Чердынец

Глава 12

Благо — недалеко! И хорошо — что никто не встретился по дороге. А то вид у Нади… взбудораженный такой, ага!

Мы встречаем Верку, когда она уже выходит за калитку. Одета она уже — в парадно-выходном. М-да… эффектная женщина, что сказать! Увидев нас — она удивлена.

Весь настрой у Нади куда-то слетает, и она мнется:

— Вер! Нам… поговорить нужно… вот. Ты… не могла бы ключ оставить.

Вера смотрит с удивлением и интересом, переводя взгляд с Нади на меня. А я шепчу про себя: «вот только не надо ничего говорить! вот — прошу! не говори ничего!». И Вера как будто слышит меня:

— Ну ладно, подруга! Ключ сама знаешь где. Меня до вечера не будет, если что…

Надя мышкой шмыгнула в калитку. Я иду за ней и уже заходя, оборачиваюсь и вижу взгляд Веры, которая улыбается и качает головой. И чуть слышным шепотом, одними губами:

— Ну, кобель! Ну… погоди у меня! Не отвертишься!

Я закрываю калитку на задвижку изнутри. Потом прохожу в сени и там тоже закрываю дверь, на крючок. Надя стоит в кухне, спиной к двери, опустив руки. Подхожу к ней, обнимаю сзади и кладу голову ей на плечо:

— Как же я долго ждал этого, родная моя…

Надя будто всхлипывает, разворачивается ко мне лицом и начинает бурно меня целовать. Но не кусает, как Светка, а очень чувственно целует. От этого меня в момент охватывает дрожь. А вот этого мне — не надо! Совсем не надо! Мне сейчас нужно иметь чистую, ясную и здравую голову, чтобы сделать все так — Надюшка должна голову терять, а не я!

Я чуть отстраняюсь от нее и смотрю ей в глаза. Ну вот — так-то лучше. Взгляд у нее с поволокой, глазки блестят. Я очень нежно беру ее за голову и так же нежно целую в губы. Она чуть слышно стонет. Я обнимаю ее за талию, потом, в процессе поцелуев, перевожу руки ниже, ниже. Поднимаю края сарафана…

Какая у нее кожа, чуть бархатистая, очень приятная. Провожу руками по бедрам, снизу вверх. Надя обнимает меня за шею и довольно сильно стискивает.

— Ты, Юра, целуй меня вот так… целуй… я так люблю целоваться. А ты целуешься так хорошо… у меня голова кружится, о-о-о-о-х-х-х…, — как же она стонет!

Я дорвался до ее попы. Глажу, потискиваю слегка, сжимаю руки.

— Правда, я тебе так нравлюсь? Да? Ах… вот так да — потискай меня… можешь и покрепче… еще… еще… да-а-а-а…

Что-то я забываю, что женщина любит ушами, что ей нужно постоянно и разнообразно говорить, как ты ее любишь, и как она тебе нравится. Квалификацию потерял, что ли? Я начинаю что-то говорить ей, как она мне нравится; как я с ума сходил, когда смотрел на нее на огороде; какие у нее ножки, попа, какая она нежная…

Вот ведь говорят — «правду говорить легко и приятно!». И это действительно так. Сколько раз я в той своей жизни шептал на ушко женщинах приятную ложь. А здесь — приходится постоянно держать себя в руках, иначе сорвусь в этот омут, Надюшкой называемый, в эту сладкую истому, в эту медовую пелену… и все пройдет быстро и скомкано! И мне будет стыдно и неловко перед ней, и ей, скорее всего тоже будет неловко. И будет она корить себя за то, что поддалась, а оно — того не стоило!

Надо отыграть так, чтобы вот этот первый раз для нее был — Ах какой! Чтобы запомнила она его, если не навсегда, то — надолго! Чтобы еще и через несколько дней, она, ложась спать дома, вспоминала и сладко замирала, чтобы трусики у нее мокрели.

Вот так себя и веду. Отслеживая ее состояние, нашептывая ей в ушко всякую приятную чушь. Мы уже дошли до того, что я чуть спустил с нее трусики и засунул в них руки, сзади. Спереди я руки засовывать не буду. Спереди — очередь дойдет, когда мы их совсем снимем! Ох, какая же у нее попа! Довольно широкая, круглая такая и упругая! Потискивая попу, я легонько прошелся пальчиком туда, ниже и между такими аппетитными булочками. Оп! А тут уже совсем мокро!

Я начал по чуть-чуть подталкивать девушку из кухни в комнату, имея цель диван. Черт! Он еще и не разложен! Терять тут время, темп — не стоит. Ладно, придумаю что-нибудь.

К дивану мы «пританцевали», имея уже Надин сарафан в районе ее плеч. Тут я чуть отстранился от нее и потянул его вверх. Она помогла меня, киска такая! Ох, какой вид — трусики уже чуть приспущены, глазки прикрыты, дыхание… Какое нужно дыхание, ага!

Я придержал ее в руках и оглядел! Вот какое это счастье — обладать такой женщиной! Она опять потянула меня к себе. Какие мягкие у нее губы. Нежные, страстные, умелые. Умелые? Ну… это мы позднее проверим. Не сейчас… далеко не сейчас!

Я, прилагая усилия, чтобы сделать по-своему, оторвался от ее губ и перешел на шею. Поцелуи, покусывания… ушки не забыть! ушки… Потом — ниже, ниже… Ключицы, плечи, чуть лизнуть подмышкой. У женщин же эти сладкие зоны могут быть, где угодно!

Помню одна у меня была… да… как она заходилась в чувствах, ага… когда я целовал ее под коленом! прямо вот в этот внутренний сгиб… там такая нежная кожа — что ты! И вот кто бы подумал, а? и нашел-то — случайно!

А еще — ну… был очень интересный опыт — разминал я как-то одной фемине пальчики… на ногах, да. И обратил внимание, что если у других это вызывало — приятные ощущения, то тут было — по-другому. Ну и попробовал — целовать. Когда увидел эффект, стал покусывать, очень так… слегка, а потом и полизывать, посасывать! Писец какой-то! Ее, эту даму, можно было даже не трахать! Ей и этого было — за глаза! Она была на все готова, только бы я повторил это! Чем я и пользовался — бессовестно! Да — анал присутствовал! Я же говорил уже — что я небрезгливый? Ну — вот, говорю!

Это я так себя отвлекаю, чтобы не утонуть в пучине собственной страсти по Надюшке. А моя любимая тетя меж тем, похоже, была готова… Ага! Похоже, что так! А я ведь только животик стал целовать, ласкать, покусывать! И колени уже у бедной девочки потряхивать начало! Завалится же!

Я аккуратно посадил ее на диван, одновременно стаскивая с нее трусики. Потом — мягко повалил на спину, придерживая и целуя. Вот так — чуть наискось ляжем, Наденька! Вот эту ножку — на спинку дивана… А, вот эту — чуть в сторону, да!

И да! Я приник к ней. Не сразу, конечно… животик-то я до конца… не обследовал, да… Потом внутренние части бедер. Тут не только пальцы, тут и язычок. Вот так — с низу вверх, подольше…

А вот зону бикини, ага… нужно… облагородить… ну — не пришла еще сюда эта мода на повсеместную депиляцию. Но мои женщины должны быть красивыми везде. Да я и сам могу сделать это — люблю ухаживать за своими любимыми. Все это сделать аккуратно, нежно, не торопясь, снять это бритвой, потом все это увлажнить кремом, помассировать… ну и… дальше там, по плану…

Вот у Кати и Светы… там еще не волосы толком, а такая нежная длинноватая щетинка — очень приятная на ощупь и практически не мешает.

А вот какая у Кати… форма, да — я практически и не помню. Все было очень сумбурно и на охрененных эмоциях. А ведь у всех женщин они, эти самые сокровенные места — очень разные. Тут конечно — вкусы у всех свои, но вот мне не очень нравились… места, когда внутренних губок — практически не видно под «панцирем» внешних. Ну — маленькие они были, эти внутренние губы. Не видно их, даже если женщина очень возбуждена. Ну — почти не видно. И, может совпадение, а может так и есть — такие женщины — очень сдержаны в сексе. Довести их до оргазма — та еще задачка!

Другое дело — когда внутренние губы — большие. Они легко наливаются кровью, при возбуждении. Становятся красивыми — ну это я так считаю, ИМХО, значит. А как с ними приятно играть своими губами! Там такие «поцелуи» случаются — ого-го! И с такой женщиной в постели легко. Хотя… тоже есть переборы.

То есть — вот средние — самый цимес! Вот такой цимес я сейчас и имею перед собой. Только вот поиграться толком — не получилось. Надю затрясло судорогами, пришлось придерживать мою хорошую. А потом… потом — все так бурно!

Так… нужно чуть остановится. После этого — только поцелуи: тела, губ — но только не там.

Я оторвался от моей хорошей и перебрался выше — к ее лицу. О как! А что мы плачем? Начинаю покрывать поцелуями лицо, шею, ушки. И нашептывать, успокаивать бедную девочку — такая встряска же у нее!

Через довольно долгий промежуток времени, любовь моя открыла глазки.

— Юрочка! Юра! Ты прости меня! Я сейчас, сейчас успокоюсь и все-все будет!

— Ну что ты, радость моя! Когда тебе хорошо, то и мне очень хорошо! Тебе было хорошо? Я не ошибся?

Ну вот что здесь за мужики такие, а? Из ее лепета, я понял, что «вот это» она прочувствовала впервые. Да! После четырех лет супружества, после рождения двух детей! Впервые ее так ласкали! Пиздец какой-то! И даже морды бить этим мужчинам, которые были у нее до меня — бесполезно! Не поймут! Сейчас для большинства мужиков это — такой зашквар, что хуже — только гомосексуализм! Да и в будущем было много таких «рептилоидов» дремучих! А, значит, что? Значит у меня на вооружения есть ТАКАЯ фишка, что я — просто «читер» из будущего!

Я нежно целовал лицо моей любимой. Почему любимой? Да потому что, за очень редким исключением, все женщины, которые проходили через мою постель, в такие моменты — для меня — любимые. И не иначе!

А уж Надя… тут и правда… ну есть у меня к ней чувства. И далеко не родственные. Это не любовь, в привычном, книжном понимании, но для меня — так назвать — проще. Пусть будет так, определимся с понятийным аппаратом, да! Одефиничим, так сказать!

— Ну, любимая моя, продолжим? — мне интересно, сможет ли Надя продолжить наши игры. А то бывали, знаете ли, ситуации, когда вот так девушка кончит, а потом спазмы сосудов головного мозга, боли и прочие «радости».

Надя оторвала голову от моего плеча, где чуть раньше угнездилась:

— А что, ты хотел сказать, что это — все? Из-за одного раза мы… я так низко пала, что устроила такое со своим малолетним племянником? Ну уж нет, Юрочка! Теперь ты от меня не отделаешься! — ох как мне нравится вот это вот сияние женских глаз!

И мы продолжили.

— Ну — тебе понравилось, как я тебя поласкал? — смотрю на нее с интересом, глаза в глаза. Так соврать сложнее.

— А ты что — сам не понял? — Надя чуть смущается, начинает пальчиком что-то чертить у меня на груди.

— А ты мне скажи… мне же тоже приятно такое слышать.

И Надя начинает говорить. Сначала довольно смущенно, потом, видать, чуть вспомнив свои ощущения, более свободно. Не спокойно, потому как — наоборот со своим рассказом об ощущениях, она вновь возбуждается. Какой кайф, когда женщина, вот так благодарна после ласк!

Мы снова начинаем целоваться и опять я, своими поцелуями, исследую ее тело. Она заводится, как говорится — с полпинка. Теперь я уже и груди ее не пропускаю. Ну что сказать, она все же дважды рожала и выкармливала детей грудью. Они у нее хоть и довольно большие, но… Нет, не совсем уж висят, но… в общем — понятно. Я чуть приспускаю чашки лифчика и нежно облизываю ей соски. Чуть покусываю. Как она классно стонет!

— Юра! Подожди, подожди. Ну чуточку же! — отстраняется от меня, — давай диван разберем, да застелем простынью, а то мы тут все здесь поперепачкаем!

Она так забавно краснеет. Я встаю, чуть отхожу в сторону и смотрю, как она быстро разбирает диван, застилает его взятой из комода простыней, кидает подушки. Ну да — одеяло нам ни к чему.

Она не успевает разогнутся, как я опускаюсь сзади нее на колени, обнимаю за попу и начинаю ее покусывать, с удовольствием слышу, как она ойкает, тихо смеется. Потом раздвигаю ей попу, и начинаю вылизывать, сначала — снизу, ее такие красивые губки, нижние и верхние. Она уже стонет, становится чуть поудобнее. Потом передвигаю язык чуть выше.

— Юрка! Там-то зачем?! Что ты делаешь? Перестань!

Отрываюсь от ее тела:

— Тебе неприятно? Или щекотно?

— Н-н-н-е-е-ет… и приятно и не щикотно… просто… очень непривычно. И… разве тебе не противно…

— Мне не противно, мне — очень нравится доставлять тебе удовольствие. Тебе хорошо?

— Очень…

— Ну — значит здорово!

В процессе я не просто вылизываю ей обе дырочки, но и по очереди засовываю туда язык — мне нужно понять, где граница, за которой ей будет неприятно. К моему удовольствию и удовлетворению — она стонет и от того, и от другого!

Потом я подключаю к языку и пальцы. Чувствую, как начинают дрожать ее колени.

— Юра… давай я встану… вот так…, — она становится на четвереньки на диване. Очень удобно получается — ее попа как раз напротив моего лица. Продолжим…

Постепенно она опускается плечами и грудью на диван. У нее и прогиб получается очень… эротичный. Я добавляю интенсивности и амплитуды движениям пальцев и языка. Какой кайф — Надюшка вновь заходится в стонах, а потом и крике. Благо, что утыкается лицом в диван. Потом медленно опускается на бок, поджимает ноги к груди и так лежит, чуть подрагивая и всхлипывая.

Я пристраиваюсь за ее спиной и поглаживаю ей бока, бедра, спинку, перехожу на живот.

Потом она ложится на спину, открывает глаза:

— Слушай, я никогда не знала, что можно там… что можно так кончать! Ты — противный чердынец, Юрка! Где ты был раньше! И что я теперь буду делать? Вот сомневаюсь, что кто-то еще может так…

Я ничего не говорю, только нежно целую ее в губы.

Через некоторое время она как будто о чем-то вспоминает и широко открыв глаза, поворачивается ко мне:

— Постой… а… а как же ты? Ты же… ты не кончил что ли?

— Не помню, вроде бы кончил, когда первый раз тебя ласкал… Об ногу придавил, наверное. Да ладно тебе! Не думай об этом. Тебе же хорошо?

— Нет… Я так не могу. Так неправильно. Подожди.

Надя поднимается на колени, посмотрев на меня, улыбается, видя, как я ее разглядываю:

— Вот же ты бессовестный, Юрка. Пялишься и не стыдишься…

— А чего я должен стыдиться, Надюшка? Ты такая красивая, я любуюсь тобой — и должен этого стыдится? Не понимаю…

— Ну… хоть бы вид сделал, что ли! Ну… чтобы я не чувствовала себя такой бесстыжей, — женская логика, ага…

Она протягивает руки за спину и потянувшись, расстегивает лифчик, спускает его, и прикрываясь руками, говорит:

— А вот сейчас — правда не подглядывай… Я стесняюсь… у меня груди… обвисли после родов, вот…

— Глупая ты девчонка! Ты — моя прелесть и красивая, как… вот не знаю — как сказать, насколько ты красива. А груди… я же не мальчишка, и понимаю, что к чему. Перестань, любимая, делать проблему из ничего.

— И вовсе это не «не из ничего»! Знаешь какие у меня титьки были лет в восемнадцать? Мне все девчонки завидовали, вот!

— Прелесть моя… мне кажется, что, если бы твои девчонки видели бы, как ты сегодня кончала — они бы завидовали не меньше. И про груди твои не думали бы.

— Ну… это так, конечно… я как вспомню… у меня дыхание прерывается… как же ты… вот где ты такому научился, маленький засранец?!

Я смеюсь, следом за мной, поняв, что она только что сказала, хохочет и Надя.

Потом, отсмеявшись и пару раз ущипнув меня за бок, погладила то же место, где ущипнула и сказала:

— Ты такой худой, и в то же время, как из канатов таких свитый, странно как-то… Так, ты сейчас не смотри… ну… то, что я делать буду… а то я стесняюсь… и вообще стесняюсь вот так — при свете вот это все…

— Подожди, радость моя. У меня другое предложение. Давай ты перестанешь меня стесняться и сделаем мы вот что: ты будешь делать, что задумала, и смотреть мне в глаза. А я буду смотреть тебе в глаза.

— Ты сдурел что ли! Я так не смогу! Стыдоба-то какая. Нужно было еще простынь вытащить, хоть укрылась бы…

— Надя… Вот — я жалею о том, что напротив нас сейчас нет зеркала. Чтобы ты видела себя и видела — какая ты красивая!

— Скажешь то же — красивая! Вон — толстая какая, — было видно, что Наде приятны мои слова и она тщетно попыталась найти жирок под своей кожей на животе или боку.

— Знаешь, красавица, стыд — он, если его по-другому развернуть — он тоже возбуждает.

— Ну, ладно… Но ты все равно глаза прикрой, и так — вроде подглядываешь, а…, — меж тем Надя взяла в руку мой член, и стала потискивать его. Он и так уже давно стоял колом, но от этого напрягся и даже стал немного ныть… такая тянущая небольшая боль. От того, что Надя ничего про него не сказала, я понял, что размеры ее не вдохновили. Пичалька… Но что уж поделать, придет время — вырастет.

Потом она сдвинулась ниже, чуть взглянула на меня, вздохнула, увидев, что глаза закрывать я не собираюсь, и прильнула к нему сначала щекой, потерлась, а потом взяла его в рот.

Ох ты ж! Я, конечно, не в первый раз испытывал это ощущение. Хотя… чего я вру-то — в этом теле — как раз впервые! И как током по всему телу! Я, кажется, охнул, потому что Надя приподняла голову, взглянула на меня удивленно, потом, выпустив его из рта, улыбнулась и взяла снова.

Я бы не сказал, что она была мастерица в минете, но вот сейчас ее мягкие и нежные губы, и язычок — просто творили чудеса. Я поплыл, и ничего не мог с собой поделать!

Она снова приподняла голову, выпустив его из рта, тихо сказала:

— А в этом что-то есть — вот так смотреть, как ты трясешься! И правда — очень возбуждает. Я, кажется, снова потекла. И вообще, я с тобой только и делаю, что теку, как сучка распоследняя. И еще… он у тебя какой-то… вкусный что ли… прямо вот нравится мне это делать… не укусить бы…

Она стала активно качать головой, чуть наклоняя ее по влево, то вправо. И язычок я ее тоже чувствовал отчетливо.

— Надюшка… о-о-о-о-х-х-х… я сейчас кончу…, — не всем же нравится принимать в рот сперму, я — хоть предупредить… хочу… хотел… у-у-у-ф-ф.

Она не собиралась его вынимать. Придерживая меня одной рукой, а не дергаясь — у меня не вышло — она полностью взяла его в рот и продолжала работать языком все время, пока я… выстреливал…

Дождавшись окончания «стрельб», она еще несколько раз сделала посасывающие движения, выдаивая меня до капли. Потом вздохнула, подняла голову и глядя мне в глаза протянула:

— Н-у-у-у вот… Все кончилось. Как-то мало было, — честно сказать, я не сказал бы, что было мало, но ей — виднее, — и правда, Юрка, вкусный ты… никогда бы не подумала, что с таким удовольствием буду ее глотать… да еще и смаковать каждую капельку.

Она подтянулась повыше и легла на меня сверху:

— Я тебя не придавлю так? А то — вон какая корова!

— Милая, я же говорил, что ты очень красива, и вовсе никакая не корова.

Она села на меня сверху и глядя в глаза, прошептала:

— Ты, наверное, не поверишь, но мне ни с кем не было так здорово!

Я взял ее за попу, и поглаживал:

— И мне с тобой очень-очень хорошо! Но мы ведь не закончили? — вот плохо, что у меня не четыре руки. А так бы — две на попу, а еще две — грудки поласкать, эх!

Она, улыбаясь, глядела мне в глаза:

— А ты странный…

— Это почему же?

— Ну… все мужики так и норовят спросить — а у тебя много было до меня?

Я приподнялся телом, благо состояние пресса уже позволяло это сделать, губами ухватил ее сосок, поласкал его языком, стиснул губами.

— О-о-о-о-х-х-х-х… еще вот так… да… так что — и не интересно тебе? — интересно, но вот только то, что Надюшка оказывается… как же это извращение называется… ну — когда человеку нравится вот так выворачивать все про себя. Хотя — какое это извращение, так — легкая перверсия.

Она улыбалась. Я выпустил сосок из губ:

— Ну… если тебе так хочется, то — сколько?

— Ну… Димке я досталась уже не девочкой. Он, может поэтому и поколачивал меня иногда, все ревновал…, — Надя стала по чуть-чуть тереться своей киской по моему члену, — а так, кроме Димки, четверо.

Ну что сказать… для двадцати трех лет… вроде и немного. Но для этого времени — и не мало.

— Но ты не думай, я правду говорила, что до тебя мне ни с кем не было так вот… до головокружения.

Я, кажется, поймал ее волну, понимал, что ей сейчас нужно.

— А кто минет учил делать?

— Что делать? — она удивленно приостановилась.

— Ну — вот ласки ртом. У французов это называется — минет. Вроде бы также или похоже рот звучит по-французски, но — не уверен.

— А-а-а… понятно… да Димка и учил… хотя — как учил… заставлял, козел. Он… ну пьяный — вроде издевался так — трахал меня в рот. Сука… — а матов я и не слышал раньше от нее. Было так забавно, как она это сказала, я бы не сказал, что меня от этого коробит.

Надя стала двигаться активнее. Опять глаза с поволокой. А она оказывается… довольно опытна… хотя — о чем я! пять лет в браке, причем с не самым лучшим представителем мужской половины, судя по всему…

— Слушай, а давай ты опять мне в рот… ну… кончишь…, — опять удивила.

— А… а — почему?

— Ну я же сказала — ты вкусный, я же не врала!

— Киска! Давай делать все так — как тебе нравится!

— Ну-у-у… мне много что нравится…, — она протянула руку под себя и вставила его. По тому как легко он туда зашел, мне сделалось опять печально. Расти мне еще и расти!

— Надюшка! Мне очень жаль… что я еще мал… в определенных местах…

— Не говори глупостей! Все что ты сегодня сделал — и так — лучше всех! А — хуй… он еще у тебя вырастет… о-о-о-о-х-х… и так хорошо… м-м-м-м… я надеюсь, что еще стонать буду, когда ты меня будешь на него насаживать… такой он будет у тебя большой…, — Надя открыла глаза с сумасшедшим огоньком, и глядя мне в глаза, — ты же не бросишь свою любимую тетю, трахнув ее раз-другой, правда?

Все, что она сейчас делала и говорила, настолько сильно возбуждало меня, что казалось — я сейчас лопну от распиравшей меня крови — там, внутри ее.

Она открыла глаза шире:

— Да и не такой уж он… маленький… о-о-о-о… еще… давай вот так, снизу…

Я начал качать пресс «наоборот».

— Держи меня за соски… сильнее… сильнее сожми… ну же… только не забудь… а-а-а-х-х… кончаешь мне в рот… понял, Юрка! — она то прыгала на мне, вызывая опасения, что вот-вот соскочит, то сильно вжималась в меня, покачивая попой из стороны в сторону.

Я старался держаться, чтобы не кончить раньше нее. Пришлось повторять таблицу умножения. Я дошел до восьми. Надя замерла на мне, стиснула меня своими коленями, выдыхала резко, а вдыхала сипло. Потом протяжно застонала и опустилась мне на грудь.

— Сейчас, Юрочка… сейчас… милый… чуть передохну только… потерпи… вот… сейчас.

Чуть полежав, я начала покачиваться снизу снова.

Тетя, полежав, приподнялась на локтях, и глядя мне в глаза, спросила:

— Сколько же раз я уже кончила, а? Что же ты творишь, племянничек? Я же так разохочусь, что потом делать буду?

Я, улыбаясь, продолжал движения.

— Вот свинёнок! Еще и молчит! Ты помнишь, как кончать будешь? — я, улыбаясь, молча кивнул. Она прильнула к моим губам. До чего же мне — хо-ро-шо-о-о!

— Вот так бы и лежала, и лежала…, — Надя снова смотрела мне в глаза.

— Слушай… а давай вот так попробуем, — я развернул Надю попой к себе, — это называется шестьдесят девять.

— А почему? А-а-а-а… понятно, — Надя засмеялась, но недолго. Как же здорово она это делает! Еще чуть подучить — и ого-го!

Ее раскрытые «губки» чуть нависали надо мной. Я обнял ее за попу, пропустив руки под ноги. О, да! Вот это класс! Войдя во вкус, начал снизу покачивать своими бедрами. Надя была не против. Благодаря размерам, мой… «орган» полностью входил в ее рот. А уж там она знала, как поступить с ним, умело так играя язычком.

В свою очередь, я постарался приласкать ее посильнее. Она уже не раз кончила, и мои воздействия должны быть пожестче. Тут и пальцы можно вовсю задействовать. Кончили мы вместе. К этому моменту, три пальца одной моей руки были у нее в… ну пусть будет — киске, хотя… дурацкое название! А один, средний палец другой — вовсю «промышлял» в попе.

Как она кончила! Фейерверк! Я — чуть раньше ее. Она опять высосала меня досуха. А потом уткнувшись лицом мне в пах, утробно так подвывала. Волчица жадная и алчная притом! До моего юного тела! Шутка!

Постанывая, она развернулась и снова уткнулась мне куда-то в подмышку. И только своим дыханием чуть щекотала меня.

— Вот же… чарталах чертов! Как же ты пахнешь-то! Надышаться не могу! — по голосу было слышно, что Надя улыбалась.

— А тебе… не было больно… ну… я в попу палец вставлял…

— Больно? а-а-а… нет. Мне было — хо-ро-шо! О-о-о-х-х, как же мне хорошо! А про попу… я же говорю — Димка был такая сволочь… Ты не представляешь даже…

— А можно… я попробую?

— А что… ты еще сможешь? — Надя смотрела на меня удивленно.

— А почему нет? Я же тебе говорю — у меня от тебя голову уносит! Как ветром — крышу! Знаешь… если бы у нас была возможность — интересно было бы попробовать — кто быстрее выдохнется и пощады попросит!

— Ну-у-у… я с маленькими не воюю! Мне их жалко! — Надя тихо засмеялась.

— Ну что — пробуем? Только давай у Веры крем найдем, — я показал рукой на комод, где в избытке стояли разные баночки и тюбики.

— Крем? А зачем?

— Не хочу, чтобы тебе было больно — ни сейчас, ни потом. Хочу, чтобы тебе понравилось. Может и от этого еще кончать будешь.

— Ну… давай попробуем, — Надя поднялась и выбрала какой-то тюбик, — вот смягчающий. Пойдет? — меня она уже совсем не стеснялась. Увидев мой взгляд, даже выгнулась кошечкой — Нравлюсь?

— Очень! — вот же — юность какая: я опять почувствовал шевеление внизу живота.

Надя счастливо засмеялась, тоже увидев это. Подобравшись ко мне, бросила тюбик мне на грудь:

— Давай сам там смажь. А я займусь самой вкусной твоей частью, — Надя засмеялась.

Я стал очень нежно смазывать ей попу. Поглаживая кончиками пальцев, чуть прикасаясь. Не знаю отчего, от этого, или от минета, Надя начала вновь постанывать. Потом подвинулась ко мне ближе, чуть расставила ножки.

— Ну… можешь и посмелее…, — начала покачивать попой навстречу моим пальцам, — вот… даже выпускать его изо рта не хочу! Никогда бы не подумала, что буду с ума сходить от этого… минета! Ну что — как? Раком или на четвереньках?

— У меня другое предложение. Иди сюда и ложись на бочок.

Уложив Надю на бок, полюбовавшись ею, я пристроился сзади, лежа на боку.

— Поможешь вставить?

— Давай…

М-да… размеры еще не те, конечно. Но — сейчас это и к лучшему!

Надя приняла его в себя быстро и практически сразу — полностью. Только с самого начала было какое-то усилие. А так — гладенько так. Ох как хорошо!

— М-м-м-м… как он туда скользнул… о-о-о… давай чуть полежим так, я привыкнуть чуток хочу… почувствовать его. И придумал же — с кремом. Вроде просто, а вот… некоторым это было невдомек! Вот же — скотина, этот Дима.

Я просунул свою руку ей под голову, другую — между ног. Стал тихонько покусывать за спинку. Как раз — холка перед лицом. Надя — застонала:

— Еще вот так… кусни… как ты ласково…

— Ну ты как, Кисуня? Не больно?

— Ну что ты… мне — хорошо! — Надя чуть двинула попой мне навстречу, прижалась ко мне.

Я вытянул руку у нее между ног и попытался смазать слюной два пальца на правой руке. Вот же — слюны практически не было!

— Красивая моя! Помочь можешь?

— Чем? — Надя повернула ко мне голову.

— Вот… оближи мои пальцы, — подставил ей ко рту.

Но она вместо того, чтобы облизать — взяла их в рот и пососала:

— Так достаточно? — засмеялась.

Я вновь просунул руку ей между ног и стал ласкать лобок, спускаясь ниже.

— Там и так все мокро! — вновь засмеялась Надя, — ну! Давай же! Посильнее, я уже хочу!

Постепенно ускоряясь, я стал «давать». И про руку — не забыть! Пальчиками работай, пальчиками! Стандартное упражнение — два пальца в тепло и сгибательно-разгибательные упражнения! Не знаю от чего именно, но Надя опять завелась. Застонала в голос, стала активно двигать попой мне навстречу.

Какой же — кайф! Тугие мышцы так плотно обхватывали мое невеликое хозяйство, а крем давал отличное скольжение! И я — расслабился! Голова моя куда-то отлетела в неизвестном направлении!

Пришел я в себя, когда лежал на спине, а Надя — ниже, стоя на четвереньках, вовсю «качала» головой.

— К-ха… к-ха… ну зачем же… что же ты… не надо было! — слова давались мне с трудом.

Надя, вытащив хуй изо рта:

— Ты забыл, а мы договаривались — кончаешь мне в рот!

— Ну… не после же… анала!

— Молчи… мне — хорошо…

Я опять выстрелил ей в рот. Хотя — это был уже так себе выстрел. Холостой, фактически.

Потом мы лежали, отдыхая.

— Вот я даже не знаю… когда я так хорошо… Даже в молодости так не было…

Мне стало смешно:

— В молодости! А сейчас ты — старушка что ли?

— Ну… ты же понял… У меня сейчас так хорошо внизу живота!

У меня тоже было… как-то пусто и звеняще, там — внизу.

— А как ты… в попу… Больно не было?

— Вот ты — дурачок! Ты что же — не слышал, как я кончала? — Надя приподнялась, посмотрела мне в лицо, улыбаясь.

— Я же говорил… у меня от тебя — крышу сносит! Я все время сдерживался, а сейчас вот — расслабился. И все — прощай крыша!

Надя счастливо засмеялась, погладила меня по щеке.

— Какого славного я любовничка нашла! Никому не отдам! Хрен ей, Верке этой! Самой мало!

— А что? Ты меня Вере хотела сплавить?

— Ну… была такая мысль. Я боялась… хотя и сейчас боюсь. Но уже другого — что это все сон. А потом раз — проснусь, а ничего не было и уже не будет…

— Ревнуешь меня, значит? Ко всем? Или только к Вере?

Надя вздохнула:

— Да нет… не ревную. Что я — не понимаю, какой ты кобель растешь. Только вот надеюсь, что и меня не забудешь.

— И вот что — я сейчас серьезно говорю — на Катю и Светку — не лезь. Играть — играйте… Это — сладко. Тем более — если они уже попробовали. Как сейчас их сладкого лишать? — Надя засмеялась.

— Но целку им не ломай! Прибью, гаденыш! — Надя схватила меня за нос и потаскала из стороны в сторону.

— Слушай… Вот — просьба к тебе… По поводу Кати и Светки. От меня им вреда не будет — ты не права, я границы вижу! А вот… как-нибудь… по-женски с ними поразговаривай, чтобы на какого-нибудь придурка не нарвались. Сама же знаешь — девчонки, когда подрастают — могут ошибиться.

Надя уже серьезно посмотрела на меня, потом наклонилась и поцеловала:

— Права эта ведьма старая, Гнездилиха. И вреда от тебя роду не будет, одна польза. И до баб ты — злой! Ой какой злой! — она вновь заулыбалась.

— Мы с Галей уже разговаривали об этом. Будем воспитывать девчонок. Ага, на своем опыте ошибок.

— А ты как с Галей, подружились, что ли?

— А не иначе и на нее слюни пускаешь? Ох ведь какой! Да не мотай ты головой — что я — не вижу, что ли! А подружились мы с ней уже года полтора как. С ней легко. И поболтать если что, и посоветоваться…

— И обо мне расскажешь?

— Ишь ты — губы подбери! Раскатал он на такую красотку! Нет… Это только мое будет! Ну все, Юра! Собираться нужно, мы и так с тобой заигрались — ох и будет мне сейчас от мамки! Ох — наслушаюсь!

Но вышли из дома Веры мы не сразу. Сначала Надя, строго запретив мне выходить в ограду, пошла поплескаться из той же бочки. Потом и я обмылся. Не душ, конечно, но вода чистая и прохладная.

Еще в ограде, перед выходом, Надюшка опять меня расцеловала всего. Я посоветовал ей, в разговоре с бабой Дусей, сослаться на то, что Надя прошла по знакомым, собрала заказы на вязание — и сумку с пряжей показать, для подтверждения. Вредная у Нади мамка, но, если человек занят делом — это для нее послужит оправданием столь длительного отсутствия.

Надюшка сразу побежала домой, а я, по договоренности, погулял еще по роще, потянул время. Потом решил зайти к Митину, сделать вид, что что-то забыл, поспрашивать, поболтать — чтобы потом можно было сказать, что я заходил к нему по делам.

Но у деда я пробыл недолго — он был занят и — не в настроении.

— Ты чего, Игнатьич, смурной такой сегодня?

Тот помолчал, потом:

— Да родственнички мои, будь они неладны. Они ж… хоть мы вроде и поругались, но знают же, что я здесь, рядом. А как узнали, что я дом продаю, да уезжать собрался — вновь кинулись плешь проедать, заразы. Сестра — то молчит, то плачет — понимает же, что не по-людски у нас выходит. А племяш, морда толстомясая, все гуньдит и гуньдит, значит… Он то думал — я здесь скопычусь, да им все достанеться, а теперь вишь ты как получается. Тьфу-ты…

— Ладно, Игнатьич. Тут — не знаю, чем и помочь…

— Да чем ты мне здесь поможешь? Ты лучше скажи, когда родители твои придут, дело-то делать нужно, что тянуть-то?

— Батя либо завтра к вечеру обещал приехать, либо в понедельник — к обеду. Ну и… тогда в тот день, к вечеру — жди.

— Добре… Ладно, Юрка. Мне тут все собрать, да перебрать нужно, что с собой подъемное взять, что здесь вам оставить.

— Про мастерскую — не забудь! Я в ней очень заинтересован! Ну так как — шесть с половиной?

— Эх ты ж, вот — барбос! Ладно — по рукам!

— Не-е-е… по рукам ты с батей моим ударишь. А я так — погулять вышел. Мал я еще по рукам-то бить!

— Ладно, жду твоих…

Я вернулся домой, на ворчание бабушки ответил, что был на доме, кое-что еще померил, записал. Потом еще сидел, проверял расчеты, перечень материалов, очень аккуратно написал заявление от имени бати директору РТС Никифорову, по тем нормам деловой переписки, какие знал в будущем. Может сейчас что и не так оформляют, но думаю — и так сойдет. Подумал, сделал копию со своих расчетов, тоже приложил к заявлению и перечню необходимого к выписке со складов РТС — под батину зарплату.

А ничего так получилось — по-деловому. Принтера, конечно, у меня не было, но почерк я уже чуть выправил — получилось и аккуратно, и делово. Красиво даже!

Потом — таскал воду в баню. Суббота же, чё!

Потом — раскочегарил печь в бане, полил огород, даже позанимался в сарае. Правда, сегодня сил толком не было. Видать на Наде все истратил.

Как вспомню — улыбка сама на физиономии появляется! Как же классно все вышло! И Надя — не то, чтобы воплотила все мои фантазии — очень здорово все «переплюнула»! Даже не ожидал такого. Вот же… Нет, так-то она красивая. Но вот — не ожидал я такого огня от нее и такого опыта! Вроде — простовата она как-то, с виду-то. А вот гляди ж ты! Вот просто все — ух как!

Когда все родные собрались вечером, я попытался хоть как-то, хоть коротко переговорить с Катей — что ж они так затаились от меня? Но сестра, чуть задержав на мне взгляд, негромко шепнула:

— Потом… потом переговорим, найду время. Ладно?

Ну а я — что? Потом, так потом.

А Надя к нам в баню не пришла. Слышал, как баба Дуся сказал бабе Маше:

— Надька-та! Чё-т прибалела, ли чё ли… Галава, грит, балит… парнишонак у меня начивать аставила, сама домой пошла… грит — лягу параньше — атдахну…

У меня еще мелькнула мысль — навестить тетю. Но потом я ее — задавил: и из дома как незаметно смыться? Сплю-то в одной комнате с бабой! Да и Надя должна и впрямь, выспаться и отдохнуть.

Утро повторилось почти как вчера. Подъем, бег, зарядка, вода по бочкам бабушкам.

И опять звонкий голос: «Доброе утро!». Правда другой голос уже, не Надин. Вот что-то пропало у меня желание идти куда-то с красавицей-ведьмой Галиной. Ну — что поделать, назвался груздем — полезай в короб…

Вчера-то мы виделись, когда она с дядькой и дочкой в баню приходили, но я постарался до минимума сократить общение — так только: «здрасти» и все. Мне казалось, что эта ведьма может что-то почувствовать, ну — про Надю. Наверное — это мальчишечьи эмоции из меня лезут. Ну что она могла почувствовать-то? Я уже и в бане помылся, сразу после дедов прошмыгнул. И за столом со всеми не стал рассиживаться — ушел в комнату, сославшись на писанину с расчетами.

Правда, разложив, перед собой листки, тетрадки, тишком взял альбом и набросал простым карандашом портрет Нади. Вот — не удержался! И так с трудом заставил себя рисовать только лицо. Хотя картинки перед глазами стояли — какой там «Браззерс»! В сторонке тихо плачет! Получилось вроде бы — неплохо. Потом спрятал альбом в ящик этажерки. Меня никто не беспокоил, да и родственники разошлись довольно быстро, не засиживались.

И вот Галя стоит в ограде, ждет меня. Бабушка приглашала ее попить чай, но та, поблагодарив, сказала, что после обеда ей нужно быть дома, и она рассчитывает вернуться быстро. Только Лизку бабуле сплавила. Эта «выжига», проходя мимо меня, скорчила такую «моську», что я не выдержал и расхохотался! Вот же стервозина растет!

Вчера была Надя, сегодня — Галя. Какие они все же очень разные! Надюшка — прелесть просто, красота русская. А здесь — нет! Здесь такой шарм, такой шик-блеск! Вроде бы и одета без всяких излишеств — довольно простое серое легкое платье, по фигуре. Рукава — три четверти, так это называется, если не путаю. Платье — чуть выше коленей. Стильные черные лодочки на ногах. А вот все вместе… И в театр, и в ресторан — запросто идти можно. Примут — как родную!

И — опять хвост из волос! Правда у Надя вчера был простецкий такой, девчоночий. А у Гали, ее роскошная черная грива, переплетена какой-то светлой лентой, что уже превращает незамысловатую вроде бы прическу в стиль! И макияж неброский есть. Еще чуть-чуть и «фем фаталь».

И я мнусь…

— Ты чего, Юра? Идти уже нужно! — Галя чуть удивлена.

— Так… ну вот как я с тобой такой пойду, а? Ты посмотри на себя и на меня? — на мне все те же штаны от трико, старенькие кеды, изрядно ношеная и порядком застиранная футболку.

Галя осмотрела себя, глянула на меня:

— Ты что это, закомплексовал что ли? — блин! и фразочку мою уже применяет, когда услышала только. Здесь так пока не говорят.

— А что — непонятно что ли? — что-то мне и вправду — не по себе. Как с ней идти-то рядом?

Галя чуть слышно смеется:

— Так мы же и идем это исправлять! Ну все… не комплексуй, пошли! — вот же ж!

Мы выходим на улицу и идем. Она — чуть впереди справа. Я плетусь следом, на нее стараюсь не смотреть вовсе.

Когда подходили к автобусной остановке, из-за угла столовой вышли дядя Саша Любицкий и дядя Паша Бажков:

— О как! Смотри-ка, Паша — Юрка-то Долгов — хват! Вчера с Надюхой гулял, сегодня — вон с Галиной. Всех первых красавиц поселка «застолбил»! — это дядя Саша с улыбкой на нас смотрит.

— Ага! Молодой — да ранний! Тебе, Юрка, так и морду скоро бить начнут! — дядя Паша подхватывает, смотрит на меня, нахмурив брови.

Галина, царственно поведя головой:

— Мужчины! Завидуйте молча! — и легкая улыбка на лице — королева!

— Вот так, Паша! Вроде мы еще и мужики — ничего так, а видно — в тираж уже выходим, а?

— Пойдем, Шура и напьемся с горя! — дядя Паша притворно вздыхает.

Вот — Надя вчера говорила, как воду глядела: вроде никого на улице не было, когда мы шли! А нас все-таки видели!

На остановке никого не было. Галина, глянув в изящные часики на руке, закусила губку, задумалась:

— Юр! Пойдем пешком прогуляемся, погода вон какая чудесная. Что автобуса ждать? Да и поболтаем по дороге.

— Так ты ж вроде говорила, что торопишься?

— Да это я бабе Маше говорила! Сам знаешь — бабули они такие: походы по магазинам — баловство! Дел по дому — всегда много, вот и нечего без дела болтаться! Пошли, не уроси!

Когда мы вышли с улицы на вогульское кладбище, Галина, без всяких церемоний, взяла меня под руку. Посмотрела на меня чуть свысока, со своего роста:

— Ты же не против? Вон — взрослые мужики завидуют! — и улыбается…

Что-то я ее побаиваюсь… Ну, не побаиваюсь, а так… опасаюсь.

От нее пахнет приятно. Не пойму, чем — но легко, чуть слышно, и очень приятно! И кожу ее руки я чувствую своей кожей, что не добавляет мне уверенности в себе. Что-то пацанячье из меня сегодня прет — вчера-то вон как с Надей себя держал, как с девчонкой, а сейчас — теряюсь.

— Не сказала, кстати… Прическу тебе Вера делала? Здорово! Тебе идет, правда! Ты такой… муси-пусечка! Вот прямо…, — она протягивает вторую руку, на которой болтается маленькая сумочка — клатч, вроде бы называется, и чуть треплет меня за щеку!

— Я не пойму, Галя! Вот ты… зачем так со мной… играешь? — я пытаюсь сдерживаться, но раздражение уже лезет из меня.

— Ой-ой-ой, какие мы обидчивые?! — ведьма смеется, — ну не обижайся, Юрка! Ты такой смешной, когда вот так… как чайник — закипаешь!

Я молча иду.

— Ну ладно! Все-все-все. Мир? — она протягивает мне руку. Вздохнув, а что сделаешь? — я пожимаю такие нежные, длинные и красивые пальчики.

Залипнув на ее пальцах взглядом, вдруг отчетливо представляю — она же этими пальцами, такими, что только целовать с придыханием, она же… и дядьки Володьки… член держит, и в себя вставляет! Ф-у-у-у-х-х… Я трясу головой, стараюсь отмахнутся от таких мыслей.

— Ты чего? Почудилось что? — Галя смотрит на меня.

— С тобой рядом — что угодно почудится может…

— Ох, Юрка! Ты такой смешной — как ежик пыхтишь и иголки топорщишь! — как она смеется… славно… аж мурашки по коже. Вот с Надей — там по-другому совсем. Там желание охватывает, прямо — захлестывает. А здесь… дрожь по телу и тоже желание — только — сдаться на милость королеве!

— Так, Галина! Если ты не прекратишь — никуда я с тобой не пойду! — я остановился и смотрю на нее, пытаюсь — со злобой смотреть. Но вот как получается — бог весть!

— Ну ладно, ладно! Ишь — ежик какой колючий! И поиграться с тобой нельзя… немножко… ну вот на чуть-чуть, — Галя показывает своим пальчиками, насколько она хочет со мной поиграться. Я бы с тобой «поигрался», блин!

Какое-то время мы идем молча, только иногда красавица поглядывает на меня с улыбкой. Потом задумывается и смотрит на меня:

— А вот скажи-ка мне, мил-дружок… Вчера я как-то мельком почуяла, что от тебя… эдак — блудом пахнуло. Мне показалось, или ты грешил вчера? И с кем? С Катей опять или со Светкой? Ну-ка — говори! Мы же разговаривали с тобой уже! Ты — опять?!

— Ишь ты! Нашлась… лиса! Или — волчица? Нюх у нее! — я стараюсь не смотреть на нее, — почудилось тебе! Галлюцинации это называется. Ты бы проверилась у психиатра, что ли. Не к добру это — запахи всякие, потом — голоса слышать начнешь, разговаривать с духами разными, или еще с какими инопланетянами.

Я стараюсь бодрится, даже — чуть хамить ей, а сам чувствую, как по щекам жар расплывается. И в голове опять — сцены, как мы вчера с Надей «зажигали»!

— Юрка! Вот врать ты не умеешь! Не умеешь — не берись! Вот какой румяный стал, как поросеночек молочный!

Галя задумывается:

— Так… ты ходил стричься к Верке. Ходил с Надей… Ты что — с Веркой, что ли? Да ну… нет. Она, конечно, та еще… фифа. Но вот так — первый раз увидев? Да нет, не может быть. А с кем? С Надей? Она вчера и убежала как-то быстро… Мы с ней любим поболтать, сплетнями обменяться… Так… и запах от тебя… усилился. Как приятно же от тебя пахнет!

Галя останавливается, оглядывается по сторонам, потом наклоняется и обнюхивает мне шею. Это так… пикантно, вот! Что я чувствую, как в штанах у меня начинает шевелится.

— Перестань! Увидит кто — что говорить будешь? Сплетни пойдут — скажут: сноха у Камылиных рехнулась — мальца обнюхивает!

Галя отстраняется от меня. А глаза-то у нее шалые!

— Так-так-так… это что же — когда ты возбуждаться начинаешь, от тебя запах усиливается, что ли? Ты не этот, как его… суккуб? Нет — суккуб — это женщина… А-а-а, вот — инкуб! Ты не инкуб случайно?

В голове спасительно всплывает:

«Скажите, Рабинович! Вы случайно не шахтер?

Ну чьто Вы?! Я таки пгинципиально не шахтег!»

Меня отпускает… Ф-у-у-у-х-х… Ведьма! Однозначно!

— Юр! Ну будь ты человеком! Скажи — ты с Надькой вчера «покуролесил» что ли? — Галя смотрит уже растерянно.

Вот же ж… чувствую — опять краснеть начинаю!

— Вот! — Галина обличительно наставляет на меня свой пальчик, — вот ты и сдался! Все с Вами ясно! Как вы могли додуматься-то? Ну, ты-то — понятно! А она чем думала? Ну-у-у… понятно, чем она думала! Ну, я ей устрою, я ей — все выскажу!

Меня охватывает гнев:

— Вот только попробуй! Только попробуй что-нибудь Наде сказать! Я… я не знаю, что с тобой сделаю! Я… в общем… разозлила ты меня не на шутку! Кто?! Кто тебе дал право вмешиваться? Кто? — я пытаюсь сдержаться, но… и ведь понимаю, что по-мальчишески сейчас себя веду. Ну хоть одна радость — возбуждение от этой ведьмы улетучивается без следа.

— Ну… тихо-тихо! Юра! Ну… чего ты? Что ты так… раскричался-то? И правда — вдруг кто услышит! — Галя «сдает назад».

Благо вокруг никого нет.

Я разворачиваюсь и иду назад. Галя, чуть погодя, догоняет меня:

— Ну, погоди! Погоди же! Ну — все! Давай успокоимся, будем вести себя как взрослые люди! Ну, Юра! Стой же! — она хватает меня за руку.

Я останавливаюсь — не тянуть же ее за собой вот так. Блин! Если кто увидит — ох и слухов же будет!

— Слушай! Давай зайдем куда-нибудь, посидим, успокоимся. И я — покурю!

— Ты куришь? — я удивлен. Сейчас курить женщинам или девушкам… Ну — даже неприлично как-то. Курящие женщины или девчонки почему-то в обществе ассоциируются с этакими — развратницами. Так-то — курят, конечно, но — только в своем кругу, немногие и уж точно — не на улице, где могут увидеть. Представляю, что будет с бабой Машей, а уж тем более — с бабой Дусей, если они узнают, что Галя — курит! И вот это ее признание… оно как приглашение к очень доверительным отношениям. Как-то так!

— Иногда… очень редко! Когда вот — волнуюсь или психую почему-нибудь!

— А-а-а… дядька Володька — знает?

— Знает… ему это не нравится, но — терпит… он боится, что бабушки узнают. С гавном ведь съедят, и его, и меня! Да он и сам дымит, как паровоз!

— Это — точно. Что с гавном съедят! На стадионе сейчас люди могут быть. Там посидеть можно, но вот курить тебе — не стоит. Ага! Знаю! Пошли!

Далее, через мосток, вдоль обрыва — улочка маленькая. Несколько дворов буквально. Там с краю дом есть — нежилой. Он изрядно погорел когда-то, но остался стоять. В ограде есть лавочка. Я почему знаю — мы как-то туда, еще по зиме с пацанами «ныряли». И подход нормальный — с улицы не видно: кустами заросло, да и забор почти целый стоит; и на улицу выскочить можно — только так и быстро. Никто не заметит.

Мы идем молча. Когда доходим, я приподнимаю ветки рябины и отодвигаю покосившуюся калитку:

— Ныряй, пока никого нет!

Галя, оглядевшись по сторонам, пригибается и мышкой шмыгает в ограду. Как «пацанка», ей богу! Я улыбаюсь. Так с улыбкой и захожу следом.

— Ты чего «лыбишся»? — Галя осматривается.

Здесь, внутри даже уютно — ограда поросла травой, а не бурьяном, как ковром. Я прохожу за дом, подхожу к лавочке, и протираю ее руками. Вроде чисто. А то королева свой наряд может испачкать!

— Что улыбаешься, я спрашиваю? — Галя подходит ко мне.

— Да ты, как «пацанка» оглядывалась и заскочила в ограду!

— А-а-а-а… так я и есть пацанка. Сколько лет прошло — лет десять всего… Мы, знаешь ли — бедокурили так, что… Ладно, в прошлом все, — Галя присаживается на лавочку, достает из сумочки пачки сигарет, закуривает от спички. А курит она — красиво!

— Не похожа ты на «пацанку», королевы «пацанками» не бывают.

— Эх, Юрка! Это же — только маска… Все мы маски носим… Ну — почти все! Может и хотим как-то измениться по-настоящему, но — получается-то не у всех и не всегда.

Некоторое время мы молчим. Я гляжу в небо… Облака… Красиво. И если долго смотреть — начинает кружится голова. Кажется, что вот так — сорвешься туда и будешь падать долго-долго. Жутко становится… Б-р-р-р…

— Там, там — высоко, над землею кружит стая.

Если смотреть наверх — кружится голова!

И мне так легко, словно это я летаю

И рядом только неба синева!

— Красиво! Это ты написал? — Галя смотрит на меня… с восторгом.

— Нет… Сергей Трофимов. Кличка — Трофим. Он — далеко живет, не здесь, — вот опять я прокололся, не чую, что говорю, как пою. Все — на эмоциях. Плохо это, плохо…

— А поешь ты хорошо! Я знаю — нас этому учили. С душой так, красиво… Тебе гитару бы освоить, — Галя говорит негромко, даже тихо, чуть не шепотом.

— Это есть у меня в планах. Позже, когда с домом разберемся. И играть буду, и петь — постараюсь. Все для Вас…

— Это для кого, для нас? — Галя улыбается чуть удивленно.

— Для Вас — для женщин! Чтобы легче было Вас… завоевывать! — я смотрю с вызовом. А что — я честен, не скрываю своих гнусных намерений.

— Ах ты… негодяй… какой — продуманный. Все-то у него запланировано! Девок он охмурять собрался… массово, — Галя смеется, а я с восхищением смотрю на нее. В той жизни я не встречал таких красавиц. Дарья? Но там все не так, там — по-другому. Не менее фатально для меня, но — по-другому.

— Не охмурять. И — не девок! Охмурять — это врать! Не люблю врать, и не хочу. Не то, чтобы я всегда говорю только правду. И лгать иногда приходится, но то — вынужденно, по обстоятельствам. Я и не собираюсь скрывать, что мне нужно только… ну — ты поняла. И девчонок я обманывать не хочу. Да-да, нет-нет, и все. Зачем кого-то обманывать, кому-то жизнь ломать? Поэтому, девчонки мне не подходят. Мне — молодые женщины больше нравятся. Они — тоже хотят. Почему бы не дать друг другу немного счастья? И вовсе не ломая жизни.

Вот такой у меня спич получился. Несколько сумбурно, но — не спикер я, и не Спиноза. Я не смотрел на Галю.

— Ну что же… По крайней мере — честно. А ты можешь это дать — ну… счастье, — вот опять Галя начала подкалывать, похоже.

— Ну… счастьем это все же называть… неправильно, наверно…, но, когда женщина «улетает» от удовольствия — это же тоже пусть и немного, но — счастье? Или не так? А так — да, я буду стараться. Я — умею. Не всегда, правда, получается, но — и на старуху бывает проруха. Ты же все равно с Надей поболтаешь. В том числе — и об этом. Вот и узнаешь, если она захочет рассказать. И, кстати, она к тебе очень хорошо относится, как к подруге. Не обижай ее.

Галя молчала, глядела на меня — я это чувствовал.

— Юра! Мне вот интересно — а вот кроме того, что ты знаешь… будущее, что ты еще умеешь? Рисуешь, поешь хорошо, спортом вон занялся серьезно…

Меня это развеселило!

— Красавица! А кто тебе сказал, что я знаю будущее? Кто эту чушь тебе в головку, такую красивую, занес?!

Она была удивлена:

— Ну как… ты же и про старика этого… и про Володю — знал же, и билеты эти…?!

— Так все уже! Все! Нет уже того будущего! Изменилось оно. А каким оно будет — я понятия не имею, понимаешь?

— Так, а как же мы с Володей…

— А не было в том, моем прошлом, тебя! Не было! Точнее, была и что-то у вас с дядькой было. Поэтому и фотографию твою у тети Нади я в будущем видел. Но вот — не поженились вы! Бабки вас развели, понимаешь, своими сплетнями, склоками, нервотрепкой! А сейчас — все по-другому! Все! И будет — по-другому. Как? А я — не знаю! От нас самих это зависит. Как сделаем — так и будет! Ошибемся — значит это наши ошибки. Сделаем правильно — жить будем лучше. Так честно, или я не прав?

До центра мы дошли молча. Галя ушла в себя, но по-прежнему шла со мной под руку. Мы подошли к магазину «Детский мир», который располагался в еще одном старинном купеческом здании, одноэтажном, но с мансардой. Когда зашли в магазин, Галя с сомнением оглядела ряды детской одежды, посмотрела на меня:

— Слушай! Пойдем в «Орбиту», мне кажется, что здесь для тебя ничего не будет.

Вот и «Орбита» — еще новый, нарядный, весь в стекле магазин. Мы прошли по первому этажу. Одежды много, но Галину что-то не устраивало.

— Подожди! У меня здесь знакомая работает, если на смене — она нам поможет.

Через некоторое время она подошла ко мне с еще одной молодой женщиной, вполне себе симпатичной и стройной.

— Вот, Валя! Этого молодого человека нужно приодеть! — Галя вновь запустила пальцы в мою волосы, вроде бы и короткие, зачесанные на левую сторону головы. Потрепала, улыбаясь. Женщина тоже засмеялась, увидев наведенный Галей у меня на голове порядок.

— Знаешь, Галюша! Молодой человек, конечно, симпатичный… Но вот… маловат он еще для нашего ассортимента. Хотя… подожди! Давайте пройдем во-о-он туда, там самые маленькие размеры.

К удивлению Вали, мне смогли подобрать пару неплохих сорочек, светло-зеленую и синюю. Было и еще несколько — но эти «огурцы», и «петухи», и воротники — «ослиные уши», меня совсем не вдохновили.

— Ну ты что, это же модно сейчас! — уговаривали они меня на пару.

— Девушки-красавицы! Меня это не интересует! Если завтра для мужчин модно будет ходить в женских мини-юбках — мне что, тоже юбку одевать? Или может уже сейчас присмотреть?

Валя фыркнула:

— Ну скажешь тоже — в юбках!

— А что? Валюша, душа моя! Слышала ли ты, что юбка, а точнее — килт, так она называется — является национальной одеждой в Шотландии? Мужской, заметь, одеждой! И та «шотландка», из которой вы так любите шить юбки и жакеты — была придумана вовсе не для вас, а для суровых и бородатых шотландцев — хайландеров?

Интересно продавщица отреагировала на «душа моя» — чуть покраснела, но явно с удовольствием.

— А хайландеры — это кто?

— Хай — по-английски — высоко, лэнд — страна, земля. Получается — жители высокой страны, ну или — земли. Горцы, в общем. Типа наших армян! — девушки засмеялись.

Когда Валя ушла за очередной порцией маломерок, Галина просунула руку в кабинку, где я сейчас сидел с голым торсом, и ущипнула меня.

— Эй! За что так больно?!

— А вот не распускай перья перед нею, нечего тут… Мне, может, за Надю обидно! Не успел одну девушку соблазнить, уже и другую охмуряет! Изменщик! — Галя смеялась, — и еще, Юрочка, не мог бы ты поменьше… пахнуть. И у меня-то уже голова кружится, а Валя, того и гляди — потечет! — Галина засмеялась.

— Ну что ты, в самом деле! Я вот вообще ничего не чую! Или ты думаешь, я это специально делаю? Вот вы же сейчас сами, вдвоем у меня в кабинке толклись, напяливали на меня всякое-разное. Трогали везде и за все. Своими девичьими ручками, мягкими и нежными. А что я? Две молодые девушки — одна очень симпатичная, а другая — так вовсе неприлично красивая, толкутся передо мной, таким вот — полуодетым… И что? Я же и виноват, что ли?

— Все-все, успокойся. Вон Валька уже идет.

Продавец притащила трое брюк. Одни я забраковал сразу — клеши даром не нужны, чем опять вызвал удивление у Вали. Галя уже начала привыкать.

Оставшиеся — классические серые, мне понравились. Пусть они и были длиннее, чем нужно сантиметров на десять — ничего, я быстро расту.

Другие, тоже вроде бы клеши, но — были сшиты из какой-то ткани, смутно напоминавшей джинсу. Не синие, а серые.

— А эти — почему оставил? Ты же сказал, что клеши брать не будешь? — поинтересовалась Валя.

— У меня сестра хорошо шьет. Попрошу ее, чтобы распорола по шву, да сшила штанины ровными, а лишнее — ножницами!

— Ну ладно. Ты примерь, по длине-то ладно, сестра подрубит. А вот в поясе как? — и Валюша как-то нервно облизнула губки.

А хороша! Не красавица, но — совсем молодая. Лет двадцать есть ли ей? Свеженькая такая. Чуть курносый носик, волосы слегка вьются, в хвостик сплетенные, «каштанка», блин! И на фигуру, хоть и не понять толком в этом ее синем форменном платье продавца, но кажется — очень ничего. Может попа чуть тяжеловата, но ведь это — вовсе не изъян для девушки. Попы-то я ой как люблю!

— Может, Галя, ты выйдешь, а то я стесняюсь? — посмотрел я на красавицу.

— Ага! Меня он стесняется, а молоденькую продавщицу — нет? — Галя притворно возмутилась. А Валюша, хоть и зарумянилась, но была не против остаться.

— Валюша — она продавец, а значит — специалист по продажам, и глаз у нее наметанный, малы мне брюки или велики, так ведь, Валя? — Валя кивнула.

— Нет уж, Юра! Вот так приложи к себе, и будет ясно — малы или велики! — Галя взяла брюки за пояс и приложила тоже к поясу, но уже моему. Причем прижалась лицом ко мне, что было вовсе необязательно.

А Валя — не промах, она схватила другие брюки, и как только Галя отошла, также ткнулась в меня носиком. Даже чуть задержалась сверх необходимого.

— Да видно же, что нормальные, и запас есть — на вырост! А то представь, Валя — растет наш парень как на дрожжах! Причем во всех местах растет! — ну уж, Галина — это явный троллинг бедной Валюшки. А та хоть и покраснела, но не отходит. Блин! Устроили здесь цирк! Шапито! А я — тоже человек!

Интересно — вот если бы Гали не было, вот с Валей… в той же кабинке? Хотя нет — без Гали она бы ко мне и изначально не подошла!

Ойкнув, Валюша опять куда-то метнулась и притащила какой-то пуловер, без рукавов и с неяркой клеткой. Синий.

— Вот смотри, Юра — хороший пуловер, ГДР. Давно уже все разобрали, а этот — по размеру не берут. Вот примерь на сорочку. Тебе подойдет.

Несмотря на мои возражения, Валя, натянула на меня выбранную ранее сорочку, потом — пуловер. Черт! Я ж так взмокну! Душновато в магазине-то.

Она покрутила меня перед Галей. Та махнула рукой — берем!

Снимать с себя все, Валя тоже мне помогала. Такая хорошая девушка! Только вот — не время, не место, и Галя вон стоит пялится!

Но Галя та еще «пройда»! Оценив мое воздействие на Валю, она шепнула той:

— А на меня ничего нет? Ну — колготок там, к примеру?

Валя вздохнула:

— Сейчас посмотрю…

В мужском зале людей было мало, а в этой части, где размеры на шпалерах шли к явному минимуму, их тоже был — минимум. То есть, кроме нас — никого.

Вернувшись, Валя протянула моей тете упаковку:

— Галь! Только я не уверена, что они твоего размера. ГДР — те размер в размер идут, а эти — они Польша, бывают, знаешь, маломерки. На упаковке вроде бы все нормально, а одевать станешь — одно расстройство!

— А как быть? — Галя несколько растеряна.

— А что — вон в кабинке примерить нельзя? — это уже я умничаю. А что — они надо мной издевались, а я — чем хуже?

Валюша мнется:

— Ну… это, вообще-то, как нижнее белье. Их доставать из упаковки — не рекомендуют, вдруг покупательница затяжки оставит. Или… вот знаешь — у нас тут дамочка одна — начала мерять рейтузы, ну — зимой дело было. А у нее эти…, — тут Валя вспомнила про меня и покраснела, — в общем, испачкала она эти рейтузы и брать не стала — не подошли по размеру! А нам их куда? Поругались с ней, она — в скандал…

— Валюша! Если Гале эти колготки не подойдут, я их сестре куплю, договорились? — я вспомнил про Катрин, а еще — про Светку, и, конечно же, про Надю. Т-а-а-а-к, а еще — мама!

Галина не задернула до конца занавеску кабинки, и нам с Валюшей было видно, как она сняла платье и стала натягивать на себя колготы. Я смотрел с удовольствием — фигура у нее — высший класс!

— А тебе не стыдно — вот так подглядывать за своей тетей? — Валя смотрела на меня с удивлением. Я посмотрел вдоль зала — люди были далеко — возле касс. Та-а-а-к… пара приставных шагов и я возле Вали, становлюсь чуть сбоку от нее. Приобнимаю за талию, а другой рукой — за попу, и шепотом в ушко, такое розовое от смущения и маленькое, сладенькое:

— Ну что ты, Валюша! Ты сама посмотри, какая она красивая! Разве можно ей не восторгаться! Это же шедевр! Вот я и любуюсь! Но — как шедевром! А вот ты, Валюша, такая свежая, нежная, ох какая хорошенькая!

Сначала она вроде бы пыталась отодвинуться, но, когда процесс пошел, а мое дыхание коснулось ее ушка, она даже чуть развернулась, чтобы мне удобнее было ее потискать за попу, и встала так, чтобы Галя, выйдя из кабинки, не заметила мой демарш.

— Валенька, милая моя! А еще колготки есть? А то у меня сестра… нет. Три сестры и мама еще. Ты не беспокойся — деньги у меня есть, и я за все заплачу, — сам оторвался от нее, вытащил из кармана деньги, и отобрав пальцем пятерку, сунул ей в карман платья, на поясе.

— Вот же ты… нахал! Отпусти, пойду посмотрю! Меня девки — прибьют! Это мы для своих оставляли!

Едва она отошла, я услышал голос Галины из кабинки:

— А я все слышала, Юрка! Ты и правда — нахал!

— А ты, прелесть моя, чудо как хороша! — ответом мне был тихий смех из все той же кабинки.

— Так, ловелас! А деньги у тебя откуда, ответь мне! — Галина вышла из кабинки, поправляя платье.

— Вот что за вопрос, Галя! Часть мне дала мама Света — на одежду. Часть — я заработал сам, на огороде. Ты же знаешь! — ага, а еще и двести рублей сверху, из своей заначки! Но зачем ей об этом знать?

— Нормальные колготки, беру, — это Галя обращается к Валентине.

Потом Галина просматривает те колготки, которые Валя вынесла из подсобки для Катрин, Светки, Нади и мамы, кивает головой — «подходят».

— Вы тут пошепчитесь немного, я пройдусь, может Володе что присмотрю.

— Стой! А туфли Юре? — вот молодец Валюша. У меня и из головы вылетело!

Мы втроем прошлись, посмотрели туфли. Моих размеров почти и не было.

— Не заказывают их, такие. Не ходовой размер. Вот если только эти? — она показывает мне почти классические туфли на небольшом каблуке, черные.

Я меряю, большеваты заметно… но это и хорошо — на дольше хватит.

— Нормально, — ф-у-у-х, с покупками вроде бы — все! Прикидываю — денег должно хватить, даже останутся.

Галя уходит смотреть одежду по рядам. А я остаюсь рядом с Валей. Она краснеет и мнется, видя, как я ее разглядываю:

— Юра! А ты в кого такой нахал?

— Наверное, в маму с папой. Хотя… думаю, мама тут не при чем. Значит — батя виноват.

Девушка улыбается.

— Слушай! А почему ты одна? Где остальные продавцы?

— Так сегодня же воскресенье! Кому охота в воскресенье работать? Вот меня и воткнули сюда. Должна была еще Наташка работать, но она наглая — «у меня дела, Валечка! Ты уж сама, одна как-нибудь!». Знаю, какие у нее дела — Мишка зовут! А я — самая молодая здесь в отделе, только в штат зачислили, после стажировки. А в воскресенье покупателей почти нет — привозы-то в будни бывают. Если кому что нужно — по субботам покупки делают. А сегодня все — отдыхают. Да и вообще… мы сегодня последний день работаем. В понедельник — выходной, а потом — учет на три дня.

Видя, что Галина бродит где-то по другим рядам, а в отделе больше никого нет, я подкрадываюсь к Вале, приобнимаю ее за талию. Вторая рука — на привычное место — на попу, широкую и полненькую. Такую — самый смак пожамкать!

Валя пытается оттолкнуть меня, отводит руки, но я, чуть поднимаюсь на носках и целую ее в губы. Они у нее податливые, мягонькие, чуть прохладные…

— Ты совсем сдурел, что ли?! — Валя шепчет, когда я отклоняюсь от нее. Но моих рук уже не убирает.

— Как же ты мне нравишься Валюшка-киска! — шепчу ей на ушко.

— У меня вообще-то парень есть? — Валя чуть слышно возмущается.

— И что? Мы же ему не расскажем, правда? Зачем ему расстраиваться?

У меня мелькает мысль, и я отпускаю Валю «на свободу». А ей это как будто и не очень хочется — на свободу-то.

— Валь! Я хочу подарок сделать — вот Гале, тете своей, и еще одной тете. Есть ли у Вас что-то из женского белья, хорошего?

— И много у тебя таких теть? — Валя скептично поднимает бровь.

— Таких, к моему глубокому сожалению, всего две. Но обе — красавицы. Ну — ты и сама видишь. А таким красавицам и белье нужно — красивое, правда ведь?

— Вообще-то — женский отдел — на втором этаже! — Валя не очень довольна.

— Валюшенька! Радость моя нежданная! Я же знаю, что ты такая же красавица внутри, как и снаружи. Не вредничай, солнышко. Помоги в моей просьбе. Ну хочешь — на колени встану? — и я начинаю валится на пол.

— Совсем сдурел! — Валя подхватывает меня и возвращает в вертикальное положение, — подожди, посмотрю, может что и есть!

Не было ее довольно долго. Потом она выходит со служебной зоны отдела и со вздохом кладет передо мной на прилавок с кассами, три довольно больших коробочки.

— Смотри… Вот это — черное, — тут Валя опять вздыхает, — ГДР… очень красивое! Вот — Югославия, тоже красивое, но цвет — дурацкий, желтый какой-то! А вот — белое, польское.

— Беру все три! — Валюшка удивленно поднимает брови:

— Ты что — сдурел? Ты знаешь сколько оно стоит? Двадцать пять рублей за комплект! Ну — что-то подешевле, вот польское, например. А ГДР — самое дорогое.

— А скажи мне, душа моя, почему ты с такой грустью смотришь на вот эту ГДРовскую коробочку?

— Почему-почему… нравится оно мне. Я даже примеряла его, тихонько, чтобы никто не видел, — Валюшка вздыхает.

— Так почему не купишь?

— Ты глухой что ли? Я ж тебе говорю — меня только приняли. Зарплата у меня — семьдесят рублей! И я еще ее не получала полностью ни разу. Премии — когда еще будут, если вообще — будут! У стажеров же — зарплата — слезы! И домой нужно мамке тоже что-то принести. Вот и думай! Двадцать пять рублей за трусики и лифчик!

Тут из-за рядов возвращается Галя и сразу прилипает взглядом к коробочкам.

— Юра! Если это то, что я думаю, я тебя расцелую! Валюшка! Как он смог тебя на такое подбить? — Галина слету хватает коробочку из ГДР, — вот эту — хочу-хочу-хочу!!!

Валя с грустью провожает взглядом коробочку. Так, нужно что-то делать!

— Галенька! Милая моя тетушка! А пройдем-ка в кабинку, что я тебе сейчас скажу! На ушко!

— Юрка! Не говори мне, что ты здесь будешь, пока я буду их примерять! — Галя смеется. Вот как мало женщине для счастья нужно — коробочку с импортными трусами — и все — она в восторге!

— Душа моя! — Я шепчу Гале на ушко, обнимая за талию, — твой поцелуй — это радость моих губ! Его мед я готов пить и пить. Но есть одно небольшое — НО! Вот смотри — ты у нас красивая такая смугляночка. Кожа твоя — как крымский загар. К такой коже нужен немного другой цвет. Белый, например. А еще лучше — вот желтый, он будет так красиво оттенять твою кожу! Да и, как мне кажется, этот черный, а именно трусики — они будут тебе чуть большеваты.

— С чего ты взял? — так же шепотом спрашивает меня Галя и так же — в ухо.

— Потому как Валя сказала, что это ее размер. А как мне кажется — ее попа твоей покрупнее будет. Вот. Давай, Киса, ты примеришь желтый цвет — вот увидишь, тебе и самой понравится. Он даже и не желтый, а ближе к оранжевому, как мне кажется…

— Ох, Юрка, не нужно мне больше так в ушко шептать… у меня мурашки по коже бегут… и запах этот твой… я, кажется, понимаю, как Надька сдалась… ладно. Уговорил, померю эти — югославские… Ну все — выметайся!

Я выхожу из кабинки и подхожу к грустной Вале. Отсчитываю и протягиваю ей двадцать пять рублей:

— Вот, Валюшка, за этот черный комплект!

Девчонка, не поднимая глаз, принимает от меня деньги и убирает их в кассу.

О! А теперь — самое приятное для любого мужчины:

— Возьми! Это мой подарок тебе! За то, что ты мне сегодня помогла! Но больше всего — за то, что ты такая красавица и просто чудо что за девушка!

Я наклоняюсь к ней, к ее ушку:

— Для тебя — моря и океаны!

Для тебя — цветочные поляны!

Для тебя!

Для тебя — горят на небе звезды!

Для тебя — безумный мир наш создан!

Для тебя живу и я под солнцем!

Для тебя!

Лишь для тебя живу и я под солнцем!

Для тебя!

Постепенно я выпрямляюсь и потом пою, глядя ей в глаза. Пою — негромко, но с чувством!

Девушка ошарашена. Девушка — покорена! Глаза — аниме!

— Юра! Я не могу так! Это очень дорого! Я…

— Красавица! Не обижай меня отказом! Просто возьми и носи! Тебе же нравится, да? — вновь склоняюсь к ней, — может мне посчастливится когда-нибудь тебя в них увидеть? Помечтать-то я могу, не так ли?

Всю ми-ми-ми и романтик срывает Галина из кабинки:

— Валя! Бери! Он правда так хочет! Этот гавнюк хоть и нахал порядочный, и кобель малолетний, но врет не часто и не жадный совсем. Значит — дарит от сердца!

Валя берет коробочку и смотрит на меня. Я снова наклоняюсь к ней и целую ее губы. Чуть-чуть, слегка…

Опять Галина:

— Молодые люди! Если вы там закончили с подарками и песнями, я прошу подойти сюда!

Я беру Валю за руку, и мы вместе подходим к кабинке. Валя все еще молчит.

— Ну-ка, кобель, посмотри своим взглядом кобелиным… И ты, Валя, как девушка и продавец… подходит мне?

Занавеска кабинки отходит чуть в сторону, Галя сначала выглядывает в зал — нет ли там кого. Потом полностью отдергивает занавеску:

— Ну как? Подходит?

Ну что сказать — шок и трепет! Животик у нее еще практически не виден, и фигура пока ничем не испорчена. А белье… Ну что — белье… Что я, в будущем не видел, что ли, как классно смотрится желтое или оранжевое белье на загорелом женском теле. А если еще и тело — вот такое… м-м-м-м… По-моему — это месть мне за мои запаховые афродизиаки!

— Галя! Вот сейчас было — очень жестоко! Да!

Валя смотрит то на меня, то на Галю:

— Слушайте! Вы какие-то сумасшедшие оба! У Вас с головами все в порядке?

Мы с Галиной смеемся. Ах как она хороша! Мы-то знаем, что я ее уже и голой видел. Но все же — полностью голая женщина — проигрывает женщине в красивом белье, которое так подходит к ее фигуре! По части соблазнительности…

— Ну так вы не сказали — подходит или нет!

— Галюша! Радость и печаль моя! Ты же лучше любого знаешь, что оно — просто создано для тебя!

— Ну вот, Юрочка! До чего же ты противный тип! А комплименты мне что — не хочется услышать? — Галина притворно дуется, — все, просмотр окончен. Юра! Можешь выдохнуть! — и она вновь закрывается в кабинке.

— Валь! Ну — ты довольна? Тебе нравится подарок?

Она смотрит на меня, потом, чуть покраснев, отводит взгляд.

— Слушай! А Галя — правда твоя тетка? — Валя косится на ширму и шепчет.

— А что — есть сомнения?

Она вздыхает, и снова шепотом:

— Я бы, глядя на вас, предположила, что вы — любовники.

— Валюша! Ну ты посмотри на меня — где я и где эта королева?

— Ну да… Ты же мальчишка совсем…

— Но заметь, Валя — я очень быстро расту!

Мы наконец-то рассчитались. Денег у меня хватило. Валя упаковала все наши покупки в оберточную бумагу. Получился большой сверток. Уже на выходе из отдела, Валя шепнула:

— Юра! Большое спасибо! Если что-то… в общем, я здесь работаю… ну… вот.

Я, в ответ, сунул ей в карман еще пятерку, со словами:

— Чтобы тебе претензий не предъявляли за колготки — коллегам торт что ли купи.

Галина еще остается о чем-то пошептаться с Валей, а я выхожу из магазина и жду ее на улице.

— А ты, Юрий Долгов, оказывается — опасный тип!

— Да? И чем же?

— Не чем же! А для кого же! — передразнивает меня Галя, — вот же… развратник! Ты как тот сатир — хочешь все вокруг развратить!

— А ты — гнусная обманщица! Причем обманываешь ты — детей! Что еще гнуснее в глазах общества, чем просто обманывать взрослых!

— Вот как? И каких же детей я обманываю? — глаза Гали смеются.

— Меня! Меня ты обманула! А я кто — ребенок еще… Хотя… скорее — подросток!

— И как же я тебя обманула? — Галя поднимает бровь — ведьма!

— А кто кричал, что расцелует меня, если ей купим белье?

— Что — прямо здесь? — женщина оглядывается по сторонам.

— Нет, не здесь. Но думаю — обманешь ты меня, красотка!

Галя смеется. Как есть обманет!

— Слушай, красивая! А Наде точно белье подойдет? Обидно будет — если нет! — я задумываюсь.

— Что — хочешь увидеть мою подружку в таком красивом белье? Да подойдет-подойдет. Не сомневайся…, — Галя вздыхает и хмурится, — вот зря вы все это затеяли, зря… Даже представить боюсь, что будет — если это выйдет как-то… не дай Бог!

— А ты нам не поможешь? Ты же ведьма?

— Скажешь тоже… это ты — чердынец! Вот правда, Юрка — ты же…

— Галя! Мы с тобой вроде бы уже говорили. У меня в голове — память взрослого, даже я бы сказал — пожилого мужика. Не все, конечно, я помню. Не до деталей. Но — есть такое. И соображаю я не как мальчишка…

Тут я задумался. Соображаю то не как мальчишка, но вот эмоции у меня подчас… ну — явно не как у взрослого мужика. Так и захлестывают!

— А этот запах — он откуда? — Галя смотрит на меня с интересом.

— А вот это — хрен его знает! Понятия не имею. Я и в прошлой жизни женщин очень любил. Но вот чтобы такое воздействие иметь — даже не мечтал. Читер какой-то, честное слово!

— Что это? Не понимаю.

— Да это… в будущем в компьютерных игрушках… ага… вот как тебе еще объяснить, что такое — компьютеры?

— Слушай! С тобой так хочется поболтать — обо всем, так интересно, что там и как!

— Ага… а вот как это сделать — поболтать… уединимся, да? И ты у меня будешь спрашивать, а я — отвечать? Как ты вообще это себе представляешь? Где, когда? Я-то — не против! Хотя… предполагаю, что вот этот мир — это не совсем тот, в котором я жил.

Видя Галино недоумение, я кратко объяснил, как в свое время бате.

— Как интересно… Нет… все же я подумаю, как нам с тобой поговорить, без всяческих кривотолков, и чтобы никто не мешал.

— Ну… думай. И у меня к тебе еще просьба будет — посоветуй, что мне делать с Надей… да и с девчонками тоже…

— Что, кобель, запутался уже? — Галя смеется.

— Тут не то, чтобы запутался… Просто подвести никого не хочу!

— Ну, с девчонками я поговорю… так — ненавязчиво. Так как вы играете — тут ничего страшного я не вижу. Так многие балуются. Только — как договорились… целки их не трогай. Вы, мужики, даже не представляете, что это для девок. Иная дура и сама не понимает, а потом — поймет, да поздно будет. Это — как печать сорвать! Это… в общем — мы договорились. А с Надей… аккуратнее надо, все продумывать… может, и я где вас подстрахую. Мне кажется — с Веркой вы зря связались!

— Почему?

— Да так-то она баба и неплохая, и язык за зубами держать умеет. Просто в какой-то момент потребует она с вас. Точнее — с тебя может потребовать! — Галя снова смеется, — ты же знаешь, Надька, она хоть и хорошая, но простодырая же — до изумления. Сядут, поболтают — она и вывалит Верке, что там и как у вас. А Верка свое не упустит. Тоже захочет попробовать — в качестве арендной платы за место для свиданий! — Галя хохочет.

— Придется тебе, Юрочка, отрабатывать. Ты-то и не против — вон по морде твоей наглой вижу, а Надька может и взбрыкнуть. А ссорится с Веркой — не нужно!

— А о чем ты с Валей шепталась, перед уходом… если не секрет?

— Да какой там секрет… Ты же, дурень, и здесь девке голову задурить успел. А ей это — не надо, у нее парень есть. И, насколько я знаю, у них там вроде бы — к свадьбе идет. Вот я и сказала, что ты, хоть с виду парнишка уже большенький — но малолетка, так что… чтобы там себе не навыдумывала ничего всерьез. Говорю ей — так если, побаловаться, для удовольствия — ты парень стоящий, а по серьезному — не вариант!

— И она что?

— Не знаю, задумалась…

Мы, разговаривая, дошли до Аяна.

— Слушай! Давай снова туда нырнем — во двор этот. Я покурить хочу, а потом — места не будет. Ты бы знал — как надоело прятаться! Вон мужикам все можно — курить, водку пить, блядовать! И все — нормально! Мужик, чё! А бабе — ничего нельзя! Вот же… бесит просто!

Мы сидели на той же лавочке.

— Юр! Ну правда — мне хорошо в этом белье? — Галя смотрит выжидающе, в глазах — бесятки прыгают.

— Галюшка! Ну ты что, в самом деле? Ты хочешь, чтобы я тебе рассказывал, какая ты красивая, как тебе в нем хорошо, как… как у меня встал? Ты же и сама все это знаешь!

— Вот вредный ты, Юрка! Вредный!

— Я не вредный… если я начну тебе сейчас рассказывать, как ты мне нравишься… а ты мне — нравишься! И это я так — очень сильно снижаю уровень своего… Галя! Ну что же ты меня мучишь? Тебе нравится это, да? — я смотрю на нее.

— А вот… с Надей тебе было хорошо? — она смотрит куда-то в сторону.

— Ты знаешь… мне и в той жизни не часто было так хорошо… ну вот — с женой моей… ну — там отдельная история, — Галя смотрит на меня с интересом, — там у меня от Дашки… мозги напрочь пропадали… там как болезнь какая-то была — долгая… от встречи и до самой моей смерти…

— Ты ее так любил? — Галя задерживает дыхание, чувствуется, что удивлена.

— Я и сейчас ее люблю… прости… мне сложно и больно об этом говорить… потом как-нибудь… если будет возможность — расскажу… если смогу, конечно… сама знаешь — подчас словами это — не выразить!

— Так… ладно… зарубочку себе в память… ну — а с Надей?

— С Надей… это как фейерверк страсти и эмоций! С ней так здорово… вот… если бы у меня в памяти не было бы Дашки… в Надю можно и влюбится. Она такая… классная… и страстная очень! И кончает — ух как! — я улыбаюсь, вспоминая.

Что-то Гале… не нравится, что ли? И губку закусила, и отвернулась.

— Эй! Красивая! Ты что это — ревнуешь меня, что ли? Нам с тобой вот только фиги по карманам держать и осталось — друг от друга! Ты ведьма, да я — чердынец! Нам вместе держаться нужно!

Галя поворачивается ко мне:

— Да ладно… ревную я его… я вон с Надькой договорюсь, да мы тебя и поделим! Что — против будешь?

У меня как-то враз пересыхает в горле, и я сиплю:

— Не знаю… нет, наверно… не буду… только вот… как же — с дядькой?

— А я тебе что обещала — не обижать его! Я его и не обижаю — он у меня и накормлен, и напоен, и обстиран. И ласкаю я его так — что он чуть сознание не теряет! Может твоя Надя и не умеет так, а? — Галя смотрит на меня с усмешкой, — а вот, что верной ему буду — я такого не обещала! Или не так?

Я молчу, охренев от такого поворота событий.

— Так… я кого-то обещала расцеловать! И я не люблю оставаться в долгах. Иди-ка сюда!

Она поворачивается ко мне, обвивает мою шею руками и целует. Сначала так — слегка, но потом… это был такой поцелуй, что, действительно — сознание потерять можно!

Время для меня замедлило бег. Разум ушел… в голове туман… смутно помню, как моя рука оказалась на ножке у Гали и поползла вверх, под платье…

Она молодец, сумела вовремя остановится. Я бы — не смог.

— Вот же, Юрка… и запах этот твой… с ума сойти… Ой, как же мне с Надькой поболтать охота, как охота!

Мы медленно шли к дому по Роще. Хорошо, что она — остановилась. К этой теме — не возвращались, по невысказанной вслух договоренности.

— Галя! А что — получается, что Гнездилиха и правда — ведьма? Раз смогла меня… вычислить?

— Н-у-у-у… я бы не сказала, что она — ведьма. Что-то знает, что-то умеет. По верхушкам — нахваталась. Но не ведьма, так — недоучка какая-то.

— А… а ты — ведьма? — я уже ее не боюсь, мне и правда интересно.

Как отнестись к тому, что кто-то обладает непонятными умениями? Когда я сам — непонятно как сюда попал.

Да и в прошлой жизни, еще Палыч что-то и как-то рассказывал, про непонятное. Правда — невнятно рассказывал. То ли — не хотел, то ли и сам знал немногое.

Галя засмеялась:

— Нет, Юрка. И я не ведьма. Скорее — знахарка. Могу какие-то настойки приготовить… лекарственные, порошочки, мази. Так — немного совсем. Погадать вот могу! Но сразу скажу — тебе даже браться не буду! Таким как ты гадать — дело неблагодарное! Даже себе — не возьмусь. Да и тем, кто рядом с тобой — тоже вряд ли что толковое скажу.

— Я ведь, Юрка, пять лет с бабулькой одной прожила. Так получилось. Помогла она мне здорово, да в такой период, что мне в пору было — руки на себя наложить. Вот ее можно было назвать ведьмой. Старая она была, откуда с Поволжской глухомани, из деревни. Хотя к тому времени, что мы встретились — она уже лет двадцать в Сызрани жила.

— Вот она — да. И привороты-отвороты, и всякие прочие… нехорошие капельки. Но она тоже этим — практически не занималась. Боялась сильно за посмертие. Она — здорово в это все… потустороннее верила. Редко-редко, когда, только за очень хорошие деньги. А так… наговоры, настрои, порошки, капли… детишек вот лечила.

— Ну и меня помаленьку учила. Да вот — ворожить еще… Гадать же, Юрка, это надо человека понять, который к тебе пришел. Кто он, с чем он, что ждет-хочет. Разговорить человека нужно, понять, а потом — и направить. Мягонько так, чтобы он и сам не понял, что его — направили. Ну вот — как цыганки, из старых. Не из тех, которые сейчас — наглые, шумные, и ни хрена не умеющие.

— Вот она, кроме тех настоек и порошков, и учила меня — как людей слушать, да говорить с ними. Я тоже — так только… по верхам. Это же не пять лет учится нужно. Да бабуля говорила, что потенциал у меня хороший.

— А потом? — я смотрю на нее.

— А потом бабушка умерла. Она месяца за три-четыре что-то почувствовала. И деньги мне все передала, и домик — переписала. Только — не держало меня там ничего, как ее не стало. Да и она предупреждала, что мне уехать нужно будет. Вот так я и оказалась здесь — пальцем ткнула в карту и рванула. А тут — с Надей познакомилась. Мы с ней как-то быстро сдружились. Потом она меня с Володей познакомила. И я — ни о чем не жалею. Я только-только стала чувствовать, что у меня и семья появилась, и дом здесь может быть. Ты, Юрка, не представляешь, как это здорово — вот так, хоть какую-то уверенность приобрести!

— Так что — в финансовом плане, у меня все нормально, тех денег, что она мне оставила — надолго хватит, даже не работая. Или — вот как Вы, дом купить. А вот по-человечески — только оживать начала.

— Галя… мне кажется… нам нужно вместе держаться — я здесь… случайный пассажир, и ты — пока чужая. Давай… дружить, что ли? Помогать друг другу, поддерживать, прикрывать как-то…

— Ой, Юрка, а мы — вроде бы и начали так, — она посмотрела по сторонам, и наклонившись ко мне, коротко, но жарко поцеловала в губы, — а в любовницы — я тебе не гожусь? — она чуть слышно засмеялась.

— Годишься… только вот — как ты меня делить будешь — с Надей и девчонками… я же — развратник, верности хранить не умею! — прохрипел я.

— Ну… я — не ревнивая… разберемся как-нибудь! — Галя игриво посмотрела на меня.

— Ты только не вздумай меня перед бабками чересчур уж защищать, они враз что-нибудь заподозрят. Они — чуют! Это Надя мне обеспечит — тут понятно, она моя подружка, — Галя озабоченно наморщила лоб.

— А остальные?

— Ну… с Володей я и сама разберусь, — Галя улыбнулась и меня пробило в дрожь — представил, как она с ним «разбирается», — да-да… ты прав! Я хорошо умею «разбираться»! Может и получше твоей Нади! — опять смеется.

— Со Светой, мамой — твоей, у нас вроде бы стало налаживаться — постепенно я ее подружкой сделаю. Ну — деды… да они — сами по себе, на все остальное — наплевать, на «бабьи сплетни».

— Слушай… а вот мне интересно — как это со стороны выглядит: мне двенадцать здесь, но вот родные — и батя, и деды — вполне со мной разговаривают, как… ну — пусть не со взрослым, но — таким уже, заслуживающим выслушать и ответить. Бабушки — те с подозрением, да и мама — отчасти тоже. Вот на сколько лет меня воспринимают?

— Я не могу уж совсем «со стороны» сказать… Я же тоже постоянно рядом, каких-то изменений могу и не заметить. Но, мне кажется, ты так — лет на пятнадцать-шестнадцать воспринимаешься. А в некоторых вопросах, — она игриво посмотрела на меня, — и куда старше — лет на двадцать, двадцать пять!

— Да и ты и внешне на двенадцать не выглядишь — вытянулся здорово, вон плечи куда шире стали. Я вас с Сашкой, с Крестиком, рядом видела — так ты года на три кажешься старше. Вот так… как-то.

Мы дошли до дома. Галя переложила свои коробочки из общего свертка в сумку, подумала и шепнула:

— Я Надькин подарок возьму, сейчас забегу, передам. Скажу — от тебя! А потом — дождусь вечера, и твоим подарком Володю порадую, — она обернулась, нет ли рядом бабушки, — вот так-то, пум! — и смеясь, слегка щелкнула меня по носу, — а ты — представляй, да завидуй!

Увидев, как я, представив, нахмурился — довольно рассмеялась!

После того, как Галя с Лизкой ушли, я поужинал — вот мы с ней проходили-то сколько! На ворчание бабули, о нашем долгом отсутствии, сказал:

— Баб! Ну ты же знаешь этих молодых женщин — они как в магазин с тряпками зайдут — все! Не оттащишь! И времени не замечают совсем!

— То так! То так! бисгаловые-то, дефки эти становятся, ага! Тебе-та все купили, чё хатели, ли чё ли?

Я заверил бабулю, что — все. Даже кеды новые, их Галина походя с полки «Орбиты» цапнула — и в размер же попала сразу! Ведьма, чё!