Чернобыль в нашей памяти

Зачем мы это сделали

Михаил Ойсбойт, председатель Калининградского областного союза «Чернобыль».

Фото: Александр Подгорчук / портал «Клопс»

— Мне всегда было трудно объяснять простые вещи. Например, зачем мы выпустили этот сборник. Ответ прост: затем, что мы там были. А ещё затем, чтобы то, что мы помним, не утонуло в массе красивых, но пустых слов, придуманных журналистами. «…Герои-чернобыльцы, ценой своих жизней спасшие человечество от большой опасности…»

Я не хочу, чтобы в этой словесной «красоте неземной» утонули наши страхи, разочарования, сбывшиеся и несбывшиеся надежды и многое другое. Я не хочу, чтобы в этом утонула правда, как мы её видим и помним.

Например, правда о том, что именно в Чернобыле родился никогда ранее не слышанный показатель «человеко-жизни». Нет, я не ошибся. Не «человеко-часы», а именно «человеко-жизни». Это звучало примерно так: «…Работа на таком-то участке обойдётся в столько-то человеко-жизней…» Всем было понятно, что работа на кровле взорвавшегося блока, где «фонило» от сотен до тысяч рентген, повлечёт если не мгновенную смерть, то смерть в обозримом будущем. В каком? Через год, полтора, десять. Тогда этого никто не знал.

Главный инженер Чернобыльской АЭС сказал: «Мы к этой аварии шли размеренным солдатским шагом». Катастрофа была как бы исторически запрограммирована. Долгое время казалось, что наши игры с мирным (и не только) атомом — это очень легко, мы знаем об этом всё, и у нас всё под контролем. Оказалось, мы сильно ошиблись…

После Чернобыля, когда рухнули запреты на «распространение информации», мы узнали об испытаниях советского атомного оружия в Семипалатинске, учениях с использованием атомных бомб на Тоцком полигоне, испытаниях на Новой земле, авариях на атомных подводных лодках. К сожалению, информационные запреты обрушились слишком поздно. И это тоже правда.

Также в этой книге мы хотим рассказать, что чувствует человек, каждый день делающий работу, которая будет стоить ему если не жизни, то здоровья. И каково это, как сказал один из ликвидаторов, «намотать свой хвост на кулак и заставить себя пойти на объект». Ломаешь себя, но идёшь. Страх — запредельный, сердце стучит где-то в горле, но идёшь. Безумству храбрых — венки со скидкой. При этом ты понимаешь, что если ты сделаешь свою работу плохо, то переделывать будешь только сам, вместо тебя никого другого не пошлют.

Когда я слышу слово «подвиг», обращённое ко мне, я улыбаюсь. Я вспоминаю детский сад на улице Кирова в Чернобыле, где разместили нашу группу дозиметрической разведки, первого командира группы капитана первого ранга Владимира Спасенникова. И как тогда, в мае-июне 1986 года, слово «подвиг» прочно вошло в лексикон членов группы дозиметрической разведки, но под другим углом. Ставя перед нами задачи на следующий день, Спасенников говорил: «Завтра “на подвиг” идут такие-то, такие-то»… Или фраза: «Одолжи фонарь, а то завтра “на подвиг” идти, а у меня аккумулятор сел…» Тогда никто из нас не произносил слово «подвиг» серьёзно. И это тоже правда.

Хотя практически всех из нас ещё тогда представили к государственным наградам. Но в 1986 — не сбылось.

Мы хотим, чтобы наша правда о Чернобыле не забылась. Поэтому мы и выпустили эту книгу. Потому что если через десять лет никто не вспомнит, что такое чернобыльские «человеко-жизни», то мы ездили туда зря.