Чёрная река

Глава 24. Горка

Вязкий, тягучий воздух заколыхался, ощутимо сдавливая кожу и выжимая воздух из груди — и подался в стороны, выплюнув летуна в затянутое тучами небо. Нингорс расправил прижатые крылья, вдохнул полной грудью, отфыркиваясь, как будто вынырнул из воды. Тёплая водяная взвесь осыпала руки Кессы, и Речница открыла глаза и выпрямилась, оторвавшись от мохнатого загривка Нингорса. Она долго пролежала без движения на его спине — ворсинки отпечатались на коже…

— Рат! — крикнула она, оглядываясь на стену вязкого тумана. — Сколько же мы летели?

Внизу топорщилась жёсткая серо-жёлтая трава, обступившая редкие островки низкорослых хвощей. В их тени серебрились ветви холга — но у мха уже не было сил сплестись в непроходимые заросли, и трава теснила его. Тучи горами ползли по небу, набухая тёмной влагой, откуда-то уже тянуло мокрым ветром.

Кесса вдохнула его и зажмурилась, восстанавливая в памяти счёт дней.

— Река моя Праматерь! — выдохнула она. — Нингорс, сейчас середина Иттау! Праздник Крыс уже миновал!

— Вот горе-то, — буркнул хеск. Он летел всё медленнее, шумно втягивал воздух, принюхиваясь к чему-то, и по его крыльям пробегала нервная дрожь. Кесса встревоженно огляделась по сторонам, заглянула под крылья, но не увидела ничего. Только ветер внезапно поменялся…

— Ау-у-уо-о-оррх!

Нингорс с воем рванулся в небо. Кесса вскрикнула — ледяной вихрь промчался под его крылом, и мех покрылся инеем, и ступня Речницы вмиг окоченела. Навстречу, рассекая облака, летел серебристо-серый дракон, а за ним — стая огромных когтистых птиц и жутких тварей с перепончатыми крыльями. Вырвавшись из тучи, они брызнули во все стороны, живым облаком окружая Нингорса. Но он не стал ждать, пока их кольцо сомкнётся.

Зелёные лучи впились в драконью шкуру и рассыпались жгучими искрами, чудище взревело, выдыхая холодное пламя, Нингорс кувыркнулся через крыло, пропуская огонь над собой. Драконья чешуя зашкворчала, чернея от страшного жара. Птицы стаей кинулись наперехват, метя когтями в крылья Алгана.

— Ал-лийн! — водяной шар взорвался в галдящем летучем клубке. Нингорс сложил крылья и врезался в грудь дракона с такой силой, что ящера опрокинуло. Он хлестнул хвостом, отшвыривая Алгана, развернулся, выравнивая полёт. Лучи ударили его в бок, зашипели на крыльях. Крылатая гиена вцепилась ему в загривок, вырвав кусок шкуры, и челюсти дракона клацнули в воздухе впустую — Нингорс нырнул под него и цапнул за брюхо. Дракон ударил крыльями, выгнул шею, с рёвом втягивая воздух, мех хеска встал дыбом над раскалившейся кожей — и ящер, захрипев, выплюнул лишь облако пепла. Челюсти Нингорса сомкнулись на основании драконьего крыла, с хрустом раздирая сустав.

— Ни-куэйя! — крикнула Кесса, отмахнувшись от огромной птицы — разъярённая тварь нацелилась когтями на Нингорса, но луч опалил её и заставил метнуться в сторону. Кессу бросило вниз, она повисла на поводьях, а спустя мгновение снова шмякнулась на спину Нингорса. Тот, хлестнув по дракону яркой вспышкой, вновь вынырнул над его спиной и упал камнем на колючий хребет, раздирая клыками чешую.

— Ни-ку… Ай!!!

Когтистые лапы со скрипом вцепились в куртку. Летучая тварь ударила клювом по макушке Речницы, да так, что в глазах потемнело от боли. Кесса выхватила длинный нож, наугад ткнула за плечо — тёплая жижа брызнула на шею, за спиной заскрежетали и забулькали, когти заскребли по доспеху. Кесса ударила ещё раз — и лапы разжались. Нингорс качнул крыльями, Речница охнула, повисая на одной руке. Пернатый клубок скатился с её плеч и пропал в бездне.

Нингорс с пронзительным воем перевернулся через крыло и нырнул в тучи. В небе полыхнул белый огонь, и с громовым раскатом на долину обрушился ливень. Капли хлестали по лицу Речницы, смывая чужую кровь, скатывались по перепончатым крыльям хеска. Впереди, заваливаясь на повреждённое крыло и отчаянно махая хвостом, летел серый дракон — прямо к расплывчатой границе. Ещё мгновение — и многоцветная дымка поглотила его. Кесса огляделась и не увидела крылатой стаи — только чёрные точки, стремительно тающие в облаках. Нингорс завыл, и затряс головой — дождь залил ему уши.

— Ал-лийн! — Кесса, убрав кинжал в ножны, растянула над хеском водяной щит. Алгана медленно, выписывая круги над долиной, шёл к земле. Кесса взглянула на его крылья и увидела, что края перепонки разодраны в клочья, и вода, скатываясь по ним, краснеет.

Внизу, в посеревшей траве, прибитой дождём, лежал мёртвый хеск — отчасти птица, отчасти — человек. Дождь смыл кровь с пронзённой шеи, но Кесса сразу увидела глубокие колотые раны — белое жало разило без промаха…

— Теперь Волна идёт и по небу, — фыркнул Нингорс, подходя к убитому. Он прихрамывал — чьи-то когти располосовали лодыжку.

— Эта её часть уже никуда не пойдёт, — сказала Кесса, глядя на туманную границу. — Ты победил дракона!

— Толку-то, — угрюмо отозвался Нингорс. — Он в Волне. Как был, так и остался.

— Но как?! — изумлённо мигнула странница. — Ты же ранил его…

— Я чую Агаль, детёныш. И в нём он был, — Алгана снова фыркнул и утёр лапой усы. — Разве что другие летуны, когда он удрал… И то — Элиг их знает, детёныш. Я бы не поручился.

Он склонился над мёртвым хеском, легко поднял его за крыло и сомкнул челюсти на его горле, рывком ломая позвонки и раздирая плоть.

— Ты растёшь, детёныш, — сказал Нингорс, ухмыльнувшись, и бросил мертвеца к ногам Кессы. — Твоя первая добыча. Ешь.

Перья хлестнули Речницу по ногам, и она отступила, поспешно отводя взгляд. «Ещё немного — и он мог бы жить,» — подумала она и стиснула зубы. «Спастись от Агаля и жить…»

— Не буду, — сказала она. — Ешь ты, Нингорс. Тебе надо заживлять раны.

— Эррх, — Алгана опустился в траву, зубами и когтями раздирая пернатую шкуру мертвеца. — Этого мне мало. Надо найти настоящую добычу…

Кесса сидела рядом с ним, отвернувшись, и гром не смолкал над долиной, но всё равно было слышно, как Нингорс хрустит птичьими костями. Где-то вдалеке подал голос Войкс, и падальщик на другом краю равнины ответил ему.

— Небо светлеет, — сказал хеск, набирая в ладони дождевую воду и вытирая морду. — Летим. Я чую — где-то здесь еда.

Ветер хлестал по истёрзанным крыльям, трепал облака, и тучи, изливая на ходу остатки влаги, неслись прочь от границы. Небесная тина и стаи ро, её сопровождающие, не успевали за облаками и растерянно покачивались в небе. Внизу серая трава вспыхивала в ярком солнечном свете россыпью битого стекла. Нингорс глубоко вдохнул и развернулся в воздухе, облетая по кругу жалкий клочок леса — зелёный холм, поросший невысокими хвощами и узколистным папоротником. Из-под деревьев, чудом выживших вдали от родных жарких болот, виднелись привычные листья и ветви серебристых ив.

Десяток ящеров-падальщиков, тяжело взмахивая крыльями, поднялся в небо. Нингорс, сердито рявкнув им вслед, приземлился рядом с безжизненной тушей алайги. Стряхнув со спины Кессу, он обошёл тело по кругу. Речница, неосторожно втянув воздух, прикрыла нос ладонью и попятилась — алайга лежала на жаре не первый день, и вонь гниющего мяса, слегка прибитая дождём, снова клубилась над тушей. Падальщики, усевшись на дерево, недовольно перекликались, но улетать не спешили.

— Зачем алайга вышла из леса? — вслух подумала Кесса, разглядывая тело. Задних лап и хвоста у ящера не было, и их не падальщики отгрызли, — они были отрублены чем-то, способным дробить кости, и рубивший спешил и не хотел разбираться в устройстве суставов.

— Смотри сюда, — Нингорс показал на бока и брюхо алайги. Кесса подошла и увидела глубокие колотые раны — кто-то тыкал копьём, будто в остервенении, пронзал уже мёртвое тело. Через дыры падальщики повыдергали внутренности, но шкуру алайги порвать не смогли — даже клыкам Нингорса её толстая кожа поддавалась с трудом. Хеск зашёл со спины, прижал тушу рукой и впился зубами в мясо. Кесса охнула.

— Нингорс, она же тут неделю тухнет! Разве это едят?!

— Умммррх… Всего три дня, — отозвался хеск, ненадолго выпустив кусок из пасти. — Кто-то ест — вон, лапы отрублены. Вчера, не то сегодня. Ешь, Шинн, этот ящер только-только размяк.

«Кто его убил?» — Кесса огляделась по сторонам, но на жёсткой траве, прибитой ливнем, не осталось следов — даже самой алайги, не то что хищников с копьями. «Отчего не забрал шкуру, бросил мясо стервятникам? Неужели и тут прошла Волна…» Кесса поёжилась и подошла к Нингорсу — с ним было спокойнее.

Алгана не спешил — дождь успел начаться, закончиться, ненадолго выглянуло солнце, и снова на Рат обрушился летний ливень. Осмелевшие падальщики устроились у задней части алайги, выхватывая куски мяса из ран на месте лап и хвоста. Кесса забралась под папоротник и съёжилась у его корней, вспоминая, как такой же ливень настиг её у кислотного озера Кинта, а потом едва не смыл целый город. «Непросто Нингорсу будет летать в такую-то погоду,» — невесело подумала она. «Может, и Волна приостановится?»

Где-то на берегу Великой Реки ловили Листовиков, и Праздник Крыс уже миновал, — если только перед Волной решились праздновать его… Кесса встряхнулась, отгоняя тоскливые мысли, огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь радующего, но нашла только высоченный велатовый куст, выросший вровень с деревьями. Жёсткие прослойки коры свисали с его стволов, но от мягких светло-бурых полотнищ не осталось и следа, — их содрали до последнего клочка, даже на живом стволе виднелись царапины — кто-то и его хотел ошкурить, хотя неотмёршая кора ни на что не годилась. «Да, тут, наверное, часто бывают жители,» — покачала головой Кесса. «Тут ни один листик не залежится!»

Нингорс, насытившись, покатался по мокрой траве и, покончив с умыванием, заглянул в тень папоротника. Тёмные листья пучками прорастали из-под корней. Хеск, свернув из широкого листа кулёк, набил его тёмной пахучей травой и привязал к поясу. Кесса, учуяв знакомый запах, поморщилась.

— Зачем ты ешь эти листья? От них тебе худо…

— Худо от полного брюха чешуи и шерсти, — отозвался Алгана. — Они впрок не идут. Ты хоть что-нибудь поела?

— Да, у меня много еды, — Кесса показала узелок с варёными бобами и пучок тёмных прокопчённых полос мяса, похожих на палки — и на вид, и на ощупь. Нингорс обнюхал все припасы и фыркнул.

— Будешь жарить это мясо? — он кивнул на мёртвую алайгу. К ней уже слетелось полсотни стервятников — дождь кончился и больше не смывал их с неба.

— Оно тухлое, — покачала головой Кесса. — Странно, что оно лежит тут, и никто не убрал. Тут жители часто бывают…

Она указала на ободранный ствол велатового куста. Нингорс шумно принюхался и повернулся к лесу спиной.

— Пахнет корабельным дымом и злыми хесками, — ухмыльнулся он.

— Волна?! — вскинулась Кесса. — Нингорс, ты можешь лететь?

Чёрный дым столбом поднимался над чахлыми хвощами. Пахло гарью, но не тлеющей листвой или ветками, — запах был тот же, что на переполненных вайморскими повозками улицах Хеша. Не увидев за лесом огня, Кесса облегчённо вздохнула, — а потом из-за ветвей показались продолговатые воздушные шары, с шипением выпускающие пар, и ярко раскрашенные резные борта летающего корабля. Это был бескрылый хасен с высокими бортами и широкой палубой, сплошь заставленной плетёными ларями и заваленной связками брёвен. Там, где осталось немного места, громоздились пучки длинных тонких листьев, выгоревших на солнце до желтизны. На корме, на последнем свободном пятачке сидели, расстелив перед собой циновку, Варкины в тёмных накидках. Зыбкая тень хвощей прикрывала их от солнца, но не от полуденной жары, и они, вытащив из связок жёлтые листья, лениво обмахивались ими. У корабельной печи стоял, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ещё один Варкин с рогулькой наперевес. Едва Нингорс направился к земле, хеск заглянул в печь и вытащил горшок с тёмной водицей. Горьковатый запах разнёсся над маленьким леском. Варкин, стараясь не обжечься, разливал отвар по чашам, соплеменники обмахивали его листьями. Корабельная печь с натужным свистом выплюнула облако сажи, шары над ней вздулись и затрепетали, из-под борта долетел гневный вопль, и на палубу взобрался ещё один Варкин, потрясая кулаком. Обрывки его возгласов долетели до Кессы, но она не вслушивалась — тут, на опушке хвощаника, было на что взглянуть, кроме корабля и недовольного хеска.

На границе тени и ярко освещённой степи лежал огромный пернатый ящер, дымчато-серый, с россыпью чёрных полос и крапин на блестящих боках. Длинные перья на лапах и хвосте отливали медью и багрянцем. Он лежал на боку, прижав к светлому брюху когтистую лапу. Чуть изогнутые жёлтые когти, длинные и блестящие, как стальные мечи, едва заметно вздрагивали. Бока зурхана тяжело вздымались, и он протяжно вздыхал. Что-то клокотало в его горле, и трава под пастью побелела от пены.

— Венгэтский зверь, — заметил Нингорс, углядев на длинной шее зурхана широкий ошейник с тёмными камешками.

Тень скользнула по брюху ящера, и он чуть приподнял голову, помутневшим взглядом провожая пришельцев. Из пасти липкими нитями свисала слюна. Его брюхо заколыхалось, в горле снова заклокотало, и он гулко застонал, уронив тяжёлую голову на траву.

Четверо Варкинов, завистливо поглядывая на соплеменников, распивающих отвар на палубе, топтались вокруг измученного ящера. Длинные копья в их руках были направлены на него. Кесса заметила широкие кованые наконечники в локоть длиной. «Металла-то истрачено…» — по старой привычке вздохнула она, но тут же осеклась. «От такого зверя обычной палкой не отобьёшься! Я бы и с таким копьём испугалась…»

Зурхан тяжело вздохнул, заворочался, чуть заваливаясь на брюхо. Светлые перья снова задрожали, лапы задёргались. С протяжным стоном ящер запрокинул голову, слюна потекла обильнее, размазываясь по огромной морде и заливая траву.

— Что с ним такое? — шёпотом спросила Кесса. — Он так превращается, или просто брюхо заболело?

Ящер вздохнул ещё несколько раз, глубоко и часто, его живот заколыхался. Могучие мышцы под белесыми перьями судорожно сокращались, но без толку — так и не найдя облегчения, зурхан со стоном ударил хвостом по земле. Клочья травы взвились в воздух, копьеносцы опасливо попятились.

— Он отрыгнуть хочет, — приглядевшись, понял Нингорс. — Удумал же… Ящеры не умеют отрыгивать. Так уж устроены.

— Зачем ему тогда… — удивлённо замигала Кесса, осеклась, вспомнив, как каталась по песку харайга в муках превращения, и резко повернулась к хеску. — Нингорс! Он превращается! С ним что-то сделали, и теперь у него всё не так…

— Точно, — оскалился в ухмылке Нингорс. — Теперь я сообразил. Он, должно быть, хочет отрыгнуть камни. Боевой зверь будет есть мясо, а не ветки, и камни в брюхе ему ни к чему. Тогда всё правильно.

Кесса смотрела на огромного ящера — тот всё вздыхал, и каждый вздох обрывался гулким стоном. Зелёный глаз уже не блестел — мутная плёнка затянула его. С палубы корабля на зурхана смотрел, подбоченившись, Варкин — тот, что отругал смотревших за печью. Его узнать было несложно — только его макушку венчала странная конструкция, похожая на скелет ящера-стервятника. Поверх конструкции свисала узорчатая ткань с медно-рыжей бахромой, ниспадающая на плечи и слегка скрывающая острые уши и длинную морду хеска. Медью сверкали и толстые кисти на широком, богато украшенном поясе поверх тёмной накидки. Её полы спускались до колен, а из-под них на ладонь выглядывала вторая накидка, пурпурная. Под ней виднелась ещё одна — белая с яркими синими узорами.

Подобрав с палубы копьё, разодетый Варкин спустился по трапу и встал за спинами копьеносцев. Громко и сердито о чём-то спросив, он ткнул одного из них кулаком в спину. Тот лишь пожал плечами и отошёл в сторону. Варкин, подобрав горсть сухой земли, кинул в ящера — тот даже не шелохнулся. Его брюхо судорожно втягивалось и содрогалось, и едва ли он замечал что-то вокруг.

Кесса поёжилась, случайно зацепив взглядом огромные когти. Ей было не по себе.

— Что-то с ним не так, Нингорс. Ему всё хуже и хуже, — прошептала она. — Если бы скормить ему твои гадкие листья…

— Толку-то, — фыркнул хеск. — Для меня они гадкие, для тебя — ещё гаже. А зурханы едят всё подряд, ему они только понравятся. Может, его по брюху погладить?

Кесса посмотрела на огромную пасть зурхана, потом — на когтистую лапу, прикрывающую живот, и вторую, вытянутую из-под тяжелого тела, и поёжилась.

— Его погладишь, — пробормотала она. — Оторвёт голову и не спросит, как звали.

Голова ящера чуть повернулась, и помутневший глаз уставился прямо на Речницу. Она едва удержалась, чтобы не отскочить на пару шагов. Зурхан застонал, перья на его шее заколыхались, но из пасти не вытекло ничего, кроме слюны. Кесса судорожно вздохнула.

— Хаэй! Вы что тут забыли?! — сердитый Варкин повернулся к ней. Нингорс с глухим рычанием взглянул на него, поднимая дыбом шерсть на загривке. С палубы взволнованно закричали, Варкин вздрогнул, оглянулся на корабль, растерянно замигал и попятился. Кесса, вернув на голову зубастый шлем, дружелюбно улыбнулась.

— Ваак! Что случилось с твоим зверем?

— Ваак, — Варкин оглянулся на корабль, но бежать было некуда — любопытствующие хески выстроились вдоль борта и на трапе, глазели на пришельцев и тыкали в них пальцами, обмениваясь взволнованными возгласами. — Не о чем тревожиться, уважаемая авлар» коси. Проклятая когтистая тварь превращается… и превратится, если раньше у меня не расплавится печь. Хаэй! Глянь, у него растёт вторая шкура?

Один из копейщиков дотянулся до ящера остриём, раздвинул перья на боку и покачал головой.

— Нет, и следа нет.

— Хаэй! Вуа! Вуа Матангофи! — из-под палубы выглянул ещё один хеск, в кожаной робе, перепачканной сажей. — Скоро там?

— А, Элиг и его отродья! — скрипнул зубами Варкин. — Нет! Не скоро!

Печь выплюнула ещё одно чёрное облако, засыпав хлопьями сажи палубу, и хески с проклятиями принялись отряхиваться. Хеск, выползший из недр корабля, выпрямился во весь рост.

— Вуа! Я гашу печь! — прокричал он, приложив ладони ко рту. — Спускай шары!

— Не смей! — Вуа кинулся было к трапу, но закопчённый хеск уже нырнул в трюм, захлопнув за собой крышку.

— Элиг, Элиг бы тебя сожрал, да живьём и до самых костей, — заскрежетал зубами Варкин, глядя на неподвижного ящера. — Две тысячи отдал белым тварям, одного угля спалил на двадцать кун… Ну что ты вывалил пузо, жирная куча перьев?!

Он перехватил копьё у наконечника и, развернув его древком к ящеру, хотел ударить его по лапе. Нингорс крепко сжал его запястье и потянул хеска назад. Тот дёрнулся с испуганным рявканьем.

— Давно он так лежит? — спросила Кесса у копейщика.

— Акен, если не больше, — тихо ответил тот. — Вуа — болван, каких мало. Летел к белым ящерам, а разнарядился, будто на Мирный Пир. Ему подсунули больную зверюгу, и сейчас она тут издыхает. А мы жжём уголь и ждём, пока у хасена шары прогорят. Авлар» коси, ты не знаешь чар для прояснения ума? Таких, чтобы на Вуа подействовали?

«Две тысячи кун… подсунули больную зверюгу…» — Кесса мигнула, скользнула растерянным взглядом по боку ящера. Огромный зверь в дымчатых перьях очень похож был на округлый холм, на пологий склон лесистой горы в сизом тумане.

«Горка! Это он, зверь, который не сможет превратиться… его убить хотели, но нашёлся покупатель,» — Кесса сжала пальцы в кулак, едва не расцарапав ладонь. «Что же делать?!»

— Он мучается, — тихо сказала она, кивнув на зурхана. — Если бы приподнять его и надавить на брюхо…

— Уррх! Посмотрю я, авлар» коси, как ты его приподнимешь, — ухмыльнулся копейщик.

Речница повернулась к Нингорсу.

— Это Горка! Ящер, выпивший зелье ума… тот, кто заступался за слабого! — выпалила она, схватив хеска за руку. — Нельзя его так бросить!

— От меня-то что надо? — пожал плечами Нингорс. — Вот перегрызать зурхану горло мне доводилось — повторять не хочу. А лечить…

— Лечить? — повторил за ним Вуа, закончивший распри со смотрителем корабельной печи и незаметно подошедший к Нингорсу. — Уважаемая авлар» коси возьмётся лечить этого зверя?

— Я посмотрю, что с ним, — кивнула Кесса, глядя на медальон с тёмным камнем на груди Варкина. «Если он прикажет, чтобы Горка не нападал…» — она оборвала бесполезную мысль. «Он и так не нападёт. А если случайно махнёт лапой или хвостом, я костей не соберу, — приказывай, не приказывай…»

Копейщики посторонились, глядя с Кессу с уважением и суеверным страхом. Зурхан чуть скосил на неё мутный глаз. Чем ближе Речница подходила, тем огромнее казался ящер. «У него одна голова с меня длиной,» — подумала она, останавливаясь в пяти шагах от приоткрытой пасти. «А ухо — вон та прорезь под рыжими перьями? Не сразу найдёшь…»

— Горка! — тихонько окликнула она ящера. «Речник Кирк говорил с зурханами, и они понимали его, — а этот зверь выпил зелье ума, он ещё умнее тех! И… может, он встречал эльфов, пока жил на свободе? Не с рождения же его держали в Тзараге… Может, он помнит эльфийскую речь?»

— Горка, тебе больно и страшно, наверное, — сказала она по-авларински, и перья над ухом зурхана чуть приподнялись… должно быть, от ветра. — Но ты не бойся. Ты ел камни, и теперь они выходят из твоего брюха. Когда ты все их выплюнешь, тебе станет легче.

Голова существа шевельнулась, он положил её ровно на нижнюю челюсть. Перья на шее колыхались. Чуть прояснившийся взгляд был направлен на Кессу, и ей померещилось, что зурхан смотрит на неё с надеждой.

— Ал-лийн! — Кесса раскинула руки, и водяной шар затрепетал между ними, быстро заполняя прозрачную плёнку. Сама Речница поместилась бы в него, даже не пригибаясь.

— Я смешаю с водой горькие листья, — сказала она, растирая в кашу тёмные растения, отнятые у Нингорса. Вода слегка помутнела, резкий запах долетел до ноздрей ящера, и они затрепетали, а существо шумно фыркнуло.

— На вкус они гадкие, но так и нужно, — Кесса, взяв шар двумя руками, приблизилась ещё на шаг. — Выпей. Я буду гладить тебя по брюху, чтобы камни нашли дорогу.

Шар коснулся кончика носа ящера, и зурхан, недоверчиво его обнюхав, открыл пасть. Водяной сгусток втянулся в неё и лопнул, большей частью расплескавшись по траве. Горло зурхана дрогнуло — кое-что всё же попало внутрь. Ящер тяжело вздохнул, вяло шевельнул хвостом, снова повернул морду к Кессе, следя за каждым её шагом. Она, миновав бессильно свисающую лапу с длинными когтями, прикоснулась к светлым перьям на брюхе.

Когти и впрямь были в два локтя длиной, и их загнутая кромка была заточена — так, как затачивают мечи, Кесса видела, как она блестит на солнце. Если бы кто-то смотрел на Речницу из-за спины ящера, он не увидел бы даже её макушки. Кесса несмело надавила на светлые перья, и брюхо под её рукой судорожно дёрнулось. Оно было не мягким и не жирным, — сплошное сплетение мышц, твёрдых, как сталь, горячих и трепещущих. Зурхан, изогнув шею, взглянул на Кессу из-под лапы.

— У тебя, Горка, мышцы — как броня, — пропыхтела Кесса, разминая дрожащий «панцирь». «Перья-то я ему взъерошу, а вот глубже не промять… Ладно, лишь бы не повредить ничего…»

— Когда не сможешь терпеть — привстань, наклони голову и открой пасть, — сказала она, прервав ненадолго своё занятие.

— Сссу-урх, — отозвался Горка, содрогаясь всем телом, и перекатился на брюхо — так быстро, что Кесса едва успела отпрыгнуть. Он выгнул шею, что-то в горле заклокотало, и на траву вылетел круглый камень, покрытый липкой жижей. Зурхан взревел, судорожно втягивая брюхо, и выкинул целую груду булыжников, с тяжёлым вздохом выпустил из пасти последний и замер, уткнувшись мордой в траву. Слюна липкими нитями свисала с жёстких губ, бока вздымались. Копейщики, осмелев, поддевали булыжники и оживлённо переговаривались. Подошёл Вуа, тоже потрогал копьём один из камней. Кесса покосилась на них и пожала плечами — ничего интересного в обломках гранита не было.

— Тяжело, должно быть, таскать столько булыжников, — покачала она головой. — Теперь тебе легче будет, Горка. Отдохни.

Ящер снова улёгся на бок, подёргал головой, поднёс к ней лапу. Что-то мешало ему, хотя брюхо уже не содрогалось, и стонать он перестал. Кесса присмотрелась и поспешно подошла к пасти зурхана. Второй водяной шар лёг на её ладонь.

— Выпей, Горка, и полежи смирно, — подтолкнув сгусток воды к приоткрывшейся пасти, она сотворила ещё один и сорвала пучок травы. Липкая зловонная жижа засохла на перьях зурхана, оттиралась с трудом.

— Ссссу-у-урх, — выдохнул Горка и качнул головой, слегка толкая Кессу в грудь. Она от неожиданности пошатнулась, но устояла. Зурхан фыркнул, подталкивая её носом. Светло-зелёные глаза очистились от мути и весело засверкали. Кесса, удивлённо мигнув, прикоснулась к носу Горки.

— Теперь тебе не больно, да?

Голова зурхана приподнялась и качнулась вперёд, и Кесса повисла на ней, двумя руками обхватив длинную морду. Горка покачал её, наклонился, опуская Речницу на землю, и перекатился на спину, запрокинув голову. Огненно-рыжие перья с пурпурными кончиками засверкали на солнце, — от края пасти они бахромой спускались вдоль шеи на широкую грудь, и там два ряда яркого оперения смыкались. Горка, покосившись на Кессу, тихонько зашипел и переложил голову к её ногам, подставив полосатое горло. Речница мигнула.

— Тебе почесать шейку?! Река моя Праматерь…

Перья шелестели под рукой. Шкура под ними была не холодной и не едва тёплой, — по жилам Горки текла горячая кровь, горячее, чем у любого человека. Кесса гладила длинную шею, сверкающие перья на груди и светлое брюхо, с опаской притронулась к широкой трёхпалой кисти — каждый палец, даже без когтей, был длиннее её ладони! Зурхан пошевелил когтями, зашипел, зарокотал. Он смотрел за спину Кессы, и она обернулась и увидела Вуа. Он длинным копьём подталкивал что-то к пасти Горки.

— Ещё мяса! Да шевелитесь же! — крикнул он, повернувшись к кораблю. — Тот Венгэт что говорил? Когда превращение пойдёт, скормить зверю много мяса! Тащите сюда, или вы сами всё сожрали?!

Горка перевернулся набок, принюхался и отвёл морду в сторону, и Кесса не удивилась — кусок мяса, шмякнувшийся перед его пастью, смердел на всю опушку. Запах был Речнице знаком, да и чешуя, обрывки которой налипли на мясо, тоже.

— Вуа Матангофи! Ты что, отрезал кусок от тухлого ящера? — спросила она. — Кто же будет его есть?!

Нингорс насмешливо фыркнул. Варкин набрал воздуху в грудь, чтобы разразиться руганью, но Алгана, повернувшись к нему, рявкнул, и Вуа нехотя выдохнул.

— Нет у меня корма на такую тушу! — сказал он, подтолкнув к ящеру ещё один кусок мяса. — Ничего тут не тухлое. Пусть он жрёт и растит броню, — что нам, тут до ночи сидеть?!

Горка понюхал мясо, посмотрел на Кессу и вздохнул. Речница удивлённо мигнула, не сводя глаз с Варкина.

— Хаэй! Тот, кто стал хозяином зверя, должен накормить его с рук, — сказал Нингорс, недобро скалясь. — С рук, а не с копья. Ты плохо слушал того Венгэта.

— Вот ещё, с рук, — щёлкнул зубами Вуа. — Может, мне в пасть ему залезть? Ты видишь эту тварь? Она меня целиком в рот запихает. Авлар» коси, уйди от зверя! Что он вертит мордой?!

— Не обижайся, Горка, — прошептала Кесса, гладя зурхана по перьям над глазом. — Он тебя боится так, что разум теряет. Я тебя покормлю. Вот, возьми…

Ящер склонился над её рукой, обнюхал зловонное мясо и нехотя откусил немного. С шумным вздохом он опустил голову на траву, поддел носом жёсткие стебли, прихватил их пастью, снова вздохнул и прикрыл глаза.

— Что же ты, Горка? Так ты ослабнешь, — прошептала Кесса и повернулась к Нингорсу. «От Вуа помощи не дождёшься,» — с досадой подумала она. «Что же едят зурханы? Непохоже, чтобы он мясу радовался…»

— Нингорс! Поищи большие листья и ветки! Горка хочет папоротника!

— Так сходил бы в лес, — фыркнул Алгана, отбирая у Варкина опахало из пожелтевшего листа. — Это сгодится? Держи!

— Он очень слаб! — крикнула Кесса, подобрав ветку, и поднесла её к носу зурхана. Ящер слегка шевельнул головой, и Речница едва успела выпустить черенок, — жёсткий лист весь оказался в пасти Горки и захрустел на зубах.

— Вот ещё, — Нингорс, приземлившись рядом с ящером, высыпал перед Кессой охапку ветвей и листьев. — Нет тут папоротника, одни хвощи и сухая трава.

Речница подобрала лист, но отдать его зурхану не успела — пернатый холм, учуяв еду, перекатился на брюхо и сел. Ветки одна за другой исчезали в его пасти, только хруст раздавался. Покончив с грудой зелени, Горка с шелестом выдохнул и поднялся на лапы. Кесса невольно попятилась — макушкой она не доставала ящеру и до колена.

— Стой, дрянь пернатая! — закричал Вуа, и непонятные, но очень недовольные возгласы послышались с палубы корабля. Горка, небрежно оттолкнув куски мяса, склонился над грудой камней и принялся глотать их. Подобрав последний, он с шелестящим вздохом подошёл к ближайшему дереву, пригнул его к пасти и отхватил сразу полкроны.

— Да, Дзуул своих зверей знает, — прошептал Нингорс, ухмыляясь. — За полтысячи кун, или за две, — кто не превращается, тот не превращается.

— Не очень-то смешно, — нахмурилась Кесса. — Горка измучался, и без толку. И что, если Вуа теперь…

Послышался гулкий вздох и треск веток — Вуа со всей силы огрел ящера по задней лапе древком копья, и зурхан, выпустив недоеденный хвощ, развернулся к нему. Второй удар не достиг цели — древко просвистело мимо оперённой лапы, и Вуа едва не упал. Зурхан с недоумённым шипением наклонился к оброненному копью и понюхал его.

— Хаэй! Потише! Что он тебе сделал?! — недобро оскалился Нингорс. Вуа, пинком отшвырнув копьё, развернулся к нему.

— Две тысячи кун — и за что?! За эту гору перьев и жира?! Отродья Элига обманули меня, и что мне теперь делать?!

— А я говорил, что зверь больной, — вмешался один из копейщиков. — Слушать надо было.

Вуа бросил на него свирепый взгляд, воздел руки к небу, испустил невнятный возглас и подобрал копьё.

— Кто ел мясо таких тварей? Их шкуры на что-нибудь годны? Две тысячи, пожри меня Бездна, две тысячи… Кто мне их теперь вернёт?!

Перехватив копьё за древко, он замахнулся на Горку — тот, забыв о всех хесках, спокойно объедал деревья. Нингорс сердито рявкнул, протянул руку к плечу Варкина. Тот, попятившись, несколько раз глубоко вздохнул и, передав копьё другому хеску, сжал в ладони медальон с тёмным камнем.

— Ко мне, никчёмная тварь!

Кесса громко фыркнула, ожидая, что Горка даже не взглянет на «хозяина». Но ящер, вздохнув, выпустил из пасти недоеденную ветку и приблизился к Вуа, опустив лапы и наклонив голову.

— Ложись! — Вуа крепче сжал медальон, и зурхан, подобрав под себя лапы, покорно вытянулся на траве, опустив голову до самой земли. Его морда была повёрнута к Варкину, но один глаз всё время смотрел на Кессу, и Речница, встретив его взгляд, вздрогнула, как от ожога.

— Что встали?! Рубите шею! — крикнул Вуа, обращаясь к копейщикам. Горка не шелохнулся, но и Варкины, опасливо переглядываясь, не спешили к нему подойти.

— Элиг вас побери! — Вуа, отобрав у копейщика оружие, замахнулся, целясь в горло ящера.

— А ну, не смей! — Кесса прыгнула вперёд и вцепилась в его руку. — Не трожь его!

— Уйди! — Вуа попытался её стряхнуть, но тут вмешался Нингорс и мягко перехватил его руку. Копьё упало на траву, слегка задев перья на шее Горки.

— Ты думаешь, Горка — не воин, если у него нет стальной шкуры? — Кесса хотела крикнуть ящеру «беги!», но понимала, что это бесполезно. — Зурханы — могучие существа! Горка и в мягких перьях сумеет защитить и себя, и свой дом…

— А мне что до его дома? — фыркнул Вуа. — «Боевой ящер» — сказали они. «Зверь, противостоящий Волне» — сказали они. Кто теперь выдерет им перья?! Кто вернёт мне две тысячи кун?!

— За мясо и шкуру ты и трёх сотен не выручишь, — сказал Нингорс, сложив руки на груди. — Бери, что есть. Горка драться умеет, три года учили.

— Я не буду позориться, — помотал головой один из копейщиков. — Торговать мясом и говорить всем, чьё оно, и как это вышло. Сам стой. И тушу сам разделывай.

Вуа огляделся по сторонам, заглядывая хескам в глаза, махнул рукой и вновь прикоснулся к медальону.

— Разжигайте печи! А ты, куча перьев, иди на корабль и там ложись!

Горка поднялся, отряхнулся и побрёл к хасену. Там засуетились, открывая широкий проход в ограждении, сбрасывая второй трап. Пустой пятачок среди сундуков и брёвен мигом опустел. Зурхан забрался на него и улёгся там, спрятав голову под когтистой лапой. Хвосту места не хватило, и он растянулся на брёвнах. Горячий ветер устремился в шары хасена, и они нестройно зашипели, раздуваясь в потоках дыма. На корабле спешно подбирали трапы, кто-то, отвязав канаты, едва успел ухватиться за фальшборт и выбраться на палубу. Горка приподнял лапу, выглядывая из-под когтей, нашёл взглядом Кессу и со вздохом закрыл глаза. Хасен, шипя и переваливаясь с борта на борт, поднимался в небо.

Нингорс, проводив резную корму взглядом, фыркнул и пригладил шерсть на загривке.

— Летим?.. Ты чего, детёныш?

Кесса мотнула головой. Её трясло.

— Надо было отнять у него зверя! — выдохнула она, вцепляясь в крыло Нингорса. — Раскидать их, отбить его…

— Чего ради? — пожал плечами хеск. — Вуа — хозяин зверя, заплатил честно. Не бойся, он Горку не зарежет. Считать он умеет, позора — не хочет. Летим, Шинн. Тут ждать нечего…

Небесные корабли сновали над Ратом, как мальки на мелководье, — вереница мчалась в одну сторону, стая летела ей навстречу, и небо темнело от угольного дыма и сажи. Чтобы не мешать кораблям и драконам, охраняющим их, Нингорс поднялся выше, к полупрозрачным облакам и летучим полям небесной тины. Равнина, изрезанная реками и каналами, таяла в белесой дымке, дороги сверху казались тоненькими нитками — но Кесса, прищурившись, видела, как спешат по ним караваны вайморских повозок, и как сверкает на солнце стальная броня боевых зверей, как гонят стада жёлтых ящеров, и как волокут вороха широких мясистых листьев. Солнце неуклонно ползло к горизонту, а город так и не показался из-за кромки неба. Он должен был тут быть — может, чуть правее, а может, левее, но только переполненные дороги и напоминали о нём.

— Нингорс! — Кесса, растянувшись на спине хеска вдоль колючего гребня, выглянула из-за его плеча. — Говоришь, ты загрыз зурхана? Зачем?

— Еда нужна была, — буркнул Алгана. — Мор упал на все стада. Ели всё, что не успело сбежать. Не хотел бы я ещё раз такое увидеть.

— А как ты с ним справился? — не отставала Кесса. — Они же очень сильные…

— Да уж не так, как этот… — начал было Нингорс, но осёкся и громко фыркнул. — Двое отвлекали, двое вцепились в лапы, я добрался до горла. Он был не очень крупный…

Кесса осторожно пригладила вздыбленный мех на загривке хеска.

— Ты тоже думаешь, что Вуа поступил скверно?

— Эррх! Я не хочу думать о Вуа, — мотнул головой Нингорс. — Тебе снова нужен город, Шинн? Снова ночуем за стенами?

— У меня кончаются припасы, — вздохнула Кесса. — Почти ничего не осталось, а падаль я не ем.

Нингорс фыркнул.

— Будь я знорком, я бы из норы не выбирался! Как вы вообще осмеливаетесь куда-то ходить?

…Экамис встретил их после заката, в кромешной мгле, — луны едва показались из-за края земли, и небо было чёрным. Во мраке тонула и долина, только город сиял россыпью алых и золотых огней, и зыбкий свет серебряного пламени, дрожащего над стеной, отражался в сонной воде широкого рва. Ров протянулся вдоль городских стен, опоясал их серебрящимся кольцом, в полумраке поскрипывали мосты, поднимаемые на ночь. Тяжёлые створки больших ворот уже сомкнулись, но рядом с ними, в стене, темнели небольшие лазы. Белый свет дрожал на широких наконечниках копий и острых зубцах палиц, — двое стражников стояли на виду, но Кесса чувствовала на себе настороженные взгляды из темноты и не сомневалась, что на стенах полно лучников.

— Быстро, быстро в город! — стражник отделился от стены, нетерпеливо помахал пришельцам копьём. — Где вы днём были?!

— А пошлина? — приостановилась под аркой ворот Кесса. Стражник подтолкнул её в спину.

— Так идите. Быстрей, ворота закрываются!

С той стороны прохода кто-то взглянул на них, и Речница вздрогнула, — один его глаз был обычным, зато второй — мутный блестящий диск — множеством граней и уступов отражал свет. Приглядевшись, она облегчённо вздохнула, — кристаллы кварца были вставлены в шлем, странную маску, закрывающую пол-лица. Стражник зажмурил открытый глаз, посмотрел на пришельцев сквозь кристалл и отступил в сторону, пропуская их в город.

— Что видно через склеенные камни? — тихо спросила Кесса. Сквозь большую кварцевую линзу, как сквозь мутноватую стекляшку, она ещё взялась бы разглядывать чужаков, но множество маленьких камешков, склеенных вместе…

— Оборотней, — буркнул стражник, смерив пришелицу подозрительным взглядом.

— Оборотней? — удивлённо мигнула она. — А разве их так не видно?

— Акаи, — пояснил Нингорс, приобнимая её крылом и утаскивая из-под арки на тускло освещённую улицу. — Акаи оборачиваются.

— А-а… — протянула Речница, вспоминая обрывки увиденного и услышанного. — Это я знаю. Акаи и Варкины, между ними вражда… Что, снова война?

— Да ну, — фыркнул хеск. — Никакой войны. Видишь, город украшают для Мирного Пира?

Окон в домах Экамиса не было — свет скупо сочился сквозь стены, сплетённые из ветвей, коры и листьев, тусклые огоньки мерцали под навесами, где на циновках сидели жители, пили пахучие отвары и негромко переговаривались. Только на перекрёстках горели прикреплённые к стенам цериты — по кристаллу на маленькую площадь, по паре на большую — а в трёх десятках шагов всё тонуло во мраке. Но город не спал — шелестящие тени то и дело проносились мимо путников, кто-то беседовал под навесами, сновал по переулкам и хрустел соломой на крышах. Кесса смотрела по сторонам и видела ограждённые дворы — за оградами поблескивала резьба на бортах больших кораблей, тёмными ворохами лежали на палубах спущенные шары; длинные и широкие дома под травяными крышами стояли наособицу, между ними могла бы пройти Двухвостка, и у каждого дома был свой двор с кораблём, свой навес с расстеленными циновками, а где-то в закоулках пофыркивали засыпающие животные. Кесса различала голоса хург и белоногов, раскатистый рёв хумраша и вибрирующий горловой рык панцирного ящера. По краям каждого навеса свисала бахрома, по углам домов пристраивали странные плетёные украшения. Четверо жителей перешли дорогу, бережно неся в руках длинную полосу бахромы, выкрашенной в белый и пурпурный.

— А скоро будет пир? — спросила Кесса. «Где я была, когда наступил Праздник Крыс? Вайнег разберёт…» — с досадой вздохнула она. «Хоть бы Мирный Пир не прозевать!»

— На днях, похоже, — Нингорс огляделся, пересчитывая гирлянды и плетёные шары. — Скрепят мир перед Волной. Это хорошо…

За очередным поворотом Кесса увидела чуть более ярко освещённую террасу под навесом и спальные коконы, разложенные на ней. Варкин-домовладелец был недалеко — вышел на оклик, пошевелил усами, глядя на диковинных гостей, и кивнул на груду коконов и циновок.

— А под крышей места не осталось? — спросил Нингорс, окинув взглядом террасу. Чужеземцы, едва различимые в тусклом свете церита, лежали вповалку вплотную друг к другу — только головы торчали.

— Какое место? Вся долина тут, в Экамисе. Всем сюда надо, — вздохнул Варкин. — Выпей чашку суавы — быстрее уснёшь.

Горьковатый запах суавы струился по улицам — в эту ночь не спалось многим, и Кесса долго ворочалась на жёстком ложе, завидуя Нингорсу — тот, завернувшись в крылья, уснул мгновенно, только размеренное сопение доносилось из-под кожистой перепонки. Свет выбравшихся из-за горизонта лун блестел на листьях папоротника, укрывающих крыши. Из-под навеса Кессе был виден край поднимающегося лунного диска — огромного, яркого. Прикрыв ладонью глаза, она свернулась клубком и попыталась заснуть.

Зыбкая дремота, едва сгустившись над ней, развеялась, и Кесса привстала, растерянно мигая. Между освещённой лунами улицей и спальной террасой стояла спиной к Речнице крылатая тень — Нингорс, выбравшись из кокона, спустился на мостовую и остановился там, оглядываясь по сторонам и настороженно рыча. Его грива вздыбилась, на пальцах горели зеленоватые огоньки. Услышав шорох за спиной, Алгана развернулся, слегка пригибаясь, и Кесса увидела оскаленную пасть и горящие янтарным огнём глаза. Осмотрев террасу, Нингорс с глухим рыком шагнул вперёд, что-то прикинул в уме и резким движением поднял вспыхнувшую ладонь. Ноющая боль сжала запястья Речницы — магия пробуждалась в крови.

— Нингорс! — Кесса прыгнула вперёд, едва не запнувшись о край террасы, и повисла на руке хеска. — Нингорс, постой! Ты чего?!

Она вцепилась в жёсткую шерсть, дёрнула что было сил — пучок остался в руке. Алгана вздрогнул, шумно выдохнул, помотал головой и опустился прямо на мостовую. Его крылья мелко дрожали.

— Агаль… — прошептала Кесса, обнимая мохнатое плечо. — Держись, Нингорс, держись…

Сияющий диск, выскользнув из-под навеса, приближался к зениту, но он больше не был совершенно-круглым: недоставало куска, будто другой диск, чернее ночи, закрыл его кромку.

— Он зовёт, детёныш, — безжизненным голосом прошептал Нингорс. — Так громко… Ни-шэу!

Он прижал ладонь к боку, скрипнул зубами от боли, запахло палёной шерстью. Алгана, отряхнув обожжённую шкуру от пепла, встал, пошатываясь, взобрался на террасу и лёг поверх кокона. Его глаза закрылись, но янтарный свет пробивался из-под век.

— Он замолчит, — пообещала Кесса, положив руку на жёсткую гриву. — Я его заставлю.

Суава была горькой, как ивовая кора, и пряные листья на дне чаши эту горечь лишь усиливали. Кесса с трудом отпила глоток и отодвинула чашку.

Рассвет ещё толком не разгорелся, но город уже ожил — загромыхали по улицам вайморские повозки, с рёвом помчались куда-то осёдланные анкехьо в стальной броне, зафыркали в загонах хурги — им принесли корм. На крышах засверкали пурпуром и золотом сплетённые из крашеной травы цветы, кисти и веера, жители оттирали резные украшения на коньках крыш от серой летней пыли. Издалека тянуло влагой — где-то ночью прошёл ливень, но сейчас небо очистилось.

— Ты говоришь, Нингорс, в Рате речные камешки в цене? — Кесса запустила руку в потрёпанный лиственный мешочек, перебирая холодную тяжёлую гальку. Алгана кивнул, опрокинул в себя вторую чашку суавы и поднялся на ноги.

— Идём.

…Полосатые семена-монеты были куда легче камешков, и Кессе было легко, когда она, рассовав их по карманам, выбралась из лавки. Одна яшмовая галька осталась при ней — зеленовато-серая, под цвет ила со дна древней реки.

— Вот дела — яшму покупают на вес! И столько её пород — я половину уже забыла! — усмехалась она, вдоль стены выбираясь из оживлённого переулка на шумную улицу. Варкины, Акаи, крылатые кошки, — все спешили куда-то, и непросто было устоять на ногах и выбраться из толпы. Нингорс шёл чуть позади, прикрывая Кессу крылом, и хески почтительно огибали его, но никто не пугался. Некоторые даже норовили пощупать крыло — и, дотянувшись, отдёргивали руку с удивлённым возгласом.

Кесса опасалась, что не найдёт ни лавок, ни лотков, но в Экамисе они были везде — у каждого дома, под каждым навесом кто-нибудь сидел, зазывая покупателей. Даже сторожевые ящеры, угнездившиеся на крышах, вопили, подражая крикам торговцев. «Нуску Лучистый! Здесь каждый житель — ткач, а кто не ткач, тот плетельщик,» — думала Кесса, старательно отводя взгляд от товаров. «А кто не плетельщик, тот продаёт плоды или листья…»

Она рискнула спросить цену у торговца тканями — и выбралась из-под его навеса с добрыми напутствиями и ворохом новеньких набедренных повязок. На их «хвостах» были вышиты жёлтые и алые узоры — цветы, листья и перья.

— Ратское тряпьё! — ухмыльнулся Нингорс, пощупав ткань. — Мимо ещё никто не прошёл. Это на весь твой посёлок? А это куда?

Кесса наполовину развернула узорчатое покрывало — такие повязывали на голову Варкины, а кто-то накидывал поверх «скелета летучей мыши» — причудливой конструкции из тонких планок.

— Это для Эммы, — сказала Речница, бережно сворачивая платок. — Ей понравится.

Она покосилась на «шляпу» проходящего мимо Варкина, прикидывая, не добавить ли к покрывалу «мышиный скелет»-опору, — такая странная штуковина в самый раз для колдуньи…

— А это тебе, Нингорс, — Кесса расправила полосу чёрной ткани с багряными извивами по краям.

— Эррх… — Алгана подозрительно помял в лапе тряпицу. — У меня есть повязка, Шинн.

— Будет ещё одна, — сказала странница. — Нравится цвет?

…Из-под дверной завесы тянуло жаром, кипящим рассолом и пряностями, — жители дома, не покладая рук, набивали бочонки солениями. Но близился полдень, и свирепая жара загоняла Варкинов и чужеземцев под навесы, в тень и прохладу, — и двое обитателей дома, позвав на помощь детей, взялись разливать по чашкам суаву и густое огненно-рыжее варево, пахнущее рыбой. Вдоль циновок, разложенных под навесом, рассаживались гости, места ещё было много — и Кесса, смахнув со лба мокрые волосы, нырнула в тень и примостилась на низеньком сидении.

— Солнце выпаривает воду, — покачала она головой, глядя на дрожащее знойное марево над дорогой. — Вечером будет ливень.

Новые гости зашуршали циновками, усаживаясь в тени.

— Гляди! — удивлённо воскликнул один из них. — Кто-то из твоей родни, под личинами Алгана и авлар» коси!

Второй хмыкнул.

— Нет, это не личины. Это настоящие, — сказал он. — Хаэй! Это маленькая чашка, нет ли побольше?

Кесса скосила глаз на беседующих и увидела Варкинку и невысокую Акаи безо всяких личин, но в двух длинных накидках, выглядывающих друг из-под друга, и двух покрывалах поверх них. Не меньше нарядной одежды было и у Варкинки, и с её крылатой шляпы свисала яркая бахрома.

— Жаль, завтра уезжать, — шевельнула усами Варкинка. — Впрочем, ты тут не заскучаешь.

— Да и ты немного потеряешь, — усмехнулась Акаи. — Что тут у вас — крашеная трава на крышах? Пшш! Вот Фальхайн украсили, так уж украсили!

— Ишь ты! — усмехнулась и Варкинка. — Но с угощением вам нас не догнать.

— Где же вы взяли такое стадо куманов? — фыркнула Акаи.

— Куманы… Вот диво-то — куманы! — бахрома на шляпе Варкинки весело закачалась. — Такого зверя вы ещё не ели. И такую большую тушу вам не найти во всех фальхайнских стадах.

— Что за зверь такой? Хумраш, или куза, или ящер-трубач? — удивлённо мигнула Акаи.

— Больше, — качнула головой Варкинка. — Такого в Экамисе ещё не ели. И в Фальхайне тоже!

Кесса вздрогнула, растерянно посмотрела на Нингорса. Хеск, навострив уши, вглядывался в пыльное марево над дорогой. Ветер всколыхнул бахрому из крашеной травы, бросил в лица пыль и принёс издалека еле слышный рокочущий вздох. Речница, отставив чашку с недопитой суавой, поднялась на ноги.

— Нингорс, ты слышал? Найдёшь, где это?..

…Плетёная крыша опасно похрустывала под ногами, но её удерживали прочные балки — и под весом Нингорса, притаившегося за багряными «крыльями» на её гребне, она лишь слегка проседала. Кесса осторожно выглянула из-за «крыла» и увидела двор, со всех сторон окружённый глухими стенами домов. Узенькие переулки, выходящие на этот перекрёсток, перекрыли высокой бревенчатой оградой. У открытых настежь ворот стояли копейщики, и под их пристальными взглядами Варкины в простых светлых накидках разгружали повозку с дровами. Поленницы, прикрытые циновками, громоздились вдоль стен, в тёмном углу виднелся ларь с углём, а посреди двора, в десятке шагов от ближайшего дома, выстроился частокол из толстых стволов, покрытых шипами. Варкины, разгружающие дрова, косились на него с опаской — огромному зверю в дымчато-серых перьях явно было там тесно.

«Горка!» — Кесса от волнения прикусила палец. «Значит, его они надумали сожрать… Нуску Лучистый! Чтоб им самим зажариться живьём!»

Зурхан задумчиво бродил по загону — шаг в одну сторону, шаг в другую, и снова обратно, иногда останавливался и разглядывал колючую ограду, особенно пристально присматриваясь к воротам. Он подходил вплотную, обнюхивал верёвочные петли, почти касаясь их носом, протягивал к ним коготь — и пурпурные блики, блуждающие по частоколу, тут же слетались к нему, и ящер, вздрогнув, отшатывался и мотал головой.

— Настойчивый, — прошептал Нингорс, выглянув из-за плетёного украшения. — Знаю я это заклятие. Сколько раз он обжёгся? Я бы уже лежал пластом.

Потеревшись носом о пернатое плечо, Горка сел и опустил голову к засовам, глубоко впившимся в брёвна. Роскошный кованый замок закрывал ворота, Кесса таких не видела даже в эльфийском замке. Ящер протянул лапу к засову — багровые сполохи сплелись в ослепительную молнию, и Горка с рёвом отшатнулся и едва не опрокинулся на спину. Один из копейщиков, подойдя к загону, постучал копьём по ограде и сердито прикрикнул на ящера. Тот, встряхнувшись, принялся приглаживать взъерошенные перья.

— Бедный Горка, — прошептала Кесса, высматривая в ограде бреши. Но колючие колья стояли часто и вкопаны были глубоко.

Зурхан встрепенулся, поднялся на лапы, принюхиваясь и крутя головой. Кесса не успела нырнуть в укрытие и встретилась с ним взглядом. С гулким вздохом Горка вскинул лапы и бросился на ворота.

Ограда дрогнула, брёвна захрустели, но выдержали. Шипы глубоко впились в грудь ящера, перья потемнели от крови.

— Горка! — вскрикнула Кесса, но едва ли ящер её слышал — лапа Нингорса зажала ей рот. Алгана затолкал её в укрытие и сам распластался на крыше. Во дворе загомонили Варкины, повозка, отплевавшись от сажи, поползла прочь со двора, те, у кого не было оружия, вылетели за ограду ещё раньше. Сквозь просветы в плетёных украшениях Кесса видела, как стражники, встревоженно озираясь, подходят к загону, просовывают копья сквозь ограждение, резкими криками отгоняют зурхана от ворот. Ящер не замечал их — он смотрел туда, где недавно была Кесса, часто мигал и шипел, встряхиваясь всем телом. Речница подалась вперёд, но Нингорс ухватил её за плечо и вдавил в крышу.

— Он узнал меня, — прошептала она еле слышно.

Горка с тяжёлым вздохом опустился за землю. Перья на хвосте были взъерошены — он не стал складывать их. Понюхав окровавленную грудь и лизнув ранку, он лёг и закрыл глаза. Стражники, недоумённо переглядываясь, отошли.

— Нингорс, ты видел? Горка узнал меня и попросил о помощи! — прошептала Кесса. — Нельзя его тут бросить!

— Тут самое время прилететь праматери зурханов, — на миг стиснул зубы Нингорс. — Видел я всякое, но такого…

— Нет праматери зурханов, — вздохнула Кесса. — Прилетели только мы. Эти проклятые шипы… Как подло!

— Тише, — прошептал хеск, выглядывая из укрытия. — Надо подумать.

Зурхан лежал, не шевелясь, и ветер колыхал его перья. Кесса испугалась, что шипы воткнулись слишком глубоко, но разглядела, что бока ящера слегка вздымаются.

— Петли на дверце разорваны, — заметил Нингорс с широкой ухмылкой. — Они Горку не выдержали. Остаётся замок… он один, засовов два. Если убрать заклятие и обуглить дерево, дверца вылетит от лёгкого толчка. Вон там ещё одно заклятие той же природы… и печать-ловушка сразу за воротами… ничего неодолимого, но дома закоптятся.

— Да хоть бы дотла сгорели! — сверкнула глазами Кесса. — Ты хитрец из хитрецов, Нингорс, прямо как Речник Кирк. Займись заклятиями, а я отвлеку стражу и…

— Подожди, — Нингорс положил тяжёлую лапу ей на плечо. — Эти стражники — не помеха. Помеха — вон те…

Кесса удивлённо мигнула, переводя взгляд с копейщиков во дворе туда, куда указывал хеск, — на улицу, идущую мимо закутка с зурханом, варкинский патруль на бронированных хумрашах, второй патруль, выезжающий из-за угла, и пятёрку боевых анкехьо. Их всадники были одеты очень ярко, и шляпы их были особенно широкими.

— Надо выбраться к воротам и миновать их, — думал вслух Нингорс, недовольно подёргивая ушами. Чем дольше он размышлял, тем сильнее морщился. Кесса следила за ним, затаив дыхание.

— А ведь там ещё ров… — припомнила она. — Нуску Лучистый, там же целое войско ждёт Волну! Лучники, копейщики, чародеи… они из Горки ежа сделают!

— Если его увидят, он до ворот и не доберётся, — буркнул Нингорс.

Шорох внизу насторожил его, и он, прижав Кессу к крыше, осторожно выглянул из укрытия. Речница вывернулась из-под его лапы и увидела, как стражники с копьями наперевес уходят со двора. Жара измучила их так же, как и Нингорса, они свесили языки набок и едва не забыли запереть ворота — но последний из них всё же задержался, чтобы задвинуть засов. Они скрылись за углом, и улица опустела.

— Куда это они? — удивилась Кесса.

— Пить суаву, должно быть, — отозвался Нингорс, принюхиваясь к горячему ветру. — Что-то не то… Ты смотри!

— Река моя Праматерь! — выдохнула Речница и изумлённо замигала — и в этот же миг Горка, бессильно распластанный на земле, вскинулся и вскочил на ноги, веером складывая растрёпанные перья. За оградой, посреди залитой солнечным светом улицы, колыхались дымчато-серые и чёрные перья. Огромный когтистый ящер, оглядевшись по сторонам, вошёл во двор.

— Ссссу-у-урх! — Горка поднял лапы, зашевелил когтями, едва не кинулся на дверь — но вовремя остановился. Все его перья взволнованно шелестели.

— Шшшшш, — отозвался пришелец. Он был серым от носа до кончика хвоста, ни единой пестрины, — кроме длинных чёрных перьев на лапах, хвосте и груди. На миг поднеся коготь к пасти, он подошёл к загону. Горка повёл лапами, наклонил голову набок, следя за каждым его движением. Серый ящер выставил лапу вперёд, опустил трёхпалую ладонь на замок, и красные сполохи, перебегающие от столба к столбу, угасли. Тихонько заскрежетали, выходя из пазов, засовы, и дверь, которую ничто больше не удерживало, упала наземь. Серый ящер жестом поманил Горку к себе и попятился, освобождая дорогу.

Зурхан, прижав оперённые локти к бокам, зашевелил когтистыми пальцами, выжидательно посмотрел на соплеменника. Тот повторил призывный жест и пошёл к воротам. Озадаченно зашипев, Горка выбрался из загона. Он шумно сопел, принюхиваясь, и что-то выглядывал на соседних крышах — но, так и не увидев ничего интересного, вслед за сородичем вышёл со двора. Кесса подползла к коньку крыши, взглянула вниз — ящеры уже скрылись в переулке, и несколько томительно-долгих мгновений спустя над крышами взлетел хасен. С его палубы свисали два оперённых хвоста — чёрный и медно-красный.

Кесса ошеломлённо взглянула на Нингорса — тот лишь встряхнул головой и пригладил усы. Хасен, только что темневший в небе, сгинул, будто его ветром сдуло. Посреди двора стоял пустой загон, и на земле валялись серые перья.

«Ящер пришёл за сородичем из самого леса!» — Кесса украдкой ущипнула себя и растерянно усмехнулась. «Откуда у него корабль?!»

Уже ничего не опасаясь, она скатилась по крыше и спрыгнула во двор, отмахнувшись от сердито зарычавшего Нингорса. Дверь, сорванная с петель, валялась на земле, но не плашмя — что-то слегка приподнимало её. Кесса осторожно, стараясь не задеть шипы, приподняла тяжёлую конструкцию — и выронила её, отступила на шаг, изумлённо мигая. Из замочной скважины торчал маленький — едва ли с мизинец длиной — кованый ключ.

— Нингорс! — закричала она, подпрыгнув на месте. — Летим за кораблём! С Горкой беда!

Алгана глухо зарычал, поднимая дыбом шерсть на плечах и загривке. Мельком взглянув на ключ, он подхватил Кессу и забросил на спину. Во двор, привлечённые шумом, ввалились копейщики, но хеск уже мчался над крышами, поднимаясь всё выше, к сгущающимся тучам. Стаи перелётных ро брызгали в разные стороны, почуяв ветер от его крыльев.

— Корабль в мороке, но я чую след, — сказал Нингорс, на миг замедлив полёт. — Как ты поняла?

— Ни один зурхан не удержит такой ключик в лапе! — Кесса стиснула зубы. — Это Акаи, оборотень, и он обманул Горку… Что они хотят с ним сделать?!

— Да уж не освободить, — буркнул Алгана. — Держись, детёныш, мы их догоним.

Туман плыл под его крыльями, колыхался впереди и смыкался за спиной Речницы, лишь изредка в просветах облаков сверкала водная гладь. Корабли проносились мимо, но ни один из них не нёс на себе двоих ящеров.

— Они летят к Чёрному Озеру, — выдохнул Нингорс, с силой ударив крыльями и зависнув в воздухе. — В Фальхайн…

— Они испортили Мирный Пир! — выдохнула Кесса. — Зачем?! И что теперь будет?

— Держись! — Нингорс, прижав крылья к бокам, рухнул сквозь облачную дымку вниз. Теперь и Кесса слышала то, что коснулось его ушей, — глухой рокот, переходящий в истошный вой.

— Горка, — прошептала она.

Не успел вой умолкнуть, как существо закричало снова, ещё громче и пронзительнее. Нингорс прижал лапы к телу, часто и быстро забил крыльями, ветер прижал Кессу к его спине, и она уткнулась носом в жёсткую гриву.

— Горка зовёт на помощь!

— Не зовёт, — угрюмо отозвался Нингорс. — Отгоняет. Готовься, Шинн, мы почти на месте!

Он рухнул вниз так резко, что Кессу едва не сдуло. Облака разлетелись в клочья, открывая взгляду густой хвощовник, распластанные в небе листья папоротников, упавшие столбы, опутанные плетеницей, и поваленный на бок корабль с беспомощно трепещущими шарами. Три десятка хесков — кто с оружием, кто с верёвками — подступили к ревущему Горке, ещё один Акаи стоял на вздыбленной палубе, сердито крича и потрясая копьём.

Передние лапы зурхана были опутаны тросами, и Акаи повисли на них, медленно, но верно заваливая Горку на брюхо. Ящер вырывался, Акаи вдвадцатером едва держали его. Стряхнуть путы он не мог — корабельные якоря-шипы, привязанные к ним, глубоко впились в его шкуру, тросы обмотались вокруг лап, и кровь орошала траву при каждом рывке. Акаи со связкой дротиков, понукаемый предводителем с палубы, крадучись, пошёл к зурхану — тот резко опустил голову почти до земли, подался вперёд, клацнул зубами, и хеск метнулся назад, к кораблю. Предводитель взвыл.

Что-то дёрнуло Горку назад, и он, едва не рухнув, встал на дыбы с оглушительным рёвом. Те из держащих тросы, кто был ближе всего к нему, оторвались от земли, но верёвки не выпустили. Третий шип, пущенный понизу, облетел вокруг задней лапы зурхана и зацепился за трос — воткнуть его в шкуру не вышло. Горка взмахнул хвостом, и замешкавшийся метатель взлетел в воздух и с хрустом ломающихся костей врезался в хвощ. Предводитель замахал копьём, и другой Акаи, пригибаясь к земле и прячась за спинами товарищей, подобрался к оброненному тросу и ухватился за него. Лапа ящера дрогнула. Второй хеск поспешил на помощь первому. Горка взревел, клацнул зубами у передней лапы, едва не всадив зубы себе же в плечо, и подался вперёд, едва не прихватив пастью зазевавшегося Акаи. От корабля, выставив вперёд самое длинное копьё с блестящим зазубренным наконечником, к ящеру медленно подбирался хеск. Он замахнулся, примеряясь для удара, Горка молниеносно опустил к нему голову, но едва не повалился — и снова отшатнулся, так и не дотянувшись до врага. Акаи, повисшие на дёргающихся тросах, радостно закричали, попятились, натягивая верёвки ещё туже.

— Сссу-урх… — выдохнул Горка, мотая головой. Кесса стиснула зубы.

— Ни-куэйя!

Она сама не ждала такой удачи, но тонкий золотистый луч, пронзив оба троса, вмиг обуглил их. Ящер вскинул лапы в последнем отчаянном рывке — и верёвки лопнули, раскидав ошеломлённых хесков по опушке. Горка стремительно обернулся вокруг своего хвоста, щёлкнул зубами — и Акаи, только что тянувший его за заднюю лапу, подлетел в воздух и упал обратно, разорванный надвое. Обезглавленное тело второго осело на траву, заливая землю кровью.

Те, кто держал пережжённые тросы, успели встать — и с воплями разбегались теперь кто куда. Горка метнулся к ним, легко поводя когтистыми лапами. Издали его удары не казались сильными — вот только плоть и кости распадались под ними. Ещё два рассечённых на части тела рухнули под лапы ящеру, и он, слегка пригнувшись, пропустил над плечом дротик. Двое Акаи, взобравшись на палубу, ещё надеялись остановить его. Ящер бросился вперёд, боком врезался в борт корабля, и хасен лопнул, как яичная скорлупа. Один Акаи спрыгнул на землю и кинулся в лес, но коготь Горки зацепил его загривок, и хеск, сделав ещё два шага, упал ничком. Отбросив в сторону перекушенное копьё, ящер снова опустил голову и высоко вскинул её. В его пасти болтался, отчаянно вопя, предводитель Акаи. В следующий миг его крик оборвался.

— Так их! — крикнула Кесса. Горка, не выпуская из пасти добычу, поднял голову, его ноздри затрепетали, и он приглушённо рявкнул, поводя когтями перед грудью. Его окровавленные перья заколыхались.

— Он нас узнал! — воскликнула Кесса, в волнении дёрнув Нингорса за гриву. Хеск недовольно рявкнул. Он выгнул крыло, выписывая над ящером круг, и Горка, не сводя с него глаз, медленно развернулся вслед за ним. Голову пойманного хеска он успел протолкнуть в пасть, ноги и хвост ещё свисали.

Синяя вспышка соединила чёрные тучи с землёй, гром прокатился над лесом, всколыхнув поникшие ветви, и в его раскате утонул рёв зурхана. Ящер, выронив из пасти откушенные ноги, развернулся к долине. В его плече, глубоко вонзившись в плоть, торчала стрела.

Нингорс взвился к тучам, и следующие стрелы пронеслись мимо. Кесса увидела, как навстречу ему мчатся, на лету извергая пламя и россыпи трескучих искр, драконы, а внизу пёстрой волной растекается по земле несметное войско. Всадники с пиками, верховые лучники, золотистый, серый и лиловый мех, белые перья и чёрная чешуя, — хески бежали молча, только стрелы, взвиваясь туча за тучей, свистели над ними, да вспарывали воздух ослепительные молнии. Одна из них настигла Горку, и он пошатнулся, приникая к земле и содрогаясь всем телом. Ещё две стрелы вонзились в его бок, десяток соскользнул по перьям, упав под ноги.

Нингорс камнем упал к земле, и Кесса успела только охнуть, когда свалилась на развилку ветвей. Уцепившись за жёсткий ствол хвоща, она растерянно смотрела, как Алгана разворачивается навстречу летучим врагам.

— Уиррр! — пронеслось над степью. Нингорс, сложив крылья, летел навстречу огромному дракону, и его тело на лету превращалось в трепещущее пламя.

Войско приостановилось, рассыпаясь на островки; лучники подались назад, маги отхлынули, выстраиваясь полумесяцем, и копейщики пригнулись, пропуская над собой лавину заклятий. Стена огня устремилась к Горке, но, не долетев, наткнулась на вырастающие из земли нити зеленоватого света — и помчалась к тем, кто её послал. Хески бросились врассыпную — маги назад, копейщики и огромные звери — вперёд. Им навстречу, пригнув голову и выставив перед собой лапы, уже мчался пернатый ящер. Шар огня врезался в землю, слегка опалив ему хвост, второй разбился под боком, и зурхан, оттолкнувшись от земли, огромным клубком покатился по растерявшимся врагам. В небе с громовым рёвом рассыпался в пепел огромный дракон, и кольцо испепеляющего света разошлось под облаками.

«Ай! Да тут не спустишься!» — Кесса, порезав ладонь о стеклянистую кору хвоща, едва удержалась от проклятий. В небесах Нингорс метался меж тучами, уклоняясь от молний и огненных потоков, и алые драконы преследовали его, теряя чешую и клочки крыльев. На земле огромный ящер бил хвостом и клацал зубами, расшвыривая врагов, и каждый удар его когтей разрывал кого-нибудь на части. Стрелять в него уже не могли, но молниями хлестали, попадая в основном по своим же союзникам. Те пытались поддеть Горку копьями или отрубить ему лапу, но даже приблизиться не могли — ни одно их движение не ускользало от ящера.

— Ни-куэйя! — крикнула Кесса, указав на ближайшего хеска — тот, положив стрелу на тетиву, высматривал что-то в зарослях. Лук почернел от жара, воин Волны отшвырнул его и схватился за обожжённое запястье, ошалело вертя головой.

— Беги! — закричала Речница, но клыкастая тварь — зверь с длинным хвостом и шипами вдоль хребта — вылетел из толпы и бросился на недавнего союзника. Лучевой ожог не остановил его и на мгновение, и водяная стрела попусту расплескалась по толстой шкуре, — хеск, только что освободившийся из Волны, упал с перебитой спиной, и недавний союзник отгрыз ему голову. Бросив бездыханное тело, он кинулся к хвощу и встал на задние лапы, рыча и царапая кору. «Увидят!» — похолодела Кесса, и лезвие, пущенное твёрдой рукой, впилось зверю в глаз. Отшатнувшись, тот встал на дыбы и повалился набок, его лапы судорожно царапнули кору и обмякли.

— Ни-куэйя! — Кесса метнула луч в проносящегося мимо дракона. Ни его сородичей, ни крылатого демона нигде не было видно. Дракон, плюнув огнём в заросли, рванулся к тучам — там что-то сверкнуло, но тут же угасло.

Среди обступивших его хесков на земле распластался Горка, его облепили со всех сторон, ухватили за хвост и за лапы, и кто-то из самых тяжёлых зверюг запрыгнул на спину. Зурхан вырывался, как мог, и волна над ним то смыкалась, то рассыпалась брызгами. Вот он взмахнул хвостом, сбросив двоих хесков, но ещё четверо тут же в него вцепились, кто-то ткнул его копьём, но попал не в шею, а в пасть — и древко хрустнуло в зубах ящера, а следом хрустнули и кости копейщика.

— Ни-куэйя! — крикнула Кесса, но луч, не долетев, истратил силу, и те, кого он обжёг, даже не почесались. Водяной шар рухнул на них, один из зверей, вскочивших Горке на спину, от неожиданности скатился обратно, однако другой перемахнул на шею. Зурхан вскинул голову, пытаясь сбросить его, забился, как раненая птица. Дротик свистнул в воздухе, ткнулся ему в шею, и Кесса с горестным воплем зажмурилась.

— Су-у-урх! — донеслось из зарослей. На опушку, ломая кусты, вылетел серебристо-серый зурхан. Вскинув когтистые лапы, он взревел и бросился на врагов. Те, опешив, отпрянули. Горка, почуяв, что держащие его руки ослабли, вскочил и, свернувшись клубком, рухнул прямо на обступивших его хесков. Три когтя сверкнули в воздухе, и воины Волны шарахнулись прочь, подальше от смертоносных лап. Горка вскочил, сцапал кого-то пастью и небрежно отшвырнул.

— Сссу-у-урх! — он вскинул когти, распушил изломанные хвостовые перья. Смотрел он только на сородича, и хески, волной отхлынувшие от него, приободрились и потянулись за оброненным оружием.

Зурхан подбежал к дереву и проворно полез на него, на ходу сбрасывая личину. Когда он достиг первой ветки, от его грозного облика уже ничего не осталось — на ветвях сидел Акаи в простой зелёной накидке.

— Я не твой родич, но я тебе помогу! — крикнул он, складывая пальцы в причудливую фигуру. — Тагих!

Земля содрогнулась, поднялась на миг дыбом и осела, деревья качнулись, и хески, устремившиеся было к пришельцу-Акаи, повалились в траву. Не удержались на ногах и те, кто с копьями подбирался к Горке, но двое зубастых демонов всё же прыгнули, метя ему в горло. Он мотнул окровавленной головой, и злобный рык хесков сменился жалобным воем — один отлетел в сторону, второй повис в пасти зурхана, отчаянно дёргая лапами.

— Тагих! — крикнул Акаи, тыкая пальцем в размётанный отряд Волны. Сотрясение подбросило воинов, уронило их наземь, но и Горка не устоял на ногах и сел на хвост. Несколько тусклых вспышек всколыхнуло его перья, выжигая их и обугливая кожу. Хески, подбадривая друг друга свирепыми криками, двинулись к упавшему ящеру. Зелёное зарево полыхнуло за тучами, и на равнину упало изломанное красное крыло. Хески замерли.

— Бегите! — Кесса метнула в их гущу водяной шар и еле удержалась на дереве — в глазах потемнело, руки обмякли. Из туч с воем, прокладывая себе путь лучами, вырвался Нингорс, зелёная вспышка опалила истоптанную землю, — и хески, не выдержав, бросились врассыпную. Никто не побежал к лесу — все кинулись к реке и опустевшим дорогам за степью. Кесса, не дожидаясь, пока они скроются, повисла на руках, нащупывая ногой уступ на стволе, прыгнула ещё ниже — и перемахнула с колючего уступа на землю. «Вот это побоище,» — думала она, стараясь не отводить глаз и судорожно сглатывая. «Так и рассказывали о Волне. Угораздило же меня попасть именно в эту легенду…»

Изрытая земля пропиталась кровью, и то, что лежало на ней, непохоже было на тела павших воинов, готовые к почётному сожжению. Кесса не взялась бы разобрать, где тут кто, и что кому принадлежало, — хесков, дерзнувших напасть на Горку, разорвало в клочья, от противников Нингорса остался только пепел. Лишь зверь, подбиравшийся к Речнице, лежал нетронутым. Кесса наступила ему на голову и кое-как выдернула кинжал.

— Эррх, — рядом, тяжело хлопая крыльями, опустился Нингорс. Он был ужасен, как поле битвы, — вся шкура покрылась пеплом и запёкшейся кровью, перепонки повисли клочьями, одно из ушей слизнуло пламенем, зацепив и загривок. Хеск припадал на левую ногу и никак не мог сложить крылья — вывернутые суставы не слушались.

— Жива, Шинн? Не достали? — спросил он, весело скалясь, и наклонился к мёртвому хеску, выдирая из тела большой кусок мяса вместе со шкурой и обломками костей. — Всё зарастёт, если есть еда. Не стой надо мной и не смотри, как на мертвеца.

— Ссу-урх, — отозвался с поля битвы Горка. Он бродил по степи, как огромная цапля по зарослям тростника, и время от времени подцеплял что-то когтями и отправлял в пасть. Наклонившись и обнюхав землю, он прихватил что-то из лежащих останков и направился к Кессе. Она и мигнуть не успела, когда ящер склонился над ней.

— Река моя Праматерь, — выдохнула она, глядя в травянисто-зелёные глаза. Зурхан наклонился низко, почти коснулся головой земли. Из его пасти свисали руки коченеющего трупа. Ящер качнул головой, едва не зацепив мёртвой конечностью лицо Кессы, и шумно вздохнул.

— Горка, ты это мне принёс? Ты хочешь угостить меня? — робко спросила она, протягивая руку к окровавленной морде. Зурхан ткнулся носом в ладонь, и Кесса поспешно подалась назад, чтобы не упасть.

— Что ты! Не нужно, — замотала она головой. — Отдай еду Нингорсу. Он очень голоден.

Горка сделал ещё шаг и выронил недоеденного хеска из пасти — прямо к ногам Нингорса.

— Эррх, — хеск, оторвавшись от еды, изумлённо замигал. — Спасибо.

Он протянул руку к морде Горки, но ящер, недовольно клацнув зубами, развернулся и потопал в степь. Нингорс посмотрел на свою ладонь, хмыкнул и склонился над обглоданной тушей.

— Могучий воин, в одиночку выстоявший против сотни, — прошептала Кесса, глядя Горке вслед. — Носитель шести мечей…

Зурхан слегка прихрамывал и беспокойно крутил головой, обнюхивая плечи, — из его лап ещё торчали корабельные шипы, а в боку глубоко засели стрелы. Ухватившись зубами за шип, он кое-как вырвал кусок стали из тела и глухо рявкнул от боли.

— Вот так дела, — потрясённо вздохнул рядом с Кессой незнакомый Акаи. — Пернатые холмы — сильные звери, но это существо… Я даже с сотней соратников не сунулся бы к нему! Не зря с вами, авларинами, все боятся связываться — у вас такие ручные зверьки, что храни меня Намра!

— Горка — не ручной зверёк, а мы не авларины, — буркнула Кесса, не подумав, и осеклась. — Это ты пришёл в облике зурхана? Как хорошо! Без тебя Горку загрызли бы. Ты всех напугал!

— Горка? Хорошее имя, — хмыкнул Акаи, прикасаясь правой ладонью к левому плечу. — А я — Апи Фаатуланга. Хорошая встреча, о Шинн-авлар» коси, госпожа зверей и чудищ. Я, честно, не надеялся спугнуть одержимых. Подвластные Агалю мало чего боятся. И храни меня Намра, если это не последний отряд. Храни меня Намра! Они подкатились к самым стенам Фальхайна… Где вся стража, когда она нужна?

Он говорил быстро и встревоженно, то и дело оглядываясь, но каждый раз его взгляд возвращался к Горке — на ящера он смотрел с восхищением и опаской.

— Стража, должно быть, спряталась. Как и город, — осмотрелась по сторонам Кесса. — Значит, Фальхайн совсем рядом? Наверное, он под мороком…

— Время прятаться, авлар» коси, — развёл руками Апи. — Вот что бывает с теми, кто не укрылся вовремя…

Он указал на дымящиеся обломки хасена. Летающий корабль, давно опрокинутый на бок, принял на себя огненные плевки, а потом сотрясения земли разметали его обгоревшие рёбра, и теперь это был лишь обугленный остов. С обломка форштевня свисала покрытая сажей накидка — всё, что осталось от шляпы предводителя Акаи.

— Это бывает с теми, кто обманом заманивает зурханов, — нахмурилась Речница. — С теми, кто пытается убить их. Туда им и дорога! Горка доверился им, а они изранили его, едва не закололи…

Шелестящий вздох и протяжный гулкий рокот прервали её речь. На краю леса, сминая тяжёлым телом кусты, корчился Горка. Он как будто пытался лечь на брюхо, но судорога уронила его набок, и он запрокинул голову и взревел.

— Что ты? Что с тобой? — выдохнула Кесса, подбежав к ящеру. Он уже не корчился, только дрожь то и дело пробегала от головы к хвосту, и судорожно подёргивались лапы. Горка дотянулся до последней стрелы, торчащей из бока, вырвал её и содрогнулся всем телом. Махнув лапой, он царапнул землю огромным когтем — и тот с хрустом отогнулся назад, к локтю, обнажив длинное серебристое лезвие, вырастающее из пальца. Оно задрожало, вытягиваясь из живых ножен ещё на полмизинца, и Кесса увидела, как остальные когти ломаются и повисают на пальцах, пропуская растущие серебряные клинки. Изломанные перья на плече Горки приподнялись, освобождая кромку чёрного лезвия, — и она вновь нырнула под кожу, оставив кровоточащую ранку. Ящер, гневно зашипев, рванул зубами шкуру на плече, и она разорвалась с фонтаном крови, обнажив тёмные металлические перья.

— Превращение! — охнула Кесса. — Нингорс, Апи, смотрите! Горка превращается!

Теперь она видела, как туго натянулась шкура ящера, и как разошлись края каждой царапины. Стальным перьям было тесно под старой кожей, и они рвались наружу, рассекая её. Зурхан запрокинул голову с отчаянным воплем — ряд багровых перьев вспорол шкуру на шее и протянулся до груди, оставив длинную рваную рану.

— И правда, — сказал Нингорс, хватая Кессу за плечо и оттаскивая подальше от когтей ящера. Тот сердито зашипел ему вслед.

— Стало быть, все ошиблись, — хмыкнул хеск, потирая безволосое отрастающее ухо. — А битва вскипятила его кровь, и зелье сработало. Но он и без стальной шкуры был хорош.

Горка перекатился на другой бок, ёрзая, будто пытался выползти из собственной кожи — но она держалась прочно, только ранки, оставленные прорастающими перьями, расширились. Он с гневным шипением хлестнул себя когтями по брюху, рассекая шкуру, Кесса охнула — но металлическая броня уже выросла и там — и заблестела сквозь кровоточащие прорехи.

— Горка, не бойся! Под твоей шкурой растёт броня! — крикнула Речница. Ящер потянулся к ней, но судорога отбросила его назад, и он испуганно взревел.

— Шкура живая, — покачал головой Акаи, незаметно вставший рядом с Кессой. — Должно быть, больно, когда она так рвётся.

— Как помочь? — Кесса развернулась к нему. — Он так себя покалечит!

— Взять нож и разрезать — так, как свежуют туши, — сказал Нингорс, оценивающим взглядом окинув ящера. — Если сталь там везде, шкура снимется чулком, и ему больно не будет.

— Ты это сделаешь? — Кесса посмотрела на него с надеждой. — У меня острые ножи… Только смотри, не причини вреда Горке!

— Ему причинишь, — буркнул хеск, отбирая у Речницы лезвие. Едва он сделал два шага по направлению к зурхану, тот взмахнул лапой, и Нингорс отпрыгнул назад. Ещё немного, и его разрезало бы на четыре части. Горка рявкнул, показывая ряды маленьких, но острых зубов.

— Он нас слышал! Умная зверюга, — хмыкнул Апи. — И, похоже, он мало кому верит…

Он шагнул вперёд, остановился, сделал ещё несколько быстрых маленьких шажков — и опрометью бросился назад. Серебристые когти рассекли воздух там, где он только что стоял.

— А ты бы верил, если бы тебя хотели изжарить живьём? — фыркнула Кесса. — Хаэй! Горка! Послушай!

Она помахала рукой, жалея, что не расспросила вовремя эльфов, зачем нужны накладные когти, и как ими шевелить. Но ящер и так её услышал — и гулко вздохнул, поворачивая голову к ней. Металлические перья вспороли шкуру над его веком, залив кровью глаз, зурхан зашипел, но не шевельнулся. Теперь он не видел Кессу, но его ноздри трепетали — его внимание всё равно было приковано к ней, и Кесса опасливо поёжилась.

— Не шевелись, и я попробую тебе помочь! — крикнула она по-авларски, глядя то на куванский нож в своей ладони, то на стальные перья, протыкающие толстую шкуру.

Нингорс, почесав загривок, дотянулся до Речницы и хлопнул её по плечу.

— В шкуре не должно быть крови, — сказал он. — Где-то есть жила между ней и телом. Вернее всего, рядом с дырами в броне… может, у пасти или уха, а может, у клоаки. Делай надрезы там и пережимай жилы. Когда шкура отвалится от тела, ты снимешь её, как рубашку. Ему даже больно не будет. И осторожно с когтями!

— Спасибо тебе, Нингорс, — прошептала Кесса. — Ешь и отдыхай, я скоро. Хаэй! Горка! Замри и не шевели ни единым пером — будет немного болеть, но потом станет легче!

…Искромсанная шкура, тяжёлая и сырая, как промокший зимний плащ, уже не кровоточила, и странница проворно вспарывала её — от локтя к пальцам, кольцом по плечу, очень осторожно — вокруг закрытых глаз, пасти и ушных отверстий, окружённых жёсткими перьями. Живой металл дрожал под пальцами, норовил впиться в руку. Горка лежал смирно, вытянувшись на левом боку, и дышал спокойно — жилы, соединившие старую шкуру с телом, были рассечены, и больше ненужная кожа не причиняла ему боли. Стоило рассечь её по груди, брюху и хвосту, как она соскользнула с тела, открыв серо-стальной покров и два ряда красновато-медных перьев, спускающихся со скул на грудь. Кесса украдкой погладила их и с облегчённым вздохом отошла от когтистых лапищ и огромной пасти. Оставались ещё задние лапы.

Хвост Горки мерно шелестел в траве, покачиваясь из стороны в сторону, и дождь смывал с багровеющих перьев кровавые пятна. Широкие волнистые лезвия длиной в руку смыкались, приподнимались и расходились, тускло поблескивали, отражая дневной свет. Кесса с трудом отвела от них взгляд и потянула за края мокрой шкуры, стаскивая последний слой с левой лапы. Кожа со ступни сползла, и жёсткие роговые ногти хрустнули, выпуская наружу серебристый металл. Кесса потрогала пальцы Горки — каждый из них был длиннее, чем её ладонь. «А их не три,» — подумала Речница, тронув четвёртый, отставленный чуть вбок, и пятый, едва заметный и высоко поднятый над землёй. «И у следа было бы четыре отпечатка… Значит, не зурхан был там, на отмели. А может, четвёртая вмятина стёрлась…»

Ящер недовольно зашипел и подёргал лапой. Шкура не спешила сваливаться — зацепившись за что-то, она так и висела на ноге. Кесса подошла поближе, чтобы отцепить её, притронулась к лапе — и Горка вздрогнул и недовольно зарокотал. Из его бедра выглядывала рукоять клинка — огромная заноза, как раз ему по размеру.

— Ох ты! Тебя ранили, — поцокала языком Кесса. — Длинный же это нож! Зато лезвие должно быть гладким. Не шевелись!

Она уцепилась за рукоять, дёрнула изо всех сил — и полетела кубарем, выронив окровавленный трофей по дороге. Горка, перекатившись на брюхо, встряхнулся всем телом, повернул голову к упавшей Речнице и гулко вздохнул.

— Да, силы тебе не занимать, — проворчала Кесса, отряхиваясь от обрывков травы и потирая ушибленный бок. — Если можешь встать — встань и отряхнись!

Ящер заворочался, перенося вес с лапы на лапу, и резко выпрямился, встряхиваясь всем телом. Алые брызги полетели во все стороны. Кесса, сидя в траве, видела, как приподнимаются и укладываются плотно, край к краю, стальные перья, как смыкаются ряды острых лезвий на хвосте и лапах, и как шевелятся на подогнутых пальцах серебристые когти. Горка разглядывал себя, выгибая шею, обнюхал лапы и обернулся вслед за хвостом, так до него и не дотянувшись.

— Горка, держи! — Кесса подбросила в воздух большой водяной шар, и ящер поймал его на лету. Но это не утолило его жажду — тяжело вздохнув, он лёг и подставил приоткрытую пасть дождевым струям. Кесса, мимоходом подобрав выроненный клинок и вытерев его о траву, подошла к зурхану. Тот слегка повернул голову, гулко вздохнул.

— Вот и всё, Горка. У тебя новая шкура и новые когти, — Кесса дотронулась до его макушки, поблескивающей под дождём. — И все перья — красивые и прочные. Теперь ни одна тварь не посмеет запихнуть тебя в печь!

Её взгляд упал на широкий ошейник. Тот так и остался на шее Горки — теперь он сидел плотнее, но стальные перья не смогли его разорвать. Тёмные камни загадочно мигали, и Кессе чудилось в их отблесках что-то недоброе.

— Нуску Лучистый! Этот мерзкий ошейник… как он снимается?! — Кесса поддела пальцем широкое кольцо, поскребла его лезвием ножа — стекло заскрежетало о прочную кожу, оставив крохотный надрез, а рука нащупала внутри обтянутого кожей кольца прочный металл. Никаких замков и защёлок у ошейника не было — его словно сковали прямо на шее ящера, намертво спаяв концы.

— Стекляшкой его не возьмёшь, — заметил с безопасного расстояния Нингорс. Он выбрался под дождь и встал за спиной Горки, посмотрел на ошейник и фыркнул.

— Венгэтская работа. Я разгрызал такие на спор.

— А этот разгрызёшь? — повернулась к нему Кесса, и Горка недовольно зашипел и развернул морду к хеску.

— Будто он меня подпустит, — Нингорс указал на ящера и пожал плечами. — Были бы у тебя, Шинн, нормальные зубы…

— Нингорс, не время для насмешек, — нахмурилась Кесса. — Вдруг Вуа или кто-то из Экамиса вернётся за Горкой? Медальон-то у них…

— Это верно, — шевельнул отрастающим ухом Нингорс. — Что ж, попробую.

Он сделал шаг к Горке, и ящер с сердитым шипением поднял лапу. Алгана долгим взглядом смерил сверкающие когти и шагнул назад.

— Видишь? Мне дорога моя шкура, детёныш.

— Ну что ты, Горка? Зачем ты прогнал Нингорса? — Кесса обхватила двумя руками тяжёлую голову ящера — тот не возражал, только прикрыл глаза. — Лежи тихо, не маши когтями. Нингорс — наш друг. Он снимет с тебя ошейник, и ты получишь свободу. Я буду тут, чтобы тебе не было страшно. Обещаю, никакого вреда тебе не причинят!

Зурхан чуть шевельнул головой, устраиваясь поудобнее в объятиях Речницы. Та кивнула Нингорсу, и хеск, оглядываясь на неподвижную лапу, подошёл к ящеру и дотронулся до его шеи. Горка тихонько зашипел, но когтями не шевельнул — и Нингорс, взявшись за ошейник двумя руками, впился зубами в прочное кольцо. Краем глаза Кесса увидела, как Апи отходит в тень деревьев и прикидывает, куда он успеет залезть в случае чего. Стальное кольцо с треском разошлось, и Нингорс, шумно выдохнув, наполовину разогнул его и снял с горкиной шеи.

— Так-то лучше, — он швырнул ошейник в заросли. Широкое кольцо вспыхнуло на лету неярким зеленоватым светом, и кожа осыпалась хлопьями сажи, а камни со стеклянным звоном разлетелись в пыль. Ноздри Горки затрепетали, уловив тревожащий запах, и он испустил шелестящий вздох.

— Теперь ты — свободный ящер, — сказала Кесса, выпустив голову зурхана. Шкура под перьями была тёплой, даже горячей, и сами они не казались мёртвым металлом — шелестели и трепетали, как живые. Речница запоздало поёжилась, сравнив свой рост и длину горкиной пасти, — выходило, что целиком она туда не влезет, но снаружи останется не так уж много.

— Да, славный зверь, — сказал Апи, осторожно приближаясь к зурхану с охапкой папоротника. — Я принёс ему поесть. Слышал, пернатые холмы любят мягкие листья…

«Ох ты! Горка превратился, ел мясо, а камни у него по-прежнему в брюхе,» — Кесса покосилась на живот ящера — непохоже было, чтобы он собирался что-то отрыгивать. «Значит, переварятся и листья.»

Зурхан сердито зашипел, когда Апи подошёл слишком близко, но сразу не замахнулся — сперва покосился на Кессу. Она замотала головой и жестом попросила у хеска лист.

— Апи Фаатуланга — добрый житель, — сказала Кесса, скармливая Горке папоротник. — Он принёс тебе еды. Разреши ему подойти! Он тебя накормит.

Акаи сделал ещё шаг — зурхан смерил его настороженным взглядом, но когти недвижно лежали на земле. Осмелев, Апи опустился на корточки рядом с головой Горки и протянул ему пучок листьев.

— Ешь, могучий ящер. Я слышал, вы любите и рыбу. С собой у меня её нет, но дома — на Лозной Поляне… Там целые бочки рыбы, есть и солёная, и квашеная. И за свежей могу послать… — приговаривал Акаи, скармливая Горке лист за листом. Кесса опасалась, что ящер откусит ему пальцы, но тот был очень осторожен. Через пару мгновений подошёл и Нингорс — он принёс чью-то ногу. Горка и от неё не отказался.

— Прямо как в легенде о Речнике Кирке, — прошептала Кесса, забывшись, и тут же встрепенулась и взглянула на Апи. — Речник Кирк! Мы ведь у Чёрного Озера, так? И тут всё это случилось… Апи, ты слышал легенду о Кирке и когтистых чудищах?

— Кто же её не слышал? — хеск кивнул на густой хвощовник. — Там, у озера, есть пригорок, из него раньше брали камни и кирпичи, — а он был домом злого чародея. Сейчас там пусто, но говорят, под землёй полно пещер и ям. Вот там всё это и случилось, прямо в том доме. Хорошая история, но та, что была сегодня, — ещё лучше.

Папоротник закончился, и Горка зашевелился, осторожно стряхивая с себя чужие руки и лапы. Убедившись, что все расступились, он поднялся, встряхнулся так, что зазвенели перья, и пошёл к деревьям. Ветка, задетая серебристым когтем, не согнулась — она отвалилась от дерева прямо на голову Горке, и ящер озадаченно рявкнул, но пасть открыл и листья сжевал. Кесса усмехнулась.

— Он кого-то чует в зарослях, — сказала она. Ящер, забыв о деревьях, насторожился, поднял когти к груди и испустил раскатистый рёв. Перья на его хвосте развернулись, сомкнулись краями, засверкали начищенной медью. Кесса замерла, прислушиваясь к лесным шорохам, — и откуда-то издалека до её ушей донёсся ответный рокот.

— Ссу-урх! — Горка зашевелил лапами. — Ссссу-у-урх!

— Он собирается к сородичам? — шёпотом спросила Кесса. Она во все глаза смотрела на лес, надеясь, что сейчас из дебрей появятся пернатые ящеры, но дождалась только сутулых серых теней — Войксы, учуяв добычу, вылезли под дождь. Один из них, осмотрев поле битвы, прикрыл нос лапой от воды и протяжно завыл. Нингорс и Апи с сердитым фырканьем отошли от него подальше.

— Таким зверем гордился бы любой город, — покачал головой Акаи. — Он один стоит войска! И какой красавец… Будь такая ящерка в моём доме, вся моя семья глаз с неё не спускала бы. Мы — лесные жители — привыкли себя защищать, но тут же не кучка разбойников — тут Волна, а бежать нам некуда. Вот бы такой зверь стал нашим защитником… Мы на рыбу не поскупились бы.

Горка, так никого и не дождавшись, обиженно фыркнул и принялся жевать кусты. Нингорс смерил его задумчивым взглядом.

— Похоже, сородичи его не ждали. У вас, в Фейре, растут папоротники? Приживётся он там?

Кесса мотнула головой.

— Там холодно, Нингорс. Тут таких холодов не бывает, — тихо ответила она. — Я бы очень хотела взять Горку с собой, но там он умрёт. Один, в тоске и холоде…

— Ну вот! А тут даже зимой тепло, — вмешался Апи. — Иногда сверху, с гор, тянет, но на такой случай я утеплю загон. У меня немало зверья, и все сыты и довольны.

Кесса, нахмурившись, заглянула ему в глаза. Акаи переменился в лице, но взгляд не отвёл.

— Ты хочешь Горку к себе взять? Чтобы он защищал тебя? А если он соберётся к родичам, ты засунешь его в клетку или в печь?

— Ты что, авлар» коси?! — замахал руками Апи. — Его никто пальцем тронуть не посмеет! За кого ты меня держишь?! Это же пернатый холм, мы никогда их не обижали!

— Я не авларинка, а Чёрная Речница, — сказала Кесса. — А Горка — не просто зверёк. Надо поговорить с ним. Если он согласится — так тому и быть.

— Су-урх, — прошелестело над её головой. Ящер бесшумно выбрался из кустов и подошёл к ней.

— Суррх, — он встряхнулся, лязгнув стальными перьями, и наклонил голову, как бы прислушиваясь.

— Ты… ты услышал наш разговор? Ты понимаешь Вейронк? — удивлённо мигнула Кесса. — Жаль, что мы тебя не понимаем! Смотри, Горка, — если ты захочешь сказать «да», сложи лапы вот так!

Она опустила руки и свела вместе указательные пальцы. Ящер склонил голову набок, мигнул и поднёс лапу к лапе, укладывая огромные когти друг на друга.

— Да, правильно! — закивала Кесса. — Ты хорошо понимаешь мои слова? И слова Апи?

Перья на плечах Горки заколыхались, он, помедлив, снова свёл вместе когти. Кесса покосилась на Акаи — тот стоял с приоткрытым ртом и глазел на ящера, не мигая.

— Апи зовёт тебя в свой дом, — сказала Кесса, взяв хеска за руку. — Чтобы ты там жил вместе с ним и его родичами. Он просит защитить его дом от врагов, а взамен обещает много еды. Он клянётся никогда не привязывать тебя даже ниткой, а если ты захочешь уйти в лес — он тебя отпустит и проводит с благодарностью. Да, Апи Фаатуланга?

— Да, именно так, — закивал Акаи. — Клянусь двойной молнией, что так и будет. Великое Пламя! Поверить не могу, что говорю с пернатым холмом…

Горка шумно вздохнул, низко склонил голову. Его взгляд был направлен на Кессу. Он зарокотал, зашипел, поводя перьями на лапах и тихонько позвякивая когтями. Речница мигнула.

— О чём ты, Горка? Ты хотел бы идти со мной?

Когти ящера с тихим звоном соприкоснулись. Нингорс, взирающий на всё это из тени хвоща, изумлённо рявкнул. Кесса вздохнула.

— Там, куда я иду, на деревьях нет листвы, а вода холодна и тверда. Там так холодно, что птицы падают с неба. Я не могу взять тебя с собой, Горка. Ты — могучий ящер, но там ты не проживёшь и дня.

Зурхан наклонился ещё ниже, нависая над Кессой. От его тяжёлого вздоха её волосы, насквозь промокшие под дождём, всколыхнулись. Речница замигала, отгоняя набежавшую слезу.

— Апи рад будет, если ты поживёшь у него, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Его дом в опасности, и ему без помощи не обойтись. Ты согласен?

Горка выпрямился, долгим взглядом смерил хеска — тот стоял, не шевелясь и едва дыша — и свёл вместе лапы, прикоснувшись когтем к когтю.

— Он согласен? — еле слышно спросил Апи. — В самом деле?! Поглоти меня Бездна!

Он протянул руку к лапе Горки, дотронулся до тяжёлого когтя. Белесая вспышка прорезала тучи, и гром заглушил тоскливые голоса Войксов, собравшихся на пир. Кесса оглянулась на поле битвы и увидела серых падальщиков, подбирающих растёрзанные тела. Один из них вышел из кустов совсем рядом с ней и недовольно зашипел на существ, преградивших ему путь.

— Уходить отсюда надо, — сказал Апи, оглянувшись на Войксов. — И быстро. Идёмте на Лозную Поляну! Вам отдых не повредит. Это рядом, быстро доберёмся.

— Твои нам обрадуются? — угрюмо спросил Нингорс, ощупывая голый загривок. Шерсть ещё только начала пробиваться, и вся шкура чесалась.

— Мои разинут рты, — ухмыльнулся Апи. — Те, кто ещё не таращится на нас с веток. Идём! И ты, Горка, тоже иди.

Зурхан, оглядевшись, шумно вздохнул и опустился брюхом на землю, широко разведя в стороны локти. Повернув голову к Кессе, он снова вздохнул и приоткрыл пасть.

— Что ты, Горка? Ничего не понимаю, — мигнула Речница. Зурхан повёл головой, будто пытаясь указать на свою спину.

— Он говорит, что ты можешь ехать на нём, — сказал Нингорс. — И даже готов взять тебя за шкирку и усадить. Они так носят детёнышей.

«Да что за беда! И для Горки я детёныш,» — насупилась Кесса.

— Ты очень хорошо придумал, — сказала она, погладив стальные перья и чудом не порезавшись. — Но я не поеду одна. Если и Нингорс, и Апи поедут, то я сяду с ними, если нет — пойду рядом.

Горка с шелестящим вздохом потянулся к Нингорсу и прихватил пастью его крыло. Хеск сердито рявкнул, но поздно — его уже шмякнули на загривок ящера. Кесса взобралась на оперённый локоть и с него перемахнула на широкую спину — и гладила Горку по шее, следя за тем, как Апи, ухваченный за шиворот, усаживается позади Нингорса.

— Вот это легенда, — еле слышно шептала она. — Такой и в книгах не прочтёшь!