Чердынец

Глава 8

Вот как было весело за столом с женщинами, так невесело было идти с девчонками к нам домой. Катька — хмурая, а Светка — вообще… как убитая!

Благо — идти недалеко! Когда подошли к бараку, мне казалось, что Светка сейчас — сквозь землю провалится, или убежит — хрен догонишь. Но второе — вряд ли, я буквально чувствую, как девчонке хреново!

Когда зашли, Катька уселась за стол, а Светка, привалилась к косяку входной двери.

— Так! Ну-ка Катя — пересядь! Свет! Садись вот сюда! — я сел с ней рядом за стол.

— Знаешь, кисуля, давай-ка не будем кукситься! Тебе сейчас плохо, больно, муторно. Но ведь я хочу тебе помочь. Просто помочь… без всяких задних мыслей, — я ни хрена не психолог, как разговаривать с девочками в период полового созревания не знаю! Но старался говорить убедительно, не громко, но и не шептать, — вот, дай-ка мне свои ручки.

Я взял Кузнецову за руки и положил их перед ней на стол.

— Вот, смотри — твои руки. Сейчас я их помассажирую немного, попробуй, почувствуй. Ничего плохого в этом же нет, правда ведь?

Я стал массажировать ей фаланги пальцев, растирать кисти, чуть придавливать точки, про которые помню. Нет, так не удобно!

— Погоди! Давай стул развернем! — Светка привстала, и я развернул стул так, чтобы сесть перед ней на колени, — вот смотри, я перед тобой. Ты расслабься, сядь как тебе будет удобно, поерзай, найди такую позу. Вот так, да? Ну вот — давай сюда твои ручки.

Массажировал я ей руки довольно долго. Краем глаза поглядывал за Катькой. Она сидела молча, с интересом глядя на нас.

— Так! Теперь давай я тебе чуть поглажу голову, — я встал позади Светы и сделал ей массаж, как делал маме. Но — чуть по-другому. Цели снизить давление у меня не было. Да и не было у Светки давления, я это знал по ощущениям в своих руках. Светка сидела тихо-тихо. Даже посапывать начала.

— Ну что, киска, давай я уже сниму с тебя эту боль, — блин! вот только Светка была совсем-совсем спокойна, и сразу — как ошетинилась!

— Так, Кузнецова! Ну вот что ты выпендриваешься, а? Мы же обо всем с тобой поговорили, да? Что ты как маленькая? — сестра… да, Катя — в своем репертуаре!

— Так, стоп! Катюш! Давай — спокойно, ага? — мне вот такая помощь тут вовсе не нужна!

— Светка! Вот вы же с Катей врачами решили стать, так? И ведь станете — вы девчонки упорные, решили — так и будет! И вот представь — стала ты врачом, тебе и помощь людям оказывать нужно. А часто и раздеть человека надо! А если это — мужчина? Молодой, симпатичный? Как же ты работать с ним будешь?

— Х-м-м… а может я педиатром буду, или — терапевтом, или — гинекологом? — так-так-так… мне нужно было разговорить Светку, а не чтобы она в себя ушла.

— Ну ладно… пусть не по работе… представь — ты встретила мужчину, который тебе очень нравится! Даже не так. Представь, что ты — полюбила, и все у вас — хорошо! И дошло уже до… до этого у вас дошло, да, — Светка начала медленно краснеть — от кончиков ушек, и дальше — щечки, — ну и что, ты и тогда вот так же стесняться будешь? И в ступор впадать? А как же — любовь? И отношения, без которых дальше — никак? Ну, ответь мне.

— Ха-а-а… так ты, Юрка не тот же мужчина! Там я может сознание от счастья потеряю и все… очнулась, а уже все кончилось! — Кузнецовой кажется, что она нашла ответ.

— То есть, ты хочешь сказать, что можешь полюбить мужчину, который, зная, как ты его любишь, увидев, что ты потеряла сознание, не будет оказывать тебе помощь — а ведь ты, как будущий врач, знаешь — что потеря сознания значит, что в организме — что-то очень плохо! А вместо оказания помощи — возьмет и… ну скажем… трахнет тебя! Лишит девственности, да! Вот ни хрена себе, у тебя — объект любви! Ни хрена себе — ты себе избранника нашла! А еще что он может сделать, пока ты без сознания, а? По-моему — это называется — воспользоваться беспомощным состоянием потерпевшей!

Девчонки были в шоке, обе! Похоже, что с этой стороны, они ситуацию не рассматривали.

— Так… Ну — ладно. А представить себе, что, вот — я — врач, и мне нужно оказать тебе помощь! Ты будешь стесняться врача? — тут я понял, что да, она будет стесняться врача — просто возраст у нее такой.

— Ты, Юрка — не врач никакой! — Светка негромко засмеялась.

— Так! Светка, вот ты уже надоела, а! — Катька снова шипит!

— А давайте так! Катюшка! Представь себе, что тебе сейчас больно, как вот — Свете! Можешь такое представить? — сестра задумалась, потом кивнула головой. Отлично!

— Тогда — подойди ко мне! Ты ведь не стесняешься, ты понимаешь, что тебе нужна помощь, не так ли? — сестра встала, чуть помедлила и вновь кивнула, — Отлично! Тебе нужна помощь, тебе плохо. А я могу тебе помочь! Ты ведь хочешь этого? — Катька снова кивнула.

— Ну давай, подойди ближе! — блин! я сейчас как тот Каа с бандерлогами!

— Подними платье! — Катька чуть подумала, потом прижмурилась и подняла платье, — вот! Какая ты, Катюшка, молодец!

«Только сейчас не надо пялиться на нее… с такими-то мыслями! Вспомни, что она — твоя сестра. Пусть и неродная! Но какая у нее фигурка! Нет, не такая как у тетки или Натальи — там все уже «в кондиции»! Но вот сейчас и Катька, и Светка — скажем так — в периоде цветения! И очень… свежие, да».

— Так, Катюша! Нужно показать Светлане пример, да? Мы его покажем, да? Ты же смелая и решительная! А еще ты — очень разумная! Тут — надо и все! Сними платье! — блин! а вот это сейчас — зачем? Сам не понял!

Катька решительно сняла платье и осталась в трусиках и лифчике. «Трусы сейчас — какие-то… не очень. Зачем такие — высокие?».

— Ты смотришь, Свет? — Светка смотрела широко раскрытыми глазами, — вот смотри, я тебе сейчас покажу, где мне нужно тебе сделать массаж. Кать! Я сейчас чуть приспущу трусики, хорошо?

Катька выдохнула:

— Я сама! — и резко потянула трусики вниз.

— Стоп! Достаточно, — я видел верх треугольника темно-русых волос, трусики остановились на уровне… на таком уровне, да! — вот так я положу свою руку, — я приложил ладонь к верху лобка Катюшки.

— Вот здесь будет… рабочая зона массажа, — черт! меня и самого подтряхивало, и я видел, что Катюшке тоже не по себе. И я постарался послать тепло в свою руку.

— Кать! Я сейчас чуть подержу руку, вот так. Скажи, что чувствуешь?

— Ничего… А — нет, как-то тепло стало, приятно!

«Ну слава богу — работает! А то с этой нервотрепкой я и сам сомневался, что у меня что-нибудь получится! А гнусную статейку за совращение — я бы раньше — влет получил! Маньяк престарелый!».

— Теперь нужно определить зону массажа — сзади. Кать! Повернись ко мне спиной. Ага, вот так! Еще чуть трусики приспусти, да вот так, — показался верх попы, ягодное такое место! «Ох, а у Кати оказывается есть такие ямки, чуть выше ягодиц, по обе стороны от позвоночника, на пояснице! Бля-я-я-я… как мужики с ума по ним сходят — вот по таким ямочкам! Да и мне сейчас что-то муторно!».

Я положил уже обе руки на верх попы сестры, и чуть погладил ее, такую приятную и нежную кожу.

— Вот тут мне тоже нужно будет помассажировать, ага, — что-то я уже хрипеть начинаю, откашлялся. — все Катюшка, спасибо большое! Ну что, Свет? Будем лечиться?

— Будем! — Светка, не отрывая взгляда от Катьки, кивнула головой.

— Так, девушки! Если уж мы закончили с демонстрационными действиями, давайте — прервемся. На полчаса? Согласны? — Катька оделась, причем мне показалось, что делала это она подчеркнуто неторопливо, и села на диван. Обе они ждали, что я скажу дальше.

— Если вы полагаете, что я какой-то странный монстр, то спешу вас огорчить — я простой человек. И мне… не очень… скажу так — мне не очень спокойно видеть юную красивую девушку, трогать ее руками. Во мне тоже происходят определенные процессы, и у меня тоже есть — нервы. Поэтому, я сейчас выйду, подышу, успокоюсь… в туалет там схожу. Катюшка, поставь пожалуйста, чай.

Ага. Вышел в коридор, за дверь. Прислонился спиной к стене. «Спокойно, Ипполит! Спокойно!».

Услышал, как в комнате Светка спросила Катю:

— Чего это он?

Похоже, Катя что-то показала руками или очень тихо сказала, потому как Светка хихикнула и протянула:

— Да ла-а-а-дно! Правда, что ли? Слушай! А как тебе было, ну… когда он тебя гладил?

— Знаешь… очень приятно… тепло как-то, хорошо… и еще…

Что там «еще» я дослушивать не стал, нужно все-таки отлить!

Когда я вернулся, Катька разливала чай:

— Тебе налить?

— Ага, спасибо! Только — покрепче!

Мы пили чай. Катя демонстративно не смотрела на меня, но щечки у нее были розовые. Светка ерзала на стуле:

— Юр! А вот та песня, что ты пел — я ее никогда не слышала, ни по радио, никак вообще. Ты ее что — сам сочинил?

— Светуля! Да какая разница? Тебе понравилось?

— Очень! И Катьке тоже понравилось, только она вида не подает, да, Катя? — сестра фыркнула.

Потом Светка довольно спокойно сняла «трикошки». Приподняла футболку и легла на диван, прикрыла глаза:

— Трусы приспустить?

«Вот не могу не разглядывать ее! Не получается! С Катькой было тяжко, но там хоть слабенькая мысль трепетала: «сестра», «сестра», а здесь и этого нет!».

И обоняние у меня улучшилось, что ли? Я четко чувствовал резковатый, будоражащий запах крови. Понятно, какой крови… И в трусиках Светки явно был виден бугорок.

«Ага! Сейчас не то, что тампонов нет, и даже прокладки с крылышками — в далеком будущем! Поэтому только так — слоями спасаться, ага!».

— Да, — прохрипел я.

Светка приспустила трусики:

— Достаточно?

— Ага!

— Юрка! Может тебе стоит голову ополоснуть холодной водой, а? — подала голос Катька от стола, где внимательно следила за происходящим. Насмешливый такой голосок!

— Неплохо бы! Только вот это если и поможет, то — ненадолго! — я посмотрел вниз себя, на штаны. Ага! А здесь все явственно! И Кузнецова — зараза такая, пытается сдержать улыбку и видно — чуть подсматривает через вроде бы закрытые ресницы.

Я опустился перед диваном на колени — так будет удобнее, а то стоя — слишком наклоняться придется. Да и видно будет так хуже, мою реакцию, да! Положил руки на такой мягонький и нежный живот, Светка вздохнула.

Ага! Чувствую тепло, даже чуть больше, чем тепло. Жаром я бы это не назвал, но близко, близко. Разминая и поглаживая Светку, я старался отвлечься. И это даже немного получалось, если смотреть только на место, которое массажирую. Во-о-о-от… кожа стала теплее. Стараясь сосредоточиться, я попробовал начать тянуть на себя этот жар-тепло. Сначала получалось слабо, все время почему-то прерывалось это течение. Потом стало лучше.

Поглаживая кожу, периодически я наталкивался пальцами на волоски (ну да — это совсем рядом) и это как-то сбивало. Кончики пальцев начинало покалывать и чуть подергивать, как от слабых ударов током. Светка, судя по реакции кожи — она чуть подрагивала, тоже чувствовало что-то подобное. «Угу… а мне, судя по всему вот туда и нужно — похоже, что очаг как раз там».

Пришлось чуть подвинуть трусики руками, сдвинуть их ниже. Пальцы уже вовсю наглаживали кожу среди светлых волос. «Черт! Я ведь и кончить так могу!».

— Катя! Возьми, пожалуйста, платок, что ли… Намочи его холодной водой, и оботри мне лицо! Вот так! Спасибо большое!

Стало и правда легче, даже напряжение спало. В штанах — тоже.

Может поэтому я стал действовать более… энергично, скажем так. А вот Светка отреагировала странно — она начала чуть постанывать! Вот еще — не лучше!

— Свет! Света! Тебе плохо что ли? — Катька забеспокоилась, встала со стула, подошла ближе и наклонилась над подругой. Светка не отвечала.

— Свет! Ты чего?! Юрка! Давай, прекращай! — Катька посмотрела на меня с раздражением.

— Н-н-н… н-н-не-ет… не плохо… наоборот — хорошо… боль уходит… — Светка сквозь зубы говорила очень невнятно.

Ага, боль уходит! Да она кончит сейчас! Вот ведь — я ведь даже не приближался к губкам, а уж про «волшебную горошину» — вообще молчу. Ни хрена себе — чувственность у Светули! Что-то такого я в прошлой жизни, в том нашем «эпизоде», не припоминаю. Нет! Светка была, конечно, очень отзывчивой на ласки, но не так вот!

— Кать! — позвала шепотом сестру Светка.

— Что?

— Выйди пожалуйста… ненадолго… очень прошу… я… очень тебя стесняюсь…

— Меня? Кузнецова — ты совсем рехнулась? Ты стесняешься — меня? — похоже сеструха поражена!

— Ну… пожалуйста… ну очень… очень тебя прошу… ну — что тебе стоит, а? — Светка похоже уже доходила, но все никак не могла.

— Блин! Дурдом какой-то! — Катька вышла из комнаты.

Светка открыла глаза и посмотрела на меня:

— Юр! Сделай это!

— Что это, Киска? — я тоже был ошарашен. Мне что ее трахнуть надо? Нет, так-то я не против. Хотя… против я, против! Я сейчас не головой думаю, не получается! Ломать ей…

Не-не-не! Я и в прошлой жизни таким мазохистом не был никогда, и сейчас — ну его на хрен! Хотя… признайся — в прошлой жизни было такое пару раз!

Ага! Было — только воспоминания не лучшие… И по физическим ощущениям, и тем более — потом… когда расставаться приходилось: «Я тебе отдала самое-самое дорогое, а ты — сволочь!». Да! Я сволочь! Но я и не просил мне это «самое дорогое» отдавать! Я вообще до последнего момента об этом и не догадывался!

— Ну… доведи меня… ну ты — понимаешь же…, — Светка с ТАКОЙ просьбой смотрела на меня!!! Охренеть! Когда так просят — нужно делать! Это — не дефлорация, это — проще! Девчонка хочет почувствовать оргазм? Да я только за!

Я опустил пальцы ниже, еще ниже. Светка стала судорожно стискивать плед на диване руками. Я — не брезгливый, испачкаться не боюсь. Мне все равно после этого руки мыть, Светкину боль смывать.

Вот уже пальцы касаются губок. Черт! Лежит она — неудобно, не под правую руку. А я — не левша. Но — похоже, ей и такого хватает. Поглаживания, чуть-чуть придавить в определенном месте, и отслеживать реакцию.

Уже после двадцати, я понял, что нормально для мужика — сначала сделать приятное женщине. Как? Ну — есть разные способы. Женщины же разные? Вот и способы тоже — разные. Кому-то хватает — вот так, пальцами приласкать. Для кого-то и губы с языком задействовать. Кому-то — все в комплексе. Но есть такие женщины, которые без… к-х-м… члена, да… без него — не могут вообще. Это не хорошо и не плохо, это — есть. Вот к каждой сначала и подбираешь свой ключик.

Странно. Вот со временем люди вроде бы и меняются, и нравы — тоже. Сейчас минет, как мне кажется — что-то из области «ой-ой-ой какой разврат!». А в будущем — это обычный вид секса! Или вот «анал» — это и потом будет вполне себе редким видом. Но сейчас не об этом… Вот когда женщина ласкает мужчину — это вроде бы уже и норма. А когда мужчина ласкает женщину, к-х-м… даже потом этого очень многие из мужиков стесняются. Мужской шовинизм, не?

Тем временем, Светка начинает дрожать и подергиваться. Бля-я-я… Как же мне нравится смотреть на этот момент! Вот же где кайф! И какая-то гордость внутри тебя поднимается — я смог! Она кончила!

Опаньки! А вот этого нам не нужно! Похоже Светка собирается кричать! Она и так уже вовсю стонала, но не громко! Вот не нужно мне тут лишних разговоров — и стены здесь не особо толстые, и в окнах, по причине лета, только по одной раме. А значит — все будет слышно и на улице. А рядом — тротуар от магазина к конторе. И ходят тут частенько!

И я, оставив «в работе» только левую руку, наклонился, просунул правую руку Светке под шею, приобнял ее и накрыл ее губы своими губами. Стал целовать, сначала по чуть-чуть и нежно, потом все более активно.

Твою мать! Светка вцепилась обеими руками мне в голову, придавила к себе и стала буквально кусать мои губы! Писец! После всего мне нужно срочно кого-то искать, чтобы — подраться! А как иначе я объясню искусанные и распухшие губы?

Ой-ой-ой… Нет. Крики-то мне удалось предотвратить. Вот только Светка та-а-к дергалась — обалдеть! А потом я вообще испугался, когда она вроде как задыхаться начала. Вот это у меня стресс сегодня! Вот это я согласился на курс лечения! Но Светка отдышалась, и потом — заплакала.

— Свет! Ну что ты? Что ты? Ну… Тебе больно? Ну… перестань. Не пугай меня! Ну скажи что-нибудь.

Светка, еще подрагивая, открыла глаза и обняв меня, поцеловала!

— Ой, Юрка! А что у тебя с губами? Кровь… Это я тебя так, да? Ой… что я наделала?!

— Ладно, перестань. Все нормально, пройдет. Ты как себя чувствуешь?

Больная прислушалась к себе:

— Ох… ты знаешь, как мне сейчас хорошо! Ох, как хорошо мне!

Левую руку я спрятал за себя, стараясь и к себе ее не прижимать. Да, немного испачкался.

— Света! Давай я пойду — мне руки вымыть нужно.

— Хорошо-хорошо!

Я поднялся с коленей и пошел к умывальнику. Видно было как Светка, осмотрев себя, быстро поднялась и надела штаны, поправила туалет.

В это время в комнату буквально ворвалась Катька. Увидев подругу в целости и сохранности, она заглянула за занавеску. Увидев мою руку, а я еще не успел ее вымыть, только начал намыливать, вытаращила глаза и подскочила ко мне:

— Ты что… ты Светке…, — и уже шепотом, — ты ей целку сломал что ли?

— Вот ты глупая, Катерина Ивановна! У нее же месячные, если ты не знала. Испачкался немного, — так же шепотом ответил я.

— А я все слышу! — это уже Кузнецова.

— А с губами у тебя что? — Катька как будто не услышала слова Светки.

— Споткнулся и упал, — я тщательно мыл руки, и с неудовольствием ощущал, как в мошонке начинается ноющая и тянущая боль. «Ага… перестоял!». Девчонки что-то зашушукались возле стола.

Когда я так же тщательно вытер руки, и вышел из-за занавески, Светка сидела за столом, сложив руки как примерная ученица. Катрин стояла возле окна.

— Наступило гробовое молчание! Так, кажеться, пишут в романах? Ну что молчим, что думаем? — я устало присел к столу.

Светка смотрела в стол и была задумчива, но улыбка нет-нет, да расплывалась на ее мордашке.

— Кать! Поставь, пожалуйста, опять чайку! — я потрогал губы языком.

М-д-я… Дней несколько проходить будет. Пичалька!

Светка увидела и покраснела:

— Юр! Ты прости меня, а! Я не знаю, что на меня нашло!

— Свет! Ну не начинай снова! Ты — молодец и извиняться тебе не за что! Ты как себя чувствуешь? Не болит?

Светка, прикрыв глаза, прислушалась к себе:

— Мне… мне сейчас так хорошо! И в животе — как будто пусто так… как будто я сейчас взлечу, как шарик воздушный… и вроде как — щекотно… как будто бабочки внутри меня порхают и крылышками так… внутри живота задевают-задевают.

Светка снова покраснела, но улыбалась как говорится — «во весь рот!».

— Ты, Кузнецова, сейчас выглядишь, как даун — счастье по всему лицу размазано, — ну Катрин — она такая… Катрин.

— Катюшка! Вот ты мне сейчас скажи — ты что — завидуешь Светке? У человека нет боли. Она — твоя подруга, и вроде бы ты — тоже должна радоваться, вместе с ней. А ты — вот так? — сестра густо покраснела и отвернулась.

— Что-то я устал сильно, девчонки! Сейчас чая попьем, и пойду я…

Посмотрел на свежезаваренный Катькой чай — ага, хорошо! Очень крепкий и горячий! Так… мелькнула мысль. Ага-ага! Где же это? Я пошарился по шкафам и столам — ага, вот! Недопитая бутылка коньяка стояла в тумбовом столе.

— Ты что — пить собрался? — Катька была удивлена и возмущена!

— Нет, не пить — в чай добавить по чуть-чуть, для поднятия тонуса. Говорю же — устал! Вам добавить? — Катька промолчала, а Светка покосилась на нее, — а мне добавь, чуточку.

Плеснул себе и Светке в чашку, посмотрел на Катю, хмыкнул и ей тоже чуток плеснул.

Отпил, посмаковал — само то!

Девчонки начали пить чай не спеша, пробовали вкус. Да его и нельзя было быстро выпить — горячий!

— Ты мне объясни — это что сейчас было? Ты же вроде только боль снять хотел? — Катя, как всегда, дотошна и не очень тактична.

— Вот ведь, какая ты… Ну — боли же нет? Вот Света подтвердит! А остальное… ну — как сказать… Я и сам не ожидал такого эффекта. Ты же врач будущий, и сама девчонка — должна же понимать, что это было? Или нет? — видя, что сестра продолжает на меня требовательно смотреть, — ну, оргазм у Светки был!

— Оргазм? — Катька была ошарашена, а Светка — та как-то с интересом прислушивалась к чему-то внутри себя.

— Ну… кончила она… или как еще говорят — спустила… — что-то говорить мне об этом — не хочется. Я уже и сам понимаю, что этот оргазм — он был лишний в лечении, ага… Если Светка сейчас на него зациклиться — писец! Мне вообще как-то не нравится все происходящее, куда-то не туда наши отношения с девчонками пошли. Вообще — не туда. Я такого не планировал и точно — не хотел!

— Погоди-погоди… как это? От массажа? Это же нужен… ну… половой акт же…, — Катрин, вот же ж.

— Кать! Я же уже сказал — я не ожидал такого. Почувствовал в какой-то момент, что Светка, ну… поплыла… так скажем. Но как-то легкомысленно что ли… решил — ну пусть, что плохого, если девчонка покайфует.

— Покайфует — это что?

— Да… американизм такой… кайф — ну что-то вроде блаженства… как-то так. А про оргазмы — они бывают разные — вагинальные, клиторальные, может еще какие есть — я же не врач сексопатолог. Вот клиторальный — понятно почему так называется, — дождавшись ответных кивков от Кати и Светки, продолжал, — он вовсе и не требует проникновения в вагину. Воздействие оказывается на половые губы, клитор и зону вокруг них. Разное воздействие. Вот как сейчас, например. Ну… или губами и языком, — что-то я под чай с коньячком сильно расслабился, что я несу? Вон какие удивленные и заинтересованные лица у девчонок, у Светки, например!

— Что-то у меня от твоих объяснений вопросов только больше становится! — потрясла головой Катька. Светка тоже — покивала, типа — да, есть такое!

— Ну что еще? Спрашивайте! — я допивал чай, расслабуха накатывала на меня волнами, мне было лениво и хорошо, еще бы низ живота не болел, эх!

— Юр! А сексопатолог — это что за врач? — Светка интересуется.

— По-английски «секс» — это пол. Но есть и еще одно значение — то есть — половые отношения между мужчиной и женщиной. Вот врач и разбирается в них, в этих отношениях, принимает клиентов, дает разные советы.

— Первый раз слышу, что есть такие врачи! — Светка удивлена, да и Катька от нее не отстает.

— Так это не у нас! Это вроде бы за границей — такое… новое направление в медицине! Читал где-то… У меня вот встречный вопрос — Света, а как долго у тебя длятся… эти дни?

Светка, смущаясь, объяснила, что по-разному — от трех до пяти дней. Если пять дней — то боли — вполне терпимые, просто — дискомфорт; а вот если три дня — тогда все — «туши свет!».

— То есть ты — по уровню боли знаешь, как долго они буду идти? — Светка кивнула. Ну вот — своими делами и не займешься, на этой неделе — точно. До трех — огород, потом лечение. Во же, млять!

— Юра! А ты, что — ну… там… врачом был? Ты так разбираешься в этом? — Светке было и интересно, и — «смущательно», ага.

— Нет, Зайка, — вижу, что Светке понравилось такое обращение, — просто там я был человеком, прожившим достаточно долгую жизнь, поэтому — много повидавшем и много чего слышавшим.

— А… ну… женщин — откуда так хорошо знаешь тогда?

— Ну как сказать…, — вот, действительно, как сказать-то? — я же и женат там был…

— Кобелем он там был, Светка! Что — скажешь не так? — Катька — это само ехидство!

— Ну… можно… и так сказать. Права ты, Катюшка! Ладно, красавицы, пойду я!

Бабушка была возмущена тем, что по приходе к ней — я отказался есть. Отговорился тем, что устал на огороде, и солнышком еще, наверное, напекло. Но мои губы она — увидела:

— Эта чё тако! Подралси с кем опять? С Крестикам опять? — я кивнул, — от же дурни хде! Вот вроди и лет вам уже… вроди и парни скора, а ума — как не было, так и нет! Чё вас мир-та ни бирёт? Чё вы все диретись и диретись! Вот жа беспути где! Вот жа телепни! И ведь с самава детства такои у вас!

Я, слушая причитания бабы, завалился на диван. В голове — звонкая пустота. Толи от коньяка, толи от пережитого. Вот еще и внизу живота — ноет и ноет! Но — быстро уснул!

Проснулся я сам, часа через два, по ощущениям. Пах уже унялся и боли я не чувствовал. Это — хорошо! А от пустоты в голове, есть у меня средство.

Я «прозевался», налил и выпил стакан молока и пошел в сарайку. Свой спортзал. Нужно вечерами заняться всеми расчетами. Дом я не смотрел еще, но основное — помню. Что там и как.

Ах, да! Сегодня же дядь Вова должен прийти, мы с ним договорились обсудить покупку мотоцикла. Точно. Так, пока займемся физкультурой.

Когда я услышал, как стукнула калитка и пару раз гавкнул пёсель, я уже активно прогнал весь возможный здесь комплекс, размялся и даже постучал кулаками в старое седло. Поэтому, когда вышел из сарая, пот с меня стекал каплями.

— Здрасти! — поприветствовал я дядю, Галину и Лизку. К дядьке подошел — поручкаться.

Какие они — разные! Дядька мой, по местным меркам, конечно — красавелло! Хоть ростом — невелик, так, средний у него рост — примерно метр семьдесят пять — метр семьдесят восемь… до ста восьмидесяти явно не дотянул. Сейчас одет — по местной моде: штаны в заднице — почти в обтяжку, с кармашками врезными у пояса, а внизу — «клеши» конкретные! Рубаха с воротником «ослиные уши», пестрая! Волосы удлиненные, не совсем длинные, но уши прикрывают. Усов у него, как у дружка его, дяди Юры Жилкина, нет, но вот «баки» — в наличие! Первый парень на деревне!

Галина — та одета вполне стильно: довольно узкое, но не «в обтяжку» светлое платье, в мелкую вертикальную полоску. Платье примерно до середины бедра — красивые смуглые ножки не закрывает. Без рукавов платье — летнее, руки у нее тоже очень красивые — в меру полные, мышцы иногда проглядывают. И шея… шея, как говорится — лебединая, высокая такая…

Он, дядька — получается — местный такой франт, провинциальный. А она — и в столице бы смотрелась очень к месту. Я так думаю…

Оп-па! А у дядь Володи тоже губы, как пельмени! Тоже целовался с кем или что?

Видя мой удивленный взгляд, дядька, посмотрев на меня, засмеялся, поморщившись:

— Во, племяш! Теперь мы и впрямь с тобой — похожи, как братья! Оба — Поли Робсоны!

А вот Галина смотрела с удивлением! Дождавшись, пока дядька и Лиза уйдут в дом, спросила:

— Это ты где так? Или, что важнее — с кем? Только — не рассказывай, что подрался! Это вон — Володе можешь «брехать» или бабу Машу — обманывай!

— Да… Катя попросила Светке помочь. У нее, во время месячных — боли сильные. Вот я и помассажировал Светку, да перестарался… — я попытался отмахнуться и ничего не объяснять, но Галина продолжала требовательно смотреть.

— Ну что, что? Пока массажировал… может — перестарался, говорю… Светка… ну — в общем, «потекла» она. Ну я «с дуру» — и погладил там, приласкал… в общем — кончила она… ну — спустила…, а когда она… ну — в общем, кричать затеяла — я и поцеловал ее, чтобы не слышно было. Вот она и покусала!

— Так тебе, дураку и надо! Так и надо! Ой, дурак! Ой, дурак-то где! — Галина от переживаний, даже рот рукой прикрыла и головой покачала, — ты чем думал-то?! А-а-а-а, понятно, чем ты думал! Ты что же творишь-то, а? Что ты творишь, спрашиваю? А если она сейчас — каждый раз тебя об этом просить будет? Ты что же — пенёк, не знаешь, что для баб это — как валерьянка для кошек? И так-то — далеко не каждый раз это с бабами случается, да и не с каждым мужиком получится может?! Многие бабы и за всю жизнь такого не испытают, а тут девчонка-малолетка! Да и Катька рядом была. Была ведь? Ну и что, что выходила! Они же сейчас пошепчутся, Светка ей во всех красках нарассказывает… И что дальше будет? А? Что будет, я тебя спрашиваю, тупездень? Ведь не мальчишка же — понимать должен!

«Ага… понимать-то должен, да… Да вот периодически — как отшибает у меня весь опыт и память эту! Одни эмоции и «хотелки» минутные!»

— Галь! Да не знаю я, как так получилось! Вообще думал — ну пусть девчонке удовольствие будет. Сейчас-то уже понимаю, что зря все это сделал!

— Она хоть целкой-то осталась? — Галина чуть успокоилась, спросила шепотом.

— Да я и не лез туда… так только… сверху да вокруг поласкал, — на меня накатило понимание той жопы, куда я сам себя загнал.

— Вот-вот! Думай теперь, как дальше тебе жить! Балбес! Вот думала же я — поговорить с тобой, да по серьезному! И ведь все оттягивала — то работа, то суета разная. Дотянула, блядь! — я с удивлением и интересом посмотрел на Галю — впервые слышу, чтобы она материалась.

— Что смотришь? Матерюсь? Я же тоже человек, и злится умею, и нервы у меня есть! Вот что теперь… Ладно, поговорю я с девчонками, постараюсь втемяшить им в головенки. Они вроде бы ко мне… вроде бы чуть сдружились мы. Прислушиваются. И ты — тоже подумай, дятел!

— Галь! А что теперь… ну… мне же еще два дня ей эти боли снимать, мы же договорились? Да и потом…

— Лекарь, блин! Ну что делать, что делать! Попросит — так, приласкай, что ли… Вот только не вздумай лезть туда своим сморчком! Только попробуй! Я тебе устрою — веселую жизнь! — Галя снова разозлилась, глаза — засверкали!

Мне стало интересно:

— Слушай, а что ты так за девчонок переживаешь? Как за своих родных? Ну — мало ли… кто и когда… начинает…

Галина чуть успокоилась, подумала и сказала:

— Да жалко мне их… Я же сама…, — Галя махнула рукой, — ладно — я тоже в этом возрасте понаделала многое, о чем сейчас… да — пусть так — жалею, да! Да и не чужие вы мне стали. У меня же до вас… вот только бабка одна и была, вроде родни. А тут вроде бы и отношение ко мне… почувствовала, что семья у меня стала образовываться, не только муж… но и родня есть.

— Пусть и такая, придурковатая, как некоторые — это она про меня добавила.

— А что у дядьки с губами — подрался, что ли?

— Да… есть у нас в Дорстрое один… все клинья ко мне подбивал, придурок! Потом — вроде и успокоился. А вчера — идем с Володей, после работы, в магазин… и этот выруливает, крепко поддатый. Вот и понесло из него, гавном разным! Ну — Вова и поддал ему, хорошо так поддал! Не посмотрел, что тот и поздоровее будет! Только вот — и самому чуть прилетело.

— Ладно… Пойдем в избу. Но разговор у нас с тобой — еще впереди, понял? Только, вот как, и где поговорить-то, чтобы внимание не привлекать? Ладно, подумаю, пошли, — и мы зашли в дом.

Во время ужина о делах не говорили. Так… перешучивались о разном, хвалили бабы Машину стряпню, дядька о работе рассказывал.

— А чё, Вовка, чё рейсы-та у тибя всё по гораду и по гораду? Дале та не ездиш? В деньгах патирял, нибось? — баба интересуется благосостоянием дядькиной семьи.

— Ну… тут, конечно, платят поменьше, чем на дальних. Я думаю сейчас в ремонт встать. К уборочной машину подготовлю, да там — поработаю, вот в деньгах и наверстаю.

Шоферам платят за тонно-километры, так и сейчас, и в будущем, когда я сам уже «баранку крутил», если шофер — не на окладе. И на «дальняке», конечно, получаешь — больше. Времени на перевалки не теряешь. Но дядька прав — если он подготовит машину и на уборке будет не «хреном груши околачивать», да в ремонте стоять, а — «впахивать» — реально получить очень и очень неплохо! Я и сам так делал — потом, в конце семидесятых и начале восьмидесятых. Очень неплохо получалось!

Лизка, дочка Галины, уже освоилась здесь и бабу Машу — называет бабой, не «дичиться». Что та — только приветствует! Не «сюсюкает», но разговаривает с ней часто и с теплотой. Со мной она так — не разговаривает, ага! Лизка частенько тут целыми днями — у бабушек. То здесь, то — у бабы Дуси, вместе с бабой Машей.

Тоже — вот же «выжига»! Внешне — кукла-куклой! Такая — ладненькая, смуглая, с двумя хвостами и бантами. Галя ее балует, одевает — лучше, чем принято в поселке. Вот и сейчас Лизка — в светлом платье, по моде девчонок — по длине — только попу прикрыть! Гольфы тоже кремовые, на ладных ножках! Хвостики-бантики — пай-девочка, ага! Только вот, когда баба Маша и Галина не видят — она мне и «моськи» строит, и язык показывает. Глазенки карие, живые такие, и бесенята в тех глазенках — так и скачут!

Похоже, дядька в ней — души не чает! Они постоянно перешептываются, что-то обсуждаю, посмеиваются. Сидят рядом.

Сейчас сложно сказать — какая она будет в будущем. Бывает же, что девчонки-ангелочки, когда вырастают — ничего особенного из себя не представляют! И наоборот — вроде была девчонка — гадкий утёнок, а потом такая пава вырастает — что ты! Но сейчас этот бесенок — хоть на картинку, хоть в «Ералаш» ее — на роль такой… головной боли для родителей и учителей! А «Ералаш» есть уже или нет?

— Лиз! А ты как в школе-то учишься? — я обращаюсь к «шилопопой».

— Вот вроде бы и не старый еще, а памяти — уже нет! — это она сейчас дядьке говорит, даже не взглянув на меня, потом переводит взгляд, — я же уже говорила тебе, что учусь я на «отлично»!

— Ну… может и говорила, да вот — на голову я слаб! Болеет у меня голова! — я стараюсь не улыбаться, глядя на нее.

— Голову — ее лечить нужно! — взрослым, даже — менторским тоном выговаривает мне пигалица, — сейчас запустишь, потом совсем беда будет!

Дядька довольно фыркает, глядит на меня победно: «Знай наших!». Галина пеняет дочери, что вежливой нужно быть со старшими.

— Ха! Это он, что ли старший? На сколько лет? На пять? Ф-ф-ф-ы-ы-ы! — высказывает она пренебрежение разрывом в наших годах.

— Лизка! Прибери язычок, накажу! — Галина смотрит на дочь строго.

В ответ на это, Лизка подбирается по скамье поближе к дядьке:

— Хозяин в доме — мужчина! Вот! И защитник тоже он! — ну да, такая не пропадет! Вон как ее дядька приобнял-укрыл от гнева матери.

Потом мы договариваемся про мотоцикл. Дядька говорит, что с Жилкиным, на машине съездят и купят сами — и выберут, и привезут. Мое присутствие — не обязательно, а только мешать будет.

— Дядь Вов! Только по комплектности — не пропустите ничего! Внимательно — прямо по паспорту проверьте! Если какие-нибудь дополнительные «примочки» будут — тоже берите! — объясняю дядьке, что такое «примочки» — он понимает сразу, только фыркает на само слово.

— И еще. Где-то слышал, что в паспорте указывается дата выпуска. Нужно смотреть, чтобы дата была в середине квартала. Вроде бы — к концу квартала план начинаю гнать, вот и брак часто выходит!

Дядька, подумав, соглашается — что да, такое возможно.

Потом бабушка, долго гремит замками и засовами, достает из какого-то сундука деньги, которые ей принесла мама. Мы все в этот момент сидим на кухне, и даже занавеска в комнату бабушкой опущена и тщательно задернута!

— Тайна вклада гарантируется бабой Машей! — шепчу я всем, чтобы баба не услышала. Галина фыркает, прикрыв рот рукой, дядька — ржет, тоже закрываясь, чтобы не услышали.

— Юрк! — подает голос из комнаты бабуля, — скажи ишшо раз, скольки нада?

— Триста пятьдесят, баба! — я чуть накидываю от стоимости мотоцикла — на всякий случай.

— Ох ты, госпади, деньги-та каки, эта ж чё за дила таки, таки деньги за драндулетку эту платют! — бабушка ворчит.

Дядьке, удивленному «надбавкой», объясняю, зачем — больше:

— Может быть запчасти попадутся какие дефицитные?

— Да там, в «Спорттоварах», у ме… — тут дядька замолкает, потом чуть испуганно кидает взгляд на Галю, — у Юрки Жилкина… продавщицы знакомые… ага…, посмотрим, что там и как! Возьмем, если что-то подвернется.

— Ну конечно же попадутся запчасти, как им не попасться-то, если два таких славных парня в магазин придут! — Галина смотрит на дядьку пристально, тот смущается, — если у Юрки — продавщицы знакомые!

«Да-а-а… дядя! Язык наш — враг наш! Нужно следить за ним, ага!».

Но — чувствую, ничего серьезного дядьке не будет. Галина чуть посмеивается, отвернувшись. Уже уходя, Галя, чуть придерживает меня в сенях, и пребольно ущипнув за задницу, шепчет в ухо:

— А поговорить нам все-таки нужно! Обязательно!

Что-то мне уже хочется всеми способами избежать этого разговора.

Выйдя на крыльцо, я, увидев дядьку с Лизкой на плечах, что-то с ней обсуждающего, и смеющегося, спрашиваю негромко:

— Смотрю — сошлись они хорошо! Здорово же, да?

Галина с улыбкой смотрит, и с некоторой досадой говорит:

— Да балует он ее! Разбалует — она совсем на голову сядет! Все — Лизанька, да Лизанька! Тю-тю-тю, сю-сю-сю… Я уж думаю — ревновать его начать или нет? Шучу-шучу…

Трум-пурум-пу-пум-пу-пум! Каждое утро… встаю, позевывая и потягиваясь… еще не открывая глаз, нашариваю спортивные штаны и футболку, натягиваю их на тело, плетусь в кухню. Бабушка уже встала, где-то в ограде… в стайке небось, где же ей еще быть! Ей и корову надо напоить пойлом, подоить ее, потом и молоко процедить, и разлить по банкам. А потом еще — помыть подойник, и марлечку, через которую цедит — состирнуть!

Уже когда корову погонят в стадо, дед почистит в стайке, вытянет из кормушки недоеденное сено — как называют — «объедья»!

Корову в стадо гонят — к семи утра. Я стараюсь со стадиона вернуться позднее, чтобы и корову самому не гнать, и не встретиться с многочисленным поголовьем скота на пути к оврагу, через который все спускаются на луга. И — с хозяевами этого поголовья. Чаще всего коров гонят старики и старухи, но бывает — и мужики, что реже, или женщин — что чаще. Или дети — разных возрастов. Совсем уж маленьких ребятишек гонять коров не отряжают — коровы, ведь они тоже разные. Одни — уже старые коровы, спокойные, даже — флегматичные, сами идут по изученной годами дороге. Другие — дурные, так и норовят куда-то в сторону податься. А молодняк — те вообще — диковатые, все пытаются скакать в разные стороны. Как тут ребенок до десяти лет с ними совладает?

Но бежать навстречу этому потоку скотины и людей — не стоит. Мало ли какая коровенка испугается, да понесется куда глаза глядят? Наслушаешься тогда про себя, у-у-у-у! И так уже «притчей во языцех» в поселке стал! Лишний раз встречаться с местными обывателями — ну их! Не, я к ним так-то нормально отношусь, но — все-таки! По этому же поводу я отлыниваю от перегона коровы. Пару раз раньше, чем надо прибежал: «Юрка! Корову в стадо отгони!». Ну — отогнал, да! Но по пути и туда, и обратно, постоянно ловил взгляды некоторых, как правило — бабулек. Мне оно надо?

А так — даже лучше! Более интенсивную тренировку провожу. Прикинул — уже вплотную приблизился к «трешке». Кэмэ… имею в виду. С перерывом на занятия, но в целом, за утро пробегаю чуть меньше названной дистанции. Неплохо, да! Скорости я, конечно, не держу — все же это разминка, а не соревнования, но «физику» — нарабатываю! Для двенадцати лет — «трешка» — само-то дистанция!

Так вот… встаю, значит, выпиваю стакан молока из крынки, закрытой полотенчиком, и — побежали-побежали. Уже по возвращению, восстановив дыхание, сажусь плотненько завтракать. Как я не нахваливаю стряпню бабушек, все же они стряпают любимые мной пирожки, блины и прочее — далеко не каждый день!

Поэтому, в повседневном режиме, мой завтрак — это здоровенная кружка крепкого и сладкого чая, и — ломоть хлеба. Надо сказать — далеко не тонкий, ресторанный кусочек хлеба, а такой — «хозяйский» ломоть, сантиметра три толщиной, не менее. Этот ломоть я густо и не жалея, намазываю домашней сметанкой. Ага — из банки! Сметанка эта, как правило, свежая, на днях приготовленная бабой Машей. Желтоватая и очень густая — ложку ткни в банку, и ложка эта будет стоять, аки постовой у поста намбэ ван, у мавзолея нашей Родины!

Не знаю точно, когда, но моя тетя Анна, пользуясь тем, что работает в Красноярке, в ОРСе леспромхоза, смогла достать и купить для бабушек жуткий дефицит в это время — электросепаратор «Урал». И теперь бабулям легче стало жить — они по очереди сепарируют молоко, получая сливки. Потом уже из них настаивают сметану. Правда, вот масло сбивать, им приходится вручную, по старинке — тряся банку в руках. Меня тоже не один раз пытались привлечь к этому делу, но терпения у меня на это — ни хрена не хватает! Баба Дуся еще и перетапливает потом полученное масло, выпаривая из него воду. Масло получается очень густым — темно-желтым и крупинками. Очень вкусным.

А вот баба Маша — не перетапливает, говорит, мол, «чё иво тапить — мы и так иво съедим быстра!».

Х-м-м… вот маслобойку ручную им что ли подогнать? В природе они уже давно существуют, только вот — в продаже их хрен найти. А что там особо выдумывать — обычная кастрюля, только крышку нужно через резиновую прокладку закрывать очень плотно. Принцип — вон как у фляг металлических взять. В центре крышки — дырка, через которую внутрь кастрюли вставляется шток, от штока — две оси с лопатками. Сверху крышки — рукоятка, как на мясорубке. Крутишь ручку, внутри шток крутится и раскручивает лопатки — в разные стороны. Нет, так-то, конечно, нужно все посчитать, прикинуть…

И я даже знаю, кто мне все это сделает! Не бесплатно, само собой — заплачу сколько нужно! А сделает это — отец Славки Крамера. Он мужик рукастый и изобретатель. Постоянно с чем-нибудь в сарайке возится. Все что-то рассчитывает, потом — воплощает в жизнь. Ему это интересно. Помню в той жизни, он мне шлем-колокол самодельный слепил. И очень даже неплохой шлем получился — красивый, очень аккуратный, с забралом из оргстекла. И что самое главное — таких ни у кого не было! Это же не магазинные шлемы — тоже дефицит, но все-таки они были у многих. А у меня был этакий рыцарский шлем! Темно-коричневого цвета, с ребром жесткости по верху шлема, как у греческих гоплитов — вроде такие у них были шлемы, если не путаю! С отполированным забралом, которое бликовало на свету, и через него лица было не разглядеть! Один недостаток был у шлема — очень душный, вентиляция была явно недостаточна.

Ага, назад, к сметане, да…

Баба Дуся иногда приторговывает сметаной — все к бюджету семьи. Она вообще — скуповата бабуля. Сметану я мажу, если и тоньше, чем сам кусок хлеба, но — не сильно тоньше! И вот это я, не торопясь, поглощаю. На работу мне только к девяти часам, поэтому торопится не нужно. Иногда и дед присоседивается ко мне, в плане завтрака.

— Я смотрю, ты, Юрк, к «купчику» пристрастился. Те ни вредна такой-та чаек пить? — «купчик» — это такой крепкий чай — далеко не зоновский «чифирь», но и не «липтон». Купчиком чай может называться, если по цвету он позволяет засунуть в стеклянный прозрачный стакан с чаем чайную ложку, и ее, эту ложку — через чай — не видно. Вот так!

Иногда я «гашу» этот чаек свежим молоком или сливками. Ну — сливками — это перебор. Домашние сливки, они такие — от той же сметаны по вкусу отличаются не сильно, только более жидкие. А я не люблю, когда на поверхности чая плавают кружочки жира. Поэтому — молоко. Когда чай правильно заварен, да «погашен» домашним молоком, вкус он приобретает такой… Не сказать — какой вкус… Что-то на карамель походит, что ли? И цвет — насыщенный, ближе к оранжевому.

— Да нет, деда. Это же не «чифирь». Просто крепкий чай.

— Ну да, ну да… Тока недалико ушел, ага…

Через какое-то время после своего прибытия сюда, когда уже пришел в себя, будучи посланным в магазин бабушкой, я рассмотрел в магазине все чаи, которые были и прикупил сразу несколько пачек. Ух как бабушка ругалась! Что ты! «Чё делаш? На кой чёрт стольки чая купил!».

Но выслушав все, что она обо мне думает, я пораскрывал все пачки с чаем и, рассортировав их, набодяжил смесь из крупнолистового черного, мелколистового же — черного, и зеленого чая. Исходя из пропорций — половина — крупнолистового, еще две трети от половины — мелколистового, и остатки — зеленого. Да — еще при сортировке — крупные палки — повыкидывал!

Потом, добившись у бабы разрешения самому заварить чай, заварил — по-своему. Бабушки, а баба Дуся присутствовала при моем «колдунстве», — отказались пробовать такой чай. А деды — прихлебывая, оценили.

— А чё! А ниплоха, Юрк! Добрый чаек получился! Ты мне-ка отсыпь, вон в банку, домой, ага! — дед Гена был более разговорчив при апробации.

Дед Иван — тот только кивнул, «ага, мол, ниплоха!». Я еще объяснил деду Гене, сколько нужно сыпать такой смеси в заварник. Что заварник, перед этим, нужно промыть, а перед засыпкой чая — обдать кипятком. И потом, уже заваривая смесь, кипятком заливать заварник не до крышки сразу. А в два этапа — сначала, чуть больше половины, а потом уж, через пару минут — до полного. Предупредил, что, если по-другому делать — за результат я не ручаюсь.

С тех пор чай у бабы Маши — завариваю только я. Та, с какой-то не очень понятной мне ревностью так и сказала:

— Вот всю жисть пили чай, а токма Юрка нас, убогих, научил его заваривать праильна! Вот и заваривай сам!

При этом, постоянно вижу, что они, с бабой Дусей, мой чай пьют — правда, без комментариев. Я вообще чувствую, что, чем быстрее мы решим вопрос с домом — тем лучше. Толком не помню, как уж ко мне бабушка относилась раньше, предполагаю все же — что хорошо! но кажется, что сейчас — стало хуже.

И судя по тому, как дед Гена никогда не отказывается испить чайку у бабы Маши, баба Дуся — «забила» на мои объяснения и рецепты заварки. Вообще складывается ощущение, что мои отношения со старшими родственниками — мужчинами, лучше, чем те же отношения — но с женщинами. По причине того, что мы с мамой по факту сейчас проживаем раздельно, я не понял — как она сейчас ко мне относится. Но вот с бабушками… Как там часто писали в статусах «пабликов» женщины — «все сложно!».

Все переживания по поводу каких-то причин, откладывающих осмотр и покупку дома, и — начало ремонта, меня не слабо так — «вымораживают». Вообще, как мне кажется, старшее женское население нашей семьи — не очень благосклонно воспринимают все мои «успехи» на благо родных. Как-то, думаю, все укладывается в ту теорию, которую нагородила им чертова Гнездилиха! И это тоже не слабо так — бесит! Типа — вот если бы жили как раньше, пусть и хуже, то было бы — лучше!