Чернобыль в нашей памяти

«Собак расстреливали, прежде чем мы входили в деревню»

Замполит Владимир Зеленков об «умерших» электронных часах и прибалтийских «партизанах»

— В апреле 1986 года я служил замполитом, заместителем командира гвардейского отдельного сапёрного батальона по политической части. Мы дислоцировались на Дальнем Востоке. Когда появились первые сообщения об аварии на Чернобыльской атомной станции, среди личного состава пошли разговоры, что эта авария — чуть ли не вторая Хиросима. Информации было мало, а вот слухов.

С Дальнего Востока меня перевели в Калининградскую область, в город Светлогорск. А в августе 1989 года я получил телеграмму, подписанную Председателем Совета министров СССР Владимиром Рыжковым. Мне приказывали срочно прибыть в город Чернобыль по указанному в телеграмме адресу.

Подразделение, в котором я в Чернобыле служил замполитом, насчитывало 800 человек. Солдат срочной службы у нас не было, все — «партизаны», мужики, призванные из запаса из Прибалтики. Русские, литовцы, латыши, эстонцы и другие национальности. Наша часть располагалась в восьми километрах от самой станции. Сразу по прибытии мне выдали накопитель — прибор, показывающий сколько радиации ты набрал.

Первое впечатление первого дня: утром встал — ощущение приторно сладкого во рту и сильная жажда. Такие ощущения были практически у всех.

Мы располагались в деревне, где в одном из домов когда-то останавливался Батька Махно. Вот такая история. Я ничуть не преувеличиваю, но там была клубника, каждая ягода размером с кулак. А ещё картошка, один клубень которой с трудом входил в ведро. И никаких пчёл, никаких птиц.

Деревни стояли брошенные. У нас в такой деревне жил дед. Ему уже за восемьдесят было. Некуда ему ехать. Никого у человека не было: ни родственников, ни друзей. Он к нам приходил за продуктами. Так и жил.

С продуктами у нас всё было в порядке. Спецпитание, жаловаться не на что. А минеральную воду вообще КАМАЗами привозили, хоть залейся.

Было ли страшно? Да, конечно. Её же, эту заразу — радиацию не видно. Всё вроде, как всегда. У меня были электронные часы, из Афганистана привезли. В Чернобыле они «умерли» моментально. Просто дисплей стал белым, и всё.

Когда на станции выбрасывалось очередное радиоактивное облако, его сопровождал вертолёт. Он «вёл» облако, пока оно не оседало. Поэтому мы всегда знали, на какой населённый пункт это самое радиоактивное облако «село». Тогда мы входили в эту деревню, снимали грунт и кровли домов. Снятый мусор укладывали в специальные пакеты, а их, в свою очередь, хоронили в могильниках. Объём снятого грунта зависел от размеров облака, от ветра и так далее. Иногда приходилось снимать сто квадратных метров грунта, иногда — полкилометра.

Когда людей в срочном порядке выселяли из этих деревень, чтобы не «сеять панику», им сказали, что через несколько дней они вернутся обратно. В деревнях люди оставили своих собак. Но обратно жители уже не вернулись. Собаки были одичавшие, злые и голодные. Собак расстреливали, прежде чем мы входили в деревню. Иначе работать невозможно. Расстрелом собак занималось не наше подразделение, была целая команда, в задачу которой входил отстрел животных: собак, лис, лосей… всех.

Мои прибалтийские «партизаны» работали очень хорошо. За всё время моей чернобыльской командировки не было ни одного случая отказа прибалтийских «партизан» от выполнения поставленной задачи. И ни одного чрезвычайного происшествия, связанного с личным составом.

Как сейчас говорят, нас мотивировали работать хорошо. Например, помимо различных денежных выплат, участник ликвидации аварии по возвращению домой мог поставить себе домашний телефон или купить холодильник без очереди. Наверное, надо объяснить тем молодым людям, которые это читают: в СССР царил дефицит, и просто купить домашний телефон или холодильник было невозможно.

А вот в Чернобыле эта дефицитная бытовая техника — на каждом шагу. Цветные телевизоры ставили, где только места хватало. Например, в нашей комнате, где жили три человека, их стояло три. А как же иначе: три человека в комнате, каждому не угодишь, и каждый смотрел свою программу.

А ещё, в обязательном порядке — баня каждый день. Выходишь из бани, бросаешь в пакет старую одежду, получаешь новую. Пакет со старой одеждой запаивался и утилизировался. Каждый день у тебя новая одежда. Нательное и постельное бельё — тоже.

Моим прибалтам присылали по сто и больше посылок в неделю. На грузовике приходилось на почту ездить, чтобы привезти. Хорошо помню, что им присылали: замечательное литовское сало и копчёности. Ну и алкоголь. Но за всё время моей чернобыльской командировки — никто ни разу не напился. Очень дисциплинированный народ…

Фото из личного альбома Владимира Зеленкова

Владимир Зеленков (второй справа) и прибалтийские «партизаны». 1989 год

«…Солдат срочной службы у нас не было, все — «партизаны», мужики, призванные из запаса из Прибалтики. Русские, литовцы, латыши, эстонцы и другие национальности.»

Один из чернобыльских контрольно-пропускных пунктов

«…А ещё, в обязательном порядке — баня каждый день. Выходишь из бани, бросаешь в пакет старую одежду, получаешь новую. Пакет со старой одеждой запаивался и утилизировался.»

«В Чернобыль часто приезжали известные артисты, поддержать ликвидаторов»

Были ли страшно? Да, конечно. Её же, эту заразу, радиацию, не видно. Всё вроде, как всегда. Ликвидатор позирует на фоне станции

«…За всё время моей чернобыльской командировки не было ни одного случая отказа прибалтийских «партизан» от выполнения поставленной задачи.»

Наша часть располагалась в восьми километрах от самой станции

«… Подразделение, в котором я в Чернобыле служил замполитом, насчитывало 800 человек. Солдат срочной службы у нас не было, все — «партизаны», мужики, призванные из запаса из Прибалтики.»

Друзья ликвидаторы