Черная вдова: «Красная метка»

ГЛАВА 5: АВА

Когда Ава Орлова открывала глаза по утрам, в ее голове неизменно звучало «Лебединое озеро». Ее мама напевала мотивы Чайковского, укачивая совсем еще маленькую Аву (а позже укладывая уже подросшую девочку спать).

Это все, что теперь оставалось у Авы в память о матери. Она не помнила, что случилось с ее родителями. Единственное, что она знала, – это то, что их больше не было, и к тому времени, как ей пришлось покинуть Одессу несколько лет назад, у нее не осталось ни единой причины оставаться на родине.

Ава чувствовала жесткий пол под тонким, комковатым матрасом, набитым явно не лебяжьим пухом. От пола веяло холодом, поэтому она натянула свой спальный мешок (тот самый, который стащила из убежища для бездомных в Оберне) до самых плеч и поежилась. Не считая тощей кошечки с впалым животом, которую она назвала Сашей, Ава была совсем одна в своей неприметной комнате.

И, возможно, во всем мире.

Единственная лампочка свисала с потолка ее спальни – если, конечно, это можно было назвать спальней. Маленькие окна под самым потолком в первую очередь давали понять, что ее импровизированная комната находилась в подвале. Вторым намеком были лужи на бетонном полу, старые газеты, сложенные стопками вдоль стен, и мешки старых бутылок и жестяных банок.

Помещение походило на тюремную камеру, но Ава не была пленницей. С технической точки зрения, она была свободна и находилась не под замком. Теперь уже нет. Когда люди из ЩИТа впервые доставили ее в эту страну, в первую очередь ее отвезли в три места: на игру в бейсбол (чтобы проникнуться духом Америки), в гипермаркет (чтобы купить самую незамысловатую американскую одежду) и в «7Б» (снятый с вооружения американский военный бункер, который как раз напоминал тюрьму). У той конспиративной квартиры не было названия, поэтому Ава называла ее «7Б» – такой номер значился на железной двери Авиной спальни. В течение пяти лет единственными ее товарищами были постоянно сменяющиеся наставники и охранники, старый телевизор, зависший на канале «C-SPAN», да бесконечные запасы готовых обедов для микроволновки.

С этим покончено.

Уже три года Ава жила самостоятельно и никогда не оглядывалась назад. После своего четырнадцатого дня рождения, когда она ускользнула от своего куратора и сбежала из «7Б», прихватив с собой столько краденого, сколько уместилось в ее старом вещмешке. Ава думала об этом не как о воровстве, а как о выживании. Кроме того, она на протяжении нескольких лет таскала мелочь из карманов охранников, и ей удалось накопить достаточно, чтобы купить билет в один конец до Нью-Йорка, где она перебиралась из одного убежища в другое, пока не нашла место, куда могла приходить и уходить, когда ей вздумается. Преимущество жизни в продуваемом со всех сторон подвале «ХМЖА» было в том, что никто не обращал внимания, когда она уходила, и никого не волновало, вернется ли она обратно. Свобода и независимость – привилегии бродяги.

Аве уже стукнуло семнадцать, и она была почти такой же тощей, как кошка Саша, которая уже жила в этом подвале, когда Ава обнаружила его. Волосы Авы были по-прежнему цвета корицы, как в детстве, когда она еще жила в Одессе, но теперь ледяной душ в общественной раздевалке диктовал свои условия, и у нее не оставалось времени на роскошь вроде кондиционера для волос. Или расчески. Теперь ее рыжие кудри жили своей жизнью и кое-где спутывались в узлы. Ава все бы отдала за горячую ванну: с момента ухода из-под опеки ЩИТа ей редко выпадал шанс помыться в горячей воде (откровенно говоря, такой шанс и раньше выпадал ей не слишком часто, ведь с горячей водой на Украине дела обстояли ненамного лучше, чем в Форт-Грине).

Саша мяукнула, и Ава перевернулась. Она вытащила из-под матраса старенькую записную книжку и достала из-под корешка обложки карандаш. Не отводя взгляда от страницы, Ава начала быстро рисовать; у нее появилась такая привычка: после пробуждения по возможности делать наброски каждого своего сна. Если, конечно, у нее была под боком кровать, бумага и кусочек угля или карандаш. А такое случалось не всегда.

Саша укусила угол листка, и Ава, не глядя, отодвинула кошку. Набросок парня, которого Ава увидела, едва закрыв глаза, был уже почти закончен. Это был тот же парень, что и всегда: темноглазый, с татуировкой на руке. Парень с тату. Так Ава называла его, по крайней мере, при кошке Саше, а иногда и в разговорах с Оксаной. Но она никогда не показывала Оксане свои наброски, хотя та была единственной подругой, которую Ава нашла в этой стране. Она не знала, чем можно объяснить эти постоянные сны об одном и том же человеке – человеке, который отчего-то казался ей знакомым, – но, как бы то ни было, Оксана все равно осталась жить в убежище в Оберне, когда Ава ушла, так что теперь она вряд ли увидела бы, как Ава рисует по утрам.

Рука Авы скользила по листу бумаги, и карандашный набросок обрастал деталями. Изгиб носа. Четкие линии уверенной челюсти и скул. Темные, широко поставленные глаза. Непослушные кудри, почти скрывающие лицо.

Ава изобразила его в центре двора; стоя в толпе людей, он смотрел прямо на нее.

Мой Алексей.

Алексей Маноровский.

Это было его русское имя – Аве до сих пор снились сны на русском языке. Она слышала, как кто-то звал его Алексом, и это имя показалось ей странным, слишком коротким, будто в нем чего-то не хватало. Этой ночью он победно вскинул руки – играл в какую-то игру, подумала она. Похоже, он весело проводил время с друзьями, и, наблюдая за ним, Ава чувствовала себя еще более одинокой.

Тебе не нужны друзья, Ава. Тебе нужны лишь твои мозги. Ты должна оставаться сильной как бык и опасной как бритва. Обещай мне хотя бы это.

Последние слова матери шепотом звучали в голове Авы, которая не отводила взгляда от страницы. Будучи одним из самых влиятельных квантовых физиков Восточной Европы, доктор Орлова умела превозмогать боль ради достижения своих целей.

Затем заговорил другой голос, и Ава, как всегда, пыталась не обращать на него внимания.

«Если я могу, Ава, то и ты сможешь… Мы с тобой одинаковые».

Одинаковые.

Так сказала женщина в черном, прежде чем исчезнуть. Но Ава не была ни на кого похожа – в особенности на нее – и теперь она это понимала. Она всегда была – и навсегда останется – одинокой. Она будет сильной и опасной.

Потому что мама была права.

Вздохнув, она добавила последнюю деталь: рождественский колпак на голове парня.

– С Рождеством, Саш. – Саша мяукнула в ответ и тихонько тронула лапой листок бумаги.

Ава одной рукой почесала Сашу под подбородком, а другой тем временем стала листать записную книжку. В ней были только отрывки ее сумасшедших снов, что снились ей на протяжении последних нескольких лет. Не знай Ава, что нарисовала все это сама, она бы ни за что не поверила. Алексей был почти на каждой странице. Фехтовал, занимался кикбоксингом, ездил с другом на заднем сиденье мотоцикла. Смотрел из окна школьного кабинета. Играл с темноглазым щенком. Ава провела по графитовым линиям пальцем, и четкие контуры стали размытыми.

Кто ты такой, Алексей Маноровский?

Почему я постоянно вижу тебя во сне?

И как ты связан со мной?

Не находя ответов на эти вопросы, Ава переворачивала страницы. Вот ее дом, Одесса, а еще раньше – Москва, хотя она мало что помнила из тех времен.

Лицо матери над воротником ее лабораторного халата.

Печеные яблоки.

Любимая кукла-балерина с фарфоровой головой. Каролина. Эту куклу Аве подарили родители, но она уже давно потеряла ее.

Здесь были немногочисленные фрагменты ее детства – рассыпанные бусинки порванного ожерелья.

Она хотела бы знать больше.

Ава перешла к следующим рисункам, к более темным воспоминаниям.

Склад в Одессе, где она несколько лет назад лишилась всего.

Бритый мужчина с татуировкой в виде колючей проволоки вокруг шеи – чудовище, которое отобрало у нее целый мир. На своих рисунках она всегда заштриховывала его глаза черным, так, что он становился похожим на демона.

Это и был демон.

Она почти ничего не помнила, кроме черных глаз, смеющихся над ней. Никто не придет за тобой, маленький птенчик. Никому ты не нужна. Никому нет до тебя дела.

Даже твоей драгоценной мамочке.

Ава перевернула еще несколько страниц, стараясь думать о чем-нибудь другом.

Например, о странных словах.

Эти загадочные слова Ава нацарапала на полях своих набросков. Они были повсюду, повторялись снова и снова, словно уцелевшие кусочки потерянной мозаики. Она не знала, что эти слова означают вне контекста ее снов, воспоминаний, ее прошлого. У нее начинала болеть голова при виде тех самых букв, в которые она так часто всматривалась.

Всегда одно и то же. Больше она ничего не знала об этих словах, кроме того, что они как-то связаны с той ночью, когда люди из ЩИТа нашли ее в одесских доках. Она помнила еще кое-что, но это ничего не объясняло. Кроме этих четырех слов у нее осталась лишь одна вещь.

Бесполезный клочок бумаги.

Кошка Саша вцепилась когтями в угол листа.

Бумажка лежала там, на самой последней странице, куда Ава сунула ее, когда перестала носить ее в кармане. Это была единственная вещь, оставшаяся от прежней жизни на Украине, не считая пары фотографий: старая половинка банкноты, на которой были в спешке написаны всего два слова и рисунок – песочные часы в круге.

Знак Наташи Романофф. Женщины в черном, которая стала приходить к Аве во снах намного раньше, чем парень с тату.

Та, что спасла Аву от маньяка, убившего ее мать. Спасла, чтобы передать в чужие руки, позволить запереть на замок – и навсегда забыть о ней: еще один никому не нужный беженец из-за океана.

Черная Вдова подарила ей эту жизнь. Эту привилегию. Жить в одиночестве, без дома и без матери. Оставаться чужой навеки в чужой стране.

Ава знала, что Наташа Романофф считается героем. Она и ее сильные друзья должны защищать человечество. Наташа Романофф должна защищать ее.

Если ты позовешь, я приду. Обещаю, сестренка.

Ава звала ее. Ава искала ее, сжимая в руке выцветшую купюру с нарисованными песочными часами. Но Наташа Романофф так и не пришла.

Наташа Романофф была одной из Мстителей. Они лучше любого из простых людей. По меньшей мере, так думал весь мир. И лишь Ава знала, что это неправда.

Для Авы Орловой Черная Вдова никогда не станет героем.

Она останется лишь разочарованием.

Очередным.

Кошка Саша оттолкнулась лапами от записной книжки и устроилась на плече у Авы.

Люди часто разочаровывают, даже те, кого считают героями. Этот урок Ава никогда не забудет. Сильная как бык и опасная как бритва. Такой она стала теперь.

Мама бы ею гордилась.

УРОВЕНЬ ДОПУСКА: «X»

СМЕРТЬ ПРИ ИСПОЛНЕНИИ СЛУЖЕБНЫХ ОБЯЗАННОСТЕЙ

ИСХ.: ЩИТ, ДЕЛО № 121А415

ОТВЕТСТВЕННЫЙ АГЕНТ (ОА): ФИЛЛИП КОУЛСОН

ПО ДЕЛУ: АГЕНТ НАТАША РОМАНОФФ, ОНА ЖЕ ЧЕРНАЯ ВДОВА, ОНА ЖЕ НАТАША РОМАНОВА

РАСШИФРОВКА СТЕНОГРАММЫ: МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ, СЛУШАНИЕ ПО ДЕЛУ О СМЕРТИ ПРИ ИСПОЛНЕНИИ СЛУЖЕБНЫХ ОБЯЗАННОСТЕЙ.

МО: Так, значит, вы были в курсе проблемы еще до того, как вошли в контакт с объектом?

РОМАНОФФ: Нет, сэр. Не была,

МО: Но у нее были сны. Она воссоздавала воспоминания. Симптомы предельно ясны.

РОМАНОФФ: Я не врач, сэр.

МО: (смеется] Неужели?

РОМАНОФФ: После того, как объект покинула оперативный штаб ЩИТа, мы не знали ничего о ее симптомах. Мы даже не знали, где она находилась.

МО: То есть вы утверждаете, что шпионская организация не смогла уследить за ребенком?

РОМАНОФФ: Это ваши слова, сэр.

МО: А что с мальчиком?

РОМАНОФФ: Как я уже сказала…

МО: Знаю, знаю. Это секретные данные. А вы все равно скажите.

РОМАНОФФ: В этой ситуации нет ничего смешного, сэр.

МО: Это называется слушание, агент, а я до сих пор не услышал ничего вразумительного.

РОМАНОФФ: То, что вы услышите, вам не понравится.

МО: Как обычно.