воскликнула она и осеклась. Смущённо осмотрелась по сторонам, проверяя, не помешали ли мы снова кому-нибудь своим громким разговором.

— Это вторит и словам ведических богов, обращённым к Вишну: «кто есть един с Расою Змиев»! — продолжала она уже вполголоса. — Понимаете? Возможно, Сет, желая доказать своё право первенства в борьбе за царский трон, хотел, чтобы Совет богов обнаружил в организме Гора именно его генетический материал. Это доказывало бы прямое родство Гора с рептолоидами, а, значит, давало бы ему, Сету возможность наследовать первым по праву старшего. Но Исида по каким-то причинам была в сговоре со сторонниками Ра, пожелавшими посадить на трон именно Гора, и таким образом раз и навсегда лишить Змиев возможности править Египтом и оказывать хоть какое-то влияние на людей. Именно Исида при поддержке своего отца, бога Тота не дала свершиться замыслу Сета… А вы молодец, Сид! Без вас я об этом даже не думала, — призналась Светлана, возбуждённо глядя на меня.

— Таким образом, андрогины взяли верх над Змиями, оттеснили последних в Малую Азию и Китай, а затем и победили их окончательно, — продолжала рассуждать она. — Так что признаки гермафродизма человекоподобных «богов» можно найти вплоть до христианства. Например, в видении Святого Иоанна из «Откровения» Бог, впоследствии ассоциируемый с Иисусом, так же является гермафродитом. По описанию он имел женские груди, как и Тетраграмматон[40] или Иегова. Даже Авалокитешвара[41] буддизма всегда рассматривался в двух обличиях: Первый и Второй!

— Но ведь «древние боги» не были гермафродитами? Они были Змиям или Драконами? То есть, рептолоидами? Правильно? Затем откуда-то появляется Ра или Вишну, или… кто там был у шумеров?

— Ану, — подсказала Светлана.

— Все трое — суть одно лицо только с разными именами, но уже не Дракон или Змий… Значит, имел место какой-то разрыв «поколений»?.. Война?.. Уничтожение?

Я вопросительно посмотрел на девушку.

— Может быть, — качнула та головой. — Свидетельства подобного уничтожения «змеиного племени» мы можем найти в «Махабхарате». Это уничтожение было устроено руками царя Джанамеджайя, который вёл свою родословную от героя Арджуны — сына бога Индры. Его отцом был Парикшит — царь из династии Куру, родившийся уже после битвы на Курукшетре.

— То есть, речь идёт о временах полубогов и героев?

— Вы правы. Вот строки из «Махабхараты», описывающие это злодеяние: «Все эти ползающие на животе твари преисполнились страха; низвергаясь в священное пламя, они корчились в невыносимых муках и взывали друг к другу. В этом удивительном жгучем пламени змеи дрожали, задыхались, шипели и как безумные обвивали друг друга. Белые змеи, черные змеи, голубые змеи, старые змеи и молодые змеи, все, громко свистя от ужаса, низвергались в бурно горящее пламя. О лучший из дважды рожденных! Беспомощные змеи погибали сотнями тысяч, миллионами и десятками миллионов. Некоторые из них были маленькими, точно мыши, другие были в слоновий хобот, третьи походили на обезумевших в течке слонов. Но все змеи, как могучие, так и слабые, со всей пестротой их цветов, с их губительным смертоносным ядом рушились в беспощадное пламя и гибли. В огонь попали многие тысячи, миллионы и десятки миллионов змей. Их было такое множество, что всех и не перечислить. Однако из источников смрити мы знаем имена самых важных змей, ввергнутых в жертвенный огонь».

— Можно было бы подумать, что речь идёт о простых пресмыкающихся… Но так много деталей выдаёт в них разумных существ! — удивлённо и восхищённо воскликнул я. — Они страдают, говорят и имеют имена!

— Только невежда, читая это, мог бы думать о простой аллегории, — заметила Светлана. — Интересно и описание этого жертвенного огня: «Этот могучий божественный Огонь, обладающий столь поразительной яркостью, извергающий золотое семя, Огонь, поглощающий всё, оставляя за собой тёмный след из пепла и дыма, завиваясь направо»… Вот вам и оружие, которым уничтожалось «змеиное племя»!

— Ядерное или какое-то иное… — промолвил я. — Очень похоже… Хотя это теперь и не столь важно. Но это оружие было в руках именно «солнечных богов»! Оно и повлекло прекращение генетической преемственности, которое обусловило дальнейший разрыв поколений!

— Возможно, — пожала плечами Светлана. Призналась: — Я плохо разбираюсь в оружии.

— Но вы упомянули первого смертного человека? — напомнил я. — Получается, что раньше люди были бессмертными, как и боги? Или гуманоидная раса людей была не первой на Земле? Может быть, это были совсем другие люди? Та самая «гибридная раса», которую пытались вывести Змии, и которая стала по своей сути «богоподобной»?

— Почему бы и нет? — снова пожала плечами моя спутница. — Ведь «богоподобный» человек, действительно был плоть от плоти своего создателя. Вот, например, «Ригведа» рассказывает о времени, когда смерти не знали на Земле. Потомки прародителя людей Вивасвата — близнецы Ями и Яма были бессмертными. В Критаюге — «Золотом веке» — они не ведали греха и жили на земле счастливо, в мире и благоденствии. А в той же «Книге Дзиан» есть такие строки: «Тогда Великие Владыки призвали Владык Луны в воздушных телах: «Породите людей», — было сказано им. — «Людей вашего естества. Дайте им внутренние Формы, Монады. А мать Земли Природа сложит их внешние оболочки, тела».

— «Владыки Луны в воздушных телах», — повторил я поразившие меня строки. — Амоль Сайн рассказывал нам с Акирой интереснейшие вещи о возможной связи трёх «железных крепостей» Асуров с нашей Луной и разрушенным спутником Марса… Что-то подсказывает мне, что он был трижды прав! Внутри Луны действительно кроется какая-то тайна, и мы обязательно должны раскрыть её секрет!

Светлана улыбнулась моей горячности.

— Извините, я перебил вас! — спохватился я, чувствуя себя неловко.

— Не страшно, — благосклонно отмахнулась девушка. — О бессмертном первочеловеке повествуют и шумерские тексты, в которых мы встречаем героя Гильгамеша — царя Урука. Он был на две трети бог, а на одну человек. Его матерью считалась богиня Нинхурсаг, а отцом верховный жрец Куллаба. Шумерские таблички рассказывают и о том, как Нинхурсаг создала Гильгамешу товарища — дикого человека Энкиду, жившего со зверями в пустыне, который был смертен… Да и шумерский бог Энки на просьбу богов создать «примитивного рабочего» отвечает: «Существо, о котором вы говорите, уже есть».

Возможно, это «существо» и было тем первым бессмертным человеком — полурептолоидом, которого погубили в Потопе распри и зависть богов к своим создателям — Змеям. А из остатков этих «богоподобных» людей новые боги в услужение себе сотворили того самого «лилу». В «Энума Элиш» есть такие строки: «Я соберу кровь и создам кости. Я сделаю дикаря, «человек» будет его имя. Воистину дикаря-человека я создам. Ему будет поручено служение богам, чтобы они могли отдохнуть! Нравы богов я искусно изменю. Почитаемые равно, они разделятся на две группы».

Светлана немного помолчала, словно, собираясь с мыслями.

— Даже в более поздние времена, — снова заговорила она, — уже после всех войн между «богами», когда люди, спасаясь от разорения и смерти, уходили из прежних обжитых районов Южной Азии и Ближнего Востока, разбредаясь по самым отдалённым уголкам Европы и Азии, мы находим память о тех стародавних временах. Эта память осталась запечатлённой в эпических сказаниях разных народов. Она дошла до нас в сказках, которые созвучны шумерским и индийским текстам. В скандинавской «Велюспе» говорится: «Тогда сели боги на троны могущества и совещаться стали священные: кто должен племя карликов сделать из Бримира крови и кости Блаина».

— Бримир и Блаин — кто это? — переспросил я, услышав новые имена.

— Это просто другие имена Имира — великана, первого существа на свете, от которого произошли люди и шестиголовый великан Трудгельмир, ставший прародителем рода великанов-ётунов, — пояснила Светлана. — Он тот же Дракон, давший начало двум разным ветвям жизни во вселенной. Понимаете? Его, как и дракона Тиамат, убили потомки другого великана — Бури. Это сделали боги-асы: Один, Вили и Ве. Из тела Имира они сотворили весь земной мир так же, как аккадский Мардук создал мир из тела убитой им праматери Тиамат.

Но скандинавские боги-асы не сами решили создать человека. Именно великаны или драконы подтолкнули их к этому: «Встретились асы на Идавёлль-поле. Капища стали высокие строить, сил не жалели, ковали сокровища, создавали клещи, орудья готовили. На лугу, веселясь, в тавлеи играли, всё у них было только из золота, — пока не явились три великанши могучие из Ётунхейма». Именно тогда, когда к асам пришли эти самые великанши, «боги» задумались о создании человека. Причём, это создание происходит практически тем же способом, что и в шумерских мифах. Сначала назначаются двое ответственных за проведение генетического опыта, формируется команда медиков, а затем уже они приступают непосредственно к «лепке» людей из «глины»: «Модсогнир старшим из племени карликов назван тогда был, а Дурин — вторым; карлики много из глины слепили подобий людских, как Дурин велел». Оживили же эти «заготовки» людей главные «боги»: «Они не дышали, в них не было духа, румянца на лицах, тепла и голоса; дал Один дыханье, а Хёнир — дух, а Лодур — тепло и лицам румянец».

— Получается, и здесь Драконы инициировали создание «новых» людей, а цивилизация «богов» была лишь инструментарием для этого эксперимента?

— Да. Но Змии не оставляли попыток возродить и прежний людской род! Подтверждение этому мы находим во многих преданиях и сказках различных народов. Помните древние славянские сказки? В них без труда можно отыскать отголоски историй о сексуальных связях между Змиями и людьми. Например: «Схватил змей царевну и потащил к себе в берлогу — за жену себя взял». Или возьмите историю о сказочной Царевне-лягушке. В образе этой царевны безусловно была отражена родословная преемственность между родом неких земноводных или пресмыкающихся, и родом гуманоидов в образе людей. И за этой преемственностью стоят не менее примечательные сказочные персонажи: Кащей-Бессмертный и Змей-Горыныч!

— О! В детстве я слышал сказки о них! — радостно сообщил я.

— Я тоже их любила, — кивнула Светлана. — Но в сказках эти персонажи всегда выступают на стороне Зла. И это уже явный отголосок эры Тельца — времени, когда шла жестокая идеологическая борьба с наследием «древних богов». Образ Кащея явно описывает именно их. Как и «древние боги», Кащей обладает бессмертием. Как и они, он изображается почтенным старцем, что само по себе говорит о его древности — то есть, о его древнем происхождении. К тому же, он могучий чародей. А мы знаем, что все «древние боги» активно использовали магию в практических целях. И ещё в сказках присутствует явная иерархическая преемственность между бессмертным Кащеем и огнедышащим Змеем-Горынычем. В этой иерархии Змей как бы стоит над Кащеем: он сильнее его, и он древнее его. Эта преемственность подкреплена и косвенными признаками. Кащей тесно связан с водой, от которой получает небывалую силу, к тому же, его смерть сокрыта в яйце. И то, и другое сильно сближает его как со Змиями, так и с богами-рептолоидами, о которых я говорила вам.

— Вырисовывается всё та же эволюционная цепочка: демоны — боги — люди!

Светлана снова согласно кивнула.

— И это очень созвучно шумерским и ведийским сказаниям. Правда, в русских сказках эти связи сильно размыты, искажены и истёрты в народной памяти неумолимым временем. Но они есть!

— Пожалуй, вы правы, — не стал спорить я и произнёс в раздумье: — Индийские Боги боролись с Асурами, чтобы упорядочить Хаос. Но этот Хаос являлся не чем иным, как противодействием абсолютному и беспрекословному подчинению Верховному Божеству и его законам?

— Да, — подтвердила Светлана. — Акира считает, что Змии, руководствуясь своей мудростью, начали принимать самостоятельные решения, проявили свою волю и перестали подчиняться навязанным религиозным догмам.

— А как считаете вы?

Я внимательно посмотрел в глаза девушки, чувствуя лёгкое головокружение.

— Я думаю, что Акира во многом прав. Конфликт действительно мог возникнуть, когда Змии-Драконы объявили о своём самосознании и собственной воле. Вполне возможно, что их внимание, обращённое к человеку, было вызвано желанием следовать этим же принципам. Змий-Дракон предложил человеку свободу выбора и знание… Но человек только пострадал от этого, а знание попало под запрет и было им забыто. В итоге, это «божественное» знание не принесло никому пользы. Даже наоборот, обернулось для людей гонениями и репрессиями со стороны победивших «солнечных богов».

— Вот и теперь желание обрести «божественное» знание грозит обернуться для нас плохими последствиями, — пробурчал я себе под нос, вспоминая о наболевшем.

— Что вы сказали? — не расслышав, переспросила Светлана.

— Да так… Это я о своём, — отмахнулся я. — Мне вот какие мысли приходят в голову в связи со всем этим. Ведь наличие некого «божественного закона», которому воспротивились Драконы, говорит о том, что над всеми ними действительно стоял ещё кто-то. Тот, кто установил подобный вселенский «тоталитарный» режим. Но кто? Единое Божество?.. Я не могу допустить мысли о существовании подобного Божества в природе, во Вселенной. Но тогда «кто» или «что» было источником этого жёсткого Верховного Порядка?.. Должно было существовать что-то действительно могущественное и всеобъемлющее. Ведь откуда-то взялась эта самая религиозная вера?

— Можно сказать, что она была «искусственно рождённым ребёнком», — уверенно сказала Светлана. — Таким же, как ребёнок Гор. Суеверием, данью давно забытым традициям.

— Вы так думаете?

— Конечно! В «Ригведе» ясно сказано: «Жертвой жертве пожертвовали боги: вот каковы были первые дхармы. Достигли могучие свода небес, где остались древние боги Садхья[42]». Имеется в виду мифический акт самопожертвования первосущества Пуруши, из которого была создана вся Вселенная, — пояснила девушка-экзоархеолог. — Этот акт становится впоследствии прототипическим — с тех пор все жертвоприношения являются его повторением, воспроизводя жертву, алтарь и даже следствия того первого космического жертвоприношения. Пурушу в данном случае можно соотнести и с драконом Тиамат, и со скандинавским великаном Имиром. В мифологии скандинавов даже есть некое подражание ведийским текстам, в котором отец богов Один совершает жертвование самому себе, чтобы получить напиток бессмертия, магические знания и тайны древних рун.

— Интересно! — согласился я.

— «Травой кропили Пурушу, в начале дней рождённого: так стал он жертвой для богов», — продолжила Светлана. — Но для самих богов эти первые жертвы не носили вообще никакого практического значения. Они совершались ради жертвы, приносимой «солнечными богами» богам «древним», которые остались за пределами «свода небес». Такой сугубо религиозный или символический акт, до которого «древним богам» не было никакого дела. Обычный символизм, когда в соответствии со своим макроскопическим образцом, совершалось микроскопическое действие как бы воссоздающее мир каждым новым жертвоприношением.

— Да, вы правы. Похоже на то.

— Те «древние боги» считались впоследствии прародителями человечества и именовались Отцами, Питарами или Питри. Они делились на семь классов — три бесплотных и четыре плотных — и два вида: Агнишватта и Бархишад. «Ваю-пурана» утверждает, что изначально эти семь степеней Питри и были первыми Богами — Вайраджами — которых Брахма силой своей мысли и воли узрел в вечных сферах. Именно они являются «богами богов». А «Матсья-пурана» добавляет, что сами Боги — дэва — почитали именно их. В большинстве древних манускриптов сказано о том, что Вайраджи были старейшими Агнишваттами и Раджасами, или Абхутараджасами — бесплотными духами, не имеющими даже астрального фантома. Именно через них и в них воплощался Вишну в своих аватарах. Все они, как указывает «Ваю-пурана» обитают в области духовных миров, именуемой Вираджа-Лока.

Светлана остановила на мне проникновенный взгляд.

— Если же говорить о символизме, то он впоследствии вырос в стойкую религиозную систему, которую «солнечные боги» стали насаждать в человеческой среде. Религия принуждала человека покорству «богам», победившим в войне со Змиями, возводила «богов» в ранг сверхсуществ, что давало им духовную силу. Да и просто принуждала людей работать на «богов», приносить им жертвования в виде пищи и различных даров. Тем самым «боги» обеспечили себе беззаботную жизнь и получили покорную людскую массу, которую можно было использовать в качестве «пушечного мяса» в междоусобных сварах, и в борьбе за власть и привилегии.

Но безусловно и то, что религиозные догмы, навязанные людям, отражали в себе и религиозные представления самих «солнечных богов», так же веривших в существование Единого Бога — создателя Вселенной. Даже у древних египтян можно найти отголоски этой самой веры, доставшейся им в наследство со времён «божественных» правителей. Есть упоминания о неком боге, имя которого Неб-Ер-Чер — «владыка до самого крайнего предела». Суть этого бога заключается в применении понятия «предел» к времени и пространству, что делает его Вечным Богом Вселенной. Древние египтяне представляли этого бога в виде некоей всемогущей силы, заполняющей собой всё пространство вокруг. А такое представление сродни индуистким представлениям о Брахмане — сверхсуществе, породившем троицу великих богов, и, по сути, так же являющимся тем самым Единым Богом. Все эти представления шли от невежества «солнечных богов», которым недоставало знаний и мудрости своих предшественников, которых они сами и погубили.

— Неразумные «дети», решившие стать ровней своим «родителям», но плохо учившие уроки? — усмехнулся я. — А ведь действительно это похоже на детскую веру в различные чудеса и небывалых существ, которая идёт от неполного познания окружающего мира! Весь этот символизм, на котором держалась любая религия.

— Вы правы, — согласилась со мной Светлана. — И чем ярче символ, тем он привлекательнее и сильнее. Так символом первого жертвоприношения стал огонь. В «Упанишадах» сказано: «На этом огне боги совершают жертвоприношения веры. Из этого жертвоприношения возникает владыка Сома… Из этого жертвоприношения возникает дождь… На этом огне боги совершают жертвоприношения дождя. Из этого жертвоприношения возникает пища». А что может быть сильнее огня для дикого человека? Ведь огонь — это жизнь, огонь — божественный дар. Тот, кто им владеет, как жертвенным огнём, имеет возможность общаться с богами, получать их помощь и защиту, а, значит, имеет власть над остальными людьми! Недаром испокон веков брахманы и священники были властителями человеческих умов и душ, как и хранителями, блюстителями «божественных» законов.

— Опять всё сводится к дележу власти? — воскликнул я. — Как же меркантильны были эти «боги»!

— Не удивляйтесь. Здесь нечему удивляться, — спокойно сказала Светлана. — Помните «Энума Элиш»: «Все боги разделили небо и землю. Пятьдесят великих богов заняли свои твердыни. Семь богов судьбы поселили трёхсот на небе»?

— А ведь «солнечных богов» изначально было не так уж и много, — заметил я.

— Но потомства они оставили столько, что его хватило на несколько тысячелетий земной истории! — усмехнулась Светлана. — И это потомство не прекращало вести между собой постоянные распри за власть над людьми. И чем больше времени проходило, чем меньше оставалось на Земле «чистой божественной» крови, тем ожесточеннее становилась эта борьба. Божественным потомкам и их отпрыскам всё сложнее было выбиться в лидеры, чтобы получить большую долю жертвований. Именно в этом и кроется одна из причин уничтожения многобожия и воцарения монотеизма.

— Вы думаете?

— Да. Время многочисленных богов было закончено. Но люди довольно длительное время общаясь с ними, как с представителями более развитой цивилизации, имели не только возможность приобщиться к их знаниям, но и были свидетелями противоречий и конфликтов, возникавших между этими «богами». Поэтому сами «боги» часто представлялись людям не в самом лицеприятном виде. Древние люди видели, что «боги» вполне реальные личности, не обладающие сверхъестественными чертами. Пускай, они и принадлежали к высокоразвитой цивилизации, но всё-таки к цивилизации не сверхъестественной. «Боги» лишь обладали существенно более высокими возможностями и способностями, чем сами люди, но были куда больше похожи на обычных людей. С ними можно было договариваться, им можно было даже перечить, пускай с большим риском для себя, но всё же можно было. Им даже можно было не подчиняться. История Египта и Шумера знает примеры подобного неподчинения.

— Да, я помню. Акира рассказывал об этом, как о периоде правления полубогов.

— Со временем власть «богов» на Земле сошла на нет, и они навсегда покинули нашу планету. И вот тогда один из последних божественных отпрысков — Яхве решил возвыситься над остальными. Но знания людей о богах, как об обычной разумной цивилизации, ему только мешали. В доктрине Яхве человеку отводилась только роль раба, который был обязан выполнять предписанные ему правила. Овладение «божественным знанием» было тягчайшим грехом. Ведь Яхве стремился вселить в умы людей представление о себе, как о сверхестественной личности. Он провозгласил себя иррациональной всемогущей силой, хотя сам и не играл в среде богов сколь-нибудь значимой роли. Вот почему, чтобы получить власть, ему потребовалось уничтожить знания о «древних богах», те «приземлённые» представления о них, которые к тому времени ещё сохранялись жрецами Ханаана. Только с уничтожением этих знаний снимались все вопросы о законности претензий Яхве на роль главного и единственного властителя душ, только так был возможен переход к подчинению единоличному Богу.

— Вы правы, — согласился я. — Знание подрывает веру. Особенно практическое знание. Проще и надёжнее «начать всё с чистого листа».

— Верно. Только для этого нужно сначала зачистить этот «лист», — заметила Светлана. — Именно так и поступил Яхве. Он уничтожил носителей подобного знания вместе с самим знанием. Участь жрецов Ханаана — последних хранителей тайн «древних богов» — была предрешена. А с уничтожением этого знания и с уничтожением знания о «божественном знании» создались наиболее благоприятные условия для слепой веры и безропотного служения.

— Но любое знание способно возродиться.

— Безусловно. Вот почему, чтобы избежать подобного возрождения, Яхве необходимо было уничтожить не только всех его носителей, но и все материальные следы присутствия на земле «древних богов», которые ещё сохранились ко времени эры Овна. Ведь «предметы богов», хранившиеся жрецами во многих храмах, всегда почитались людьми как священные. Они поклонялись им. Отсюда и возникло требование Яхве уничтожить все культовые сооружения и храмы ханаанских богов, последним из которых был Баал — потомок египетского бога Сета. Это требование со всем усердием было исполнено иудеями, огнём и мечом завоёвывавшими земли Синайского полуострова… Теперь вы понимаете, почему нам так сложно отыскивать следы того прошлого? Потоп и «божественные» войны безжалостно уничтожили очень многое. А что ещё оставалось, было уничтожено поколением полубогов или полукровок. К тому же сами люди сделали немало, чтобы стереть с лица нашей планеты память о древнейших временах. Вот почему каждая из подобных находок является для нашей науки поистине драгоценной!

— Понимаю. Но ведь Змии не исчезли бесследно! Они ушли в «загробный мир»? А вслед за ними ушли и «древние боги»?.. Но значит ли это, что им удалось уйти и от «верховного порядка», который давлел над ними и против которого они выступили?.. Получается, мы чего-то не знаем об устройстве окружающего мира — того, что определяет весь этот порядок? Может быть, разгадка кроется где-то там, за гранью нашей жизни и смерти?

Светлана снова положила свою ладонь на мою руку. Сказала, склонившись ко мне:

— В «Махабхарате» есть такие строки: «Источнику всего сущего, той нетленной Данности, что известна под многими именами и восславляется во многих молениях, Абсолютной Истине, извечно существующей, иногда открыто, а иногда тайно. Перед Ней я и склоняюсь. Ей подчинены и материя и дух, и посему Она составляет единое целое со вселенной. Первосоздательница всего великого и малого, Она возвышается над этим миром. Могущество Её, стоящей над всем и всеми, никогда не убывает»…

— Вы правы, что-то есть такое, чего мы пока не знаем, — задумчиво добавила она. — Но обязательно узнаем! Человеческий разум силён и ему подвластно многое… Хотя и не всё.

— Вы сказали, что Дракон вернулся туда, откуда он пришёл. Что вы имели в виду?

Я смотрел в лучистые глаза девушки, ища там ответа.

— Просто вспомнила строчку из древнего текста: «Вначале, до того как Матерь стала Отцом-Матерью, Огненный Дракон в одиночестве носился в Беспредельности»… Он был один, понимаете? Ни одного живого существа ещё не было во Вселенной! Но откуда тогда он взялся сам? Как мог носиться в беспредельности космоса? Не от того ли, что был «огненным», то есть не таким, как мы с вами?..

На щеках Светланы опять проступил румянц.

— Знаете, сегодня вы приоткрыли для меня ещё одну грань нашего прошлого, которая странным образом отразилась и на моей судьбе, — признался я.

Взволнованный и проницательный взгляд девушки скользил по моему лицу. Сейчас она показалась мне особенно прекрасной. Какое-то время мы молчали. Потом я всё-таки решился заговорить с ней о том, что беспокоило меня больше всего.

— Светлана!

Я положил свою ладонь на её тёплые пальцы.

— Мне нужно сказать вам что-то очень важное… Важное, прежде всего, для меня.

— Да.

Она немного щурилась на солнце, лучи которого лились сквозь боковое окно. Я почувствовал, как слегка напряглась её рука.

— Понимаете, я был с вами не совсем откровенен… Там, на Марсе.

По её лицу промелькнуло лёгкое недоумение.

— Помните наш разговор, когда вы пришли ко мне ночью? — напомнил я ей.

— Помню. Конечно, помню, — кивнула девушка, неотрывно глядя на меня.

Я видел, как в её взгляде появляется всё больше интереса. Продолжал, осторожно подбирая слова:

— Это не потому, что я хотел обмануть вас или ввести в заблуждение. Нет… Вы спросили меня о тогда о том, меняется ли что-то на нашей Земле в худшую сторону? Помните? Тогда ваш вопрос попросту удивил меня и показался неуместным… Ведь я и сам даже не мог думать о чём-то подобном!

— А сейчас? — негромко спросила Светлана, и в её голосе послышалось напряжение.

— Сейчас многое изменилось… Изменилось прежде всего для меня. Я познакомился с очень интересными людьми: с вами, с Акирой, с Эйго и с другими ребятами. Я узнал много нового и удивительного из нашего исторического прошлого… Вы знаете, я, наконец, понял, что история человечества долгое время зависела от чужой, навязанной извне воли. Понял, что человечество с младенчества было игрушкой в могущественных руках неких «богов», которые привили людям всё самое плохое, что могли: злобу, ненависть, жестокость, алчные помыслы, примитивные желания, низкие порывы. Всё это низвело изначально «божественного» человека до роли «примитивного слуги», до роли раба религиозной веры, до роли «пушечного мяса» в кровавых разборках этих самых «богов». Всё это превратило нас в агрессивных безжалостных зверей — самых опасных животных на Земле, потому что мы были наделены разумом намного большим, чем у всех остальных существ этой планеты…

Я замолчал, охваченный внезапным волнением. Затем заговорил снова:

— И хотя эти самые «боги» давно покинули нас, но их наследие цепко и прочно засело в людских умах, порождая на нашей планете из столетия в столетие не добро, счастье и радость, а мрак беспросветного инферно. Эти «боги» запустили вечное колесо Сансары, уверенные в том, что людям никогда не удастся избавиться от своей кармы. И вот теперь, когда нам, наконец, удалось вырваться из инферно, когда наша жизнь стала такой, о какой мечтали наши далёкие предки, мне начинает казаться, что инферно вновь пытается проникнуть в наш мир. Мне кажется, что его тёмные щупальца осторожно выползают на солнечный свет, затуманивая умы уважаемых мною людей… Возможно, они сами того не понимают… Я даже уверен, что они стремятся сделать как лучше для нас для всех, и только обстоятельства вынуждают их поступаться моральными и этическими принципами нашего общества. Но я не могу принять этого! С одной стороны я понимаю их и разделяю их опасения, но с другой стороны я вижу, как мёртвое наследие цивилизации «богов» непостижимым образом исподволь начинает завладевать их умами.

Я замолчал, взволнованно глядя на Светлану. Она притихла, напряжённо слушая меня, и я видел, как тревожно дрожат её тонкие ноздри.

— А что всё-таки происходит? — наконец, спросила она голосом, полным волнения.

— Думаю, зреет военный конфликт между нами и Сообществом. Это происходит помимо нашей воли и вопреки нашим желаниям. Но как бы мы того не хотели, остаться в стороне от происходящего Трудовое Братство никак не сможет… И что самое ужасное в этой ситуации — есть основания полагать, что сила и победа в этом конфликте может оказаться не на нашей стороне. Как когда-то победа оказалась на стороне «богов», а мудрые Драконы потерпели поражение и были вынуждены уйти с Земли навсегда.

— Но ведь есть исторические договорённости между Землёй и Гивеей! — искренне изумилась Светлана. — Есть границы дозволенного, определённые этими договорённостями… Разве они посмеют нарушить их?

Она вопрошающе посмотрела на меня.

— Они уже нарушают. И это особенно тревожит моё руководство, потому что даёт основания полагать, что у Сообщества имеются определённые технические возможности, которых сейчас нет у нас. Вот поэтому-то Совет ОСО и принял решение, во что бы то ни стало заполучить знания об оружии тех самых «богов»! Поэтому меня и направили к вам в экспедицию на Марс.

Я замолчал, опуская глаза.

— Но ведь мы не нашли никакого оружия! — горячо воскликнула Светлана.

— Вы нашли нечто большее — технологии, которые могут оставить позади любые военные разработки Сообщества, — с горечью сказал я.

Светлана недоумённо посмотрела на меня.

— Не понимаю. Вы говорите о «золотом экране»?

— Да. Но и здесь снова возникает дилемма: с одной стороны есть технология, но нам неизвестно, как ею воспользоваться; с другой стороны, — и это гораздо важнее, — эта технология может обернуться для нас самих величайшим горем. Сейчас я это прекрасно понимаю… Я это прочувствовал на собственной шкуре там, на Марсе.

— Но у нас не принимают единоличных решений по значимым для общества вопросам! Ведь так?

Девушка требовательно посмотрела на меня.

— Только в экстренных случаях, когда ситуация не оставляет времени для долгих обсуждений, — напомнил я.

Светлана опустила глаза. Помолчав, спросила:

— Что же вы теперь думаете делать?

— Пока не знаю… Я не знаю, как воспрепятствовать этому, чтобы не навредить Трудовому Братству ещё больше… Но я знаю, что буду всеми силами пытаться убедить в своей правоте тех, кто послал меня к вам в экспедицию! — решительно заявил я, уверенный в том, что так оно и будет.

Моя спутница отвернулась к окну, на какое-то время, погрузившись в свои мысли. Задумчивая печаль лежала на её красивом лице, изменив знакомые мне черты. Я не мешал ей, чувствуя, как легко стало у меня на сердце, хотя тревога и не ушла совсем. С души, словно, сняли тяжёлый камень, давивший на меня последние месяцы.

— Знаете, я рада, что вы рассказали всё мне, именно мне, — наконец, произнесла девушка, снова поворачиваясь.

В глубине её глаз затаилось волнение, но лицо теперь выражало уверенное спокойствие.

— На самом деле, я говорил об этом и с Акирой… Раньше, чем с вами, — признался я.

— Да? — встрепенулась Светлана, и мне показалось, что эта новость обрадовала её. — Что же он вам сказал на это?

Волнение в её глазах перестало быть скрытым.

— Кажется, он стал относиться ко мне с недоверием… Наверное, поэтому он и уехал, не попрощавшись, — пожал я плечами, опуская голову.

— Это похоже на Акиру, — после паузы, кивнула Светлана. — Он всегда принципиален в подобных вопросах и редко идёт на компромиссы… особенно с самим собой, — добавила она.

— А вы?

Я пристально смотрел на неё.

— Как к этому относитесь вы?.. Тоже считаете меня плохим человеком?

— Нет, нет! Что вы! — встрепенулась она, порывисто хватая меня за руку. — Ведь вы не плохой человек! Правда?.. Я вижу, что вы способны на большой значимый для всех поступок… И не ради себя!

Светлана взволнованно всматривалась в моё лицо, и её пальцы всё сильнее сжимали мою руку.

Взглянув в окно на сияющие морские дали, она сказала:

— Знаете, мир может быть уничтожен не одним плохим человеком, а молчанием тысячи хороших. Древние считали, что всё сущее и зримое это только отблески божественного огня, иллюзия — майя, результат вечной игры, в которой безличное божество тешит себя, не замечая бегущего сквозь тысячелетия времени. Но в этом иллюзорном мире есть нечто подлинное, имеющее божественную природу — это человеческая душа. И если безличный Бог есть гигантский огонь, то искры этого огня, разлетающиеся вокруг, есть человеческие души. Заброшенные в наш мир, они обречены скитаться из одной телесной оболочки к другой, подчиняясь закону кармы, и прекратить это мучительное и бесплодное скитание не помогут ни жертвоприношения, ни умерщвление плоти, ни аскеза, ни паломничества… Единственное, что способно привести к цели — это добрые дела! Ими душа очищается. Позднее масоны говорили, что каждому человеку нужно лишь раздуть в себе божественную искру, чтобы стать подобным Богу… Я вижу, что у вас чистая душа, которая разгорается, как эта «божественная искра». И я думаю, вы не дадите ей никогда погаснуть…

Она на минуту замолчала. Затем порывисто склонилась ко мне, заглядывая в глаза.

— Сид!

— Да?

— Я хочу вам сказать… хотела давно сказать… — казалось, она подбирает слова, стараясь найти нужное, то самое важное слово.

Её глаза блуждали по моему лицу. Наконец, она глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, пытаясь унять волнение, нахлынувшее на неё. Предложила:

— Давайте поднимемся наверх?

Мы вышли на верхнюю обзорную палубу. Сквозь узкие прорези в боковых стенах защитного стеклянного колпака, походившие на акульи жабры, был слышен плеск волн, а стремительные порывы ветра доносили сюда морскую прохладу и свежесть. Солёный запах волн наполнял ноздри бодрящей остротой. Сейчас экранолёт сбавил свою скорость, обходя с запада по большой дуге остров Кергелен.

Опершись о перила заградительного барьера, Светлана задумчиво смотрела на бескрайний водный простор, щурясь на солнце и подставляя разгорячённое лицо морскому ветру. А я стоял рядом и любовался её точеным профилем, чувствуя, как тёплая волна в который уже раз стремительно поднимается от сердца к горлу, сбивая моё дыхание.

— Смотрите!

Девушка порывисто коснулась моей руки, указывая в сторону, где в отдалении огромная стая дельфинов охотилась на косяки сардин, сбившихся на стыке холодного и тёплых течений.

— Правда, здорово? — спросила она, глядя на меня, искрящимися на солнце глазами.

— Да, удивительное зрелище, — задумчиво произнёс я, следя за юркими дельфиньими спинами.

— Знаешь, я всегда пойму тебя, чтобы ни случилось! — негромко, но твёрдо произнесла Светлана, неожиданно переходя на «ты». — И всегда буду рядом с тобой!

Я быстро повернулся к ней, ошарашенный услышанным, и тут же утонул в её бездонно-глубоких глазах, смотревших на меня с бесконечной любовью и преданностью. Сердце моё в один миг радостно подпрыгнуло к горлу и бешено забилось от охватившего меня волнения и счастья. Помедлив, я схватил её ладони и прижал их к своей груди, продолжая бездумно падать на дно темнеющего омута её расширившихся зрачков.

Когда экранолёт вошёл в обширную бухту на восточной оконечности острова, было уже далеко за полночь. В свете огней порта стена прибрежных гор, поросших пальмовым лесом, казалась застывшей морской волной, поднимавшейся от океана к ночному пронзительно чёрному небу. Яркие звёзды плавали над ней россыпями драгоценных жемчугов. Звёзды плавали и в воде, у нас под ногами, и голова кружилась от этого безграничного звёздного простора, словно, мы оказались на границе самой Вечности.

Мы вышли на одну из улиц прибрежного посёлка, которая тянулась от самой бухты, карабкаясь по склону куполообразного холма к высокому ночному небу, и медленно пошли рядом между уютных одноэтажных домиков. Нарочито неровные и шершавые плиты смальты, выстилавшие улицу, отражали рассеянное, немного призрачное бело-розовое и голубовато-фиолетовое свечение, царившее вокруг. Оно исходило от крон невысоких деревьев, рассаженных в длинные аллеи вдоль улицы, и казалось, что ты попал в какую-то сказочную страну, а листья вот-вот начнут издавать едва слышимый перезвон, наполняя этот светящийся туман прекрасной сказочной мелодией.

Биотехнологии дано уже позволяли создавать новые гены для подобных растений, соединив их с генами морских обитателей, способных синтезировать люциферазу[43]. Большинство земных городов и посёлков в ночное время было освещено подобным образом. Это позволяло экономить производимую на планете энергию и давало ощущение близости первозданной природы.

Осенняя ночь, тёплая, безлунная и безветренная, дышала умиротворяющим покоем, наполненная звуками близкого океана. Я часто поглядывал на шедшую рядом Светлану, освещённую розоватым свечением деревьев, и её лицо казалось мне сейчас самым прекрасным на свете.

Не удержавшись, я осторожно притянул её к себе.

— Люблю тебя! Навсегда! Навечно!

— Я тебя тоже!

Она остановилась, положила ладони мне на грудь. С лёгкой грустью в голосе сказала:

— Но дело в том, что признание в любви это только начало… А что будет потом, Сид?

— А что потом? — не понял я.

— Потом два человека могут не сдержать эти три слова, — пояснила она и вкрадчиво спросила: — Что ты думаешь о нашей дальнейшей судьбе?.. Что ты думаешь обо мне?

— Мне думалось, что вы, женщины, обладаете удивительной способностью перевоплощаться. Может быть, так вы спасаете себя от трудностей, которые преподносит нам всё более усложняющаяся жизнь?.. Там, на Марсе или в Антарктиде, в работе, ты была одна, а сейчас — совсем другая. Такова и твоя подруга, Эйго. Это одновременно и восхитительно и немного пугает… Вы обе изменчивы, как этот океан!

Я кивнул назад, откуда доносился шум далёкого прибоя. Светлана остановилась, в упор, глядя на меня. Потом глаза её смягчились, и в свете деревьев я увидел в них нежную насмешку.

— Милый, Сид! У тебя не должно возникать сомнений, если ты готов принять женщину такой, какой она тебе предстала — созданной жизнью и ею самой. Неужели ты ожидаешь увидеть существо, которое по специальному заказу тебе представил сам бог?.. А что если быть вместе со мной тебе окажется не по силам?

— Пугаешь меня? Да? — полушутливо спросил я.

— А ты напугался?

Она внимательно изучала моё лицо. Спросила:

— Почему ты хочешь быть со мной?

— Потому что моё сердце льнёт к тебе, как река к берегу. Потому что мне от тебя не сбежать!

— А ты хотел бы сбежать?

— Никуда я не сбегу! Попробуй, увидишь.

— Попробуй? — прищурилась она. — Сид! Отношения это не эксперимент! Если ты в них вступил, то должен стремиться сохранить их навсегда. Ты на это готов?

— Готов! Теперь я хочу от жизни того же, что и раньше, но только с тобой. Мне кажется, что ты удивительная девушка, каких я не встречал до этого! Я хочу путешествовать по миру, но чтобы в моей руке была твоя рука! Я хочу лететь к звёздам, но чтобы рядом со мной была ты! Я хочу засыпать и просыпаться, видя только твоё лицо! Я хочу слышать в шуме ветра или плеске морских волн твой голос! Ведь время никого не ждёт. Оно пролетает мимо, оставляя нас позади. И пока я не остался далеко позади, я хочу провести моё время с тобой… В своём сердце я давно уже вместе с тобой… Я люблю тебя!

Она, молча, слушала меня, опустив глаза. А я чувствовал, как тёплая удушливая волна снова накатывает откуда-то из центра груди и мешает мне говорить.

— Такая длинная речь. По крайней мере, поаплодируй!.. Ну что ты молчишь?

Я всматривался в её светящиеся сапфировые глаза.

— Ладно. С нетерпением буду ждать нашей свадьбы, — пожав плечами, шутливо произнесла она, вспомнив старинное слово.

— Ты так легко согласилась? — насмешливо спросил я.

— Я и так очень долго тебя ждала. Разве нет?

Интонация её голоса заставила замереть моё сердце. Она дразняще смотрела мне в глаза.

Охрипшим голосом я спросил:

— А ты готова принять мою судьбу, какой бы трудной она не оказалась в дальнейшем?

— Если мы любим кого-то, то должны оценивать поступки любимого, думая, прежде всего, об их ценности для него, а не для себя, — твёрдо произнесла она. — Иначе это будет обычный эгоизм, а не любовь… Я буду с тобой всегда и везде, до самой смерти!

Она зажмурилась от счастья и порывисто обняла меня за шею, приподнимаясь на мысках и прижимаясь щекой к моей щеке.

— Люблю тебя!

Будоражащий запах её кожи заставил в сладостной истоме замереть моё сердце. Мне казалось, что я сливаюсь с ней в одно целое, что она становится неразрывной частью меня самого. Сейчас я чувствовал каждый её вздох, каждый порыв её тела и души. В следующее мгновение наши губы слились. Длинные ресницы её закрыли затуманившиеся глаза. Больше ни о чём не думая я покорно поддался этому страстному порыву, прижимая всё крепче к себе её горячее тело…

Мы очнулись лишь, когда где-то в отдалении разнесся лёгкий шелест проезжающего мимо магнитного поезда. Сквозь ветви деревьев замелькали в ночи жёлтые овалы светящихся окон.

— Света…

— Тшш!.. Не говори ничего… Не нужно ничего говорить! — прошептала она, и её тёплые пальцы прикрыли мои губы.

Она взяла меня под руку и слегка прижалась к моему плечу, стараясь соразмерить свою танцующую походку с моими шагами.

— Наверное, мне стоит поблагодарить судьбу, за то, что мы встретились с тобой? — возбуждённо сказала она.

— Ты веришь в судьбу?

Я посмотрел на неё сверху вниз и улыбнулся.

— Не смейся!

Она легонько стукнула меня кулачком в грудь, продолжая сиять своими удивительными глазами. Подняла разгорячённое лицо навстречу налетевшему ночному ветру.

— Знаешь, здесь на острове учиться дочь моей сестры, Яшоды… В школе первого цикла.

— Яшода?

Я слегка удивлённо посмотрел на неё, замедляя шаг. Светлана поняла мой взгляд, снова взяла меня под руку. Пояснила:

— Да. У нас один отец, но разные матери.

— Понятно. А твоя племянница… Сколько ей лет?

— Таманна, — подсказала Светлана. — Ей только четыре.

— Красивое имя для девочки! — одобрил я. — «Желанная мечта», кажется?

— Да. Я не виделась с ней уже несколько месяцев, — с лёгкой грустью произнесла Светлана. — Её мать сейчас находится с научной экспедицией далеко отсюда, на Титане. Она экзобиолог, как и наша Эйго. Там, вблизи Сатурна, для неё много нового и интересного.

— Понимаю. А её отец?

— Каран Анант, — подсказала Светлана. — О! Он большой учёный! Работает при Объединённой Звездопроходческой Академии. Когда-то давно на Земле существовала международная научная программа по поиску внеземного разума. Ты знаешь что-нибудь об этом?

— Знаю. Тогда была построена целая сеть мощных радиотелескопов по всей планете. С помощью неё учёные прослушивали окружающий нас космос в надежде уловить передачи от наших братьев по разуму. Сейчас у нас тоже есть несколько подобных установок, находящихся на Семи вершинах… Так он имеет к этому отношение?

Я с интересом посмотрел на девушку.

— И самое непосредственное, — утвердительно кивнула она. — Ты знаешь, интерес к исследованиям подобного рода возродился именно после открытия программы «Тени Предков», и мне приятно, что и я имею к этому некоторое отношение… пускай даже совсем небольшое.

Светлана показала пальцами, какое именно отношение она имеет и беспечно улыбнулась.

— Ведь это как иметь сопричастность к Вселенной, а Вселенная — это вечность! Значит, я сопричастна к Вечности!

Она раскинула в стороны руки, словно, собираясь охватить звёздное небо над нами, и рассмеялась.

— Правда, с тех пор учёные, «слушающие» космос, мало чего достигли. Но Каран Анант не унывает и не теряет надежду. Я знаю, что он уже много лет проводит опыты на КОРАСС[44] с приёмом изображений на разных частотах, — сообщила она и неожиданно остановилась. Повернулась ко мне, заглядывая мне в глаза.

— Как ты посмотришь на то, чтобы навестить девочку? Ты против не будешь?

— Нет, конечно! Я буду только рад познакомиться с твоими родственниками!

Я обнял её за плечи.

— Перестань! Это не знакомство. Обычная встреча, — шутливо отмахнулась она, ещё больше сияя глазами.

— Ладно, я не возражаю, — в тон ей ответил я. Предложил: — Наверное, нам стоит подобрать на ночь жильё? Как ты думаешь?

— Да, давай. Я немного устала от долгой дороги, — призналась Светлана.

Мы остановились около одного из информационных терминалов и выбрали себе свободный коттедж, расположенный на этой же улице. Здесь было всё необходимое для ночлега: уютная гостиная, выходившая широкими окнами к морю, небольшая столовая и спальня, манившая нас широким надувным диваном. Прозрачные лёгкие шторы убаюкивающее колыхались на окнах в порывах ночного ветерка.

— Дом! Милый дом! — с наслаждением пропела Светлана, и радостно посмотрела на меня.

Наутро мы взяли на ближайшей транспортной станции магнитор и отправились вглубь острова туда, где на берегах озера Алаутра располагалось несколько воспитательных школ различных уровней, в том числе и воспитательная школа первого цикла, где училась племянница моей возлюбленной.

Светлана, бывавшая в этих местах не раз, села за управление магнитором, и мне оставалось лишь любоваться красотами здешней природы.

Миновав полосу лагун и болот, простиравшуюся по восточной равнине параллельно берегу, мы ворвались в царство обширных тропических лесов, покрывавших всю внутреннюю часть равнины, вплоть до двух уступов, поднимавшихся к высокогорному плато Анджафи.

Высокоствольные кипарисы скрывали в своей тени густой подлесок, в котором перемешались веера из широких листьев равеналы, закрученные в спирали, усаженные острыми шипами узкие листья пандануса, прятавшие в себе странные шишкообразные плоды, и заросли мимозы. Любопытные лемуры сновали среди ветвей, сопровождая нас всю дорогу, пока мы, наконец, не поднялись на центральное нагорье, и красные почвы низкотравной саванны не сменили влажные тропические заросли восточного побережья.

Странный ландшафт поражал воображение. Высившиеся повсюду массивные серые колоны баобабов, покрытые плоскими треугольными шапками из корявых ветвей, чередовались с залитыми туманом лощинами. За ними стояли изъеденные дождём и ветром гряды скал, поросшие колючим кустарником, алоэ и кактусами. На смену им приходили изрезанные дельтами рек долины, разбавленные редколесьем из пальм-гифена и рафий, поднимавших к высокому небу связки длинных и широких листьев, напоминавших павлиньи хвосты. Здесь во множестве паслись стада зебр и антилоп, бродили неторопливые жирафы. Все они уже давно были завезённы на остров из соседней Африки.

Умиротворение и покой веяли над такими равнинами, как влажный ветер с гор.

После двух часов дороги, мы, наконец, добрались до нужного места. Задумчивые, словно, подрумяненные солнцем, пологие хребты горного кряжа изгибали свои спины, открывая проход в синие дали невидимого горизонта. Они отражались в недвижимом зеркале огромного озера, как и высокое дымчатое небо, как и раскидистые деревья, и высокие травы, устилавшие берега этого озера. Казалось, что окружающий пейзаж растворяется в бесконечности, стирая грань между земным и небесным, между реальным и нереальностью. Испластанные протяжёнными слоями различных геологических эпох, волны гор опоясывали озеро и равнину со всех сторон, усиливая это впечатление величественного безвременья.

И тем разительнее на этом фоне выглядел обширный учебно-воспитательный комплекс, лёгкие полукруглые здания которого терялись в бесконечной зелени садов и тенистых парков, окружавших озеро с юга и востока. Учебные корпуса с широким застеклением, перемежались множеством спортивных и игровых площадок, бассейнов, чередовавшихся с уютными беседками и небольшими, открытыми солнцу и ветру, павильонами для художественных спектаклей, занятий творчеством, пения и танцев.

— Красивое место, — сказал я, выходя из магнитора и осматриваясь кругом. — Наши школы всегда устраивают в особо красивых местах планеты. Тонкое общение с природой учит детей острому её восприятию… Это здорово!

Я вдохнул полной грудью терпкого воздуха, напоённого незнакомыми запахами.

— Через год Таманна перейдёт во второй цикл. Их новая школа будет располагаться далеко отсюда — на Байкале, — задумчиво произнесла Светлана, останавливаясь рядом со мной.

— В этом есть определённый смысл: психика ребёнка жадна до новых впечатлений. Однообразие утомляет её… Ты как будто этому не рада?

Я посмотрел на неё. Она улыбнулась.

— Нет, отчего же? Просто дети так быстро растут и становятся взрослыми! Хотя у нас и затянувшееся детство, причиной которому намного более долгая жизнь, не такая короткая, как у наших предков. Мне немного грустно от того, что после свободы и беспечности первого цикла для Таманны наступит пора строгой ответственности за свои поступки. Детство останется в воспоминаниях и на смену ему придёт по-настоящему взрослая жизнь. А это всегда так тяжело — расставаться с беззаботным детством!

Она посмотрела на меня и лицо её стало трогательно беспомощным. Я ободряюще обнял её за плечи.

— Ничего, детство всегда остаётся в наших душах. Главное не давать своей душе зачерстветь!

Большие двухэтажные дома, раскрашенные в самые разные цвета, с широкими застеклёнными фасадами и плоскими покатыми крышами отступали в тень пальм и кипарисов, уступая место площадкам для игр и гимнастики, клумбам с цветами, домикам и вольерам для домашних животных и птиц. Мы шли по аллеям обширного парка, в глубине которого журчали ручейки и сверкали на солнце маленькие озерца, в которых плескались и резвились золотистые спины рыб. В листве деревьев то там, то тут мелькали пёстрые юркие птахи, радостно щебеча и чирикая, беззаботно радуясь солнцу и теплу.

То тут, то там нам попадались группы детей, занятых играми, вознёй в песке или с животными. Кругом стоял радостный гомон и крики, сменявшиеся громким смехом, а то и чьим-нибудь плачем.

Жизнь школы первого цикла кипела самыми разнообразными страстями и переживаниями.

Каждую из детских групп обязательно сопровождали двое наставников-воспитателей — мужчина и женщина. Они не вмешивались в детские игры, а стояли поодаль, но бдительно следили за маленькими непоседами, всегда готовые прийти им на помощь в разрешении особо горячих споров или конфликтов, или просто, чтобы ответить на возникшие вопросы детей. А вопросов таких было море. В этом я смог убедиться, едва мы приблизились к одной из групп детишек, игравших неподалёку. Увидев незнакомых взрослых, дети обступили нас со всех сторон, наперебой тараторя:

— А почему сверчок? Он сверкает?

— Солнце садится в воду, а почему оно не зашипело? Ведь оно горячее.

— А куда прячется ночь по утрам?

— А кто качает деревья?

— А как небо получилось?

— Кто делает кузнечиков?

— Кто сделал дырки в носу?

— Почему ручей? Надо бы журчей. Ведь он не ручит, а журчит.

Одна девочка лет трёх похвастала, указывая на стоявшего рядом мальчика:

— А у Дева в коробке пчела!

— Зачем же тебе пчела? — удивилась Светлана, присаживаясь рядышком на корточки. — Не нужно её мучить. Выпусти её.

— Как же! Выпусти! Я её буду доить, и она будет мне мёд давать! — деловито сообщил мальчик.

Я заметил, как к нам подбежало ещё несколько детей, совсем маленьких, лет двух.

— Это всехный дядя? — спросил один из них.

— Всехный, всехный! Подходи, не бойся! — успокоили его остальные.

— Дядя, дядя! — потянула меня за рукав кроха. — А там из большого кролика высыпались вот такие малюсенькие. Иди скорее, а то они влезут обратно, и ты их никогда не увидишь!

Гомон вокруг нас нарастал с каждой минутой. К счастью, нам на выручку пришла одна из воспитательниц — женщина лет сорока, высокая и русоволосая, с искристыми глазами на добром, вдумчивом лице. Она мягко призвала детей к порядку.

— Дети, дети! Разве можно так приставать к незнакомым взрослым? Что они подумают о вас? Давайте-ка, возвращайтесь к своим игрушкам! А дядя с тётей хотели о чём-то поговорить со мной. Ведь так?

Она взглянула на нас со Светланой, выражая всем своим видом готовность помочь нам.

— Да, нам нужно о многом расспросить вас, — согласно закивал я головой, подыгрывая ей.

Дети неохотно стали расходиться, не переставая галдеть и громко обсуждать наше появление здесь.

— Они не замучили вас своими расспросами? — спросила воспитательница, проводив детей взглядом и снова поворачиваясь к нам.

— Я Хема! — представилась она.

— Очень приятно, — кивнул я, отвечая на её приветствие. — Я Сид. А это Светлана.

— Мы-то что! — улыбнулась та. — А вот вам каково приходится! Ведь вы с ними каждый день! Не устаёте от всех их вопросов? Не появляется желания бросить всё и побыть в тишине наедине с самим собой?

— Или отмахнуться от этих докучливых искателей истины? — добавил я.

— Что вы?! — воскликнула воспитательница. — Ни в коем случае нельзя отмахиваться от «докучливых» вопросов ребёнка! Так мы совершим непоправимо жестокое дело — насильно задержим его умственный рост и затормозим его духовное развитие.

— Да, пожалуй, вы правы, — согласился я с ней.

— Конечно, она права! — поддержала воспитательницу Светлана. — Чего бы стоило наше уважение к ребёнку, если бы мы ради личных удобств лишили его необходимой умственной пищи? К любому ребёнку нужно относиться, как к маленькому человеку, как к состоявшейся личности.

Она с лёгкой укоризной посмотрела на меня.

— Ваша подруга правильно говорит, — согласилась Хема. — Вот тот мальчик, — воспитательница указала на мальчугана в коричневых шортах и жёлтой майке, который до этого собирался доить пчелу. — Ему пять, и он мне сказал однажды: «Не будешь мне отвечать, я буду глупый. А если ты не будешь отказываться мне объяснять, тогда я буду всё умнее и умнее». Представляете? А другая девочка, Лила, свои требования к познанию выразила лаконически так: «Я почемучка, а ты потомучка!».

— Но ведь бывают дети, которые задают такие вопросы, на которые сходу не всегда ответит каждый взрослый! — воскликнул я, вспоминая собственное детство.

— Вы правы, — кивнула в ответ воспитательница. — Хотя каждый, из работающих здесь, обладает достаточным багажом знаний, всегда бывают случаи, когда и нам не хватает сведений. Вопросы ребят всегда самые универсальные. К тому же суждения и помыслы современных детей давно уже немыслимы без отражения общественных условий их жизни, наполненой всевозможной техникой. Даже слушая старинные сказки, они умудряются внедрить в них современную технику. Представляете, когда я рассказывала детям своей группы о древних богатырях, которых созвал на совет их предводитель, один пятилетний мальчик спросил у меня: «По визиофону?». А иногда в их речи проскальзывает удивительное знание хозяйственной структуры нашего общества, хотя всё это дети только младшего возрастного уровня. Слушая сказку о заколдованном царстве, где все жители уснули и не просыпались сто лет, одна девочка вдруг воскликнула: «Ну и пылища же там была! Сто лет не вытирали и не чистили!». Вот так вот.

Хема рассмеялась и заботливо посмотрела на игравших поодаль малышей.

— Да, чтобы суметь ответить на все их вопросы, нужно быть не только энциклопедистом, но и немножечко философом, — заметила она. — Самое главное — всегда иметь смелость ответить ребёнку: «Не знаю. Подожди, узнаю, расскажу». Ни в коем случае нельзя врать, чтобы избавиться от такого вот почемучки. Ведь слово взрослого для ребёнка — авторитет. Значит, нельзя отмахиваться от малышей авторитетной глупостью. Поверьте мне, они не глупее нас с вами. Их ум ещё не засорен, он жаден к знанию.

— Получается, здесь дети как бы подталкивают вас, взрослых, к постоянному познанию окружающего мира? — сказал я. — К поиску ответов на все эти «почему», к желанию получить исчерпывающие ответы на все вопросы?

— Что ж, пожалуй, вы правы, — поразмыслив, согласилась воспитательница. — Главное не перегружать детский мозг своей тяжеловесной эрудицией. Ведь толково ответить на вопрос ребенка это большое искусство. Оно требует осторожности. Я всегда строго дозирую свои ответы на детские вопросы. Почему? Потому что дети не требуют от нас, чтобы мы раскрывали перед ними всю истину — всю до конца, во всей её сложности и глубине. Своими расспросами они не всегда стараются добиться настоящей, доподлинной причины того или иного явления, объяснение которого можно дать только в научной форме, недоступной ребенку. Им понятны главным образом поверхностные, внешние связи между явлениями природы. И ребёнок может удовлетвориться простой аналогией или примером.

— Это верно, — согласилась с ней Светлана. Попросила: — Вы нам не покажите, где можно отыскать группу четыреста шестнадцать? Там учится моя племянница.

— С удовольствием. Пойдёмте, я вас провожу, — предложила Хема.

Мы, не спеша, последовали за ней вглубь парка.

— К тому же детям совершенно не понятны наши взрослые аллегории и метафоры, — продолжала рассказывать по дороге Хема. — Мы с вами мыслим словесными формулами, а они — вещами, предметами вещественного мира. Их мысль поначалу всегда связана только с конкретными образами. И в этом ещё одна сложность общения с детьми на их языке, если мы хотим быть ими понятыми. Меня всегда восхищает упорное стремление детского разума внести хотя бы иллюзорный порядок в разрозненные знания о мире. Совсем скоро, годам к семи, этот умственный хаос в их головах будет успешно преодолён. Но какая гигантская работа будет проделана их мозгом для этого!

Она восхищённо посмотрела на нас, искренне гордясь своими воспитанниками.

— Да, этому можно только дивиться, — потвердила Светлана. — За такой маленький срок ребёнок овладевает таким несметным богатством разнообразных познаний, что невольно чувствуешь ещё большее уважение к этим маленьким человечкам, пытливо изучающим окружающий мир.

Она посмотрела на меня и крепко прижалась к моему плечу.

— У вас так много животных, — заметил я. — Это здорово! Помню своё детство. Для меня общение и забота о братьях наших меньших были самыми яркими впечатлениями в те годы.

— И для меня! — обрадовано воскликнула Светлана, сильнее обнимая мою руку.

— Да, — кивнула Хема, не торопливо, следуя за нами. — Забота о животных одна из главных составляющих процесса воспитания малышей. Она даёт ребёнку возможность сливаться своим личным «Я» с личностью животного, с которым он общается, о котором он заботится. То же самое происходит и когда ребёнок слушает сказки, где личность сказочного героя очень важна для малыша, даже если это придуманный персонаж, которого не встретишь в обычной жизни.

Все дети в возрасте от двух до пяти лет жаждут верить и верят в то, что жизнь создана только для радости, для беспредельного счастья. Поверьте мне, просто невозможно, чтобы та гигантская работа, которую проделывает ребёнок по овладению духовным наследием взрослых, осуществлялась без его полной и непоколебимой удовлетворённости окружающим миром. Эта вера ребёнка в незыблемость счастья и радости, наполняющих его жизнь — одно из важнейших условий его нормального психического роста. И мы просто не можем подорвать эту его веру, мы обязаны поддерживать её всеми силами.

— А ведь для нас, взрослых устоявшейся нормой нашего бытия является его неоднозначность, — заметил я. — Но мы всегда стремимся изменить эту норму. Стремимся к тому же, к чему стремятся все дети — к непременному воцарению безбрежного счастья всегда и везде. На этом построено всё наше общество. Получается, что в каждом из нас продолжает жить всё тот же ребёнок?

— А разве это плохо? — улыбнулась Хема, и в уголках её глаз собрались тонкие морщинки. — Нам всем следует брать пример с наших детей, которые могут вести эту непримиримую борьбу за счастье даже в самые тяжёлые периоды своей жизни. Ведь торжество лицемерия и злобы над смелым и благородным героем тех же сказок просто невыносимо для маленького сердца. Как оно невыносимо и для нас, ставших взрослыми, в реальной жизни. Вот почему сказка — ещё одно неизменное оружие в борьбе за детские сердца. Там, в волшебных сказках главные герои неизменно бесстрашны, самоотверженны и благородны. Они активны, как и сами дети, и всегда, ради победы добра, борются со злыми и тёмными силами жизни. Это ли не достойный пример для подражания, соприкасаясь с которым ребёнок ощущает себя таким же участником борьбы за добро?

— Бесспорно, — согласился с ней я. — Это действительно замечательно здорово! Но ведь не только сопричастность добрым делам важна для формирования души ребёнка.

— Разумеется. Когда ребёнок видит вытеснение добра из мира злыми силами, он испытывает мучения, даже если такое вытеснение происходит лишь на мгновение. И эти мучения не менее ценны для него. Некоторые дети в такие моменты даже закрывают глаза или уши, чтобы хотя бы так обеспечить себе душевный покой. Эти мучения лишь усиливают желание детей бороться за торжество добра, и это желание откладывается в них на подсознательном уровне. Позднее, уже во взрослой жизни, оно переходит в осознанные поступки и устремления. Вот почему так важно научить ребёнка чувствовать боль и душевные переживания других, как свои собственные. В дальнейшем эта способность в них разовьётся в готовность к сопереживанию, к эмпатии.

— С этим не поспоришь, — согласился я. — А ведь дети младшего возраста не такие уж добрые. Я хорошо помню своё детство.

— Я тоже в маленьком возрасте близко к сердцу принимала судьбу своих любимых героев, — призналась Светлана. — Я горевала и плакала, когда им приходилось плохо. А когда они одерживали победу и были счастливы, я тоже чувствовала горячую радость и была безмерно счастлива.

Она бросила на меня взволнованный взгляд, и я почувствовал, как по её телу прошла нервная дрожь.

— А кто у вас был самым любимым? — поинтересовалась воспитательница.

— Девочка, спасшая своего брата от злой и холодной волшебницы, — охотно ответила Светлана. — Я всегда отождествляла себя с ней и хотела быть похожей на неё.

— А я любил сказки о богатырях, — признался я, почему-то испытывая лёгкую неловкость, словно, меня мог кто-то осудить за это. — Их удаль и сила всегда восхищали меня. Я чувствовал себя борцом за правду и страстно желал, чтобы эта борьба завершилась победой над коварными и злобными врагами.

— В этом и проявляется великое гуманизирующее значение сказки, — сказала Хема. — Всякую, даже временную неудачу героя ребёнок всегда переживает как свою, и таким образом сказка приучает его принимать к сердцу чужие печали и радости. Жажда радостного исхода всех человеческих дел и поступков проявляется у детей с собенной силой именно во время слушанья сказок. Они укрепляют понимание ребёнка о том, что счастье это норма бытия.

— Но ведь познание мира не сводится только лишь к ощущению счастья, — заметил я. — Мир намного более сложен и неоднозначен.

— Безусловно, — кивнула воспитательница, и на её губах снова появилась мягкая улыбка и морщинки в уголках глаз. — Воспринимая окружающий мир, ребёнок должен научиться от поверхностного расчленения фактов переходить к отысканию взаимных отношений. И хотя поначалу дети не делают даже попыток определить качества наблюдаемых ими вещей, а просто связывают их произвольной кауазальной связью, в дальнейшем, в процессе обучения и познания, они учатся делать ассоциации по сходству и различию предметов. Например, один мальчик трёх лет сделал для себя такой вывод, определяя петуха: «Петух — это голубь в шапочке». Представляете? Одно частное понятие ребёнок определяет другим. И хотя в этом его ошибка, но он уже стоит на пути к истине, а его тяготение к классификации объектов материального мира по видовым и родовым признакам, к сопоставлению их с другими объектами будет надежной основой всей его будущей умственной деятельности.

Воспитательница остановилась.

— Я вас, наверное, утомила своими разговорами?

— Нет, что вы! — возразила Светлана. — Всегда приятно пообщаться с профессионалом в своём деле.

— Спасибо, — сдержанно улыбнулась женщина. — Тем не менее, мы пришли. Вот ваша группа. Где-то там должна быть и ваша племянница.

Она указала на группу ребят, возившихся неподалёку возле вольера с животными.

— А мне пора. Много дел с этими сорванцами.

Хема попрощалась с нами и направилась в сторону одного из двухэтажных зданий, скрывавшихся за зарослями мимозы и орхидей.

Мы подошли ближе к вольеру. Светлана напряжённо всматривалась в копошашиеся среди звериного молодняка разноцветные фигурки в коротких платьицах, шортах и маячках. Наконец, громко выкрикнула, приветливо помахав рукой:

— Тама!

Одна из девочек на её оклик быстро подняла тёмную головку, и миндалины её огромных глаз засверкали неописуемой радостью. Вскочив на ноги, она бросилась было нам навстречу, но затем спохватилась. Вернулась, подняла с травы какой-то пушистый белый комочек и, прижимая его к груди, со всех ног устремилась к нам, радостно восклицая:

— Рошни! Рошни!

Я удивлённо посмотрел на Светлану.

— Она так называет меня, на санскритский манер, — объяснила она. — Смысл моего имени не меняется, поэтому я не против.

Я с пониманием кивнул в ответ.

Девочка подбежала к нам, радостно и заботливо протягивая Светлане маленького кролика.

— Смотри, что у меня есть!

— О! Какой он чудесный! Это твой новый друг?

— Да. Я безумительно люблю кисанек. Но кролики мне очень нравятся.

— А как его зовут?

— Пушистик. Он ранил лапку. Вот здесь. Бегал, бегал в кустах и ранил. А я его лечила.

— Милая! — Светлана осторожно приняла из её рук маленькое пушистое животное. — С ним теперь всё в порядке? Ты хорошо заботишься о нём? — спросила она, нежно прижимая кролика к груди и гладя его.

— Хорошо. Он больше не плачет. Но ему было очень больно. И я плакала вместе с ним, потому, что мне тоже было больно вместе с ним.

Светлана нежно обняла девочку свободной рукой, прижала её головку к себе и погладила по волосам.

— Ненаглядная ты моя!

— Нет, я наглядная! — серьёзно возразила Таманна. — А ты, Рошни, у меня лучшевсехная!

Она зажмурилась от удовольствия и расплылась в широкой улыбке. Затем внимательно и озорно посмотрела на меня.

— А кто этот дядя?

— Это Сид. Он мой очень хороший друг.

Светлана повернулась ко мне, и глаза её вспыхнули любовью.

— Понимаю, — с серьёзным видом кивнула Таманна.

В этот момент к нам подошли ещё несколько малышей, внимательно рассматривая меня и Светлану. Один из них — пухлощёкий мальчуган — спросил, обращаясь к Таманне:

— Это чьиная мама?

— Это нечьиная мама. Это Рошни! Она моя тётя! — сообщила Светланина племянница, важно подбоченившись.

— А это ктошин дядя? Он тоже твой? — с тем же серьёзным любопытством спросил мальчуган.

— Нет, не мой. Он Рошнин! Но скоро тоже будет мой, — со знанием дела заявила Таманна.

— Понятно, — многозначительно протянул мальчик.

И, словно, чтобы специально подразнить его, Таманна повернулась к Светлане и протянула к ней раскрытую ладошку.

— Смотри, какой сверкастенький камушек! Я его у Кая забрала.

Она кинула хитрый взгляд в сторону стоявшего рядом мальчика.

— Жульничная я, всё равно как мальчишка!

Кай насупился.

— Это мой камушек. Я его нашёл!

— Зачем же ты забрала его у Кая? — спросила Светлана у племянницы, присаживаясь около неё на корточки и продолжая гладить кролика.

— Он мне понравился, — без обиняков ответила девочка, инстинктивно притягивая к себе руку с зажатым в кулачке камушком.

— Но он, наверное, нравился и Каю? — заметила Светлана. — Может быть, ты вернёшь этот «сверкастенький» камушек ему, и тогда вы оба сможете играть с ним, по очереди. Ведь он обязательно поделится с тобой. Верно, Кай?

Она посмотрела на стоявшего подле мальчика. Тот, всё ещё надувая губы, согласно кивнул в ответ.

— Сколько тебе лет? — спросила у него Светлана.

— Скоро восемь, а пока три, — гордо ответил Кай.

— Вот видишь? — Светлана снова повернулась к племяннице. — Он младше тебя. А младших нельзя обижать. Никогда. О них нужно только заботиться.

Моя любимая пристально посмотрела на девочку и слегка нахмурила брови. Увидев морщинки на её лбу, Таманна указала на них пальцем и сказала:

— Я не хочу, чтобы у тебя были сердитки!

Она повернулась к Каю и, после короткого раздумья, протянула ему своё сокровище:

— На, бери!

В это время одна из подошедших к нам девочек потянула Светлану за подол платья, привлекая к себе её внимание.

— А я Айеша!

— Какое красивое у тебя имя! — восхитилась Светлана.

— Тётя! Тётя! Смотрите! — громко закричала Айеша, указывая в сторону вольера с животными. — Собака пасть разинула, а потом зазинула!

Девочка звонко рассмеялась, радуясь этому факту. Подбежала к щенку, пытаясь взять его на руки. Весело воскликнула:

— Смотрите, какой у неё махучий хвост!

Все дети заголосили, наперебой пытаясь сказать нам каждый о чём-то своём. Я заметил, как Таманна выступила вперёд, ревностно прикрывая Светлану своим маленьким тельцем от докучливых друзей и подруг.

— Дети, дети! Давайте дадим Таме поговорить со своими родителями, — предложил очень вовремя подошедший к нам воспитатель — молодой человек с вихрастой головой и задорными голубыми глазами.

— А это не её родители! — возразил мальчик Кай. — Они просто тётя и дядя.

— Ну, хорошо, — согласился воспитатель. — Пускай Тама поговорит со своей тётей и дядей.

— А этот дядя не её! — снова возразил Кай.

— Всё равно. Некрасиво просто так стоять и смотреть на них. Айеша, Кай, Мадху, Алка, Вир, Гаятри, Тарун! Идите, поиграйте с животными! Им, наверное, уже скучно без вас стало.

Дети послушно вернулись к вольеру, оглядываясь на нас и о чём-то оживлённо беседуя между собой.

— А можно я тоже пойду с ними? — попросила Таманна у Светланы. — А потом, Рошни, ты меня позовёшь, и мы поедем кататься в лес или к морю.

— Да, конечно. Иди, играй. Вот, возьми с собой своего Пушистика.

Девочка приняла кролика из рук Светланы и побежала вслед за остальными.

— Ну вот. Хотел, чтобы вы побыли наедине с девочкой, а она предпочла вам своих друзей, — искренне огорчился воспитатель.

— Ничего страшного, — успокоила его Светлана. — Мы же ещё не уезжаем.

— Я Горан, — представился молодой человек. — Один из здешних наставников. Вы к нам надолго? Наверное, мне стоит показать вам расположение отдельных комнат для родителей, если вы задержитесь здесь на неделю или дольше.

— Нет, нет. Не беспокойтесь. Мы приехали только на день, навестить мою племянницу. Думаю, она захочет провести с нами какое-то время за пределами школы.

Светлана посмотрела на меня, словно, спрашивая моего согласия. Я кивнул в ответ.

— С этим нет никаких проблем, — широко улыбнулся Горан. — Главное, чтобы был соблюдён режим дня. Мы стараемся без особой надобности не нарушать его, чтобы дети с самого раннего возраста приучались к самодисциплине и ответственности за свои поступки перед другими людьми.

— Это хорошо, — согласилась Светлана.

— Вы подумайте только! — подивился я. — Трудовое Братство делает всё, чтобы детям почти никогда и ни в чём не приходилось отказывать. И всё равно откуда-то в них появляется это чувство личной собственности. Приходит такой карапуз и заявляет: «мой» камушек, «я его нашёл».

— С этим ничего не поделаешь, — вздохнул молодой наставник. — Такое часто происходит. Это общий закон жизни. Иногда даже дело доходит до драки. Один мальчик мне как-то сказал: «Ах, что же мне делать, Горан, если драка так и лезет из меня?». Похоже, так устроен каждый маленький человек. Уже к трём годам, а то и раньше, любой из них проникается твёрдой уверенностью, что весь мир вокруг существует не просто так, а для вполне конкретной цели — для удовлетворения его собственных нужд и потребностей.

— Да, да, — закивал я. — Деревья растут, чтобы снабжать их яблоками, солнце светит для того, чтобы им было тепло и весело…

— А воспитатели существует, чтобы заботиться только о них, — улыбаясь, закончил за меня Горан. — А когда подобная целесообразность окружающих ребёнка людей и предметов остаётся непонятной ему, он видит в этом нарушение строго установленных законов природы и начинает заявлять протесты. Например, спрашивает: «Зачем это в вишню кладут косточки? Ведь косточки всё равно нужно выбрасывать».

— Про косточки это они, верно, подметили! — рассмеялся я, дивясь пытливости детского ума.

— Вообще, инстинкт самоутверждения чрезвычайно силён в этом возрасте, — убеждённо сказал молодой человек. — С самых малых лет большинство малышей проявляют склонность к самохвальству и возвеличиванию своего «Я», своей личности за счёт всякого другого. Хвастают друг перед другом, чем придётся, особенно сильно желая самоутвердиться, если дело касается какого-нибудь умения или знания. А когда ребёнку вдруг становится ясно, что он чего-нибудь не понимает, он начинает испытывать такое мучительное чувство обиды… Это что-то! Отсюда все эти их придумки, фантазии и домыслы на самые разнообразные темы.

— Как же вам удаётся справиться с этим? — искренне удивился я.

— Это не самое страшное. С наступлением юношества социальная среда окончательно победит в них эти остатки прошлого. Могу судить по собственному опыту, — озорно сверкнул глазами Горан. — Гораздо опаснее развитие и укрепление в характере ребёнка склонности к агрессии. Дети проявляют первые её признаки ещё задолго до того, как научиться говорить. Особенно это присуще мальчикам. С первых лет жизни они начинают устанавливать между собой иерархические отношения и, если не следить за этим процессом, позднее дети начнут играть в иерархические игры, которые к пятнадцати годам могут привести к образованию в их среде жёстких пирамидальных структур соподчинения.

Подобный процесс, пущенный на самотёк, приводит к тому, что борьба за власть в группах подростков может принять самые жестокие формы. А склонность играть в эти игры, к сожалению, не проходит даже с возрастом. Некоторые люди могут играть в подобные игры до самой старости, и это даже становится смыслом их жизни… Причём, играют они всерьёз, и могут включить в эту «игру» и нас с вами, и общество, и весь мир!

— Вот почему в наших школах всегда только смешанные группы детей, — согласно закивал я.

— Да. Они смешаны и по половой принадлежности, и по возрасту. Правда, по возрасту не в такой мере. Старшие дети всегда заботятся о младших, опекая и наблюдая за подопечными. Они наши главные помощники в обучении малышей, ведь интегральная помощь учителям здесь просто необходима. Но и сами воспитатели сознательно подбираются нашим обществом самых разных возрастов и различных практических специальностей. Здесь можно встретить очень много молодых людей из числа стажёров, которые ищут себя в жизни и желают изучить дело воспитания. Я как раз из их числа, — признался Горан.

— Это заметно, — улыбнулся я.

— Но вы не думайте, ни о чём таком. Здесь много и профессиональных педагогов и воспитателей. К тому же, есть и родители, изъявившие желание пожить со своими детьми какое-то время. Некоторые из них находятся здесь уже по нескольку лет. Это вполне допустимо. Единственное, чего мы не делаем, так это никогда не смешиваем разные возрастные группы. Взрослея и становясь мудрее, маленькие люди превращаются в качественно разные существа. Поэтому совместная жизнь разных возрастных групп может раздражать самих детей, а это существенно мешает их воспитанию.

Воспитатель помолчал, оглядывая резвящихся на лужайке детей.

— Вот так, совместными усилиями мы стараемся вырастить из наших детей самоотверженных героев, для которых творить бескорыстное добро будет целью и главным смыслом в жизни, — рассудительно сказал он. — Мы стараемся открыть им дорогу в мир недобытых побед. И для этого им, прежде всего, необходимо разъяснить, что частное в их дальнейшей жизни никогда не должно быть выше общественного, потому, что это аморально и безнравственно. Да и попросту глупо! — горячо воскликнул Горан. — Ведь нельзя представить себе человека в отрыве от социума, мира или макрокосма. Ни одно человеческое существо не может пребывать во благе при неблагополучии окружающей среды. Так или иначе, эта среда заставит его ощущать на себе последствия своих проблем.

— Вы правы, — снова согласился я. — А достигнуть этого невозможно без самодисциплины и без образа, по которому сверяешь свой жизненный путь. Без этого познание мира и себя размыто и бессильно.

— Совершенно верно! — подтвердил молодой человек. — Вот почему каждый подросток уже в двенадцать лет выбирает себе наставника из числа старших. Если до этого ребята последних двух уровней обучения просто опекали малышей первого и второго уровней, и эти отношения можно было назвать обычной детской дружбой или привязанностью, то уже на третьем и четвёртом уровнях подросткам требуется свой моральный и духовный ориентир. Ориентир, который сможет дать им представление о самом себе, как о творце нового, исследователе неизвестного. Чтобы понятие духовного развития не было для него пустым звуком. Ведь каждый человек должен быть Творцом, иначе он попросту никак не оправдывает своего существования перед Вселенной! — с горячностью воскликнул Горан.

— Вы слишком строги к человеку, — мягко возразила Светлана, с лёгкой насмешкой глядя на молодого воспитателя.

— Отнюдь! — запальчиво возразил тот. — В этом весь смысл нашего существования — создавать новое, изменять мир к лучшему, идти к вершине совершенства, переступая через любые препятствия и, прежде всего, через самого себя, сжимая волю в кулак, напрягая все силы ради великих свершений!

— А как же те, кто не способен переступить через самого себя? — вкрадчиво спросила Светлана. — Ведь не все на Земле обладают достаточной силой и волей, чтобы неустанно идти впереди, быть примером мужества и стойкости для остальных. Большинство из нас — обычные люди, которые готовы выполнять каждый свою часть общего грандиозного труда, но не взваливать его полностью на свои плечи. Лишь единицы способны на такие подвиги. В этом и есть их ценность для общества — вести за собой остальных, вдохновляя своим примером, искать новые пути и средства для непрерывного движения человечества вперёд… Но такие герои очень быстро сгорают, пытаясь осветить огнём своих сердец мрак Вселенной.

— Сгорают. Но искры от этого огня разлетаются вокруг, давая надежду и силы другим, вселяя в них веру, давая им мужества! — столь же пылко воскликнул Горан.

— Верно. Я и говорю о том же, — согласилась Светлана. — В том их главная заслуга!

В эту минуту я увидел, что в нашу сторону снова бежит Таманна. Это заметил и наставник.

— Хорошо. Не буду вам больше мешать. Приятно было с вами побеседовать, — признался он.

— Нам тоже, — приветливо улыбаясь, кивнула ему Светлана.

Я пожал на прощание руку молодому человеку. Он отступил на шаг, пропуская вперёд запыхавшуюся девочку, и поспешно удалился.

— А почему одни взрослые ладошкаются, а другие нет? — спросила Таманна, внимательно наблюдавшая за нами.

— Потому что у взрослых так принято: дяденьки здороваются за руку, а тётеньки нет. Они делают рукой вот так, — объяснил я и показал ей традиционный приветственный жест.

— Понятно, — кивнула Таманна. Она посмотрела на Светлану и уточнила. — Мы поедем купаться?

— А ты хочешь купаться?

— Мы вчера хорошо купались. Такую брызгань подняли! — похвасталась девочка. Потом уверенно сказала: — Хочу посмотреть ящерку!

— Какую ящерку? — поинтересовался я.

— Такую, с большими глазами, разноцветную.

— Хамелеона? — догадалась Светлана.

— Ага.

Таманна кивнула.

— Тогда поедем в лес?

— Да. И к морю!

— Хорошо. И к морю.

Светлана рассмеялась и легонько потрепала девочку по волосам.

— А мы вернёмся назад, когда стрелка на часах ходнёт разок?

Таманна взяла меня за руку, разворачивая её и глядя на часы.

— Ну, наверное, не разок, а два. Верно? — ответила Светлана и взглянула на меня, ища поддержки.

— Точно, — согласно закивал я.

— А можно я возьму с собой мячик?

— Конечно. Идём?

Я протянул девочке руку.

— Идём, — сказала она, доверчиво кладя свою маленькую ладошку в мои пальцы.

Мы вышли из леса к извилистой узкой реке и медленно пошли вдоль её берега.

— Какой лес заблудительный! — восхищённо воскликнула Таманна. — Я бы так всегда здесь и заблуждалась!

— Ну, у вас в школе тоже много деревьев. Правда? — заметила Светлана. — А одной ходить в такой лес тебе нельзя. Вот когда ты станешь большой…

— А когда я стану большой? — тут же спросила девочка.

— Вот придёт ещё одна осень, и ты будешь старше и станешь учиться в другой школе, — слегка нараспев произнесла Светлана.

Таманна засмеялась:

— Рошни! Разве у осени есть ножки?

— Нет.

— Как же она может тогда ходить?

Девочка насмешливо посмотрела на свою тётю и засмеялась ещё громче. Мы переглянулись и тоже рассмеялись. С такой логикой ребёнка трудно было поспорить.

— А почему у ящерицы людины пальцы? — снова спросила Таманна, насмеявшись вдоволь, и, видимо, вспомнив увиденного в лесу хамелеона.

— Почти все животные устроены одинаково, — ответила Светлана. — Мы же все живём на одной планете.

— Но ведь у змеи нет пальцев! И у рыбы нет! И у жука нет!

— Правильно. Пальцы нужны только тем, у кого есть ручки и ножки, как у нас. А тем, у кого их нет, пальцы ни к чему. Они ползают на своём животике или плавают в воде, или летают в воздухе.

— А если им захочется что-нибудь потрогать? — допытывалась Таманна.

Светлана с надеждой посмотрела на меня.

— Тогда они трогают это своей головой или усиками. Усики у жуков, пчёл и других насекомых вместо рук.

— Правда?

— Правда.

— Хорошо.

Таманна на некоторое время замолчала, о чём-то задумавшись.

— Море — это с одним берегом, а река с двумя, — сказала она через некоторое время, ни к кому не обращаясь, задумчиво глядя на пробегавшую мимо воду.

— А какая она, река? — поинтересовалась Светлана.

— Синяя! — охотно ответила девочка.

— А ещё?

— Журчливая!

— А ещё?

— Мокрая?

— И тёплая, — сказала Светлана, присаживаясь на корточки у берега и набирая в ладонь воды. — Попробуй.

— Да, тёплая! — согласилась Таманна, тоже набирая в ладошки воды. — Получается, она всякая-разная! Верно, Рошни?

— Правильно, — кивнула Светлана. — Смотри! Какие там бабочки!

Она указала на лужайку, над которой кружили стаи разноцветных мотыльков.

— Ой! Какая красотень! — воскликнула девочка. — Я хочу вон ту! Хочу поймать вон ту!

— Ну, беги же, поймай! — слегка подтолкнула её Светлана.

Таманна со всех ног побежала за бабочкой, весело смеясь и махая руками.

— Подумать только! — воскликнул я, глядя ей вслед. — Двести тысяч лет назад человекоподобное существо, едва научившееся стоять прямо, превратилось в человека разумного. При этом объём головного мозга у него увеличился вдвое. Он обрёл способность говорить, а его анатомическое строение приблизилось к строению современного человека. Трудно поверить в то, что это могло произойти так внезапно, после полутора миллионов лет полного отсутствия прогресса в сторону развития разума.

— Ты забываешь об ускорении эволюции и скачкообразности любого развития, когда количество переходит в качество, — напомнила Светлана. — Тем более что развитие разума это во многом эволюция в духовной области. А её заметить не так-то просто.

— Но ведь вы сами говорите о том, что в развитие человека кто-то вмешивался!

— Но разве мы говорим о том, что без этого вмешательства человечество не могло бы само развиться до разумного уровня?

Светлана посмотрела на меня и прищурилась, совсем, как делала это Таманна.

— Другое дело, что именно ключевые изменения произошли непонятным скачком. Они, скорее всего, и были стимулированы извне.

— Но возможность ещё не означает однозначной определённости? Так? — уловил я её мысль. — А как же все ваши исследования? Горячая вера Акиры в свою правоту? Все те артефакты, которые вы нашли и которые были найдены до вас?.. Я бы усомнился, если бы не видел всего этого сам!

— Ну что ты горячишься, Сид?

Светлана положила ладони мне на грудь и заглянула в глаза.

— Я же не отрицаю очевидных фактов. Я лишь говорю об отсутствии пока что неоспоримых и однозначных доказательств, которые позволили бы раз и навсегда расставить всё по своим местам. Пока что на руках у нас лишь косвенные подтверждения нашей правоты.

— А в качестве доказательства ты хочешь получить личную встречу с «богами»? — усмехнулся я.

Светлана пристально посмотрела на меня.

— Зачем ты так?

— Ладно, не будем больше об этом, — примирительно сказал я. — Ведь я всего лишь удивился факту существования вот такого вот маленького человечка, в головке которого таится тот самый результат бесконечной эволюционной цепи — его мозг. Разве не кажется тебе более вероятным, что естественный отбор должен был бы забраковать большой объём мозга и вместо этого выбрать лучшую систему функционирования его нервных связей? Или же какой-то способ, при котором рост черепа происходил бы уже после рождения ребёнка?.. Но этот рост, несмотря, ни на что, происходит до рождения. По-моему, в этом просматривается прямое смещение эволюции в духовно-нематериальную вселенную, когда многие начальные психологические функции уходят в наследуемую область.

Я доверительно посмотрел на девушку.

— Вдумайся! Человек становится способным развиваться в новой сфере в силу способности сосредоточения на самом себе. Возникает целый новый мир, наполненный абстракциями, логикой, обдуманным выбором и изобретательностью, математикой, искусством, тревогами и мечтаниями любви. Рождаясь в этом мире, каждый человек формирует часть его, которая становится для него внутренним миром, совершенно непохожим на внутренние миры других людей! И наше человеческое бытие обретает отличительный признак — в нём начинают сосуществовать антропологическое единство и онтологические различия. Разве это само по себе не является доказательством?

— Доказательством вмешательства извне? Возможно. Но разве я спорю с этим? — Светлана вопросительно посмотрела на меня. — В действительности древние тексты излагают нам непротиворечивую и достаточно полную картину антропогенеза. При всей фрагментарности находок, можно с большой долей вероятности говорить о том, что когда-то «богами» была произведена серия экспериментов по созданию человекоподобного гибрида. Сначала они пытались создать сразу взрослую особь, но это у них не получилось. Тогда они пошли иным путём. При этом в ходе этих генетических экспериментов женская линия бралась именно от земного источника, а мужская — от бога-мужчины. Затем в процесс «рождения» включились богини-роженицы. Но по сути, первых людей просто выращивали в неких «инкубаторах», заранее задав необходимые параметры этого процесса. Отсюда и изначально большой мозг у ещё нерождённых младенцев, и их полная неприспособленность к условиям окружающей земной среды.

Светлана присела на большой, поросший мхом камень. Я остался стоять рядом.

— Со временем, когда «богам» потребовалось наладить более интенсивное «производство» людей, чтобы пополнить население Земли, оскудевшее после Потопа, они отказались от «лабораторного» создания отдельных особей. Люди-андрогины были разделены «богами» на полы — мужчину и женщину, после чего стали способны к самостоятельному воспроизводству. Неслучайно женщина — единственное существо в животном мире, способное к оплодотворению круглый год.

— Да, об этом рассказывал и Акира. Я помню.

— Такой ход событий, кстати, служит доказательством и того, что задолго до описываемых мифами событий, существовали некие «протолюди», у которых присутствовали те самые женские мито-ДНК, на основе которых раньше учёные пытались определить сроки «создания Адама». Помнишь вчера, я говорила о возможности существования на Земле людей ещё до появления первых гоминидов? — напомнила Светлана. — Может быть, появление большого мозга у человека и не было духовной эволюцией, а просто следованием установленному образцу с внесением некоторых корректировок и поправок? Ведь у тех же неандертальцев объём мозга был больше, чем у нас. Значит, на лицо явное вмешательство, о котором рассказывают шумерские мифы. И это вмешательство носило не эволюционный характер, а было регрессом, возвращением назад или уходом в сторону.

— Но зачем тогда «богам» вообще было нужно оставлять способность человека к развитию его разума? Ведь они хотели создать лишь слугу для себя! — недоумевал я.

— Спроси об этом у «богов», — спокойно сказала Светлана и пожала плечами. — Мы так долго говорили об этом с тобой вчера, Сид! Божества, принесшие на Землю идею о Боге-Творце и религию, сами так же верили в существование Творца Вселенной, создавшего, в том числе и их. А значит, они не могли пойти наперекор его «воле» и поменять замыслы своего Творца, поставив тем самым себя на один уровень с ним. Нельзя было нарушать «священные заветы», дхарму. Создавая человека по своему подобию, они должны были соблюсти все установленные «свыше» правила.

— Но Асуры их нарушили. Как и человек, не раз вознамеривавшийся стать равным «богам» и самому Творцу! — заметил я.

— И ты теперь знаешь, чем это закончилось и для Асуров, и для человека, — с горечью вымолвила Светлана. — А те, кто неукоснительно следовал «божественному закону» стали править Землёй. Именно они смешали с «глиной» кровь одного из своих братьев, чтобы создать «лулу-амелу»: «Глиной боги и люди будут связаны крепко, к единению вместе пойдут, чтоб до конца дней земных Душу и Плоть, обитающих в боге Жизни Знамением провозгласить. Чтоб не забылось то никогда, пусть кровными узами Души их спаяны будут».

— Что-то здесь не сходится, — задумчиво произнёс я. — Что значит «к единению вместе пойдут», если человек создавался «богами» лишь, как раб?.. Что если «служить» богам означает не просто работать на них?

— О чём ты? — не поняла Светлана.

— Подумай. Ведь человек мог «служить» неким вместилищем… Скажем, для «божественного разума» или «божественной души». Он мог «служить» и источником чего-то… К примеру, духовной энергии, которой питались эти самые «боги». Вот тебе и «крепкая связь», которая «кровными узами» спаяла Души «богов» и людей!

— Тебе в голову приходят ужасные вещи! — воскликнула Светлана, быстро вставая и нервно передёргивая плечами.

— Не такие уж они и ужасные, — пожал я плечами, удивляясь её неожиданной реакции. — Ведь тогда человек действительно имеет в себе нечто особенное — «божественное», которое у него никому не отнять — ни в прошлом, ни в будущем. Не эту ли тайну раскрыл когда-то «коварный» Змий первобытной Еве в райском саду? А? И разве это не прекрасно само по себе?

— Это ужасно! — снова взволнованно воскликнула Светлана. — Люди, после опытов «богов», стали слабы и неравны с рождения. Именно тогда мир наполнился страданием и горем, стал инфернальным! Твои мысли, Сид, означают только одно — «божественные души» достаются не всем и не каждому! Это означает, что в мире могут быть люди без души… То есть, могут существовать нелюди! И ты можешь об этом думать?

Она смотрела на меня глазами, в которых горело негодование. Я видел, как её глаза постепенно наполняются скорбью и слезами, и я понимал, что она не может для себя допустить даже мысли о подобной несправедливости.

— Перестань! Что такое ты говоришь? У меня и в мыслях не было ничего подобного! Я всего лишь хотел сказать, что и «боги» были неидеальны…

— Почему вы ругаетесь? — раздалось у меня за спиной.

Я обернулся и увидел подошедшую к нам Таманну.

— Мы не ругаемся, детка, — улыбнулась Светлана, склоняясь над ней и гладя её по голове. — Мы с Сидом просто разговариваем.

— Смотри, какая жукашечка!

Девочка указала на синего жука, ползшего по камню, на котором только что сидела Светлана.

— Какой он большой! — восхитилась Таманна. — Ты не боишься его?

— Нет. Он ведь не кусается.

— Да, да! Он только щекотит лапками! — захлопала в ладоши и запрыгала на месте Таманна.

Наблюдая её искреннюю радость, я обнял Светлану за плечи, ободряюще посмотрел ей в глаза, в которых всё ещё сквозила лёгкая грусть.

— Ну что? Поедем назад? — спросила она, обращаясь к племяннице. — Пора возвращаться в школу.

— Пора! — вздохнула та совсем, как взрослая.

Мы вернулись к магнитору. На этот раз за управление сел я, а Светлана с племянницей уселась на заднем сиденье. Обе с удовольствием подставляли лица встречному ветру.

— А если оторвать голову и я её в руки возьму, будет она разговаривать? — неожиданно спросила Таманна, когда мы уже проехали полпути.

— Что ты, дорогая! Без головы человек не сможет жить. Он умрёт, — сокрушённо покачала головой Светлана.

— Рошни, а все люди умрут?

— Когда-нибудь все.

— Но ведь новые то откуда-то берутся! Хоронят старых людей. Их в землю сеют, а из них маленькие вырастают, как цветы. Верно?

Светлана улыбнулась милым рассуждениям ребёнка.

— Люди рождаются, они не растут из земли, как цветы, — мягко и вкрадчиво сказала она.

На лице Таманны появилась трудная дума.

— О чём ты задумалась? — спросила у неё Светлана, привлекая девочку к себе и целуя в голову.

— Кто же будет хоронить последнего человека, когда и похоронщики умрут? Должен же будет кто-нибудь вазочку последнего человека на место поставить… Пусть это буду я, ладно?

— Хорошо, — улыбнулась Светлана, крепче обнимая девочку.

— Значит, я не умру? — подняла та к ней большие доверчивые глаза.

— Нет, ты не умрёшь. Я тебе гарантирую, — уверенно сказал я, оборачиваясь к Таманне.

— Никогда не умру? — Девочка с надеждой и недоверием посмотрела на меня.

— Никогда! — твёрдо и торжественно пообещал я и увидел, как на щеках Тамы появились пятна румянца, совсем как у Светланы в моменты волнения. Её глаза наполнились таким безмерным счастьем, что мне самому стало на душе привольно и счастливо.

Таманна откинулась на сиденье и стала звонко смеяться. Но уже через несколько минут личико её снова погрустнело.

— Зачем люди умирают?.. Мне жалко. Мне всех людей жалко! — едва ли не сквозь слёзы промолвила она, обиженно и требовательно переводя взгляд со Светланы на меня и обратно.

Я даже почувствовал себя виноватым за то, что люди умирают. Сказал утешительно:

— Но ведь не все же люди умирают. Одни умирают, а другие рождаются. Никогда не будет последнего человека.

— А я знаю, как родятся люди! Я видела, как родятся котята у кошки. Кошка ест мышек, и эти мышки из кошки потом сыплются, — сказала Таманна понимающим голосом.

— Дети родятся не так, — улыбнулась Светлана. — Хотя они сначала и живут в животиках у своих мам.

— А откуда они там берутся? Их что ли едят?

— Нет. Просто когда мама и папа очень сильно любят друг друга и заботятся друг о друге, у них появляется ребёнок.

— Тёти родят девочек, а дяди мальчиков? — допытывалась Таманна.

— Нет. Дяди не родят деток. Родятся дети только у мам, а папы тоже любят своих детей и заботятся о них. Ты же видела, как птички кормят своих птенчиков? И мама, и папа дают птенчикам корм, но яички в гнёздышко кладёт только мама. А когда мама улетает, папа садится на гнездо и греет яички, чтобы птенчикам в них было хорошо.

— А петух может совсем-совсем-совсем забыть, что он петух, и снести яичко?

— Не может, потому что он дядя.

— Как же так? Значит и Сид никого не родил? — изумилась Таманна.

— Даже я никого ещё не родила, — с улыбкой сказала Светлана.

— А почему я родилась у мамы, а не у тебя? Не захотела быть в твоём животике?.. Почему?

— Просто мы так договорились с твоей мамой: раз уж у неё есть твой папа, а у меня ещё не было тогда Сида, пускай ты родишься у неё.

— Понятно, — закивала девочка. — А почему Кай родился позже меня и теперь он меньше меня? Почему он не захотел родиться вместе со мной?

— Потому что все дети родятся в разное время. Нельзя чтобы все рождались одновременно.

— Почему?

— Для того чтобы люди никогда не кончались и было бы кому поставить вазочку на место, — напомнил я.

— Как я родилась, я знаю, — подумав немного, деловито сказала Таманна. — А вот откуда мама с папой выродились?

— У них тоже были мама и папа, свои, собственные.

— Да? А как тогда сделался первый человек? Ведь его родить-то было некому! — привела неоспоримый аргумент девочка и хитро сощурилась.

Тут я понял, что она застала нас врасплох. Не объяснять же, в самом деле, ход эволюционного процесса ребёнку, для которого миллиарды лет преобразований живой материи ни о чём не говорят. Разве что… И тут мне в голову пришла замечательная мысль.

— А их родили другие люди, которые прилетели к нам в гости, когда ещё никого из нас не было, — уверенно сказал я.

Светлана сделала округлыми глаза и осуждающе посмотрела на меня. Но к нашему удивлению, Таманна вполне удовлетворилась подобным ответом.

— А я родилась с ручками и ножками или мне их потом приделали? — деловито спросила она.

— Конечно, с ручками и ножками, — ответила Светлана. — Все дети рождаются уже готовыми.

— Из чего человек сделан?

— Из мяса и костей.

— А кто кожей всё это обтягивал?

— Никто. Кожа была на нём сразу.

Чтобы этот разговор снова не зашёл слишком далеко, я спросил, стараясь отвлечь девочку от познавательных вопросов:

— Какие у Тамы большие и красивые глазки! А чьи у Тамы глазки?

— Папины, — ответила Светлана, с любовью глядя на племянницу.

— Когда я ещё не родилась, у папы было много глаз, — стала мне объяснять девочка, — Были и большие и маленькие. А когда мама выродила меня, папа отдал мне большие глаза, а себе оставил маленькие. Ведь папа нужен, чтобы заботиться обо мне, как петушок!

Я не удержался и рассмеялся. Светлана легонько пихнула меня в плечо:

— Перестань!

— Правда, правда! — заверила Таманна. — Ты мне, что ли не веришь?

— Верю, верю! — в тон ей ответил я, останавливая машину — мы уже подъехали к школе.

Магнитор мягко опустился на землю, подняв небольшое облачко пыли.

— А мы что ли, объехали по кругу? — спросила Таманна, осматриваясь по сторонам. — Получается Земля действительно круглая?

— Круглая, — согласился я. — Только не потому, что мы вернулись, сделав по дороге круг. Вот смотри. Если взять твой мячик, то мы все вместе проехали вот так…

Я нарисовал пальцем на поверхности мячика небольшую петельку.

— Видишь? Мы не объехали весь мячик, целиком. Правильно?

— Да, — согласилась девочка.

— Мы проехали небольшой путь по его поверхности, — продолжал я, взглянув на Светлану, которая с интересом наблюдала за нами. — Если бы мы ехали вот так — из этой точки в эту строну через весь мячик и вернулись в туже самую точку, только уже с этой строны мячика, — тогда бы мы действительно узнали, что наш мячик круглый. Мы проехали бы по его окружности. Но мы ехали только по кругу. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Таманна.

— А из тебя вышел бы неплохой учитель! — украдкой шепнула мне на ухо Светлана, беря из моих рук мячик и отдавая его племяннице.

— Думаешь? Просто я рассказываю так, как об этом мне рассказывали в моём детстве учителя.

— А ты останешься со мной на ночь? — спросила Таманна, обращаясь к Светлане.

— Не смогу, милая. Завтра нам с Сидом нужно быть на работе. Очень нужно!

— Жалко. Ты могла бы лечь на мою подушку и смотреть вместе со мной мой сон! Ой, какие мне сны сняться, Рошни! Просто обзавидуешься! — заискивающе пропела Таманна, хитро сошурившись.

Глядя на неё, Светлана расплылась в улыбке.

— В следующий раз обязательно! Хорошо?

— Хорошо. Что же теперь с этим поделать? — пожала плечами Таманна, и на этот раз уже я едва сдержался, чтобы не рассмеяться трогательному подражанию ребёнка манерам взрослых.

— Всё равно, ты, Рошни, у меня лучевсехная! — добавила она и протянула ручки, желая обнять Светлану.

Та склонилась к ней, подставляя шею, и целуя ребёнка в щёку.

— Ой! Какие у тебя бархатные щёчки! Так бы и съела их! — шутливо воскликнула Светлана, делая вид, что хочет укусить девочку.

— Не съела бы! Не съела! Я не съедобная! — хохоча от удовольствия и щекотки, воскликнула Таманна.

— А вот тебе обязательно нужно покушать. У вас скоро обед. Давай, беги!

— Хорошо. Пока, Рошни! Пока, Сид!

Таманна помахала нам ручкой и побежала в сторону ближнего дома, где около своих воспитателей уже собиралась группа непоседливых ребятишек.

— Вот они, «рассыпанные искры», о которых ты говорила! Наше будущее, за которое нужно бороться с тёмным прошлым! — воскликнул я, испытывая на душе необычайный прилив любви и теплоты.

Светлана взглянула на меня, улыбнулась, но ничего не ответила.