С каждым днем Оннэрб тревожился все больше. Заканчивался уже второй месяц после событий на Станции Сдерживания, но последствия магической травмы мучили до сих пор. Боль мешала двигаться, говорить и даже дышать. Съеденное спустя несколько часов просилось наружу. Прирожденный исхудал и чувствовал, что теряет силы. Применять магию стало в разы сложнее.
Он поднял глаза, оглядел нескольких застывших неподалеку послушников — несчастных, одурманенных заклинаниями. Марионеток…
Да, марионеток, которые вот-вот начнут подозревать, что кукловод не совсем честен — и далеко не всесилен.
Ежедневно Оннэрб вливал в каждого члена общины порцию чародейства. Это и раньше, до эксперимента с Вимаром, было весьма непросто и болезненно. Теперь же ежедневная подпитка послушников превратилась в настоящее мучение, но Оннэрб не имел права показывать, что страдает.
Получалось ли? Маг не был уверен. Разумеется, никто из общины не осмеливался задавать вопросы — право первым начинать разговор имел только он, Оннэрб. Однако опальный чародей чувствовал, что послушники тревожатся. А где тревога, там и сомнения, от которых придется отгораживаться дополнительными заклинаниями, следовательно — причинять себе еще больше боли.
Пока Оннэрб внушил подопечным: он готовит нечто грандиозное, что требует немалых сил. Однако рано или поздно результаты своих трудов придется продемонстрировать.
«А трудов никаких и нет», — маг нахмурился: даже мысли усиливали тяжесть, уже почти два месяца не покидавшую голову.
Оннэрб с послушниками и другими жителями Баумары сидели в убежище уже третий час — узкая каменная кишка коридора, слабо освещенная стеклянницами, была полна народу. Кое-кто время от времени поднимал глаза к потолку, одними губами произносил молитвы. Притихшие дети не отрывались от родителей, самые маленькие спали. Разговоры — только вполголоса, очень редко и коротко. Взгляды, тоже редкие, могли сказать гораздо больше.
«Как всегда», — Оннэрб вздохнул, ребра тут же заныли. Вернулась донимавшая с утра тошнота.
Его послушников сторонились. Впрочем, ничего удивительно, ведь для большинства в Баумаре они были ненормальными, фанатиками, распространяющими ересь. Наверняка многие считали, что общине Оннэрба не место в убежище: как же, поклоняются Червоточине, считают ее даром небес и призывают не прятаться от бедствия. Призывать призывают, но сами прячутся. Противоречат себе…
Да, прячутся. Потому что так велит он, мастер Оннэрб. Послушники не раз спрашивали: зачем спускаться в убежище вслед за остальными, не понимающими, не видящими истины? И опальный маг отвечал всегда одно и то же — что время принять дар небес еще не пришло. Но оно обязательно наступит.
Позже.
Насколько позже — не знал сам чародей. Как не знал и то, для чего вообще собрал послушников и стал травить их тела и рассудок магией и речами, достойными безумца. Он действовал по наитию, повинуясь непонятному чутью.
«Так надо, — порой твердил он себе, тщетно пытаясь избавить память хоть от одного черного пятна. — Для чего-то. И наступит момент, когда я узнаю — для чего именно».
Осторожное прикосновение вывело Оннэрба из задумчивости. Он повернулся, опустил голову и увидел мальчишку лет шести. Худенького, бледного, курносого, с чумазыми щеками и ссадиной на переносице. Давно не стриженые кудрявые волосы отливали медью, серьезный взгляд светло-серых глаз не отрывался от мага. Одет мальчишка был в старенькую черную курточку с обтрепанными рукавами и широкие хлопковые штаны, заправленные в явно не по размеру ботинки.
— Дяденька, — нахмурившись, спросил он. — Почему у вас такие странные глаза?
Оннэрб удивился. Но не тому, что у мальчонки возник такой вопрос: глаза у опального мага и впрямь были странные — склеры залиты чернотой, на фоне которой отчетливо выделялись янтарные радужки прирожденного. Чародея удивило, что маленький житель Баумары набрался смелости подойти и спросить…
— Так уж вышло, — сипло пробормотал он, улыбаясь.
— Рувэн! — молодая изможденная женщина в грязной одежде вынырнула из толпы, схватила мальчишку за руку, наклонилась к нему. — Ты опять?.. Кто тебе разрешал отходить?
— У дяденьки странные глаза, — ответил Рувэн и показал на Оннэрба пальцем.
Женщина посмотрела на опального мага. Тот увидел, как потемнело ее лицо, почувствовал ее страх.
— Идем, — пробормотала мать Рувэна, с трудом отводя от Оннэрба глаза.
Она потянула сына за собой, и вскоре оба скрылись из виду. Чародей не сомневался: женщина спешит оказаться как можно дальше от «дяденьки со странными глазами».