13. Так судьба стучится в двери

Я резко оборачиваюсь, а Сантехник в белом халате продолжает движение. Идёт как шёл, быстро, но ровно и размерено, безо всяких проявлений нервозности. Как ни в чём не бывало. Решение приходит моментально. Конечно! Моё тайное оружие!

Меч джедая! Никакого электрического гула в голове нет, зато он идёт от ламп дневного света, разбросанных по всему потолку. Зрительного контакта тоже нет. Но его и в прошлый раз не было, на барахолке. Правда, были красные корки и резкий голос Хаблюка. Так что…

— Стоять! — восклицаю я.

Но объект моего воздействия продолжает двигаться, никак не реагируя на команду.

— Остановись! — я вкладываю в свой возглас всю волю и страсть.

Хрен там. Ноль повдоль. Как шёл так и идёт. Вот сука. Не работает мой гипноз. Похоже, это вид сержанта Хаблюка является ключевым для выполнения внушений… А тот, самый первый раз, с Арканом?

Ладно, потом как-нибудь разберёмся сейчас некогда. Я бросаюсь вслед за Сантехником и налетаю на выскочившую из боковой двери врачиху.

— Быстро! — командует она. — За мной! У нас остановка дыхания!

Твою мать! Сантехник, Боцман, реанимация, остановка дыхания, Сантехник. Моментально эти отдельные пункты соединяются в единую последовательную цепочку.

Навстречу несётся ещё одна сестра, а Сантехник оказывается уже за дверью. Блин! Из двух возможных решений я выбираю то, которое выберет любой доктор, хоть тёмный, хоть светлый. Я поворачиваю лыжи и несусь вслед за врачихой.

Если есть даже маленький шанс спасти Боцмана, то надо его использовать. Я ни на секунду не сомневаюсь, что остановка дыхания случилась именно у него.

— Быстро, быстро! — командует врачиха. — Как сговорились, все в один миг! И в операционной и здесь несколько пациентов одновременно… Ты почему не одет?

Она наконец замечает, что я в уличных брюках и в кедах.

— Совсем с ума посходили! Получишь выговор!

— Я сейчас, быстро переоденусь! — отвечаю я.

— Некогда уже! Практикант?

— Ага…

— Убила бы, пошли скорей!

Мы подлетаем к пациенту. И да, это Боцман. Я узнаю его сразу, несмотря на то, что половина лица закрыта мешком Амбу — большой грушей, для искусственной вентиляции лёгких. Сестра качает мешок и тут же жмёт на грудь.

— Срочно интубацию! — командует докторша. — ИВЛ! Ты, компрессию!

Это мне. Я подскакиваю и жму Боцману на грудь, раз-два, раз-два, раз-два… Ритмично, два раза в секунду.

— Всё-всё-всё! Прекращаем! Отошёл!

В рот ему засовывают трубки, подключают аппарат и грудь начинает подниматься. Я смотрю на кардиомонитор. Капец!

— Дефибриллятор! — кричу я.

— Держи!

Хватаю электроды и… Тац! Бац!

— Пошло-пошло-пошло… Ещё!!!

Ждём…

— Ничего там не пошло!

Ещё раз! Тац! Бац!

Ждём…

— Нет-нет-нет! Ещё! Давайте ещё! Где? Где разряд⁈

Твою мать! Твою мать!

— Асистолия! Всё! Перестань!

— Давай, давай, давай ещё! — кричу я, но понимаю, что действительно уже всё…

— Вы видели мужчину лет сорока с усами? — спрашиваю я. — В халате, во всём…

— Нет, — устало мотает головой докторша.

— Какого хрена он у вас дышать перестал? Операция ведь нормально прошла! Переливание сделали. Что? Что случилось-то?

— Я видела, — кивает сестра, та что была здесь, когда мы пришли. — Это доктор Чернов. Тут особая ситуация возникла, сразу у нескольких пациентов проблемы произошли. Народу много было, сами посмотрите.

Сквозь стеклянные перегородки боксов я вижу тут и там людей в белом.

— Нет, у Чернова нет никаких усов, — качает головой докторица. — Да и что бы он здесь делал? Он из неврологии.

— У него вышито на кармане «Чернов С. С.», — говорит сестра. — Анна Сергеевна, я сама видела.

— Надо милицию, — выдыхаю я. — Он его задушил.

— Ты дурак что ли? — взвивается докторша. — Ты сам-то кто такой? Больно молодой что-то!

— Я его обнаружил сегодня, — поясняю я, показывая на Боцмана. — Пришёл узнать, как у него дела, а тут такое…

— Ты не… Ты здесь не работаешь? Кто его пропустил⁈ Да вы что тут все!

В общем, кутерьма поднимается, чехарда и милицию всё-таки приходится вызвать.

— Анна Сергеевна, — говорю я врачихе. — Я могу не говорить, что помогал проводить реанимацию. Мне совсем не хочется, чтобы у вас были из-за меня неприятности с завотделением. Просто этот усатый, в халате Чернова…

— Я и есть завотделением, — перебивает она. — Я вот только не понимаю, если ты ещё школьник, почему ты умеешь и непрямой массаж и дефибриллятор? Этому что, сейчас в школах учат?

— Программу «Здоровье» смотрю с Элеонорой этой… э-э-э… Беляевой…

— Белянчиковой, — поправляет меня она. — Беляева «Музыкальный киоск» ведёт.

— А, да… Путаю всё время. Я просто в мед поступать хочу, вот и интересуюсь актуальными новостями и трендами.

— Чем⁈

— Направлениями.

— Врач, может, и получится из тебя, — недовольно хмурится она, — но ты лучше на юридический иди, будешь усатых душителей ловить.

— Но если вскрытие покажет асфиксию…

— Так, всё, иди вон там сядь и жди тихонько, только ни с кем не разговаривай, а то тебе самому асфиксию устроят.

Приезжает сам дядя Витя Шерстнёв. Сегодня он в штатском. Он хмуро меня выслушивает и уходит общаться с медработниками, а через некоторое время возвращается и отпускает домой:

— Так, сейчас ты не нужен, можешь ехать. А завтра придёшь ко мне с кем-то из родителей и всё под запись, под протокол расскажешь. Всё что касается этого конкретного эпизода, понял меня? А мы пока поищем твоего доктора Чернова.

Когда я прихожу домой, мама оказывается уже в курсе первой части этих событий. Ей всё рассказала тётя Таня. Поэтому, когда я говорю, что завтра нужно будет сопроводить меня к капитану Шерстнёву, это не вызывает недоумения. Я в общих чертах объясняю, что произошло в больнице. Она, конечно, удивляется, но принимает всё довольно спокойно.

На следующий день я всё подробно рассказываю дяде Вите. Он слушает почти молча и аккуратно записывает. И на этом всё заканчивается.

— Я, конечно, ни на что не намекаю, — говорит Витя. — Но мне лично руководство дало понять, что считает довольно странным, что повсюду, где творится зло, оказываешься и ты со своим усатым фантомом.

— Так это же по сути одно и то же дело! — восклицаю я. — Доктора Чернова, кстати, опросили?

— В отпуске доктор Чернов.

— Что и требовалось доказать! — говорю я. — Стало быть, он вчера по реанимации не мог расхаживать. А его видели. Вернее, человека в его халате. И этот вчерашний человек, между прочим, усатый.

— Не человек, а призрак настоящий. Да знаешь ли ты, сколько у нас тут усатых⁈ В общем, сидим и ждём спокойно, начнут на тебя стрелки переводить или нет.

— Что⁈ Да это же просто смешно!

— Смешно или не смешно, судите сами, но как есть, так я и рассказываю.

Капитан разводит руками и пожимает плечами.

— Какие ещё стрелки! — гневно восклицает мама. — Виктор Фёдорович!

— Такие, что шеф уже спрашивал, а не мог, типа, этот пацан всё провернуть и выдумать какого-то усатого?

— Так вы допросите председательшу! — подскакиваю я. — И найдите того Сантехника.

— То есть, — поражается мама, — мы пытаемся помочь следствию, а нас самих же ещё и обвиняют? Вы этим нам угрожаете?

— Ну, особо опасаться смысла нет, конечно, — постно улыбается Витя, — но притухнуть маленько и не бегать каждый день с новыми делами и старым подозреваемым стоит. Вот и всё, что я хочу сказать. И никакой угрозы в простой констатации фактов нет. А теперь вы можете идти, а если мы что-то найдём, я вас сразу же проинформирую.

— Прекрасно! — негодует мама, когда мы выходим на улицу. — Им помогаешь, а они ещё и посадить грозят! Нет, и как тебе это нравится?

Мне это никак не нравится, но делать что-то надо.

— Мам, — говорю я. — Меня Макс на выходные на дачу пригласил на пару дней. Ты не против?

— Ну, в принципе не против… Надо с отцом посоветоваться. А сколько вас будет?

— Четверо. Юрик ещё и Костик…

Приходится идти на хитрость и на определённый риск, поскольку объяснять, что мне очень надо сгонять в Москву представляется крайне непростой задачей, так что легче провернуть всё в тайне и немного приврать. Это только кажется, что можно логично и здраво всё растолковать. Нет, родители — это не про логику, а про эмоции.

Все наши «Джексоны» проданы. Причём, с учётом Вики, уже вторые с большим дисконтом. Их счастливая обладательница — подруга Михи Зайцева, работающая в кассе «Аэрофлота». Знакомство архиважное, буквально на вес золота. Поэтому мы с Катей решаем не скупиться.

Вернее, решаю я, а она не возражает. Миха, вернувшись со сборов и оценив нашу продукцию, затребовал такие же для себя. Ну, и сбыл пару штук своим товарищам по спорту. У него связи обширные, так что он становится нашим вторым дилером. Корпорация разрастается, спрос тоже, а вот товара не хватает.

Поэтому, воспользовавшись отъездом Катькиных родителей в деревню к их родителям, мы покупаем через Миху билеты и мчимся в столицу империи. Летим налегке, с небольшими спортивными сумками и сердцами, открытыми для новых впечатлений. Здравствуй, ветер странствий!

Сидим в первом ряду, как пилоты и ответственные партработники. Едим традиционную курицу, шоколадки, пьём чай.

— Может, — улыбается Катя, — не будем торопиться возвращаться? Рванём ещё куда-нибудь? В Сочи, например, или в Таллин. Классно же, летишь, путешествуешь, смотришь новые места. Ты бы хотел?

— С тобой хоть на край света, — усмехаюсь я. — Но не сейчас, Кать. Нам же до твоего официального отъезда надо успеть дофигища штанов сшить.

Она шлёпает меня ладошкой по колену, вернее, по бедру.

— Не романтик ты, Артём, не романтик. Я тебе про сказку странствий, а ты мне про производственные победы. Ты как советское кино, честное слово!

— А вот тут ты ошибаешься, — смеюсь я. — Видела «Кинопанораму» недавно? Скоро на экраны выйдет фильм Митты под названием… та-да… «Сказка странствий»! С Мироновым в главной роли. Вот так-то. Там романтики… ешь — не хочу.

— Да врёшь ты, — улыбается она, но руку с моей ноги не убирает.

Рука у неё горячая, электрическая. Она меня будто импульсами пронзает.

— Сам врёшь и меня на этот скользкий путь наставляешь. А если в самолёте будут родительские знакомые, ты не подумал?

— Подумал, конечно, — серьёзно говорю я.

— И что тогда?

— Тогда спалимся, вот что.

Мы хохочем. По-детски. Беззаботно…

Доехав на автобусе до «Юго-западной», мы ныряем в метро и мчимся по прямой до «Охотного ряда», вернее, до «Проспекта Маркса». Катька смотрит по сторонам, хлопает глазами.

— Ого, как много народу… Ой, а пойдём на Красную площадь! Это же вот, прямо здесь? Ну, пожалуйста!

Сейчас утро, половина десятого, так что Артур, возможно ещё и не появлялся. Разгар лета, московское утро, солнце и радость, разлитая в воздухе. Мчат машины, торопятся пешеходы и неторопливо обозревают красоты туристы.

Мы идём на Красную площадь. Утро красит нежным светом стены древнего Кремля. Дух захватывает. У меня здесь всегда дух захватывает, если честно. И тогда раньше, и сейчас, и в будущем это не пройдёт. Неисчерпаемое место силы. Стена, башни, головки Василия блаженного… Катька смотрит внимательно, напитывается духом времён.

— Тём, а ты в мавзолее был? — спрашивает она, показывая на огромную широкую, как на демонстрации очередь.

— Ага, — киваю я.

Не вру, действительно был, правда, в прошлой жизни.

— Ну, и как?

— Странно очень. Лежит вождь, похожий на восковую куклу в хрустальном гробу. Хотя, как известно, в хрустальные гробы спящих царевен обычно кладут. Вот… Идёшь себе, смотришь. Останавливаться нельзя. Зашёл, вышел и привет. Даже не представляю, кому такая дичь в голову пришла. Мумифицировали человека, законсервировали и радуются. Как петровского уродца в кунст-камере. Видать хотели, чтоб он век покоя не обрёл.

— Да ну, тебя, пихает она меня в бок. Диссидент.

— Ты что! Здесь нельзя это слово говорить. Сразу заметут!

Мы гуляем, заходим в ГУМ, покупаем «Лакомку» и балдеем. Холодные цилиндры сливочного мороженого, покрытые корочкой из бежевой взбитой глазури. Настоящий кайф. Это вкус Москвы, детка. Двадцать восемь копеек, между прочим. Но мы шикуем и слопав по одному цилиндрику, повторяем упражнение.

Если вы в своей квартире, встаньте на пол, три-четыре…

Впрочем, у Москвы вкусов много. Поболтавшись часок, идём в «Космос». Но уже не для того, чтобы есть мороженое, а чтобы найти Артурчика. Начинается деловая часть поездки.

— Здравствуйте, — подхожу я к швейцару.

Он щёткой чистит свой мундир на локте и на посетителей внимания не обращает. Час швейцара наступит вечером, тогда он станет вершителем судеб страждущих, томящихся в очереди юношей и девушек. А сейчас его присутствие здесь не имеет никакого смысла.

— Не подскажете, как мне Артура найти?

— Не подскажу, — со столичным заносчивым равнодушием бросает он, даже не взглянув в мою сторону.

— Он придёт сегодня, не знаете?

На это он уже ничего не отвечает, внимательно осматривая ткань своей униформы. Ну, ладно. Разберёмся сами. Мы проходим в зал на первом этаже и я внимательно осматриваю все столики. Потом мы поднимаемся на второй этаж и я сканирую посетителей там. Артура среди них нет.

— Значит, пойдём к ЦУМу, — пожимаю я плечами.

— А ты знаешь, как идти? — уточняет Катя.

— Ага, держись меня и не пропадёшь.

Можно проскочить напрямки с обратной стороны Думы, но я веду Катю по проспекту Маркса и мимо «Большого».

Мы подходим к ЦУМу и встаём у входа. У одного из. Здесь движ, народ снуёт, входит, выходит, ищет где лучше. Артура не видать. Обходим здание, прогуливаемся туда-сюда, снова останавливаемся. Стоим. Я поглядываю по сторонам. Ну, где-ты, Артур? Алё!

Нет Артура.

Подходит тощий шнырь, с мутными глазами. У него прямо на лбу написано, что кинет.

— Левисы интересуют? — спрашивает он, зыркая по сторонам.

— Артур интересует, — отвечаю я. — Видел его?

— А зачем тебе Артур? — пожимает кент плечами. — Бери у меня, у Артура дороже. У меня дешевле и стопроцентная фирма́.

— Я ничего не покупаю, — машу я головой.

— Только менты ничего не покупают, — щерится он.

— Менты, как раз, покупают, а я нет.

— А чё ты хочешь у Артура? — наседает кент. — А? Чё ты хочешь? Чё ты хочешь? Скажи, я точно дешевле предложу. Очки надо? Батники есть. Пласты. Итальянцы. Адики. А? Чё ты хочешь? Или чё? Денег нема?

— Спасибо, брат, — качаю я головой. — Пока ничего не надо. Ты прав, денег нет.

— А чё тогда трёшься здесь? Давай, киздуй отсюда, в коммунизм, нах. Там всё бесплатно дают.

Можно, конечно, и у кого-то другого спросить про этикетки, но только не у него, больно рожа неприличная, да и манеры так себе. Явно не из серьёзной фарцы. Кидала.

Я беру Катю за руку и отвожу в сторонку.

— Поторчим здесь немного, — говорю ей. — Если не появится, пойдём снова в ГУМ, а потом в «Космос».

— Прям бермудский треугольник, — хмыкает она. — Главное, не исчезнуть с радаров.

Мы около получаса трёмся у ЦУМа, а потом идём по намеченному маршруту. Снова проходим мимо «Большого», переходим проспект у «Метрополя» и фигачим в ГУМ. Трёмся у входа, прогуливаемся по первому этажу, снова выходим наружу. Отказываемся от джинсов и от пластов. Стоим, ждём Артура.

Ждём Артура, а дожидаемся кое-кого другого.

— Опять ты?

Прямо перед нами стоит тот самый мент, который в прошлый раз меня загрёб.

— Здрасьте, — киваю я.

— Какое, нахер, здрасьте! Я тебя предупреждал, чтобы ты здесь больше не ошивался?

— Я ничего не нарушаю. Не продаю, не покупаю. Кто к нам подходил, мы даже разговаривать не стали. Вы, может, даже и сами видели. Стоим, ждём тётю девушки моей. Никакого криминала, хотите — обыскивайте. Да я вообще не по этой части, я же в прошлый раз ещё говорил.

В доказательство, я открываю сумку и показываю, что она совершенно пустая. Мент внимательно на меня смотрит, потом поворачивается к Кате. Но та вообще, как мышка, шейка тоненькая, глазёнки честные, ну, какая она фарцовщица!

Блин, чего он прицепился ко мне? Нам залёты сейчас вообще никак не нужны, даже если и отпустят и всё образуется, всё равно, лучше без этого. Родители не знают, что мы здесь, так что нервишки им надо бы поберечь.

— Давайте отсюда, преступники малолетние! Последнее китайское предупреждение. Если хоть раз ещё замечу, с товаром или без, всё, считай ты на учёте! Ясно?

— Да блин, за что в правах ущемляете⁈

— Ты не понял? — делает он страшную рожу.

— Да понял-понял… Уходим уже…

— Это кто был? — спрашивает Катя.

— Мент, борец со спекуляцией. Он меня в прошлый раз уже заметал.

— Серьёзно⁈ — округляет она глаза.

— Серьёзно. Вот так же точно, по беспределу. Без состава преступления, ни за что, короче…

Мы двигаем в «Космос».

Швейцар снова игнорирует мои вопросы. Зато администраторша, услышав, что я спрашиваю про Артура, говорит, где его можно найти.

— Он пять минут, как ушёл, — сообщает она, предварительно внимательно нас изучив. — Сказал, если будут спрашивать, он у ЦУМа.

Мы снова двигаем к ЦУМу, теперь уже по менее живописной, но более короткой дороге. Подходим, встаём и смотрим по сторонам. Блин… Ну, и где…

Он выходит из дверей магазина. Кроссовки, джинсы, солнечные очки-капельки зацепленные дужкой за горловину футболки. Я сразу его узнаю.

— Артур, — коротко окликаю.

Он бросает на меня колючий взгляд, оценивающе оглядывает Катю, возвращается ко мне и хмурится. Не узнаёт.

— Кать, повернись, — командую я и она, сразу поняв в чём дело, поворачивается к нему спиной.

Я щёлкаю пальцем по этикетке «Джексон». Артур подаётся вперёд, рассматривает патч и смотрит на меня. Теперь он улыбается.

— А, ты этот, как… Артём что ли?

— Да, — киваю я.

— Неплохо, неплохо отшили. И сидит отлично!

Он елозит взглядом по Катькиному взгляду.

— Поворачивайся, — командую я своей помощнице.

— Ну, чем могу помочь на этот раз? — улыбается он.

— Нужны ещё лейблы, — отвечаю я.

— Это можно. Но уже дороже.

Я усмехаюсь.

— Нет, Артурчик. Мы возьмём побольше и другую фурнитурку можем прикупить, если есть что интересное.

— Слушай, у меня этих «Джексонов» всего штук двадцать пять осталось.

— Ну, мы все и возьмём, — говорю я. — Давай.

— Давай, — хмыкает он. — Я же не знал, что ты придёшь.

— Надо было телефон сказать, я бы позвонил сначала. А так полдня тебя бегаем ищем.

— Повезло, что нашли. Я сегодня вообще выходить не хотел. Ладно, давай так, приходите завтра и я вам принесу.

— Не пойдёт, мы вечером уезжаем. Так что, или сегодня, или никогда. Возьмём другие.

Катя чуть хмурится. Да, согласен, лучше бы эти же, а то продавать будет сложнее. Но это торг, так что говорим мы совсем не то, что думаем на самом деле. И он, и я…

— Ладно, — задумавшись говорит Артур. — Есть фурнитура разная. И джинса есть, от фирменной не отличишь, хорошая, по четвертному за метр. Замки, заклёпки, другие лейблы. Но не здесь. Нужно ехать на «Динамо». Поедете?

— Там что, склад?

— Ну… можно и так сказать… Квартира. Швея у меня там живёт. Она не любит, когда я таскаю кого-то, но вы ребятки вроде нормальные. Приезжие, к тому же.

Я внимательно смотрю ему в глаза. Да, разок я у него уже покупал товар. Но сумма сделки была маленькой. Сейчас у нас денег побольше и, честно говоря, идти куда-то на квартиру, я не собирался. Но он вызывает доверие. Хрен его знает, почему. Он не прикидывается ботаном и заикой, ведёт себя без фальши, и…

— Ладно, поедем, — соглашаюсь я. — Только, Артур, на всякий случай, чисто для того, чтобы не было недомолвок, чтобы всё по чеснаку. У меня есть человек, причём, серьёзный человек, не мент. И он отлично знает, что я сегодня встречаюсь с тобой. И в «Космосе» тебя запалили, сказали, что ты сегодня работаешь, так что в случае чего, соскочить не получится. Ты меня понимаешь?

— Да ладно, Артём, я так не делаю. Всё нормально будет. Но я тебя понял.

Он говорит серьёзно, и я вижу, что не врёт.

Мы идём на метро, доезжаем до «Динамо» и там ещё шарашим минут пятнадцать по Ленинградскому проспекту. Сворачиваем во двор и заходим в подъезд жилого дома. В тесном лифте стоим почти прижавшись друг к другу, выходим на четвёртом этаже.

Артур подходит к двери и один раз нажимает на звонок. Прислушивается к тому, что происходит за дверью и снова звонит, на этот раз дважды и коротко. А потом ещё разок.

Дверь открывается и на пороге появляется женщина в косынке. Ей лет сорок, взгляд недоверчивый, на лбу вертикальная складка. Она молча отступает и пропускает нас внутрь.

— Маш, нормальные ребята, не хмурься, — говорит ей Артур. — Вон, посмотри на девчонке. Повернись, Катя.

Катя снова показывает тыл, на этот раз хмурой Маше. Та внимательно рассматривает и, кивнув, проходит в комнату.

— Можно не разуваться, — предупреждает Артур.

Мы идём за Машей и оказываемся в настоящей швейной мастерской. Здесь и манекены, и столы для кройки, и две больших, судя по всему, промышленных машинки и оверлок. Большой стеллаж уставлен коробками и мотками тканей. Неплохо мы попали…

— Есть у тебя ещё эти «Джексоны»? — спрашивает Артур.

— Найдутся, — кивает хозяйка этой медной горы. — Сколько надо?

— Штук двадцать, — отвечаю я.

— Берите все, там около полусотни осталось. Монополистами будете.

Она тянется за небольшим деревянным ящичком, снимает его с полки, ставит на стол и в этот самый момент в прихожей раздаётся звонок. Долгий, протяжный и настойчивый.

Мы все переглядываемся.

— Мы только утром прилетели, — говорю я. — Могу билеты показать. Что окажемся здесь точно не знали.

Звонок звенит снова. Будто электродрель. Твою за ногу… Будто прямо в голове. Под ложечкой становится пусто и холодно. Кажется, на обратный рейс мы можем опоздать…

— Открывайте! — доносится из подъезда. — Открывайте, милиция! Будем дверь ломать!

И в подтверждение этих слов, раздаётся глухой и сильный удар…

Загрузка...