Черная Скала

14

Школьные каникулы семейство Родригес обычно проводило в «Авалоне», на островах[21]. Мы выезжали в субботу рано утром. Доктор Эммануэль Родригес вел синий «хиллман» вдоль берега, через Сент-Джеймс, Бейшор и дальше в сторону Каренажа. Я сидела сзади и держала на руках Консуэлу, рядом со мной сидел Джо. Если, по мнению Элен Родригес, ее муж слишком разгонялся, она сразу начинала жаловаться. Говорила, что кончится тем, что мы все окажемся в городской больнице Порт-оф-Спейн, а нет ничего страшнее, чем эта больница, — люди приходят туда только для того, чтобы умереть. Мне же всегда хотелось, чтобы он ехал еще быстрее не потому, что я хотела оказаться в больнице или умереть, а потому, что наслаждалась горячим ветром, который бил в лицо, если мы ехали на большой скорости. Потом мы подъезжали к пропускному пункту[22] и останавливались. Американский охранник в безупречно аккуратной форме всегда был очень вежлив. Он говорил «Доброе утро», потом заглядывал в окна, проверял багажник и записывал номер машины. Джо очень нравилась эта часть путешествия. Осложнений обычно не возникало: охранник поднимал шлагбаум, мы проезжали, Джо оборачивался и салютовал. Если охранник был в хорошем настроении, то он салютовал в ответ. Доктор Эммануэль Родригес не очень-то жаловал американцев: он говорил, что им нельзя доверять и что вся та земля, которой они сейчас пользуются в Шаггерармасе, когда-нибудь будет навсегда потеряна для Тринидада. Единственное, что американцы сделали хорошего для Тринидада, так это завезли сюда кока-колу и гамбургеры, говорил доктор.

Только однажды дежурный охранник с вытянутым загорелым лицом попросил всех выйти из машины. Испуганная Элен Родригес поспешила выполнить его указание и взяла у меня из рук Консуэлу. Она сложила ладонь «домиком» и держала над головой ребенка, пытаясь создать подобие тени. Слепящее солнце било в глаза. Джо взял отца за руку, и мы все выстроились возле машины. Охранник оглядел всех по очереди, особенно заинтересовавшись мной. Он спросил, откуда я и чем зарабатываю на жизнь? Ты что, служанка? Он с таким выражением произнес «служанка», что мне стало стыдно.

Не зная точно, как отвечать, я сказала:

— Не совсем, сэр.

Доктор Эммануэль Родригес сказал:

— Она у нас работает и живет вместе с нами.

— И где же это, сэр?

— В квартале Сент-Клер.

— На какой улице? Недалеко от площади? Рядом с колледжем? — Он говорил, как будто стрелял очередями.

— Мэри-стрит.

— A-а, я знаю Мэри-стрит. Приятная улица.

Затем, словно опомнившись и поняв, что дежурный просто хочет узнать мой адрес и что весь этот допрос не имеет никакого отношения к службе безопасности, доктор Эммануэль Родригес поинтересовался:

— Полагаю, этого достаточно? — Резкий тон доктора, должно быть, удивил охранника.

— Да, сэр, благодарю вас, сэр.

В следующую минуту мы уже снова сидели в машине, шлагбаум поднялся, и мы поехали.

По широкому заливу плавало множество больших и маленьких лодок. Мы ставили машину в тени и, пока Джо разыскивал Вишну, худенького мальчишку-индуса, который должен был позаботиться о лодке, выгружали вещи. Доктор Эммануэль Родригес прозвал Вишну «Пропажа», потому что его никто никогда не мог найти. Если его не было дома, то он или болтал с кем-нибудь на пристани, или чистил рыбу, или мыл свою лодку — небольшую ярко раскрашенную пирогу, которая называлась «Саподилла». Увидев ее в первый раз, я никак не могла понять, как мы все в ней поместимся, но потом оказалось, что она очень вместительная.

Море с первого взгляда поражало своей синевой. Иногда оно бывало неспокойным. Остров Каррера вздымался из него, как спина огромного животного. На острове издавна размещалась тюрьма. Издали она казалась старой и полуразрушенной, и мне всегда было интересно, каково тем, кто там сидит. Вильям утверждал, что узники острова Каррера так голодают, что едят крыс.

— Как же они их убивают?

— Голыми руками.

— А как готовят?

— Раздирают на полоски, кладут мясо на железные решетки и жарят на солнце. Крыса по вкусу похожа на цыпленка, — сказал Вильям. — Крыса лучше, чем собака. Знаешь, сколько ресторанов готовит собак и крыс и выдает их за курятину?

Он говорил, что эта тюрьма еще страшнее той, что в Порт-оф-Спейн, потому что туда никогда не доезжают проверяющие — слишком далеко.

— Никто туда не ездит, никто их не навещает.

Я пожала плечами:

— Конечно, с какой стати.

— Нет ничего хуже, чем угодить в Карреру. Жуткое место. Лучше быть повешенным, чем попасть туда.

Сначала мы пересекали залив Бокас и попадали в Монос-Бей. Вдали виднелись острова прокаженных — Чакачакаре и Хуэвос. Островок Монос был весь покрыт растительностью, издали казалось, что там нет ни одного строения. Через несколько минут становились видны разбросанные среди зелени дома. Иногда мы могли рассмотреть их обитателей, сидящих на открытых верандах. Они что-то пили и разговаривали, а их дети играли перед домом или плавали возле берега. Многие жители Тринидада покупали здесь загородные домики. «Авалон» прятался за скалой, которую надо было обогнуть, чтобы попасть в бухточку. Просторный дом был покрашен в розовый цвет. Веранда была обнесена бетонной стеной, по ступенькам с нее можно было спуститься прямо на берег. Вода здесь была спокойной и имела зеленый оттенок.

Мы выгружали вещи на крошечный причал, и Джо взбегал по ступенькам вслед за отцом, который поднимался первым, чтобы отпереть двери. Вишну помогал нам, но иногда доктор Эммануэль Родригес сразу отпускал его. Я наблюдала, как лодка разворачивается и исчезает, оставляя за собой белую полосу иены, и меня всегда охватывало чувство, что мы можем здесь умереть — и пройдет еще много-много дней, прежде чем нас начнут искать.

Я распаковывала еду; обычно Марва давала нам с собой пилав, или запеченную рыбу, или тушеного цыпленка. Еще, конечно, были овощи и рис, и она всегда пекла кекс — имбирный или шоколадный — и масляное печенье. Кроме того, она выжимала соки — лаймовый и апельсиновый — и наполняла ими большие стеклянные бутылки. В доме всегда были запасы основных продуктов, потому что Элен Родригес считала, что лучше приготовить еду заранее и привезти с собой. Помимо всего остального, здесь была очень капризная плита. Я сервировала ланч на длинном узком столе. Пока все ели, я стелила постели, вытирала пыль и мыла ванные комнаты.

Моя спальня — маленькая комнатка с окном над кроватью — располагалась внизу. Прямо под окном росли банановые пальмы, так что я могла встать на кровать и сорвать банан. Но однажды во дворе за домом я увидела, как что-то ползает под фиговыми деревьями. Это был громадный паук величиной с ладонь — мне в жизни не приходилось видеть ничего подобного. Темно-коричневого цвета, волосатый, с раздувшимся брюшком, словно он только что кого-то проглотил. С тех пор, несмотря на духоту, я спала с закрытым окном. Я оставляла открытой дверь, чтобы в комнату попадал морской воздух.

После полудня мы обычно сидели в гостиной. Джо доставал пазл и мы раскладывали его на столе либо играли в домино или в карты. Элен Родригес отдыхала наверху в своей спальне. Доктор Эммануэль Родригес тоже поднимался наверх либо оставался и читал медицинский журнал, который ему каждый месяц присылали из Америки, пока не начинал дремать. От морского воздуха мне тоже хотелось спать. Если все расходились по комнатам, я тоже шла к себе и ложилась; больше особо нечем было заняться.

Около четырех часов я готовила и подавала чай. Затем мы с Джо отправлялись на прогулку, обычно по холму за нашим домом, покрытому густой беспорядочной растительностью. Не обращая внимания на каменную лестницу со старыми, осыпающимися ступеньками, мы с Джо карабкались вверх напролом, через заросли густого кустарника. Джо очень нравилось стоять на вершине холма. Оттуда открывался вид на залив, на серо-голубые острова Чакачакаре и Хуэвос, а еще дальше виднелись бледные холмы Венесуэлы. Однажды, когда мы там стояли, я рассказала Джо о тигровых кошках[23], которые водятся в этих краях.

— У них крупные лапы с длинными когтями. — Я скрючила пальцы, показывая какие.

— Неужели? — спросил Джо, опасливо оглядываясь по сторонам.

— Еще они очень любят сладкое и особенно молоко.

— Тигры же могут убить тебя, правда?

— Эти тигровые кошки не могут убить, но могут пролезть в дом, забраться в твою постель и заснуть там или проникнуть в кладовую и украсть еду: кексы, сливки, печенье.

— Откуда ты знаешь?

— Мне рассказывала мисс Маккартни, моя школьная учительница. Варахуны[24] завезли тигровых кошек в своих каноэ, когда перебирались сюда из Венесуэлы.

Джо нравилось слушать о таких вещах, но я старалась быть осторожной. Скажешь что-нибудь лишнее, и он нажалуется матери, а она обвинит меня в том, что я забиваю ему голову суевериями и предрассудками.

Однажды ближе к вечеру мы, возвращаясь с прогулки, спускались с холма, любуясь темно-голубым небом с желтыми и оранжевыми разводами, когда вдруг услышали голоса. Сквозь листву я заметила Элен Родригес, выглядывавшую из окна кухни. Она позвала: «Селия, Селия!», как будто не была уверена, что это я. И затем:

— У нас гости, сейчас же иди сюда.

«Сейчас же» прозвучало, будто я в чем-то провинилась.

Я торопливо сбежала по ступенькам, вошла в кухню и удивилась, увидев ее взволнованное раскрасневшееся лицо с выступившими на лбу капельками пота. Она налила сок и ром в серебряную фляжку и начала энергично трясти.

— Они приехали минут десять назад. Мы не могли тебя найти. Я смешиваю коктейли.

Смиты из Сан-Фернандо во время плавания на яхте вокруг острова увидели наш дом и решили нанести визит. Чарльз Смит познакомился с Эммануэлем Родригесом, когда они оба еще учились на медицинском факультете. Чарльз специализировался в гинекологии. Несколько лет назад он один раз побывал в «Авалоне» и теперь радовался, что смог запомнить и узнать дом. Он путешествовал вместе с женой и родителями. Молодая женщина, жена Чарльза, выглядела очень эффектно. У нее были красивые темные волосы, ниспадавшие до тонкой талии. Когда я внесла поднос с напитками, Чарльз Смит сидел рядом с женой, полуобняв ее, и играл ее волосами, а она рассказывала историю их знакомства доктору Родригесу, слушавшему ее с видимым интересом. Сидевшая напротив них Элен Родригес смотрела на молодую женщину с таким видом, будто за что-то ее ненавидела. Немного позже я принесла блюдо с креветками и соус. Все, за исключением Элен Родригес, были в прекрасном настроении, и доктор Эммануэль Родригес велел мне смешать еще коктейлей, что я и сделала. Его жена сказала, что не хочет пунша, только стакан воды.

Вскоре с веранды донеслись взрывы смеха. Доктор Эммануэль Родригес рассказывал историю о профессоре, который боялся змей. Однажды ночью они с Чарльзом нашли на дороге мертвого удава, наутро притащили в лекционную аудиторию и обернули вокруг кафедры. Профессор успел бросить один взгляд на задрапированную удавом трибуну и грохнулся в обморок. На этом месте рассказа Элен Родригес заметила:

— Вы же могли его убить. Вот было бы смешно.

Смех прекратился, и все уставились на Элен. Она встала и зашла в дом.

Через несколько минут в кухне появилась миссис Смит. Я сказала, что миссис Родригес, скорее всего, пошла наверх укладывать Джо, что в общем-то соответствовало действительности. Вскоре Смиты уехали.

На следующее утро, когда дело уже шло к полудню и все давно встали, на веранде появилась Элен Родригес — все еще в своей красной ночной рубашке — и устроилась на парапете. Как обычно, день был ярким и солнечным. За ночь на веранду с холма ветром нанесло множество крупных ореховых листьев. Я сметала их в кучки и собирала в мешок. Потом я занялась креслами: от соленых брызг они стали липкими. Джо спускался по лесенке, собираясь искупаться. Он закричал:

— Ма, пойдем со мной! Вода просто чудо! Пожалуйста!

Но она не хотела плавать. От солнца у нее уже разболелась голова. Поджав под себя ноги, бледная, с отсутствующим видом она сидели на самом краешке парапета прямо над водой. Ни к кому не обращаясь, она произнесла:

— Кажется, никогда еще не было такой жары, как сегодня.

Доктор Эммануэль Родригес ничего не ответил. Сбросив рубашку и брюки, он остался в темно-синих купальных трусах.

— Сейчас я тебя поймаю! — пообещал он Джо и прыгнул в воду. Джо заверещал, и они вдвоем поплыли от берега.

Элен Родригес сказала:

— Пожалуйста, Эммануэль, не надо его пугать. — Но муж ее уже не слышал.

Стоя на лестнице, я смотрела на его мелькающий под водой силуэт. Джо изо всех сил молотил руками и ногами. Отец на мгновение вынырнул, чтобы вдохнуть, и снова скрылся под водой. Вот он схватил Джо за щиколотку, мальчик завизжал и задергался, как рыба на крючке, и они начали плескаться, смеяться и дурачиться.

Со стороны могло показаться, будто Элен Родригес наблюдает за мужем и сыном, но, насколько я могла судить, это было не так. Замерев, как изваяние, она сидела все в той же позе, уставившись куда-то в пустоту. Я уже собиралась спросить, все ли в порядке, как вдруг она свалилась в море. Будто это был не живой человек, а труп: лицом вниз, светлые волосы рассыпались в разные стороны, неестественно белые ноги шумно плюхнулись о зеленую воду, рубашка раздулась нелепым красным шаром. Я закричала — сама не помню что, но доктор Эммануэль Родригес меня услышал. Прыгнув туда, где она тонула, я вцепилась в ее тяжелое тело — тяжелое потому, что оно изо всех сил стремилось вниз. Я заглянула ей в лицо — чужое, непохожее на Элен Родригес. Мертвенно-бледное, с расширившимися глазами, оно, казалось, говорило: отпусти меня, дай мне уйти. Обхватив ее за шею одной рукой, я потянула ее вверх, одновременно нащупывая стену другой рукой. Когда мне это удалось, я подняла ее голову — тяжелую, как огромный плод, и она стала хватать ртом воздух. К этому моменту доктор Эммануэль Родригес уже был рядом с нами.

Выбравшись из воды, я побежала в дом за полотенцами. Когда я вернулась, он стоял на коленях рядом с женой. Элен Родригес сидела на стуле, обхватив голову руками. Мокрая рубашка облепила ее тело — такое худенькое, что мне стало ее жалко. Джо сидел на земле, закрыв лицо. Элен Родригес сказала, что не знает, как это случилось, она только почувствовала, как у нее закружилась голова, и потеряла равновесие. Сейчас ей уже лучше. «Благодаря Богу и Селии», — сказала она и рассмеялась. Когда она, завернувшись в полотенце, ушла в дом, я подумала, что, кажется, все обошлось.

Доктор Эммануэль Родригес с озабоченным видом провел пальцами по волосам. Он выпрямился, и я впервые обратила внимание, что его лицо, шея и руки гораздо темнее, чем все тело. Ты белый, подумала я, и без одежды кажешься гораздо тоньше, чем я представляла. И тут же удивилась: а какое мне дело до того, белый он или черный, тонкий или толстый.

Мы должны были остаться в «Авалоне» еще на день. После того как Элен Родригес ушла в дом, мы все обсыхали на солнышке и вдруг услышали, как она нас зовет. Я подняла голову. Элен Родригес, высокая и прямая, стояла над нами на балконе. Снизу казалось, будто она парит в воздухе. Она сказала:

— Я хочу уехать.

Доктору Эммануэлю Родригесу пришлось в одиночку добраться до противоположного конца острова — сначала вплавь, а потом продираясь через густую растительность — и найти единственный обитаемый дом, где, по счастью, оказалась лодка, которой мы смогли воспользоваться, чтобы вернуться на Тринидад.

Позднее Марва рассказала мне, что мадам не любит принимать у себя гостей, из-за чего, вероятно, все и произошло.

— Ты никогда не замечала, что здесь никто не бывает? А ведь доктор знаком с кучей людей. Мадам не любит развлекать гостей. Ей не нравится, когда у нее в доме чужие люди. Спроси Вильяма, он тоже знает. — Потом она вдруг добавила: — Если только это не связано с тобой.

— Со мной? Какое я могу иметь к этому отношение?

Больше мы никогда не ездили в «Авалон».