Чёрная река

Глава 31. Осенняя Река

Запах прелой листвы и холодной воды обволакивал и пьянил, и не было сил поднять отяжелевшую голову. Кесса с трудом открыла глаза, растерянно мигнула, глядя на склонившийся над ней огромный багряный лист. Он глянцево поблескивал, усыпанный каплями росы, за ним виднелись такие же, нанизанные на жёсткий прямой стебель, а над широколистным деревцем проступали ало-чёрные облака и сизые просветы в них. Кесса мигнула, узнав в высоченных колоннах, врастающих в небо, побагровевшие стволы Высоких Сосен, а в красных тучах над ними — тесно сомкнувшиеся колючие кроны.

Ветер подул, и запах холодной осенней реки унёс остатки сна. Кесса заворочалась, выбираясь из тёплого кокона, с трудом подняла руку и нащупала мохнатую лапу, а за ней — пушистую перепонку крыла. Нингорс лежал рядом, обхватив кокон руками и плотно завернув в крылья, и на его усах сверкал иней.

— Хаэй… — Кесса, высунувшись из кокона по плечи, осторожно провела пальцем по тёплому носу. — Нингорс…

Алгана с недовольным ворчанием открыл глаза, шумно вздохнул, сдувая иней с усов, и развернул крылья, выпуская Речницу на волю. Она выкатилась на плотный слежавшийся ковёр бурой хвои и опавшей коры, слегка припорошенный алыми иглами, вскочила на ноги и долго смотрела на красные ветви высоко в облаках. Сизые тучи лежали на них, стекая по стволам прядями тумана. С громким треском кусок алой полупрозрачной коры откололся от ствола и, покачиваясь, полетел вниз. Маленькая Рябина — едва-едва поднявшаяся на три десятка локтей, но уже увенчанная гроздью из полудесятка ягод — закачалась от удара, сбрасывая чудом уцелевшие листья, и они легли на вековые груды лесного сора — красные поверх рыжих и бурых…

— А-ауррх, — Нингорс зевнул, широко разинув пасть, и провёл когтями по багряной коре. Его крылья и лапы озябли, и он ступал по лиственному сору неуверенно, подозрительно глядя на вороха игл, длинных, как копья. Найдя изгрызенную сосновую шишку в треть своего роста, он склонился и обнюхал её, потом опомнился, встряхнулся и хмуро посмотрел на Кессу.

— Где мы, Шинн?

— В Опалённом Лесу, — прошептала она, оглядываясь по сторонам. — Мы прошли сквозь тайные ворота, и вот мы наверху. Это Высокие Сосны, они растут на Левом Берегу. И я чую речную воду. Принюхайся…

— Слева от нас, за холмами, — Нингорс вдохнул осенний ветер и недовольно фыркнул. — Маленькая лесная река. Но я чую воду со всех сторон. А ещё больше её сверху, и она очень холодная.

Он фыркнул на низко нависшие тучи.

— Маленькая река? — удивлённо мигнула Кесса. «Нуску Лучистый! Я забыла… Хесс — очень большой мир, но тут, наверху, всё такое же большое… Мы, наверное, слишком далеко от Реки. Тут — Лес…»

Стволы Сосен вздымались вокруг, как скалы, и зыбкая тень Нингорса терялась на их подножьях среди огромных обломков коры и груд опавшей хвои и листьев. Снизу к недосягаемым вершинам тянулись жёсткие стебли ягодника, так и не сбросившего листву, — и побеги, и листья, и ягоды были краснее крови. Пёстрые птицы клевали их, но, потревоженные шумом больших крыльев, нырнули в груду хвои. Дымчато-бурая тень взметнулась вверх по стволу, мелькнув пушистым хвостом.

Широкий поток, выкрашенный прелой листвой в тёмную бронзу, подмывал основания холмов, и вышедшие наружу корни Сосен вздымались над ним, не находя опоры. Груды коры, слежавшейся на берегах, покрыл тёмно-пурпурный мох, и пряди тины липли к упавшим в реку ветвям и стелились по течению. А чуть глубже смыкалась холодная мгла, и Кесса не видела дна.

— Привет тебе, лесная река, — странница ступила на покачнувшийся пласт коры и опустилась у воды, прикоснувшись ладонью к холодному потоку. — Увидишь Великую Реку — покажи ей моё отражение. Я вернулась.

Она склонилась над водой, и на миг тёмный поток отразил жёсткую широкопалую ладонь, клыкастую морду с горящими глазами и два огонька, мерцающих в чёрном провале под ней. Вздрогнув, Кесса сорвала шлем, вновь посмотрела в воду, — налетел ветерок, и река подёрнулась мелкой рябью, скрывшей все отражения.

— Холодная вода, — Нингорс пил, не зачёрпывая рукой, прямо из потока, и капли воды стекали по шерсти обратно в реку. — Холодная и чистая. Она течёт на восток. Там твой дом?

— Да, и если пройти вдоль воды, она приведёт к Великой Реке, — тихо ответила Кесса. — Что-то тревожит тебя? У тебя грива вздыбилась…

— Те, кто сидит на ветке и смотрит, — фыркнул хеск. — Знорки-недомерки с луками. Это твоя родня?

Речница запрокинула голову и встретилась взглядом с низкорослым и худощавым скайотом. Лесной житель смотрел на неё с нижней ветки огромной Сосны, с привязанной к сучкам дощатой платформы, — её край едва выступал над корой и прятался в пучках хвои. Лук был в его руке, второй он держал стрелу, но медлил положить её на тетиву.

— Хаэ-э-эй! — закричала Кесса, махая руками и подпрыгивая на месте. — Хаэ-э-эй! Не бойтесь на-а-ас!

Нингорс, фыркнув, сложил лапы на груди — но тут же подался назад, сердито рявкнув. Чуть зашуршала кора — и двое скайотов, легко слетев по стволу, уже стояли на корнях и во все глаза таращились на пришельцев. Серебристые меховые хвосты свисали с шапок, тонкие чёрные линии-перья темнели на щеках. Кесса показала скайотам пустые ладони, и один из них, помедлив, вернул стрелу в колчан, а другой убрал пальцы с рукояти длинного ножа.

— Ваак, — выдохнула Кесса. — Мы идём к Великой Реке, но сбились с пути. Этот тёмный поток приведёт нас к ней?

— Смотря куда, — отозвался скайот с ножом, и Кесса мигнула, сообразив, что по привычке заговорила на Вейронке, и на нём же ей ответили. — Сунжа впадает в большую Реку Наои. Там живут люди Великой Реки. И рядом есть огромный город. Но я не слышал, чтобы там жили демоны-Алгана.

— Я не собираюсь жить там, лесной знорк, — фыркнул Нингорс. — Я веду домой этого детёныша. Где здесь селение Фейр?

Скайоты озадаченно переглянулись, снова посмотрели на Нингорса, смерив его взглядами — от кончиков ушей до кончиков крыльев.

— Я не слышал о таком месте, — качнул головой один из них. — Та, кто носит доспехи демона и шлем демона, и ещё летает на спине Алгана… Ты — Чёрная Речница? Где вы были столько лет?!

— Стой! Ты потерял остатки учтивости, — нахмурился второй. — Мы зовём вас на пост. Не знаю, что едят Алгана, но еда для человека у нас найдётся. Спустить для вас подъёмник?

Нингорс, фыркнув, расправил крылья, и Кесса взобралась в седло. Скайоты завороженно следили за тем, как хеск, кружа, поднимается вдоль ствола — но через пару мгновений спохватились и помчались следом. Они взбирались по коре легко, едва касаясь её кончиками пальцев. Однажды Кессе почти удалось разглядеть под обмотками на ногах скайотов острые когти.

— Хаэй! — крикнула она тем, кто остался на посту и прятался в хвое и сложенном из неё шалаше. Те, кто её встречал, добрались до ветки одновременно с Нингорсом и, стоило ему встать на платформу, все скайоты обступили его.

— Сбруя и седло для Алгана! — покачал головой один из них — хвост на его шапке был коротким и пятнистым. — Кто взялся их сделать?!

— Я, — буркнул Нингорс. Скайот мигнул и уставился на когтистые лапы хеска. Медленно он перевёл взгляд с них на сброшенную упряжь, потом — обратно.

— Нингорс — мастер-шорник и торговец кожами, — сказала Кесса. — А ты думал, что Алгана умеют только отгрызать людям головы?

Скайот снова мигнул.

— Праотец Каримас, — пробормотал он. — Мастер-шорник… Каковы же там воины?!

Шалаш, наполовину построенный из живых ветвей, был тесен для всех — двое скайотов остались сторожить снаружи, и Кесса видела, как они отходят от края платформы, чтобы заглянуть внутрь. А внутри была глиняная трёхногая жаровня, и смолистый прозрачный дымок просачивался сквозь хвою. Кесса протянула озябшие руки к огню — на осеннем ветру они стыли, и она уже не чувствовала пальцев. Смоляной взвар — вязкая жижа с застывшими в ней комьями — быстро растаял над огнём, скайот протянул Речнице горячую кружку.

— Хески давно сюда не приходят, — неторопливо рассказывал воин с коротким хвостом на шапке. Сейчас все шапки были сняты и висели на сучках вдоль стены, и Кесса положила рядом с собой и шлем, и щит.

— Говорят, Волна сейчас колотится о скалы Энергина, — продолжал скайот. — И Речники держат её, чтобы не вырвалась наверх. Там Гиайны, и Скарсы, и Алгана, и самая жуткая жуть со дна Бездны. Мы слышали, как вздрагивала земля, и ветки тряслись… может, Речники придумали, как закрыть Энергин? Обрушили его своды…

— А мне говорили, что дело в сарматах, — вмешался другой скайот. — Их железные корабли летали вдоль Реки. У них много оружия, такого, что напугает даже Волну…

Хлеб, размоченный во взваре, был слегка сладковат и отдавал смолой. Кесса жадно грызла кусок солонины. Нингорс настороженно обнюхал еду, но съел всё предложенное и дремал, вполглаза следя за скайотами, ощупывающими упряжь. Один из них решился тронуть хеска за плечо и вполголоса о чём-то его спросил. Нингорс недовольно шевельнул усами, но ответил, и ещё двое скайотов подвинулись к нему.

— Значит, Чёрные Речники все погибли? Но ты выучишься, и найдёшь учеников, и всё начнётся сначала? — тихо спросил Кессу скайот с коротким хвостом на шапке. — Было бы славно. Расскажи ещё про эльфов! Я видел издалека одного тиакца, но говорят, что авларцы совсем другие. Правда, что они говорят со всеми зверями?

— Даже с такими, что Речника напугают, — кивнула Кесса, бережно погладив пальцем пушистое перо на оправе Зеркала Призраков. — С зубастыми птицами, и с ящерами, носящими на голове витые раковины, и с рыбами, живущими в небе. И с… ну, со всеми. А во дворе их замка растёт дерево с серебряными листьями…

…К утру угли рассыпались золой, и осенний промозглый холод просочился в шалаш и заполз под одеяла. Нингорс на четырёх лапах выполз наружу, встряхнулся и завыл, глядя на зелёную кромку неба. Изумрудная сияющая полоса вдоль тёмного горизонта хорошо была видна сквозь строй поднебесных стволов.

— Летите всё время на восток, — сказал скайот в короткохвостой шапке, подойдя к краю платформы. И лес, и небо над ним были пусты, чёрный вал Волны в бессильной ярости бился о стены глубоких пещер, и наверх не просачивалось ни капли.

— Сунжа проводит вас до берега Наои, над ней летите, не сворачивая, а там по левую руку будут деревья, а за ними — Стеклянный Город. Дальше никто из нас не летал, но там много людей Реки, и кто-нибудь вам покажет дорогу.

Красные и жёлтые ленты свисали с браслетов Нингорса, трепетали на ветру. Сторожевые посты скайотов изредка мелькали в ветвях, но ни одна стрела не полетела в сторону путников, когда они проносились мимо. Холодный мокрый ветер дул Кессе в лицо. Она уже слышала плеск тёмных волн и жестяной треск обмёрзших листьев на ветвях Дуба. И когда стена Сосен расступилась, открыв поросший тростниками берег, а за ним открылся простор с белеющей над тёмными водами тонкой полосой обрыва, — Кесса с радостным воплем вцепилась в загривок хеска.

— Хаэ-э-эй! Река-Праматерь, ты видишь нас?! Нингорс, смотри, мы прилетели! Это Великая Река! Смотри, ты отражаешься в ней!

Тень широких крыльев скользила по волнам, перечёркивая плывущие на юг багряные листья и хвоинки. Болотистый Левый Берег был пустынен, поломанные тростники валились друг на друга, высыпая в воду так и не созревшие семена. В тени Высоких Трав Кесса увидела чью-то лодку, но Нингорс быстро пролетел мимо. Ветер, гудящий в широком ущелье между обрывом и Лесом, стремительно нёс его над водой, и шерсть хеска от его порывов поднималась дыбом.

— Хаэ-эй! — снова закричала Кесса. Полоса обрыва на Правом Берегу была слишком узка, чтобы разглядеть в ней пещеры, а под ней — лодки, но Речница надеялась, что её услышат.

— Тихо! — рявкнул Нингорс, разворачиваясь в небе. Его грива вздыбилась не от ветра — что-то встревожило его, и он тихо рычал, с каждым взмахом крыльев ускоряя полёт. Кесса слышала, как он шумно втягивает воздух. Он ударил крыльями ещё раз — и взмыл над водой, и Речница из-за его плеча увидела дымящийся корабль, окружённый пятью большими плотами.

Это была большая хиндикса со сдувшимся шаром; два малых шара ещё дрожали над ней, но большой упал, проткнутый горящими стрелами, и дымился теперь на палубе. Воины замерли на палубе, повернувшись к плотовщикам, а те целились в них. Каждый плот был ненамного меньше корабля, на каждом умещалась тростниковая хижина. Лучники держали корабль на прицеле, а множество плотовщиков с копьями и ножами толпилось за их спинами, ожидая своей очереди. Кто-то раскручивал в руке крючья, готовясь закинуть их на палубу.

— Куванцы! — прошептала Кесса и невольно потянулась за ножом. — Ах вы, падаль…

— Бросайте оружие! — крикнул куванец на плоту, застывшем перед носом корабля. — Бросайте, крысы, иначе мы сожжём вас с вашим корытом! На палубу, быстро, и лежать не шевелясь, если хотите жить!

— Ах ты… — Кесса занесла руку, но Нингорс негромко рыкнул и повернул в сторону. Его тень не видна была на тёмных угрюмых волнах, и никто не оглянулся на тихий шелест крыльев.

— Тихо. Главный — не он. Он только болтает. Смотри направо.

На плоту чуть поодаль стояли трое лучников, и остальные куванцы сторонились их и опасливо пригибались к земле. К их стрелам вместо наконечников были прикреплены маленькие глиняные горшочки с острым дном.

Два плота двинулись к кораблю, и его воины направили стрелы на куванцев. Переговорщик замахал копьём.

— Лечь на палубу, я сказал! Будете противиться — никто не уйдёт живым! Трижды повторять не буду! Хаэ-эй!

Куванцы снова двинулись к кораблю, трое стрелков на дальнем плоту подняли луки. Тросы с крючьями взвились в воздух.

— Ни-куэйя! — крикнула Кесса, и луч сверкнул — но никто не заметил его в яростной вспышке, разорвавшей в клочья плот «поджигателей». Горшки на их стрелах полопались, разметав кипящую смолу, и соседний плот задымился и вспыхнул.

Воины на корабле, скинув оцепенение, бросились к бортам. Рой стрел взвился в воздух, немногие крючья, долетевшие до фальшборта, бесполезно упали на палубу — их тросы были разрублены. Трое куванцев упали замертво, остальные, выпустив по стреле, побросали луки и схватились за шесты. На корабле закричали, но не от радости — все, кто там был, и все на плотах, забыв о сваре, смотрели на Алгана, пролетающего над ними.

— Хаэй! — закричала Кесса, и Нингорс взвыл, запрокинув голову, и два луча сорвались с его когтей, прожигая в куванских плотах огромные дыры. — Они бегут!

Один из плотов, незаметно отделившись от «стаи», стремительно удалялся вниз по течению. Нингорс, сложив крылья, камнем врезался в его край, и плот «встал на дыбы», сбрасывая в воду вопящих куванцев. Чей-то гарпун чиркнул по груди Алгана, хеск взмахнул лапой, разрывая напавшему горло и лицо. Из воды, оттолкнувшись от края плота, он стрелой взмыл в небо. Снизу полетели стрелы. Кесса, оцепенев, смотрела, как Река превращается в ручей, а плот — в точку… и взрывается, разлетаясь горелыми щепками. Нингорс втянул воздух, расплываясь в ухмылке — и снова ринулся к воде, на лету выхватывая из неё изувеченное, но ещё шевелящееся тело. Он поднял куванца за горло, и Кесса охнула, встретившись взглядом с ним — обожжённым и напуганным до полусмерти. Он хватал ртом воздух, силился крикнуть, но не мог.

— Я помню твой запах, — Нингорс принюхался и оскалил клыки. — Но теперь забуду.

Кровь брызнула из черепа, раздавленного мощными челюстями, оросив и морду хеска, и его крылья. Кесса утёрла испачканное лицо, оглянулась на корабль — вокруг него уже не было куванцев, лишь обгоревшие брёвна от плотов качались на волнах, и хозяйственные корабелы вылавливали их из воды.

— Спасибо, Нингорс. Ты спас их, — прошептала Кесса прямо в ухо хеску. — Ты — великий воин!

«И они теперь расскажут о нас,» — подумала она и усмехнулась. «И обо мне тоже.»

Хиндикса неуклюже развернулась к берегу, кто-то на её борту поднёс к губам сигнальный рог. Рёв разнёсся над волнами, и ему ответили — громко и протяжно, вспугнув в тростниках задремавшего Войкса. Нингорс, сердито рявкнув, подался вбок и выписал дугу над Рекой, поднимаясь всё выше. За поваленными тростниками и тёмной водой Кесса увидела высокую каменную башню, огромные небесные корабли, севшие к её подножию, башни и стены за ними и теснящиеся друг к другу черепичные крыши. Лес обступил город, но не спрятал — яркие дома и гранитная пристань с высоким маяком видны были издалека. Под крыльями Нингорса он казался маленьким — хеск взлетел высоко и снижаться не спешил. Две хиндиксы под красными флагами, взмыв с пристани, помчались к кораблю, спасшемуся от куванцев.

— Речники! — вскрикнула Кесса. — Нингорс, летим к ним!

— Без нас обойдутся, — фыркнул хеск, и Речница растерянно погладила его взъерошенную гриву. Что-то всё ещё тревожило его, и он принюхивался и сдавленно рычал, косясь на проносящийся мимо город. Краем глаза Кесса успела увидеть над белой полосой обрыва рыжевато-алую крону огромного дерева — и хеск упал камнем в поломанные тростники, в последний миг расправив крылья и замедлив падение. Встряхнувшись всем телом, он сбросил Кессу и рывком скинул упряжь. Тяжело опустившись на поваленный стебель, он снова встряхнулся и фыркнул.

— Много знорков! Слишком много для одного меня. Я видел впереди по течению большое дерево и островок с каменными башнями. А здесь повсюду деревни, где полно лодок. Дальше ты отправишься без меня, Шинн.

— Нингорс, что ты? — Кесса, испуганно мигнув, протянула руку к его плечу. — Тебя ранили? Это куванцы, да? Их стрелы?!

Пятна засохшей крови темнели на рыжей шерсти и белых усах.

— Я цел, — буркнул хеск.

— У тебя кровь на лице, — Речница тронула слипшийся мех над выступающим клыком. — Я принесу воды.

— Не надо, — отстранив её, Нингорс подошёл к воде.

Тут никто не жил, и некому было построить настил. Слежавшиеся за века стебли и листья тростников зыбко покачивались под ногами, как болотные кочки, а там, где они обрывались, вздымалась холодная вода. Кесса склонилась над ней, зачерпнула в горсть — влага отливала мутной желтизной, и даже осенний ветер не мог избавить её от гнилостного запаха.

— А я всё помню, оказывается, — проворчал Нингорс, вытирая мокрые усы. — И воду, и вой, и запах дурмана… и вонь тухлой рыбы. Как вы различаете друг друга, знорки? Здесь вы все пахнете одинаково.

— Это не тухлая рыба, — тихо сказала Кесса. — Это речные травы и прибрежный ил. Из него растёт тростник. Ты вспомнил плен? Но все, кто навредил тебе тогда, уже мертвы. А больше врагов тут нет.

Алгана смерил её тяжёлым взглядом и отвернулся от воды. Брошенная упряжь желтела в багряных тростниках рядом с ненужным уже спальным коконом.

— Тут наш полёт закончится, Шинн, — Нингорс сложил лапы на груди. — И тут мы расстанемся. Ты сдержала своё слово, а я — своё, и на этом всё.

Ветер был холоден, и тростники не спасали от него — как и чешуйчатая чёрная куртка с нелепой бахромой.

— Это очень грустно, Нингорс. Может, ты всё же останешься? — голос Кессы, как она ни сдерживалась, дрогнул.

— Незачем, Шинн, — хеск вдохнул холодный ветер и покачал головой. — Два взмаха крыла — и вокруг тебя будет столько знорков, хоть соли их. А мне тут делать нечего.

— Река очень красива, — Кесса покосилась на тёмный поток и мутную жёлтую пену. — Когда её не оскверняет Волна. И народ здесь мирный.

Нингорс невесело ухмыльнулся.

— Мои родичи — точно, — оговорилась Речница. — И они были бы тебе рады. А куда ты полетишь на краю зимы?

— Кваргоэйя рядом. Залягу там на зиму, а весной — вниз, — хеск повёл озябшими крыльями, расправляя и складывая их. — Хватит с меня путешествий.

— Вайнег бы побрал того мага и всех работорговцев! — вспыхнула Кесса. — Это из-за них, да? Но тут не все такие, правда! А ты… если вдруг ты пролетишь мимо — заходи к нам. Один мирный хеск, панцирный ящер, уже там живёт. Его никто не обижает, и тебя не обидят.

Нингорс с широкой ухмылкой запрокинул голову и испустил короткий насмешливый вой.

— Не обидят, говоришь? — он наклонил морду, показывая крепкие клыки. — Кто бы тебя слышал, Шинн… Не люблю я поверхность. Тут отовсюду пахнет знорками! Прощай… Чёрная Речница.

Он склонил голову, и Кесса удивлённо мигнула — в его взгляде не было ни капли насмешки.

— О нашей встрече сложат легенды, — вздохнул он. — Я уже слышал одну в Эвайле. Отменная дичь. А вот о нашем расставании знают только вода и ветер. Силы и славы, детёныш…

Кесса обхватила двумя ладонями горячую когтистую лапу.

— Силы и славы, Нингорс, — прошептала она. — Великий воин Алгана…

— Будет тебе, — хеск осторожно высвободил руку и ткнулся носом Кессе в макушку. — Постарайся выжить, детёныш. Не знаю, как вам это удаётся, но — постарайся.

Он выпрямился и развернул крылья во всю ширь, едва не смахнув Кессу с тростниковой кочки.

— Да будет ветер попутным! — крикнула она ему вслед. Он летел быстро и не оглянулся ни разу — только мелькнул рыжей молнией среди тёмно-красных Сосен и сгинул в пасмурном небе. Кесса сжала в ладони обломок острого зуба, привязанный к оправе Зеркала, и села на поваленный стебель. Река шелестела, вздыхала, выплёскивая на зыбкий настил жёлтую пену.

— Ваак, — прозвучало над её головой вместе с еле слышными шагами. Кто-то легко ступал по намокшему тростнику — Речница и не услышала ничего, пока он не подал голос. Вздрогнув, она развернулась к источнику шума. Речник Фрисс в потрёпанной красно-рыжей броне стоял рядом, и пластины на ней горели неярким тёплым огнём.

— Река очистится за зиму, а Волна сгинет в бездне, — прошептал он, прижимая Кессу к себе, и она уткнулась ему в грудь, вдыхая горький запах чужеземных трав, дорожной пыли и едкого дыма. — Долгим же оказался твой путь, Кесса, Чёрная Речница…

— Ваак, — запоздало прошептала та. — Вот и я, Речник Фрисс. Я вернулась. И ты здесь, и ты жив…

— Да уж, вернулась, — проворчал Фриссгейн, заворачивая её в свой красный плащ. — Идём на корабль. Посажу тебя у печи. Ты, верно, промёрзла до костей на ветру.

Хиндикса лежала на брюхе в тростниках, и её шар рвался в небеса, натягивая снасти до звона. Подбирая на ходу причальный трос, Речник Фрисс подсадил Кессу на палубу и сам забрался туда же. Хиндикса, покачиваясь, поплыла над Рекой, печь загудела, разливая вокруг алое сияние.

— Хаэ-эй! — Фрисс помахал кому-то из Речников, пролетающему мимо на маленькой хиндиксе. — Садись к печи, Кесса. Чудная у тебя броня, прямо как в старой книге. Дать ещё покрывал? Ты что-то дрожишь.

— Ничего, мне не холодно, — покачала головой Речница, устраиваясь у печи. «И корабль Фрисса тоже цел,» — она украдкой погладила фальшборт. «А уж ему, должно быть, довелось повоевать!»

— Фейр рядом, вы немного не долетели, — сказал Речник, поворачивая хиндиксу боком к ветру. — Давно я там не был, всё дела…

— Ты сражался с Волной? Что тут было, Речник Фрисс? Тебя не ранили? — усидеть у печи не было никакой возможности, и Кесса встала рядом с Фриссгейном, кутаясь в его плащ.

— Было? — он задумчиво посмотрел на неё. — Не знаю даже, с чего начать. Лучше расскажи ты. Где ты нашла дружелюбного Алгана, и как вы увернулись от Волны?

…До широких ветвей Дуба, казалось, уже можно достать рукой — хиндикса, сопротивляясь ледяному ветру, подплывала к обрыву. Ни лодок, ни плотов не было на воде, никто не жёг на берегу костры, и весёлых хмельных песен было не слышно, только шуршала красная трава да выли где-то вдалеке невидимые Войксы, перекликаясь с вихрями над Рекой.

— Старое Оружие! — Кесса незаметно ущипнула себя — в услышанное верилось с трудом. — У нас, прямо здесь, на Реке?! И ты сам принёс его сюда? Держал в руках?! Это же… вот это легендарный поиск! Вот бы кому стать Чёрным Речником…

— Гедимину, что ли? — хмыкнул Фрисс. — Он достоин, да. Но едва ли будет рад.

Речник был невесел — и чем дольше смотрел на берег, тем сильнее хмурился. Кесса взглянула вслед за ним и увидела четыре пещеры под траурными лентами.

— Эмма и Ингейн, — пробормотал Фрисс. — И Онг Эса-Юг — тем летом, и… Хаэ-эй! Лови трос!

Насыпная стена из земли и обломков известняка опоясывала пещеры, и на ней с длинным копьём стоял воин в сплетённой из коры броне. Он не шевелился, только цепкий холодный взгляд скользил по Реке. Он поднял голову на крик, и Кесса радостно вскрикнула.

— Авит! Хаэ-эй, Авит Айвин!

Юнец дёрнулся, едва не выронив копьё.

— Кесса?! Речник Фрисс и Кесса?! — он схватился за берестяной рожок. Заполошный рёв пронёсся над водой.

— Трос! — напомнил Речник, подёргав причальный канат — тот так и болтался в воздухе, ни к чему не привязанный. Авит, виновато мигнув, схватился за него и накрепко привязал к ближайшей экхе.

— Теперь держись, — едва заметно усмехнулся Фрисс, бросив горсть песка в печь. — Сейчас будет шумно.

Тяжёлые зимние завесы заколыхались, пропуская жителей. Кто в плетёной броне, кто в меховом плаще, с копьями и дубинками они высыпали на берег и замерли, глядя на приземлившийся корабль.

— Ваак, — негромко сказал Фрисс. — Пока что — «ваак».

Из застывшей толпы выбрался грузный старик с каменным молотом в руках. Его лицо, безволосое и багровое, покраснело ещё сильнее. Кесса ошарашенно мигнула и сделала шаг вперёд.

— Дедушка?!

Сьютар, досадливо поморщившись, провёл ладонью по обожжённому подбородку. От его бороды не осталось и следа, сгинули даже брови и ресницы, и красивый венец из совиных перьев сменился неказистым, но прочным шлемом.

— Вернулись воины, убившие Волну… — просипел он, глубоко вдохнул, хотел ещё что-то сказать, но только хмыкнул. Речник Фрисс крепко стиснул его руку и отступил на шаг, пропуская вперёд Кессу. Она крепко обняла Сьютара, прижимаясь щекой к жёсткому плетёному доспеху.

— Живая… Хоть одна счастливая весть! — прошептал старший из Скенесов. К плечам и спине Кессы прикасались чьи-то руки, кто-то осторожно потрогал шлем и постучал пальцем по щиту. На берегу шипел, спуская воздух из шара, корабль Фрисса, и Амора Скенесова, потеряв терпение, уже зазывала всех жителей в пещеру.

— Кесса! — её дёрнули за рукав. Рядом стояла Сима Нелфи. Траурная раскраска лежала на её запястьях. Кесса невольно посмотрела на свои руки — тёмные от алого хесского солнца и не отмеченные ни единой каплей краски.

— Настоящая Чёрная Речница, — выдохнула Сима ей в ухо. — По тебе хотели носить траур! Расскажи, что там, внизу? Ты нашла Чёрных Речников?

— Их больше нет, — ответила Кесса. — Только я. Плохая из меня Речница, если я бросила вас драться с Волной! Кого убили?

— Эсту, — прошептала Сима. — Она сторожила берег. Крылатые демоны… Старшие сами собрали кости, нам даже не дали взглянуть. Она теперь в Чертогах Кетта… тоже Речница, воин Великой Реки…

В очажную залу, как и прежде, помещались все. У очага постелили шкуры, и Кесса села рядом с Речником Фриссом, а с другой стороны к ней протиснулся Йор, и они молча обнялись. Перед ними поставили плошку с большими ломтями солёного Листовика, обильно залитыми цакунвой, и Речница жадно вцепилась в свой кусок.

— Ты рычишь, как Алгана, — хмыкнул Йор. — Что, в Хессе нет Листовиков?

— Есть, и большие, — пробубнила странница с набитым ртом. — А вот цакунвы не найдёшь. Только эльфы её и делают.

— Эльфы?! — Йор недоверчиво покачал головой. — Кто же их научил?.. А вот у нас, в Кигээле, всегда была хорошая цакунва. Но там о еде не думаешь…

— Очень страшно быть мёртвым? — тихо спросила Речница, отодвинув плошку.

— Не, совсем не страшно, — шёпотом ответил Йор. — Ну, когда уже всё… Тогда не страшно. А вот посередине… Очень больно было. Меня тот Инальтек ударил сначала в плечо… Бездна! Все кости полопались, а потом он расколол мне голову. Бездна! Не хочу я это вспоминать.

— Значит, не нужно, — хмуро сказал Речник Фрисс, поставив перед ним и Кессой наполненные чаши. — Пейте. Сегодня — можно.

— Кислуха? — Речница понюхала жидкость.

— Неразбавленная, — буркнул Речник. — Пей. Станет легче.

Сьютар, Окк и Амора уже подсели к очагу, у стен шушукались о своём, кто-то широко разводил руки в стороны, то ли хвастаясь пойманной рыбой, то ли рассказывая о крылатых хесках. Кесса смотрела на них, и ей хотелось ущипнуть себя. «Дома,» — думала она, погружаясь в тёплый туман. «Вот я и дома…»

Речник Фрисс, окинув очажную залу угрюмым взглядом, поднялся на ноги, и разговоры стихли.

— Где Фирлисы? — спросил он. Сьютар встал вслед за ним, досадливо потёр безволосый подбородок и пожал плечами.

— Выглянули из пещеры и снова спрятались. Сигнальный рог, видно, не для них. Что мне, тащить их силой?

— С тех пор, как умер Ингейн, они ни к кому не ходят, — добавила Кест Наньокетова. Траурная вязь оплетала её запястья.

— Ешьте, я пойду за ними, — Фрисс откинул тяжёлую завесу, впустив холодный ветер, и вышел из пещеры.

— Будешь лепёшки? — Вайгест Наньокет протянул Кессе тёплый свёрток. — Погрел их на очажных камнях. А в Хессе едят лепёшки?

— И лепёшки, и большие хлебы, — кивнула Кесса. — И такую густую похлёбку, что к ней нужен нож. Я расскажу потом, когда в голове перестанет гудеть… А Ингейн и Эмма… как они умерли?

— А, ты не знаешь… — нахмурился Вайгест и жестом подозвал Симу. Она села у очага, слегка потеснив Йора, и украдкой пощупала голенище кессиного сапога.

— Речница Сигюн говорила, что нас спасает Река, — сказал Вайгест, оглядевшись по сторонам. — Демонам тяжело её перейти, и они сюда не идут. Но есть летучие… И вот Эста была в небе, на халге на длинной привязи, а мы с Хельгом стояли в дозоре. И тут она закричала — «Летят!» И мы увидели тучу над Рекой. Казалось, далеко, а Хельг только успел донести рог до рта. Синие драконы — мелкие, но оружие их не брало… и огромные летучие мыши с когтями.

— Ойти и Квэнгины, — прошептала Сима. — Речник Айому узнал их. Стрелы от них отлетали, а копья ломались…

— Мы все вышли и бились, — Вайгест показал поджившие шрамы на руке. — Это сквозь куртку и доспех… просто схватил лапой, и всё… Речнику Айому порвали броню… и грудь, и живот… а Ингейн — он был весь в крови, когда… лежал, как кусок мяса, глаза… ему в лицо вцепились, глаз не было… Речник Айому крикнул — «В норы!», а Эмма пошла вперёд и… очень яркая вспышка была, такая… синяя с прозеленью, как речная вода. И они все — все, кого достало — посыпались на берег. Мёртвые, как камни, и пена из пастей. А Эмма взялась за горло и упала, где стояла. Твой дядя её донёс до пещеры, но…

— А Ингейн лежал вот тут, — Сима показала на одну из летних постелей. — Лежал и дышал. Ему приносили воды, но он не пил. И кровь текла… Мой дед сидел рядом с ним, клал ему травы в рот. Мы думали, он очнётся. Я хотела сидеть тут ночью, но дед прогнал. А утром Ингейн уже не дышал, лежал тихо, и кровь не текла. Им с Эммой сделали большой костёр… и Эсте, и дяде Оксину…

Сима всхлипнула.

— А Речник Айому? Он тоже… — Кесса не договорила.

— Его увезли, — качнул головой Вайгест. — Живым. У него страшные раны были, живот разорван, но он дрался… эти твари от него только отлетали!

Кесса заглянула в чашу с кислухой — она была почти полна — чуть пригубила и, раскашлявшись, отставила сосуд.

— Я буду носить траур по Эмме и Ингейну, — тихо сказала она. — Утром же раскрашу руки. Не надо было мне уходить…

Снова всколыхнулась дверная завеса — Речник Фрисс прошёл вдоль стены и опустился у очага. Взяв чашу, он осушил её до половины.

— Атун и Нарин не пришли? — спросила Сима. Фриссгейн покачал головой.

— Сидите, я пройдусь по берегу. Сегодня, кажется, не время для рассказов.

Кесса прислонилась к стене. Туман вокруг сгущался, и чужие слова долетали до неё, как сквозь слой валяной тины.

— Кесса, а что там с магией? Правда, что все хески — колдуны? — спросила Сима, вытерев лицо. — Те, кто на нас напал, не колдовали… им и так хорошо было.

— Не все колдуны, — качнула головой Речница. — Но меня научили. Воде и Лучам. Нингорс, могучий воин Алгана… он учил меня. Я просила его прилететь сюда, но… теперь думаю — он правильно отказался. Если тут хески такое устроили…

— Алгана? Ты училась у воина Алгана?! — изумлённо мигнула Сима. — И ты теперь настоящий маг?! А покажешь?

— Завтра, — вяло качнула головой Кесса. — Это опасно, а у меня сейчас в голове туман.

— Это кислуха, — усмехнулся Вайгест. — Пройдёт. Ох ты! Кесса, а ты совсем уже спишь…

Она слышала сквозь сон, как её осторожно поднимают и несут вверх по лестнице, видела блики на кованых пластинах брони и чувствовала, как прохладная рука прикасается к её лбу. Она лежала на мягком, в полумраке, под тёплой шкурой, и видела сквозь опущенные ресницы тень у изголовья. Сон подхватил её, как Река, и она качалась на сверкающих волнах и видела в небе чаек. Одна опустилась низко, и Речница разглядела длинные перья на задних лапах и острые когти на крыльях…

Кесса проснулась поздним утром, незадолго до полудня, и сонно щурилась на светящееся пятно на стене, пытаясь вспомнить, где она. Там, в маленькой нише, лежали ножны, а из них слегка высовывался клинок из белого стекла. Речница выбралась из-под шкур, провела по лицу ладонью и дотянулась до светильника, смахнув с него колпак. Свет разлился по пустой пещерке, и теперь Кесса узнала её — это была верхняя спальня. Ничего не изменилось тут с весны, только окно, спасаясь от зимнего холода, снова закрыли… и на стене висели её доспехи — чёрная куртка Ронимиры, полосатая броня из Меланната и круглый эльфийский щит. Снизу доносился шорох и скрежет — кто-то орудовал палкой в узких ходах зимней вентиляции и крепил к стене циновки, проложенные сухой травой.

— У-ух… Все уже проснулись, — вслух сказала Кесса и потянулась за штанами. Скрежет ненадолго притих, и в пещерку заглянула Кирин.

— Хаэй! Спускайся. Ты пропустила весь рассказ Речника Фрисса!

— Речник Фрисс? — встрепенулась Кесса. — Он внизу?

— Он улетел на рассвете, — махнула рукой Кирин. — Но непременно вернётся. Спускайся!

В очажной зале не было никого — все утепляли пещеру, и она была так велика, что семейство рассеялось по ней. Кесса хмыкнула, вспоминая громадный замок авларинов — ни за зиму, ни за весну она так и не узнала всех его ходов и коридоров.

Она доедала ломоть Листовика, когда в очажную залу, тяжело ступая, вошёл Сьютар. Он сел у очага, и Кесса едва удержалась, чтобы не податься в сторону. Ей стало не по себе.

— Фирлисы уходят с участка, — медленно проговорил он; в его взгляде читалась растерянность. — Речник Фрисс говорил вчера с ними. Может, это и к лучшему.

— Они спасли всех вас, — вспыхнула Кесса. — Как ты можешь выгонять их?! Поговори с ними ты, ты — старейшина!

Сьютар покачал головой.

— Я уже говорил. Жаль, что всё так скверно кончилось.

— Я буду носить траур по Эмме и Ингейну, — сказала Кесса, протягивая руки к огню. — Им хорошо сейчас в Кигээле — но им будет приятно, что их помнят.

— Траур? — Сьютар нахмурился, внимательно посмотрел на внучку. — Весь Фейр в траурных лентах. Мы достаточно их помним. Теперь мы хотим жить. Разрисуйся, как Речница, пусть Фриссгейн поможет тебе. Он забирает тебя на север… и представит Королю Астанену.

— Что?! — Кесса вздрогнула. — Он сам так сказал?

— Да, — кивнул старший из Скенесов. — Король примет у тебя присягу, и ты наденешь красную броню… и будешь летать с мечом. До сих пор не могу поверить, что всё это — не дурной сон! Надо было сжечь ту куртку или перешить на что-нибудь дельное…

Рывком поднявшись на ноги, он вышел из залы. Кесса озадаченно мигнула. «Я всё проспала вчера!»

За дверной завесой было ветрено и сыро. Оголившиеся ветки Ивняка стучали друг о друга, холодные вихри посвистывали над обрывом, сизые облака спустились низко и улеглись на макушке Дуба. По пустынному берегу, поддевая носком сапога камешки, бродила Сима Нелфи, на земляном валу стоял, глядя на тёмную воду, Хельг Айвин, а поодаль сидел на корточках Снорри Косг и счищал с голенища налипшую тину. Над участком на ледяном ветру трепетала лёгкая халга на длинной верёвке.

— Хаэй! — окликнула Кесса дозорных. Все повернулись к ней, и даже халга потянулась к земле.

— Ох ты! Как раз вовремя, — сказала Сима, оглядевшись по сторонам. — Мы с Хельгом вспоминали тебя. Знаешь, что сказал Речник Фрисс? Что я стану настоящей колдуньей. Он отвезёт меня в Замок, к властителю Канфену — а потом мы обе полетим на Острова и выучимся чародейству. Здорово, правда?

— Ещё бы! — усмехнулась Кесса. — Как мы и хотели — я стану Речницей, а ты — чародейкой.

— Да, тут вы обе меня обогнали, — Хельг, в последний раз оглянувшись на пустынную Реку, спрыгнул с ограды. — Я, наверное, уже никем не стану. Ты, Кесса, обещала показать свою магию. Пойдём к причалу Фирлисов?

— Ох! Я не могу там колдовать, — помотала головой Кесса. — Там траурные ленты…

— Думаешь, Эмма на тебя обидится? — хмыкнул Хельг. — Она бы порадовалась за вас обоих. И Ингейн тоже. Пойдём!

Снорри следил за ними с вала — но, увидев, что они пошли к причалу Фирлисов, спустился и пошёл следом, подозрительно поглядывая на небо. Никаких летунов над водой не было, даже чайки сгинули. Кесса взглянула на низкие тучи и вспомнила плавучие острова небесной тины. «Тут, наверное, небо холодное,» — подумала она с сожалением. «И тина не прижилась…»

— Хаэ-эй! — крикнула сверху Ота, перевешиваясь через хрупкие подлокотники халги. — Ке-есса!

— Хаэ-эй! — ответила та. — Чего-о?

— А у тебя в Хессе была подземная лихора-адка? — спросила Ота, приложив ладони ко рту.

Сима хмыкнула.

— Не-ет! — крикнула Кесса. — И ни у кого не было! Не бо-ойся!

— Далась же ей подземная лихорадка, — ухмыльнулся Снорри. — Не самая страшная хворь, и похуже бывает.

Траурные ленты трепетали на ветру. Причал Фирлисов был пуст, и, взобравшись на него, Кесса не увидела ни единого плота — даже куванцы спрятались куда-то на зиму.

— Ну вот, смотрите, — она протянула руку к огромной коряге. — Ни-куэйя!

Золотистый луч, вспыхнув, прожёг в древесине округлую неглубокую дырку. Сырое дерево задымилось, но жара не хватило, чтобы его поджечь. Хельг щёлкнул языком, Сима, охнув, потыкала в почерневшую древесину пальцем.

— Ни-эйю! — Кесса покачала на ладони сияющий шарик и, дунув, направила его в сторону Реки.

— И ещё… Ни-шэу! — она дотронулась до пучка сухой травы. Он вспыхнул мгновенно, только пепел осел на каменистый берег.

— Ух ты-ы, — протянула Сима, разглядывая россыпь золы. — И это ты ещё только учишься? А Нингорс, наверное, может корабли на лету сжигать?

— Это его зуб? — Снорри потрогал одну из подвесок на Зеркале Призраков. — Острый какой… Это не клык? Я слышал, клыки у них большие… А как ты его добыла?

— А это чьё перо? Пушистое… — Сима приподняла другую подвеску и подула на неё. — И длинное. Что это за птица? Наверное, приятно её погладить…

— Да, если только она тебя не погладит, — хмыкнула Кесса. — Эта птица с зубами и когтищами. Только что не летает. Вот, смотрите…

Она показала побелевшие шрамы на бедре, и Хельг и Снорри, переглянувшись и поцокав языками, склонились над ними.

— Это пернатый ящер — харайга, — Речница, поёжившись от холода, прикрыла ногу. — Эта была маленькая. А есть в рост человека… и с вот такими когтями. И по одной они не ходят. Хорошо, что в наших краях им холодно!

— Верно, — вздрогнула Сима. — Если маленькая так порвала, то большая, наверное, живьём сожрёт. Ну их!

— Пернатый… ящер? — почесал в затылке Хельг. — Откуда же у ящера перья?

— Ты ещё спроси, откуда у птицы зубы! — фыркнула Сима.

— В Хессе всё странное, — вздохнул Снорри. — Это я уже понял. Расскажи про Нингорса! Как он тебя не убил?..

Дверная завеса Фирлисов висела неподвижно весь день, и никто не вышел наружу, даже когда Хельг увидел подлетающую хиндиксу и подул в сигнальный рожок. Все остальные выглянули из пещер — и вовремя: «Остролист» опустился на берег, и с него сошёл не только Речник Фрисс — полтора десятка Речников прилетели с ним вместе. Сьютар вышел к ним навстречу, вскоре подошли и другие старейшины, и после недолгого спора Речники разошлись по пещерам — каждое семейство получило гостя, и участок загудел.

— Чего мёрзнешь на ветру? Иди к очагу, — Фрисс легонько подул Кессе на макушку. — Я быстро — слетаю к скайотам и вернусь. Искал твоё седло, но кто-то его уже прибрал. Хорошая, видно, вещь. А вот это — держи. Подарок Гедимина. Приделаем к твоему кинжалу.

Он положил ей на ладонь два длинных красноватых клыка. Таких не было даже у Нингорса — и Кесса изумлённо мигнула, узнав что-то знакомое — пусть и только по книге.

— Клыки Гиайнов, — пояснил Фриссгейн. — Ракета убила их, а Гедимин подобрал зубы. Он думает, мы тоже приложили руку к этой битве. Почётные трофеи… А теперь иди греться. Зима на носу!

Кесса, не выпуская клыков из ладони, ухватила его за рукав.

— Речник Фрисс… ты не видел там Нингорса?

— Нет, — качнул головой тот. — Он улетел каким-то другим путём, и очень быстро. Думаю, у него всё хорошо.

Речница села у очага, перекладывая на ладони клыки, и вскоре все младшие Скенесы собрались вокруг неё. Никто даже не заметил, когда вернулся Фриссгейн — а с ним Сьютар.

— Конечно, в моих кладовых всегда есть место, — кивал на ходу старейшина. — Но я думаю, что одной связки мало за такой большой мешок. Урожай был не настолько плох…

— Я знаю, какой тут был урожай, — отмахнулся Фрисс. — Не бойся, никто в моей пещере не будет голодать. Ещё и на весну останется.

Дверные завесы снова зашуршали, пропуская внутрь незнакомого Речника. Он кивнул в знак приветствия и сел к очагу. Амора удивлённо посмотрела на него — и прикрикнула на младших, отгоняя их от очажных камней.

— Выпейте, воины, — она поставила перед Речниками кружки, наполненные кислухой.

— Будешь? — тихо спросил Фрисс у Кессы, кивнув на чашку. Речница мотнула головой.

— Воины из клана Идэвага просились пожить на Правом Берегу, — сказал он чуть громче, обращаясь к Сьютару и Аморе — и тут же гомон в пещере затих, и все навострили уши.

— Инальтеки — на нашем берегу?! — нахмурился старший Скенес. — И что ты сказал им, Речник Фрисс?

— После того, что они сделали с нашими детьми, — поморщилась Амора, покосившись на Йора. — Только их тут не хватало!

— Я отказал им, — ответил Фриссгейн и отпил из кружки.

— Правильно, — Йор сверкнул глазами. — Хватит тут хесков. Такие, как Ингейн, или как друг Кессы, — пусть бы приходили, но Инальтеки — это лишнее.

Завесы вновь зашуршали — из пещеры выбирались к очагу запоздавшие Скенесы.

— Опять? — неодобрительно хмыкнул Сьютар. — Дайте воинам отдохнуть!

— Пусть слушают, если интересно, — покачал головой Фрисс. — На чём я остановился вчера?..

Младших разогнали по спальням ещё до полуночи, старшие сидели допоздна — и Кесса была с ними и поднялась от очага последней, когда все угли превратились в золу. Речник-гость уже дремал, прикрывшись шкурой, и Фрисс поправил её, проходя мимо.

— Хорошо, что можно спать, — вздохнул он. — Скорее бы увидеть мирные костры вдоль Реки… Завтра утром я лечу в низовья. Надо собрать припасы и перетащить поближе к дому. Полетишь со мной?

— Ещё бы! — закивала Речница.

— Покажу, где мы покупаем дрова, — Фрисс сдержал зевок. — И рыбу. Это тебе пригодится… Освоилась уже с длинным ножом? Я не видел, чтобы ты с ним тренировалась.

— Пока не очень получается, — вздохнула Кесса. — Какой-то он неуклюжий. Ты поучишь меня, Речник Фрисс?

— По первому слову, — кивнул тот. — Как ты его назвала?

— Коготь, — выпалила Речница, не успев подумать, и прикусила язык. Взгляд Фриссгейна вовсе не был сонным — он был ясным и пронзительным, и очень внимательным.

— Ты нашла когтистых ящеров из легенды? — спросил он. Кесса потупилась.

— Да, и они… меня просили не болтать, Речник Фрисс.

— А… Видно, на то была причина, — хмыкнул он. — Что ж… Хотя бы все остались живы?

— Все, — кивнула Речница.

— И у них правда такие длинные когти? — вполголоса спросил Фриссгейн.

— Как три меча на каждой лапе, — торжественно проговорила Кесса. Речник усмехнулся.

— Занятно. Что же, пойдём спать. Если ночью не протрубят тревогу, «Остролист» поднимется на рассвете.

…Когда всё, что Фрисс собирался отвезти домой, погрузили на корабль, Кессе пришлось пересесть на бочонок и там сидеть всю дорогу — на палубе осталась узенькая тропка между носом и печью. И когда Каннур и Конен помогли Фриссу выкатить на берег последнюю бочку с солёными Листовиками, Кессе почудилось, что «Остролист» облегчённо вздохнул и даже приподнялся над причалом.

— Эх-хе, — Фрисс с усмешкой похлопал корабль по обшивке и, поднявшись на палубу, быстро и ловко спустил шар и расстелил его на корме. Тростниковый навес прикрыл хиндиксу от мелкого осеннего дождя. Кесса поправила свисающий край циновки и встала рядом, глядя на тёмную воду.

— «Остролист» отдыхает, — хмыкнул Речник Фрисс. — Пусть. Когда мы полетим к истокам Канумяэ, он под грузом просядет до самой воды.

— Хаэй! — из пещеры выглянул Конен, помахал рукой. — Тут есть пирог-глазастик! Идите скорее, пока не остыл!

«Пирог-глазастик! Речник Айому не дал бы ему остыть,» — усмехнулась Кесса и тут же помрачнела.

— Ничего, — Фрисс осторожно сжал её руку. — Он поправится. Айому никогда не упустит свой пирог. Весной приплывёт, вот увидишь.

В пещере было жарко и людно — Речники, ночующие на Правом Берегу, собрались у Скенесов, а за ними пришли и фейрцы, и снова в очажной зале было негде сесть. Говорили в этот раз гости, Кесса только слушала, широко распахнув глаза и не зная, чему верить. Фрисс сидел молча, думал о своём, а спустя пол-Акена встал, поднял странно зазвеневшую сумку и жестом позвал Сьютара выйти на берег. Кесса потянулась было за ними, но у порога её перехватил отец.

— Да посиди ты тихо! — цыкнул он на неё. — Людям надо поговорить.

Кесса забралась с ногами на разобранный лежак, украдкой заглянула в Зеркало Призраков — там размеренно колыхалась сизая мгла. «Первый день Олэйтиса,» — думала она и слышала за свистом ветра в узких ходах, как падают с папоротников огромные пожелтевшие листья, и как шипит едкий дождь, отмывая землю от увядшей травы. «В Хессе с неба льёт кислота. И пернатые ящеры прячутся по норам. А хески ложатся спать. Интересно, где уснул Нингорс? Кваргоэйя-то неблизко…»

Снаружи потянуло холодом и сыростью — Сьютар и Фрисс вернулись и, повесив сапоги на просушку, подсели к очагу. Речник огляделся, нашёл взглядом Кессу и ободряюще усмехнулся ей. Гевелс протиснулся к старейшине и наклонился к нему. Кесса навострила уши, но ничего не услышала.

— Ох ты! — Кирин, слышавшая всё, плюхнулась на лежак рядом с Речницей. — Как славно! Ты летишь на север — и теперь уже точно, они договорились! Знаешь, какой дар привёз Речник Фрисс из западных земель? Там железа на две тысячи кун, а то и больше!

— Хватит болтать, — нахмурился Гевелс, подойдя к ним. — Идём, Кесса. Надо собрать твои вещи.

…Цветное покрывало из далёкого Рата сиротливо лежало на крышке короба. Кесса видела, как жадно смотрит на него Сьютар, но хмурилась и выжидала. Эту вещь она везла не ему — и если Эмма там, где ей не нужны уже никакие подарки, нужно было найти покрывалу хорошего владельца.

— Кесса, возьми мою шапку, — Кирин в задумчивости разглядывала содержимое ларя. Ветер над Рекой уже крепко щипал за уши, но юнцы хорохорились и обходились одними капюшонами, и шапки дожидались морозов в кладовой.

— В шлеме уши отморозишь!

— Моя ещё не истрепалась, — покачала головой Кесса. — И плащ тоже крепкий. Я вот что думаю… Если Сима будет колдуньей, это покрывало нужно отдать ей. Теперь его будут носить фейрские колдуны.

— Разумные слова, — подумав, согласился Сьютар. — И хороший обычай. Но Сима покамест не колдунья. Вещь полежит в сундуке у Окка, подождёт своего дня.

…Кесса проснулась рано — только-только позеленела кромка неба над обрывом, а в тёмной зимней спальне мерцал лишь белый клинок… и Зеркало Призраков. Затянувшая его мгла вспыхивала изнутри — снопы молний пронизывали её, как будто за плёнкой древнего стекла бушевала гроза.

«У-ух, холодно!» — Кесса поёжилась, проворно влезая в тёплую одежду. Она сама удивлялась, какими быстрыми и тихими стали её шаги — ничто не зашелестело и не скрипнуло, когда она миновала спящих юнцов и спустилась в очажную залу. Угли давно остыли, но выстланные тростником стены и плотные дверные завесы ещё хранили тепло. На летней кровати, завернувшись в шкуры, лежал кто-то из гостей — только по двум мечам, выглядывающим из-под края подстилки, можно было узнать Фрисса. Кесса на цыпочках подошла к нему, протянула руку к тускло мерцающим клинкам, но тут же отдёрнула. «Он проснётся,» — покачала она головой. «Точно проснётся!»

Речник шевельнулся во сне, и она молнией метнулась к двери. Завеса нехотя качнулась, выпуская Кессу в промозглый предзимний холод. Сухая трава меж камней побелела от инея, и камни у пещеры стали скользкими от наледи, — все воды мира готовились к долгому сну.

Зеркало Призраков, вынесенное на свет, тускло мерцало, молнии всё так же озаряли его изнутри. Кесса повернула его к дальнему берегу, смутно надеясь, что оно приблизит его, но Зеркало лишь холодно блеснуло. Ни Река, ни жухлые травы, ни оголившиеся деревья не отражались в нём. Кесса разочарованно хмыкнула.

В зыбком зеленоватом свете на причале Фирлисов блестел иней. Старая коряга окрасилась хрупким серебром — но оно уже не спешило таять от прикосновения и до боли обжигало кожу. Кесса поёжилась, но всё же вынула руки из рукавов.

«Когда Нингорс вызывает луч, он держит его в ладони,» — думала она, гоняя по пальцам золотые искры. «Как копьё, воткнутое в мишень. А мои лучи сразу гаснут. Надо попробовать иначе…»

— Ни-куэйя!

Луч впился в древесину, и серебряный иней взвился лёгким паром. Сырое дерево зашипело, чернея, края маленькой дыры налились багрянцем, но, едва вспыхнув, тут же остыли.

— Ни-куэйя!

Кесса сжала пальцы в кулак, пытаясь удержать луч «за хвост» — но хвоста у него не было, и второй удар едва нагрел древесину, а вспышка угасла так же быстро, как первая.

— Как же его удерживать, а? — спросила Кесса в пустоту и задумчиво потёрла согревшееся запястье. «Эх, надо было сразу спросить Нингорса! О чём я думала?!»

Обугленные пятна чернели на огромной коряге, но поджечь её не удалось. Отойдя на пару шагов, Кесса прикидывала, сможет ли растянуть раскаляющее заклятие на весь причал — но в конце концов решила обойтись маленьким камешком. Положив обломок известняка на корягу, она спрятала озябшие руки под плащ и хорошенько размяла пальцы.

— Ни-шэу!

Камень не побагровел и не засветился, но окутался едким дымком — а дерево под ним почернело. Пятно черноты расползалось всё шире, и коряга дымилась — иней испарялся, не успев растаять. Потом запахло палёным.

— Ух ты… — зачарованно пробормотала Кесса. «Так, наверное, можно пережечь камень на известь… Бездна! Оно же вспыхнет сейчас!»

— Ал-лийн! — водяной шар взорвался над корягой, смыв камешек в груду известняковых обломков, дерево зашипело, быстро остывая. «Чуть причал не подожгла,» — покачала головой Кесса. «Вот бы все порадовались… И куда, во имя всех богов, улетел мой камень?»

Такими обломками был усеян весь берег, но Речница хотела найти свой — и посмотреть, получилась ли из него известь. Она пошарила в галечных россыпях, только попусту испачкав ладонь — камешек, видно, далеко улетел.

— Хорошие заклинания, — раздалось сбоку от Кессы, и она, вздрогнув, выпрямилась. — Смертоносные, как Старое Оружие.

Речник Фрисс стоял рядом, рассматривая обгоревший причал. Кесса вспыхнула. «А я-то думала, что хожу тихо! Он, наверное, проснулся, когда я на него глядела…»

— Такая магия, наверное, днём получается лучше, — заметил Фрисс, скользнув взглядом по груде камешков. — Канфен говорил, что даже молнии сильнее при свете дня.

— Днём тут много людей, — вздохнула Кесса. — А магия всё-таки опасна. Не хотелось бы кого-то обжечь. Это я тебя разбудила, Речник Фрисс?

Тот покачал головой и выбрался из-за коряги на открытый берег — туда, откуда хорошо была видна Река.

— Вышел посмотреть, нет ли тревожных огней. Обещали зажечь, если что-то случится, — он вгляделся в западный край неба и пожал плечами, поворачиваясь к Кессе. — Не холодно тебе здесь?

Он прикрыл её половиной плаща, и Речница прижалась щекой к тёплой броне. Кованые пластины не обжигали холодом — наоборот, согревали, будто под ними, как под стальными перьями Горки, струилась горячая кровь.

— Давно не слышно взрывов, — задумчиво сказал Фрисс. — Даже Волна не заходит в Энергин. Теперь там Гиблые Земли. Верно, через несколько лет будут искать в них безопасный путь и продавать поддельные карты.

Он криво усмехнулся.

— А я думаю, что есть настоящая дорога, — прошептала Кесса. — И что однажды мёртвая земля очистится. И в Энергине, и за Великим Лесом.

— Было бы неплохо, — отозвался Фрисс. — И даже если нет — однажды я туда вернусь. Так и не поговорил с отцом… это никуда не годится.

— Я пойду с тобой, — сказала Речница. — Говорят, мне везёт. Если так — мы найдём настоящий безопасный путь.

Фрисс усмехнулся и подул на её макушку. Кесса смутилась и отвела взгляд. Рассвет над обрывом разгорался всё сильнее, и волны Реки окрасились зеленью и серебром.

— Посмотри, рассвет отражается в воде, — кивнула Речница на искрящуюся рябь. — Я давно такого не видела…

Зелёные и серебристые блики дрожали на воде, отражались от припорошенных инеем камней обрыва. Фрисс с невесёлой усмешкой взглянул на них — и вздрогнул. Набросив свой плащ на плечи Кессы, он подошёл к воде, опустился на корточки и зачерпнул полной горстью. Вглядевшись в прозрачную влагу, он странно всхлипнул и разжал пальцы. Искрящиеся капли падали в воду, Кесса присмотрелась к ним — и изумлённо мигнула. Болезненная жёлтая муть сгинула, будто не было, и ветер, летящий над Рекой, уже не отдавал тухлой рыбой — он нёс терпкий запах палой листвы и обжигающий зимний холод.

«Нуску Лучистый! Если золотень ушла, то…» — Кесса вздрогнула всем телом, хотела закричать, но не успела. Речник Фрисс схватил её в охапку и легко поднял на руки. Он дрожал от сдавленных рыданий и не сразу смог сказать хоть слово. Речница хотела погладить его по спине, но не могла и рукой шевельнуть. Фриссгейн уткнулся лицом ей в плечо и судорожно вздохнул.

— Волне конец, Кесса! Волна сгинула, — выдохнул он. — Воды Великой Реки снова чисты… Больше никто не нападёт на вас, ни одна подземная тварь!

— И все будут живы, — прошептала Речница, прижимаясь к его броне. — И все вернутся домой.