Человек, который придумал Магию

Глава 22

глава 22

День прошел очень сумбурно, мне сразу выделили большую избу на два этажа. Огроменная. Это, скорее, целый терем.

Мне объяснили на счет “мамки”. И предоставили на выбор пяток старушек. Я выбрал самую грустную, но с самым добрым лицом. Возраст я так сразу определить не смог. Примерно средний среди всех.

— А можно нескольких? Мне их просто жалко.

— Нет, Малик, какие бы хорошие они ни были, бабы плохо ладят между собой, когда живут вместе. Потом, и ты, лучше, спи в отдельной комнате ото всех.

— Хорошо. Как-то это все непривычно.

— Не подумай, что это дается просто так. Придется много учиться. И работать.

— Это я могу.

— Что? ты раньше учился где? Не думал, что в вашем захолустье школа была.

— Да нет, просто родители грамоте обучили.

— А вот это очень хорошо, кучу времени сэкономим. Несколько лет. Завра начнем, нечего рассиживаться. За теремом большой земелный участок. Тебе уже выделили семена, твои новоиспеченные жены его засеят. Несколько мешков круп, картошки и муки уже в амбаре. Советую занести на чердак муку и крупы, и завести кошку и кота. Иначе мыши да крысы все пожрут.

— Да. — в нашей деревне это была большая проблема. Иногда этой напасти грызунов подвергалась половина урожая.

— Сегодня отдыхай. Можешь идти, я за тобой зайду ранним утром. Через час после петухов. Скотину не забудь накормить, десяток коров тебе досталось. Десяток свиней. Столько же кур, индюшек я на твои деньги купил. И гуси. В общем, даже по здешним меркам ты теперь богат.

— Понятно. — как-то равнодушно я всё воспринял.

— Все, иди давай. Корм для скотины тоже в амбаре. Благо, траву они едят.

— Старая, живёшь теперь у Малик а, следишь за домашним хозяйством. Ступай за ним.

— Ой, спасибо, Милок, что выбрал, а то думала, уже и помру на улице.

— Ступай уже.

— Так, а вы, дамы, идёте вот вы две, в кухарки к мэру, ему жена запрещает молодых брать.

— А мы? — завыли сморщенные старушки.

— Пройдемся по паре домов. Если не пристроим, то к святошам отведу вас. Там и работы много, как и везде, и сытость, и тепло. Но, думаю, от работниц дома никто не откажется. Особо после прошлогодней лихорадки, когда почти все старики перемерли.

Святоши. Очень сложно поверить. В их благие намерения. После того, первого.

Последующий день и вечер прошли в обычной работе на новом месте. На счет “отдыхай”, это конечно, Боромир, преувеличил. До кровати — в кое-то веки не на лавке, я добрался как стемнело.

— Малик, мы в общем, решили. Мамка пускай дома убирется да еды наготовит на всех, за птицей присмотрит. Мы с клавой на переменках день ко дню будем скотину пасти и огородом заниматься.

— Скотины много, может еще кого нанять?

— В городе можно нанять только за деньги, кроме мамок почти за одну еду работать не будет. Серебрянка в месяц.

— Дорого.

— Вот и мы о чем.

Ася оказалась более “бойкой” в разговоре, да и делах такая же, хотя была более худой, чем Клава. Ещё не понял кто мне больше нравится. Ася — поджатая, даже мышцы на животе проступают. Маленькая грудь поместится в ладошку. На лицо Клава точь в точь такая же. Только чуть полнее, а грудь каждая с две моих головы и попа больше в два раза, чем у Аси. И куда такая большая? Но Ася смелее, даже в бане была однозначно смелее. В обеих есть плюсы, вместе они дополняют друг друга. В одной спокойствие и безмятежное послушание, в другой бесконечный задор. Уверен, ещё не раз подтвердят я мои мысли. Может и не надо больше жён? Сначала хозяйство поднять нужно. У всех уже засеяны огороды и поля. Благо, урожай все же собрать успеем, тем более участок за домом, чей бы он ни был до этого, обработан.

— Малик, не отвлекайся!

— Да я дух перевести только. Ты дядь, Боромир, как конь выносливый.

— Так и тебя тренирую для того. Таким же будешь. Твари-то — они разные. Не все неповоротливы как гнилушки. А коли то гуль будет, так вообще может гнилушкой притвориться, а потом рвануть на тебя. У них только кожа да жир гниют. Остальные телеса мумифицируются. Да и с снаружи они после поглощения плоти могут восстанавливаться частично.

— Это как? Руку новую отрастит?

— Нет, конечно, это ж не оборотень и не высший вампир. Хотя вторые сильнее. У гулей гнилая кожа лопается, жир подгнивает, но никогда не сползает полностью. И жирок этот пополняется от пищи. Будто и не гниёт вовсе, а воняет, да с виду землистый. Никогда не видел гуля совсем с голым мясом. Могут быть обтянуты кожей рваной, как одеждой на ребёнка, но она есть у них всегда

— И много гулей видел?

— Двух. Ты не подумай. Что мало. Просто и пяти никто почти не видел. Первого убил после того, как тот загрыз моего старого учителя. Добрый и сильный был. Эх, старче, угораздило же тебя.

— А второго?

— А второй как придавленный бревном был, на четвереньках ползал, но шустро. Истощенный. Вот его просто было изничтожить. Зашёл со стороны головы, да по голове колотушкой. Как тыква разлетелась. Ну и вонища была. До сих пор ума не возьму, ладно живая нечисть. Но как с тухлыми-то мозгами живут? Так, раз уж ты отдохнул. Попробуй напасть. Смелее, не боись, не поранишь. Не попадёшь просто.

— Так уверен, дядь Боромир?

— Уверен. И давай без дядь. А то привыкнешь. Да не ко мне, малой, а длинному обращению. Пока выговорить, могут прихлопнуть. Каждое мгновение в бою на вес золота. Поэтому, даже если надо отдохнуть — лучше делать это в движении. По ситуации. Нападай давай, забалтывать умеешь лучше, чем торг…

Внезапно сместивщись вперёд, размахнулся снизу, описав дугу за своей спиной и… Попал на поставленный такой же деревянный меч Боромира.

Резкое движение в сторону. Меч моментально вылетел из моих рук, а я, потянувшись за ним в полете, получил по заднице деревяшкой.

— Ай-яй. За что?

— За то, что не подумал. Быстрые солдаты бьются хорошо, но недолго. Всегда, когда есть время оценить противника — оцени. Ещё раз.

Хотел было сделать такой же красочный замах, и как только мог его придумать? Но тут же понял, что такой — учитель точно отобьет.

Без размаха, удар сбоку. Меч отлетает в сторону, получаю лёгкий тычек в здоровую ногу.

— Я так не могу, как с больной ногой скакать?

— А ты думал, хоть один бой честным будет? Но уже лучше. На второй удар глупых движений не делал. Даже близко к профессиональному — из того положения, как держал, сразу шел удар. Молодец конечно, но с железным мечем так не получится, он тяжелее, это для кинжалов приём.

— А на кинжалах обучишь?

— Конечно. Как только научишься на мечах драться. Нам ещё надо палки и остроги разобрать.

— А почему их сначала?

— Потому что, если близко нежить и нечисть подпустишь, считай, помер. А мечи, кинжалы — это больше для разбойников и борьбы с ними, навыки.

— А зачем тогда для борьбы с нечистью знать бой на мечах? Они же ими не дерутся.

— Ну во первых, дерутся, просто далеко не все. Ни один вампир, про живших хотя бы десяток лет, не нападёт на человека с оружием, не имея в своих руках меч или ещё что. А с остальными ещё больше пригодится — многая нечисть заразна. Попала из зараза в рану — лучше убей себя. Спасешь много жизней.

Моим ответом были поджатые губы.

За месяц выучил всего пару приёмов. Боромир настоял на их постоянной отработке — блок и удар. А время текло обычным ходом, хотя ощущалось, что дни гораздо более насыщенные.

— И все же, Малик, где научился грамоте?

— Папа научил. Это наша семейная гордость. И даже семейное условие взятия в жёны было — они обязаны обучиться грамоте.

— О как. И зачем?

— Ну мне бы тоже пригодилось, папа вёл учёт.

— За старосту что ли был?

— Был.

— Видел его разок. Он тебя здоровее был. Наверное в мамку пошёл, жилистый весь и юркий.

— А? Ну, наверное.

Не хотелось особо распространяться, что сам своих родителей и схоронил. И работал папа гробовщиком, и даже я успел побывать в наследной шкуре. Передающейся по наследству, как одежка.

— Если б не стал моим учеником, то может и не пришлось бы мечом махать. Пошёл бы счетоводом к старости. У них только сам он и грамотен. Поленился в свое время обучить сыновей, теперь жалеет. А ты не жалеешь выбора?

— Я то? Нет конечно.

— Понравилось иметь несколько жён?

Я почувствовал, как кровь прилила к щекам.

— Тварям мстить хочу. И тем самым людей спасать.

— Вот это правильно. Но запомни — в первую очередь спасать людей. Оно вроде одно и тоже, но смысл немного меняется, когда людей на первое место ставишь.

— Ну и пара жён тоже неплохо. — Все же вырвалось. Кто ж меня за язык тянет.

— Ахах. Эх, молодёжь. Ну наслаждайся, юность она такая. Детишек надо смолоду делать, чтоб на ноги поставить их суметь.

— А что с учёбой, дядь Боромир? — заносил я для очередной безупешной попытки деревянный меч. И получал удар в ответ. Оно так и в жизни, не ждёшь время для новой атаки. Опытный враг сразу бьёт, когда ещё сам замахиваешься. Хороший учитель.

— Ух, уморил, как дерешься и разговариваешь? Аж дыхание перехватывает, будто после пробежки. Раз грамоте обучен, неча у святоше сидеть. Есть у меня бестиарий, будешь учить. А ещё по тактике боя книжка. Она армейская, но и тебе пойдёт. Разбойники все же частенько встречаются. Тебе ли не знать.

— Да…

— А расскажи как отбились?

— Да там, скорее повезло. Я из…леса шёл. — И не соврал. Кладбище то в лесу. Да и вокруг везде — леса.

— И что сразу понял, что разбойники?

— Пожарище было. Разбойников я заметил, когда ближе подбежал. Вижу, они столпились меж домов, у нас там удочка узкая есть. Ну я быка с амбара каленым железом погнал, а он на них. Потом дед Архар выбежал, отвлек. В одного я топором убил, кинул, прям в лоб. Упал как дерево, столбом недвижным. Ну а потом дед ещё раз отвлек второго и я зарубил ржавым мечом, что первый выронил, второго. Потом, мы их кололи, как скотину… — желваки заиграли так, что челюсти сводить начало.

— Так, тише давай, сила вовсе не значит умение, только деревяшку сломаешь. Сам новый выточишь. Но вижу мужик из тебя бойкий растёт. Взяли бы тебя на службу точно. Только охотников от неё освобождают. Однако, Малик, тебе обязательно надо научиться осторожничать. Тебе крупно повезло. Дважды. Всё благодаря твоей расторопности. Главное, успевать думать головой.

— Это да. Люблю думать.

— Всё, в воскресение займись домашними делами. А пока, бери мешок с камнями, и побежали. Только мелких нагружай, а то опять спину рассадишь. Пока — круг вокруг города. Через ещё недельку прибавлять будем.

— Ух, хорошо.

Все же Боромир прибеднялся. Очень он выносливым был. Я круг бегу — он отсылает меня домой делами заниматься, а сам бежит четверть дня. Даже с виду как худеет. Только как воды напьётся лица из пунцового становится сначала красным, а потом розовым. И всегда горсточку соли съедает.

— А соль для чего?

— А ты на рубаху, Малик, посмотри.

— Вся в соли от пота.

— Вот. А что это значит?

— Тело тратит и воду, и соль.

— Правильно. Учись задавать себе правильные вопросы, это и к бою относится. Но тогда и думать то быстро надобно.

— Хорошо.

Знания, даваемые Боромиром, впитывались как губка. Хотя, иногда кипела голова. Но я быстро к этому привык и все чаще задавал вопросы сам, чем он меня учил.

Привыкший к работе, я быстро привыкал и к занятиям.

Понедельник.

— Так, одним мечом сыт не будешь. Вот — метательные топоры. Это лук, обычный, охотничий. Боевой нам и не пригодится, они больно уж громоздкие. Да и разве что тухляков из него бить, да разбойников. Всякие другие твари, коли тебя увидят, с лёгкостью увернутся от стрелы. А то и вовсе поймают. Помнишь, как оборотней убил?

— Двух в спину, а первого… Он сам на кол налетел.

— Вот. В прыжке, и пока отвлечены поеданием добычи, их можно достать.

— То есть надо ждать, когда нападут?

— Ни в коем случае! Малик, я же учу тебя головой думать. Давай, сделай вывод сам.

— … Заманивать? В ловушку?

— Да. Придумаешь с ходу одну?

Я почесал свои лохмы. Надо бы подстричь коротко, как у Боромир. А то за волосы хватит кто и голову то оторвут.

— Как с быком и разбойниками. Только немного по-другому. Нужно заманить в узкий проход, и чтобы он через него бежал.

— Ну…хорошая попытка. На деле, узких проходов в лесу не встретишь. Если почти тебя догнал, можешь прыгнуть меж двух деревьев. А в прыжке развернуться и подставить кол. Как правило, когда жертва собирается упасть — оборотень в охотничьем раже обязательно на нее прыгнет. С вожаком может и не подействовать, но с молодняком — точно. Но самое верное, конечно, это сделать ловушки — растяжки, чтобы тварь банально споткнулась, а после нее — деревянные шипы. Смазанные перцем.

— От них боль очень сильная?

— Читаешь, значит? Молодец. Да. Тварь приперчёная орет как оглашенная, уши закладывает.

— Как банши?

— Нет. Коли банши закричит — считай оглох. И труп.

— Я так и не понял почему так. Про банши.

— Я и сам не знаю. Но на веру взять стоит. Не проверишь, ведь. Попробуй кинуть топор в пень.

— Так ведь отскочить может.

— Оскочет — увернись. Учиться все равно надо.

Я сделал аккуратный замах. Топор врубился аккурат в середину.

— Так. Попробуй сделать быстрый бросок. Вижу, метать ты умеешь, но чтобы во врага попасть — надо кидать сильно, чтобы он вернуться не успел. В высших, кстати, тварей, не метай ничего.

— Почему?

— Почём зря оружие потеряешь. Увернётся точно. А высший вампир вовсе поймать может. И кинет в обратку. Ещё сильнее бросок сделай. На сколько можешь.

Взявшись за короткую рукоять метательного топора двумя руками завёл руки за голову для самого сильного броска, на который способен.

— А что, они топоры тоже метать умеют?

Мой снаряд разреза воздух и воткнулся рукоятью в гнилой пень.

— А, понял. Даже если не воткнется, убьёт силой. Как камнем.

— Схватываешь.

— А можно заманить тварь какую кровью свиной али человечьей?

— Хм. Даже если нальешь её в пузырь стеклянный, для монстров будет достаточно, чтобы определить твоё местоположение. А потом и сам ею пропахнешь. Ты-то не заметишь, а для того же кровососа все равно что светильников жировым в темноте светить будешь. Потому девиц и баб в ученики не берут.

— Из-за мироточных дней?

— Из самых. Как маяк в темноте будут. Да и днем.

— А есть неопасные твари?

— Тут лучше задать вопрос, есть ли относительно не опасные твари. На югах, говорят, даже комары могут заразу смертельную в кровь заносить.

— Ну а все же?

— Разве что те, кто от рода человеческого вышли. Да и то — нападешь, тебя убьют. Все. В мире опасно, если быть слабым, или глупым. Хуже, только когда вместе. Отойдем от темы. Нога в порядке? Не заболела снова?

— Да нет, все отлично. Сам удивлён, быстро прошла. Всего за три недели. Думал полгода буду калекой.

— Ну ты ж молодой, заживает все как на оборотне. В моем возрасте такие травмы даже не всегда вылечиваются. — Боромир потёр спину и начал делать шаги на месте.

— Неужели нет магов, что могут вылечить такие травмы?

— Не слышала о таких. Обычно, лечебная магия мага действует только на этого самого мага. И называется по-другому.

— Как?

— Почем мне знать. Маги секреты свои хранят как зеницу ока. Говорят, даже, если всматриваться в мага, ища что-то необычное, можно поплатить я жизнью.

— Это что же, маги просто за взгляд убивают? Даже если он не "косой"?

— Да. И не спрашивай почему. И, желательно, тему эту не поднимать. Святоши могут об этом магам рассказать. Конец будет тот же.

— Так святоши вовсе и не хорошие.

— А вот об этом лучше и односельчанам не говори. И даже с жёнами не обсуждай.

— А с тобой можно?

— Только когда я скажу. И точно вне населённых мест.

— Понял.

С само-собой переросшего в шёпот разговора, Боромир, поинтересовался громче.

— Малик, я заметил, жены у тебя зарумярились солнцем.

— Веснушки-то? — немного покраснел я.

— Они самые.

— У обеих мироточные дни не пришли. Новые души под сердцами носят.

— Отлично. Род твой будет расти сильным и полниться умными и красивыми детьми. У охотников они всегда выделяются этими качествами.

— Правда? А почему?

— Воля божья. Так говорят.

Я навострил уши. Кажется, понял, кого заметил Боромир.

— Утро доброе, молодые люди.

— У тебе, отче. Хотя я уж точно не молод.

— Главное, сын мой, молодость духа.

Я буквально чувствовал, как Святоша сверлит мою спину взглядом. Хорош, о что в настройках нейронки разобрался и отключил отображение статуса для сторонних.

— А что молодого не посылаешь грамоте учиться? — на лице Боромира проскочила тень удивления. Церковь света не любила грамотных людей и только особо благосклонную знать обучала ей.

— Так обучен он. Отцом своим. Старосты у них в Тишине не было, самим пришлось счетные и учётные дела вести.

— Вот оно как, дело доброе. А желает ли молодёжь светлое омовение зачатых детишек провести? Для здоровьица и огорожи от нечисти?

Боромир замолчал, не зная что сказать. Благо, мой батюшка научил вести такие разговоры правильно.

— То само потомство должно решать, отче. Как подрастёт, жён найдут, своих детей заведует, так и проведут ритуалы святые, коли надобность будет и желание причастности к церкви. Готовы ли они рабами божьим стать.

— Вот оно как. Ну, Бог в помощь, молодёжь.

Чуть отойдя, когда мы снова начали греметь деревянными мечами, Святоша сплюнул через плечо на землю. Оглянулся не заметили ли мы. Ну амы, сделали вид, что не заметили.

— Эко ты умно его отшил. — Довольно лицо Боромира случилось удовольствием.

— А мне ничего аж это не будет?

— Слава миру, нет. Не на столько ещё церковь света окрепла, чтобы бесчинства творить. Но держи ухо востро. Коли те старики, что решались омовение провести первое на смертном одре, сразу богу душу и отдавали.

Видимо, моё лицо стало очень мрачным. Я понял, что святоши уничтожали души стариков ради энергии, лишая их шанса на перерождение.

— В первый день недели пойдём в Тишину.

— Что? Зачем? — Искренне удивился я.

— Где-то в том направлении исчез Святоша один. Бывал тут. Жирная такая туша. Не видел его у себя на малой родине?

— Нет. — Без раздумий ответил я.

Боромир поджал губы. Об уме Боромир я и позабыл. Он хорошо читает людей. Особенно, уверенно отрицающих что-то людей, даже не пытающихся хотя бы мгновение уделить памяти, чтобы помнить событие. А уж скрытые эмоции на моем лице и вовсе были не скрытыми. Ну не шут я императорский, чтобы рожи корчить, которые не по душе сие мгновение.

— Зайдём сначала в ту, откуда оборотни прибежали.

— Это в Околицу-то?

— Да.

— А почему сразу не пошли?

— Надобно было. Подождать. Твари могли и в лес уйти, зверем кормиться. Коли совсем от жизни людской отвыкли, может и не сунулись бы к людям.

— И что, так никто и не явился?

— Повезло. Нет. А может и убили всех тварей. Возможно, того святошу оборотни и подрали. А то и вовсе один из них был оным.

— Да, возможно.

— Давай, Малик, бери лук. Будем тебя учить стрелять.

— А вдруг тоже умею?

— Ты хороший боец, Малик, но ты земледелец. Чтобы из лука стрелять научиться — нужно много времени. А Коли ты уже тратил его на метание топоров, то из лука…

— Понял, принял, осознал.

— Эх и странно ты, Малик говоришь иногда. Даже кажется, что ты маг.

— Ну, брось Боромир. Из меня перерожденец такой же как лучник. — Сказал, натягивая тетиву.

Не задумываясь, будто чуя, куда направлена стрела, ставшая продолжением моих органов чувств, отпустил её в короткий полет. Яблочко.

— Твою мать. — выругался я.

— Попробуй еще раз.

— …на лево.

Вторая стрела расщепила первую.

— Да, Малик. Придётся нам с тобой часто охотиться. Чтобы восстановить твою душу. Чтоб тебя! Может оно и к лучшему.

— А как охота в этом поможет?

Естественно, у меня был навык для работы со свободной маной, и я о нем прекрасно помнил. Но откуда о нем знать Боромиру?

— Научу. Есть один, достаточно сложный приёмчик, как ману посмертную собирать. Но он требует высокой концентрации. Думаю, ты быстро ему обучиться. Пока мы были на стоянке в поле, мне удалось даже чуть-чуть с оборотней собрать её.

— Хм. Очень интересно.

— То ли ещё будет, Малик, то ли ещё будет.

Да уж. То ли ещё будет. Боромир, вроде, нормальный мужик. Тоже святоши не любит. Может, и пронесёт, наше путешествие в Тишину? Вдруг, он тоже захочет бороться с орденом света?

Задав себе этот вопрос, я понял чего ещё хочу в жизни. Наказывать тех, кто забирает души умерших для своих алчных целей.

Мешков нагрузили больше своего веса. Но рабочим лошадям это не было препятствием. Лошадь мне пришлось брать свою. Одну из тех, что купил. Мерина брать не стал, хоть и нрав у них спокойный. Толку от скотины, которая не может плодиться и растёт не на мясо, я не видел. Поэтому — лошадь. Дома был один конь и ещё одна до лошадь. У которой уже начали расти бока. Это хорошо. И кровь здоровая будет у жеребят — копытных я купил в разных концах города. Позже выкуплю земли большой кусок, чтоб вся скотина паслась.

Нанял ещё пару бездомных мальчуганов, года на четыре младше меня — и приютить, и работу и кров дать. Так что, в моё отсутствие хозяйство не завянет.

— А далеко эта Околица?

— Дня три пути. По этой тропе.

— Не так уж и далеко. Странно, что про неё у нас не говорили.

— Ничего удивительного. Ваши бывшие дома разделяет лихое овражье.

— Я думал там болота.

— Болота ещё дальше. Да и охотиться деревенские небось, ходили в здоровый лес.

— Да. Лесоповала там, конечно, много старого, но мужики привыкли.

— На то и лес. Не императорские парки, где лишнего сучка не валяется.

— А ты был в таком?

— Был. Но почти не помню. Почти в три раза младше тебя был, когда там проезжали из деревни.

— А почему…

— По той же причине что и ты. И так же сгинули все. Кроме меня. Только на нас напала стая гулей. Штук пять. И гнилушки около трех десятков. Единственное, что врезалась в память из прошедшего. И никогда из неё не сотрется.

— Можешь рассказать?

— Пожалуй да. Родню, что обидно, я уж и не помню. Только крики сразу после сна.

Мы тогда остановились на привал. Точно так же. Дежурные мужики и помощники с соседней деревни подорвались кричать:

— Человек в лесу!

— Тише, Тихон, поднимаешь панику почём зря. Он безоружен. И спокойным шагом идёт.

— Подъем я сказал! Мертвяки!

— Что ты… Всем подъем! Всем взять вилы и остроги!!! Мертвяки!

— Из черноты славящегося грибами, ягодами и животиной разной, леса, ломая плечами мешающие сучья, совершенно безмолвно вышли они. Народ был напуган, была дана команда молчать и смотреть по сторонам. Я смотрел в щель между досок телеги, прикрытый шкурами. Иногда думаю, что лучше было сгинуть после того, что я увидел. Страха натерпелся на всю жизнь. Ты думаешь я к старости поседел? С пятилетки белый как снег. Молча, не торопясь, словно на прогулке, они выходили из черноты ночи, не произнося ни звука. Едва было слышно, как сминается трава под их ногами. Казалось, им не было конца. Они шли медленно и неотвратимо, и Малик, как бы быстро ты не шёл, мертвец нагонит тебя. Они не устают. И хоть нюх их не работает, они чуют души и их след. Двое остались на стороже, оглядываясь по сторонам. Если не заметишь ещё одну стаю нежити, то считай, пропал.

— Тихон, они вроде того…гнилушки все. — шёпотом сказал один из мужиков. Имя Тихона я помню только потому, что это мой почивший учитель. Он и научил ремеслу охоты.

— Держать линию! Куда пошёл!

— Да я сейчас головы им по-протыкаю и дело с концом. Хорошо, что с реагировали, но шума лишнего было.

— Встань обратно! Сомкнуть ряд! Плечом к плечу!

— Да не кричи ты, Тихон. Вот, смотри, просто один замах и… Аааа! — крик перешёл в булькание.

Предполагаемый гнилушки оказался очень подвижные гулем. Почти упырем. Он ворвался в строй. Но что могли сделать деревенщины? Они ж не солдаты. Надо было, наверное, идти сразу к охотнику учиться. Но у него уже был ученик, и меня взяли под опеку в казармы. Рос с мужиками. Очень не хватало материнской любви. Благо не болел часто, а то бы и слег, некому было за мной ухаживать.

Так, о чем это я. Да. Гуль ворвался в строй и убивал, сохраняя молчание. Одному мужику взмахом руки оторвал голову. Другому просто шею сломал. Остальных — кого за лицо, кого в шею кусал. Любая рана обрекала людей на превращение в нежить, после крайне мучительной смерти. Они кричали, а раны, только полученные, уже начинали гноиться и зловонить.