Черное солнце Афганистана

1

Четвертый семестр, второй курс.

Отучившимся полтора года курсантам предстояло осваивать технику не в учебных классах и тренажерах, а на практике. Одно слово, что они едут «на полеты», вдохновляло и окрыляло. Александр помнил те весенние дни, когда он, как и его товарищи по курсу, в одночасье почувствовал себя летчиком. Как их радовало новое распределение личного состава курса! Уже не армейская система — отделение, взвод, рота, а приятно ласкающие слух, ставшие родными — эскадрильи, звенья, летные группы.

Поселок городского типа Безенчук, что в двух часах езды на электрички от Сызрани, памятен курсантам многих выпусков. Именно здесь, на учебном аэродроме, на поношенных и неказистых, но еще добротных учебных винтокрылых машинах Ми-2 — нестареющих и добросовестных железных трудягах — начинали они робкое освоение воздушного пространства.

Сколько им, этим винтокрылым работягам, приходилось терпеть нерасторопность и бестолковость курсантов, которые на первых своих полетах забывали обо всем, что выучили на земле в классах, отработали на тренажерах. Бессмысленные и бесконечные дергания и рывки рычагами управлениями и ножными педалями, несогласованные действия и бестолковые команды, которые обязан был выполнять сложный механизм, терпеливые винтокрылые машины сносили безропотно. Благо еще, расторопные и дотошные инструктора не дремали и успевали вовремя вмешаться, переиначить бестолковые команды курсантов и дать возможность винтокрылым труженикам проявить свои летные качества.

Дорогу в небо Александру Беляку открыл летчик-инструктор Антон Горобец, недавний выпускник училища. Высокий худощавый лейтенант с блеклыми глазами, больше рассказывал, чем показывал на практике. Он по своей молодости — первый год службы! — еще не наработал опыта преподавателя, действовал сугубо по инструкциям и шпарил заученными наизусть параграфами наставлений. Но Александру было все едино, он ни на что не обращал внимания. Главным и основным было то, что молодой лейтенант помог ему сделать шаг в небо, шаг к осуществлению своей мечты! Он, Александр Беляк, сел в кабину летчика! Он оторвался от земли! Он поднялся в небо не пассажиром, а летчиком! В руках — ручка управление, ноги — на педалях. Такие дни незабываемы, они навсегда остаются в сердце каждого пилота!

Вывозную программу (по сути — азбуку летного дела) Беляк выполнил, как говорят, с первого захода. Без срывов и оплошностей. Полеты по кругу, по заданному маршруту, в зону. А вот с висением получалось не совсем ладно.

— Как успехи у курсанта? — спросил у инструктора старший летчик капитан Кизяков.

Был он фигурой знаковой. Мастер спорта СССР по вертолетному спорту, участник крупных всесоюзных и международных соревнований. А с виду ничего особенного — летчик как летчик.

— Прямо отличные! Всю программу осваивает легко и быстро.

— Такого не бывает, — усмехнулся Кизяков, добрым взглядом рассматривая смущенного от похвалы Александра. — Перехваливаешь.

— Можете проверить, — твердо сказал летчик-инструктор.

— Обязательно проверю, — пообещал Кизяков и спросил Александра. — Сколько налетал?

— Десять часов, товарищ капитан, — ответил Беляк с некоторой гордостью.

— Нормально для начала!

— Стараюсь, товарищ капитан!

— В чем слабина?

— В висении, — честно признался Беляк.

— Это другое дело, — сказал капитан и повелел инструктору: — Запланируй на завтра мой полет с курсантом.

На рассвете Кизяков сам вывел вертолет с курсантом в центр квадрата. Квадрат стандартный — пятьдесят на пятьдесят метров, обозначен флажками белого цвета.

— Держи управление! — сказал капитан.

— Взял управление! — ответил Беляк.

Удержать вертолет на одном месте в положении «висения» над заданной точкой далеко не просто. Боковой ветерок давал о себе знать, да еще сказывались и не особенно умелые действия курсанта. Потихоньку утренние воздушные потоки начали разбалтывать вертолет и выносить его за пределы квадрата.

— Повторим! — сказал старший летчик и снова поставил вертолет в центр квадрата.

Так повторялось раз пять. Кизяков говорил мало, подсказывал руками и ногами. Александр успел схлопотать от капитана добрую полусотню тычков по голове и ударов по правой ноге, с предельно кратким пояснением:

— Крен!.. Шарик!.. Высота!..

С каждым новым заходом в середину квадрата тычков и пинков Беляк получал все меньше и меньше.

— Нормально, — скупо похвалил Кизяков, снова вводя вертолет в центр квадрата, и там завис. — А теперь слушай мою команду! Я сейчас буду вводить разные отклонения, а ты старайся удержать вертолет.

— Буду стараться, товарищ капитан! — выдохнул Александр, понимая, что настоящее обучение только начинается.

Управление учебного вертолета двойное. Оба они — капитан и курсант, — держались за свои ручки и держали ноги на педалях.

— Готов? — спросил Кизяков.

— Да, товарищ капитан!

— Начали!

Неожиданности посыпались со всех сторон. То вдруг рванется ручка управления, то педаль, как живая, упруго упрется или утопится до предела, то дернется «шаг-газ». Александр старался изо всех своих сил. Был предельно внимателен и насторожен, быстро и четко реагировал, действовал руками и ногами, порой чисто автоматически, по интуиции. Но всегда оказывалось, что он действовал правильно. Винтокрылая машина, подчиняясь его воле, упрямо держалась на заданной высоте в центре квадрата. Висела над землей, словно ее привязали к этому месту.

— Нормально, — снова скупо произнес капитан, когда они совершили посадку, и добавил: — Через смену пойдешь на зачет.

И в его голосе Александр почувствовал похвалу.

Но сам Беляк в эти минуты был, как выжатый лимон, как на финише после многокилометрового кросса в полной нагрузке да еще по пересеченной местности. Пот стекал ручьями по лицу, щипал глаза, тек ручейками по спине. Одежда противно липла к телу. «Как мокрая кошка», — подумал он о себе. Вспомнилось, как когда-то, в детстве, спасал кошку, которую соседские мальчишки кинули в бочку с водой. Когда ее удалось вытащить, она была мокрой, жалкой, шерсть прилипла, а кошка царапалась, дрожала от пережитого страха и отчаянно мяукала…

Лейтенант Горобец, едва вертолет приземлился, поспешил к ним.

— Ну, как? — настороженно спросил летчик-инструктор у капитана, ожидая оценки не столько работы курсанта, сколько своей.

— Спланируй ему на завтра зону и круг, четыре-пять висений, и — на зачет!

Это была высшая похвала.

Лейтенант Горобец счастливо заулыбался. Он был весьма доволен уже тем, что его добрые слова о курсанте оказались верными, что Беляк не ударил лицом в грязь, не растерялся, что новичок не дрогнул перед высоким авторитетом мастера спорта, не подвел своего инструктора.

— Есть спланировать полеты на зачет! — бодро ответил Горобец.

Кизяков утвердительно кивнул, молча повернулся и устало зашагал по аэродрому в сторону стартового командного пункта.

— Планирую твой полет на первую смену, — сказал инструктор Беляку и важно добавил, словно это он так решил. — Пойдешь на зачет!

— Понял, товарищ лейтенант!

Утро следующего дня выдалось ясным, солнечным и необычайно жарким — так бывает перед дождем или изменением погоды.

Первая смена — это подъем в четыре утра, полчаса на умывание, одевание, строем в столовую на завтрак, полчаса на еду и снова строем на аэродром, до которого почти три километра. А там — обычная предполетная работа каждой летной группы: расчехлить свой вертолет, подготовить его к полетам. Всей этой работой управляют бортовые техники. Потом приходят командир эскадрильи, командиры звеньев, летчики-инструктора и старший командир перед строем доводит плановую таблицу: кто, что, когда, сколько, в какой последовательности и с кем летает.

Александр Беляк отлетал свою программу с радостным подъемом.

Командир звена поставил ему скромную оценку «хорошо» и представил на зачетный полет с командиром эскадрильи. Тот был доволен успехами курсанта, оценил их на «отлично» и написал в летной книжке допуск: «Разрешаю самостоятельные полеты на висение и по кругу днем в простых метеоусловиях (ДПМУ)».

Александр был радостно взволнован и счастлив. Ему доверяют самостоятельные полеты! Свершается то, о чем мечтал, к чему стремился!

Но к полудню эти простые метеоусловия стали резко портиться. Появились низкие дождевые тучи. Подул ветер. Видимость ухудшалась.

Полеты отменили.

Беляк не ушел с аэродрома, как его однокурсники, а немного задержался на СКП — стартовом командном пункте. Хотел о чем-то переговорить с руководителем полетов. И судьба преподнесла ему необычный подарок. Александр стал свидетелем высшего мастерства вертолетного управления.

Все началось буднично. По переговорному устройству зазвучал знакомый голос. Александр узнал его сразу, это капитан Кизяков. Беляк заинтересованно прислушался. Любопытно было ему, курсанту, услышать, как ведет переговоры такой мастер.

Кизяков повторил свои позывные и скромно обратился к руководителю полетов:

— Разрешите зарулить на стоянку?

— Не разрешаю! — строго ответил тот.

Беляк с нескрываемым удивлением смотрел на офицера, ответственного за полеты, мысленно отмечая про себя, что в авиации порядки жесткие, никому и никаких поблажек нет. Ни звание, ни заслуги в расчет не берутся.

— Разрешите подлет на стоянку? — снова раздался голос Кизякова.

— Не разрешаю! — отчеканил руководитель полетами и жестко добавил. — Запрещаю подлет!

— Понял! — примирительно произнес Кизяков. — Подлет запретили. Тогда я пошел!

— Пешком?

— Да!

— Своим ходом разрешаю! — улыбнулся руководитель полетами.

— Спасибо! — поблагодарил капитан Кизяков. — На стоянку пошел своим ходом!

Никто из присутствующих на командном пункте даже в самых смелых предположениях не мог себе представить истинного смысла этих простых слов.

Но он действительно пошел!

Не капитан Кизяков, а его вертолет.

В самом буквальном смысле. Вертолет, управляемый Кизяковым, ЗАШАГАЛ!

Его лопасти уверенно крутились, поднимая с земли облако пыли. Нос был слегка приподнят, передняя стойка с колесом — в воздухе. Винтокрылая машина шагала на одних задних колесах. Переваливаясь с боку на бок, с колеса на колесо. С правой основной стойки шасси — на левую, с левой — на правую. При каждом новом шаге вертолет каким-то образом удерживал равновесие на одной стойке шасси, на одном колесе.

«Как жирный гусь!» — подумал Александр, вспомнив о том, как в Ломовке, он летними вечерами загонял во двор гусей и уток, и они, вдоволь наплававшись в затоне реки, так же вальяжно и степенно, переваливаясь с боку на бок, шагали домой. Но то были гуси и утки, а сейчас шагала железная махина покрупнее грузовика-самосвала!..

В кинохронике Беляк видел, как на показательных выступления легковушки, слегка завалившись набок, удерживали равновесие и катились на переднем и заднем колесах.

Но легковушки ехали, а вертолет — шагал!

Это был не цирковой трюк высочайшего класса, а демонстрация уникального спортивного мастерства. Умения чувствовать железный организм, знать его возможности и управлять им, властвовать над капризной и своенравной винтокрылой машиной.

Показательное выступление настоящего мастера вертолетного спорта.

Без толпы зрителей и заслуженных аплодисментов.

2

Вечером Александр Беляк лежал на своей кровати и, заложив руки за голову, мысленно возвращался на аэродром, к недавним событиям и переживаниям последних дней.

До отбоя было еще далеко, около двух часов.

Танцевальные вечера, которые командиры разрешали устраивать на баскетбольной площадке, были отменены по причине дисциплинарных нарушений во время самостоятельных полетов. Ведя вертолет, курсанты отклонялись от заданного маршрута и совершали виражи над домами, в которых проживали их девушки. Или низко пролетали над полем, где трудились колхозницы, нагоняя на тех страх гудением двигателей. В общем, совершали, как утверждалось в поступавших от местных властей заявлениях, «воздушное хулиганство».

Разоблачал воздушных хулиганов подполковник Давлетов.

Он был типичным армейским офицером, который в летном училище отвечал за строевую подготовку курсантов и проявлял свою прыткость (особенно над первым курсом), муштруя курсантов на плацу так рьяно, словно строевая подготовка является самой главной дисциплиной в учебной программе. Был Давлетов злобно-памятливым и въедливо-требовательным к подчиненным, но перед начальством угодливо заискивал и выслуживался. Высокой грамотностью Давлетов не отличался, и его высказывания становились своеобразными афоризмами. Он мог, к примеру, сказать перед строем курсантов:

— Товарищи курсанты! Взяли лопаты и копаем от меня и до заката солнца!

Мог нежданно остановить курсанта.

— Курсант Петров!

— Я! — отвечал тот, делая шаг к офицеру.

— Вы куда направляетесь?

— К жене!

— А почему без строя?

Дневальным, которые убирали территорию, подполковник мог с самым серьезным видом задать глупейший вопрос.

— Что это, товарищи курсанты? — и пальцем указать на тень от дерева.

— Тень, товарищ подполковник!

— Немедленно смести!

В Безенчуке Давлетову, по сути, делать было нечего, разве что отрабатывать дежурным офицером по части. Но такая скромная участь его не устраивала. Давлетов проявил инициативу и нашел работу по душе. Вооружившись биноклем, он забирался на стог сена и наблюдал за самостоятельными полетами курсантов, записывая номера тех вертолетов, которые совершали «воздушное хулиганство». Потом докладывал по инстанции. Нарушителей наказывали.

Вот и на сей раз он разоблачил группу курсантов, которые низкими полетами вертолетов разогнали колхозное стадо. В поступившем в училище заявлении от председателя колхоза значилось, что из-за «действий воздушных хулиганов значительно снизился удой молока, что привело к срыву графика поставок молока и молочных продуктов в государственные учреждения».

Виновных курсантов отправили на гауптвахту, а остальных лишили субботнего танцевального вечера на баскетбольной площадке. Дискотека проводились лишь в городе, на огражденной летней танцевальной площадке, около железнодорожной станции, но курсантов в увольнительную не отпускали.

Так печально заканчивался летний субботний вечер.

Александр лежал на своей кровати, заложив руки за голову, и смотрел в потолок, а мысли его в который раз возвращались на аэродром. То, что он там увидел, запомнил на всю дальнейшую жизнь. Шагающий вертолет! Высший класс мастерства! Вершина вершин.

И Александр мысленно представил длинную лестницу, которая поднималась к этой вершине. Сколько же надо приложить сил и времени, настойчивости и упорства, трудолюбия и терпения, чтобы достичь подобного? Но трудности Беляка не страшили, а упорства и трудолюбия ему было не занимать. Александра радовало и ободряло то, что он подошел к этой невидимой глазам лестнице, более того — уже ступил на нее. Пусть на самую низкую, на самую первую ступеньку, но уже ступил и утвердился основательно. Перед ним открываются большие перспективы, возможности подниматься по этой лестнице, пусть со ступеньки на ступеньку, но все выше и выше.

До отбоя оставалось часа полтора. Кто, скучая от безделья, слонялся из угла в угол, кто, вооружившись книгами, устроился в ленинской комнате и пополнял свои знания. В умывальной комнате курсанты брились или стирали носки, в бытовой гладили брюки, рубахи. А многие, захватив еще не доломанные стулья, пытались удержать равновесие на задних ножках. Отрабатывали синхронность движения рук и ног. Со всех сторон только и было слышно:

— Шаг вверх — правая нога вперед! Шаг вниз — левая нога!

— Ручка вперед — шаг вверх — правая нога вперед! Ручка на себя — шаг вниз — левая нога!

И вдруг наступила тишина.

Голоса смолкли. Слышно было, как из незакрытого крана льется в раковину вода.

Александр, чувствуя что-то недоброе, приподнялся, сел на кровати. И — оторопел.

По проходу от дверей шел Серега Сыч. Его кровать была в конце казармы. Но таким Серегу еще никто никогда не видел. Он всегда отличался аккуратностью и интеллигентностью. А теперь… Лицо в крови. Она струилась из разбитого носа и распухшей губы. Под глазом крупный синяк. Форменная рубаха и брюки в пятнах грязи, рукав разорван, ворот распахнут… Было понятно, что Серегу били, потом свалили и снова били ногами.

Он молча шел к своей кровати.

Как по тревоге, курсанты начали вскакивать с кроватей, выползать из ленинской, бытовой комнат и умывальни.

— Кто? — громко, на всю казарму, прозвучал голос Виктора Пряника.

— Местные… — тихо ответил Серега, шмыгая носом.

— Где?

— На станции… Около танцплощадки.

Все, как по команде, стали торопливо одеваться, обувать сапоги, защелкивать солдатские ремни на гимнастерках. Через пар минут сто курсантов четвертой эскадрильи, включая и тех, кто был в наряде, оказались во дворе. К ним присоединились еще семьдесят человек из третьей эскадрильи, остальные курсанты находились в большом карауле.

Кучно столпились около казармы. Толпа гудела, как растревоженный улей. Всех волновал один вопрос: как попасть за проходную? Не штурмовать же КПП?

К Александру Беляку приблизились два озадаченных и взволнованных Виктора — Пряник и Кудрявый.

— Как нам выбраться?

— И чтоб без лишнего шума?

Беляк нахмурился.

— Безвыходных положений не бывает, — сказал он. — Надо думать.

— Время не терпит, — хмуро произнес Пряник и нервно закусил губу.

Принимать решения надо было быстро и решительно. А если принимать, то и брать на себя ответственность. Александр тихо предложил:

— Строем!

— Как на параде? — догадался Пряник.

— Ага!

— Командуй!

Беляк поднял руку:

— Братва! Внимание!

Курсанты настороженно притихли.

— Слушай мою команду! — голос его окреп. — В колонну, по шесть! Становись!

То было обычное и привычное построение.

— Шагом арш! — скомандовал Беляк.

Две эскадрильи, построившись в колонну, бодрым и слаженным шагом двинулась к проходной. На КПК караул несли солдаты. Они поспешно распахнули ворота перед колонной курсантов.

До города, по прямой, через поле, около двух километров. Курсанты молча перешли на бег.

На окраине города колонну догнали шестнадцать автомашин «Урал», оборудованных для перевозки людей. За рулем каждой машины сидели солдаты срочной службы из автомобильной роты. Они самовольно решили поддержать курсантов.

— Садись! — последовала команда Беляка.

В считанные секунды курсанты устроились в кузовах автомашин. А еще через пять минут они прибыли в центр города, и машины затормозили у танцевальной площадки.

Танцы были в разгаре. Шумно играла музыка. На огороженной площадке было полно танцующих девушек и местных парней.

— Окружить! — последовала команда Беляка.

Когда курсанты начали окружать танцевальную площадку, в среде танцующих произошло тревожное волнение. Кое-кому из парней, догадавшихся о предстоящей разборке, удалось в темноте улизнуть. Но то были единицы. За несколько секунд дискотека была взята в плотное кольцо. Девушек, поспешно покидавших место схватки, курсанты не задерживали.

Отстранив контролеров, вошли на площадку. Беляк и Пряник вместе с избитым Сычом вскочили на помост к музыкантам.

Музыка сразу смолкла. В наступившей тишине прозвучал голос Пряника, обращенный к Сычу:

— Они здесь?

— Да! — ответил Сергей и показал протянутой рукой. — Вот эти.

Оркестранты, предчувствуя неприятности, стали торопливо зачехлять свои инструменты.

В каждой молодежной среде есть свои лидеры. Были они и в Безенчуке. Наглые и самоуверенные. Они моментально сгруппировались.

— А почему такой базар?

Вперед выступил рослый парень лет двадцати с лишним. Хромовые сапоги в гармошку. Кепка набекрень. В широкой ухмылке мелькал золотой зуб.

— По делу! — тут же отпарировал Беляк.

— Не шебушись, курсантик, не то соплей перешибу!

— Из-за этого маменькиного сыночка, что ль? — встал рядом с «авторитетом» плечистый парень, показывая на Сыча пальцем. — Не успели погладить по головке, как он побежал плакаться!

— Кончай базар! — властно произнес первый. — А то на вечернюю проверку запоздаете!

Из-за их спины выступил тщедушный парень и, кривляясь, вразвалочку прошелся перед курсантами, громко распевая:

— Курсантики на жопе бантики! — растягивая слова, усмехнулся плечистый верзила и, ловко вытащив из-за голенища сапога финку, стал демонстративно ею поигрывать. Отточенная сталь тускло сверкала. — Бегом в свою казарму, а то командиры всем яйца поотрывают!

Девчонки, их подружки, громко и вызывающе засмеялись.

Александр Беляк, вложив пальцы в рот, пронзительно свистнул.

Это был условный сигнал.

В электрическом свете замелькали бляхи свистящих солдатских ремней. Подружки блатных отчаянно завопили. Местные рванулись было на курсантов дружной толпой, надеясь одним махом смять и растоптать, но они явно не ожидали такого дружного и слаженного не отпора, а наступательного напора…

Разрывая ночную тишину, послышались крики, вопли и отборная ругань. Ни ножи, ни кастеты, ни плетки с узлами, ни металлические стержни не могли противостоять увесистым бляхам на солдатских ремнях. Курсанты действовали дружно, решительно, слаженно и молча.

В эти быстротечные минуты потасовки Александр Беляк и многие его однокурсники с благодарностью вспоминали майора Борисова, преподавателя кафедры физического воспитания и спорта, который, помимо основной программы, заставлял их потеть в спортивном зале, отрабатывая элементы индивидуальной защиты подручными средствами. Особенно он напирал на отработку приемов защиты и атаки ремнем с пряжкой. В одиночку и в группе.

Выражаясь боксерским языком, в течение первого же раунда, все местные парни, бывшие на дискотеке, лежали на цементном полу, ойкая и постанывая, матерясь и злобно кряхтя. Те, кто пытался артачиться, вскакивать, получали дополнительную порцию и тут же усмиряли свою прыткость.

— Девчонок отпустить! — повелел Беляк.

Они, как стайка перепуганных воробьев, выпорхнули из огражденной танцплощадки и пустились улепетывать в разные стороны. Но нашлись и бойкие девицы, решившие до конца поглядеть на «этакое представление». Древний женский инстинкт брал верх над страхом. Сбившись в кучку, они смотрели на курсантов расширенными глазами — так возбужденные молодые самки смотрят на борьбу самцов, мысленно выбирая себе будущих партнеров.

— Слушай меня, вшивое блатное кодло!

Беляк, еще не остывший от потасовки, уверенно шагал между распростертыми на полу парнями, помахивая ремнем.

— Запомните раз и навсегда! Если кто из вас когда-нибудь посмеет тронуть пальцем курсанта, то пеняйте на себя!

— Сегодня вас учила уму-разуму только одна эскадрилья, — добавил Виктор Пряник, — а у нас их четыре. Понятно?

Парни, распростертые на полу, опасливо, снизу вверх, исподлобья взирали на курсантов. Сопели, кряхтели, стонали, утирались, тихо матерились, но не возражали.

— Молчание — знак согласия и понимания, — заключил Виктор Кудрявый. — И мы к вам больше никаких претензий не имеем!

Оба Виктора и Беляк двинулись к выходу из танцевальной площадки.

Они были удовлетворены итогом потасовки. Беляк намеревался уже подать команду на «отход и погрузку» в автомашины. Но тут к ним подбежал Ляшко:

— На Ленинской местные курсанта мутузят!

А к вокзалу на поддержку своих дружков спешили местные парни. У многих в руках были палки или куски арматуры. Отпущенные девчонки успели предупредить и поднять на ноги своих приятелей. Ситуация осложнялась.

— Если бить, так до конца, — сказал Кудрявый. — Чтоб навсегда отбить охоту!

— Предлагаю быстрый марш-бросок по улицам, — предложил Виктор Пряник.

— Идет! — согласился Беляк. — Общий сбор через пятнадцать минут на углу возле почты!

Курсанты, ободренные победным исходом схватки, быстро разбились на группы. В каждую вошло по два-три отделения. И эти группы, каждая человек по тридцать, двинулись во все стороны по улицам спящего городка. Местных били всех подряд.

Через четверть часа возбужденные курсанты собрались в условленном месте. Там уже стояли автомашины с заранее заведенными моторами. Подбегавшие сходу перемахивали через борта в кузов.

«Уралы» колонной устремились к военному городку. Их сопровождал тревожный лай разбуженных собак.

Перед проходной курсанты, выпрыгнув из автомашин, опять построились в колонну по шесть человек в ряд. Полусонные солдаты распахнули ворота. Курсанты бодрым маршем вошли на территорию, прошли в казарму…

— Успели вовремя, — улыбнулся Виктор Пряник.

— А мы никуда и не отлучались, — многозначительно ответил Беляк.

Началось построение и вечерняя поверка. Как обычно монотонно и формально. Личный состав был на месте. Никто в самоволке не значился. Никаких замечаний.

Прозвучал отбой.

А через час в казарме ярко вспыхнул свет. Раздалась команда:

— Подъем!

Полусонные курсанты вскакивали с кроватей и торопливо одевались.

— Стройся!

Курсанты, конечно, понимали, почему их подняли. Но вида не подавали. Хмурые и недовольные внешне, но с тревожно замирающими сердцами, они поспешно выстроились в проходе вдоль своих кроватей.

В казарму вместе с командирами вошли представители местной власти и капитан милиции.

— Смирно!

Дежурный офицер, чеканя шаг, приблизился к начальству и отрапортовал, что личный состав четвертой эскадрильи в полном составе построен, незаконно отсутствующих нет.

— А на вечерней проверке все были тут в казарме? — спросил полнолицый, усатый представитель городской власти.

— Так точно! — отчеканил дежурный офицер.

— И на танцы никто не ходил?

— Танцы на территории училища сегодня не проводились!

— А в город на дискотеку курсантов не отпускали? — спросил капитан милиции.

— Ни одного! Четвертая эскадрилья сегодня наказана за воздушное хулиганство во время учебных полетов!

— Про это мы знаем, — усмехнулся в усы представитель городской власти.

— Это те самые орлы, которые колхозное стадо гоняли, — услужливо уточнил капитан милиции.

— Странно, очень даже странно! — строго сказал полнолицый, внимательно рассматривая лица курсантов. — Воздушных хулиганов, — подчеркиваю, одиночных хулиганов! — разогнавших колхозное стадо, нашли и наказали. А зачинщики и участники массовой драки на дискотеке до сих пор не найдены и не наказаны.

— Какой еще драки? — удивленно спросил дежурный офицер.

Он действительно ничего не знал. После ужина, выпив пару стаканов водки, он, как обычно, завалился вздремнуть, предупредив дневального, чтобы его разбудили перед вечерней поверкой.

— А вам ничего не известно? — язвительно спросил капитан милиции.

— За время моего дежурства никаких нарушений дисциплины и внутреннего распорядка не происходило! — уверенно и твердо ответил дежурный офицер.

— Кто же тогда устроил массовое побоище? На танцевальной площадке и на улицах города? — хмуро спросил капитан милиции. — Двадцать два человека, пострадавших от побоев, обратились в пункт медицинской помощи, четверых увезли в больницу! Кто-то же их бил?

«Ни фига себе намолотили! — подумал Александр Беляк, стоя в строю. — Хорошо еще, что в запарке никого не забили до смерти».

— Нам не известно, кто и кого бил в городе! — ответил дежурный офицер и уверенно повторил. — За время моего дежурства никаких нарушений дисциплины и внутреннего распорядка не происходило!

— Проверим, — сказал представитель городской власти.

Начали опрашивать курсантов. Большинство из них молчало и удивленно пожимало плечами. Другие отвечали односложно:

— Ничего не знаю.

— На танцы не ходил.

— Не там ищите…

Дотошный капитан милиции, в сопровождении дежурного офицера, пошел вдоль строя. Он, как ищейка, тщательно всматривался в лица. Обнаружив синяк или распухшую губу, тут же выводил курсанта из общего построения. Вывели и Виктора Кудрявого. У него синел фонарь под левым глазом.

— Дрался? — спрашивал капитан милиции.

— Ну, подрался…

— На дискотеке?

— Не! Здесь, в казарме…

— С кем конкретно учинили драку?

— А я товарища не выдаю! Меня наказывайте, а его за что? — ответил Кудрявый. — Мы с ним уже помирились.

Вывели из строя еще пятерых курсантов, лица которых были в синяках и наглядно свидетельствовали о том, что они дрались. Попал в эту пятерку и Сергей Сыч, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор. Лично он принимал участие в массовой потасовке лишь косвенно, поскольку до того был изрядно помят. Сыч стоял перед строем, виновато опустив голову, и грустно вздыхал.

Капитан милиции, закончив осмотр лиц курсантов, вернулся к началу общего строя.

— А теперь проверим бляхи на ремнях!

Он знал по показаниям очевидцев и пострадавших о том, что курсанты орудовали солдатскими ремнями с медными бляхами.

Последовала команда:

— Снять ремни и держать в руках!

Смятая и сильно исцарапанная бляха могла стать вещественным доказательством того, что ее обладатель принимал участие в потасовке.

Двоих курсантов, у которых бляхи имели вмятины, вывели из строя. Но остальные не дремали. Из тумбочек спешно доставались запасные ремни. Пока капитан милиции и офицеры тщательно разглядывали каждую бляху, курсанты за спинами из рук в руки успевали передать уже осмотренные ремни тем, у кого их еще не проверили.

Отцы-командиры, надо отдать им должное, не проявляли особой прыти в поиске зачинщиков и участников массового побоища на городской дискотеке. Местные часто избивали одиночных курсантов. А предпринять ответные меры руководство училища не могло. На заявления в милицию ее начальник отвечал со скрытой издевкой: «Какие же они вояки, ваши курсанты, если за себя постоять не могут? А им еще Родину доверяют защищать». Похоже, сегодняшний вечер надолго запомнится местным блатнякам…

3

Утром, после завтрака, Александр Беляк вместе с Виталием Ляшко вышли из столовой. День выдался солнечный и по-летнему теплый. Настроение у обоих было приподнятое. Даже праздничное. Они чувствовали себя героями.

Да и не они одни. Каждый курсант четвертой и третьей эскадрильи, принимавший участие в марш-броске и массовой потасовке на дискотеке, чувствовал себя так же. В училище только и разговору было о вчерашних событиях.

Но не только победный исход в стычке с местными парнями доставлял курсантам радость и чувство удовлетворения. Каждый из них прошел проверку, выдержал экзамен, как говорят «на вшивость». Откликнулся на инициативу, честно и самоотверженно бился и, главное, стойко держался на поверке, не дрогнул, не выдал друзей, выстоял. Впервые за месяцы учебы и совместной жизни, каждый курсант почувствовал себя членом единого спаянного коллектива. Познал плечо друга, которому можно доверять и на которого можно опереться, ощутил крепкую и неразрывную связь с тем, что прочно объединяет людей в трудные и опасные минуты жизни, что называется «солдатская дружба» и «воинское братство».

— Классно вчера у нас вышло! — сказал Ляшко.

— Нормально, — ответил Беляк.

К ним присоединился Виктор Пряник. Он дружески хлопнул Беляка по плечу:

— Ты, Сань, гений!

— Иди ты! — отмахнулся Беляк.

— Не, в самом деле, гений! Как ловко придумал, а? Хрен бы мы выбрались за проходную, если б ты не скомандовал? А перед строем и ворота распахнули. И никому в башке не засветило, что две эскадрильи таким манером чухают в самоволку!

Александр не успел ответить. Им навстречу шел подполковник Давлетов. С красной повязкой на рукаве, — дежурный старший офицер.

Ребята дружно вскинули ладони к головным уборам.

— Здравия желаем, товарищ подполковник!

И зашагали дальше.

Но Давлетов был не в духе с самого утра. Его назначили дежурным не по утвержденному графику. Он планировал поехать на воскресенье в Сызрань к семье, а ему приказали заступить дежурить на подмену загулявшего майора, не прибывшего в городок. Он ходил злой и всем недовольный.

Давлетов остановился, хмуро посмотрел на веселых курсантов.

— Эй, вы трое! — поманил он их к себе рукой. — Оба ко мне!

Ребята остановились, обменялись улыбками. И двое — Ляшко и Пряник шагнули к Давлетову.

— Слушаем вас, товарищ подполковник!

— А ты почему застрял? — Давлетов хмуро осмотрел Беляка.

— Вы же сказали, чтоб оба к вам подошли! — Беляк состроил на лице наивность и простоту. — А я тут третий. Как говорят, третий лишний.

— Разговорчики!

Давлетов придирчиво оглядел курсантов с ног до головы.

— Одеты не по форме! Сапоги в гармошку! Да и к старшему офицеру должного и положенного уважения и почтения не высказываете!

Сдвинул брови, насупился, придумывая наказание.

— Объявляю вам, товарищи курсанты, всем троим, наряд вне очереди!

— Есть наряд вне очереди! — уныло, но громко ответили курсанты.

— Отправляемся на кухню чистить картошку, — вздохнул Беляк.

— На кухню вы не пойдете! — Давлетов покачал указательным пальцем перед их лицами.

— Убирать территорию?

— Да! Будете убирать, но только вот это, — и Давлетов показал на летний туалет. — Убрать, вымыть, вычистить и мне доложить об исполнении!

— Есть убрать, вымыть и вычистить, товарищ подполковник…

— А с приходом ассенизаторской машины, закачать содержимое из выгребной ямы.

— И закачать содержимое из выгребной ямы, — повторил Пряник.

— Старшим назначаю… как фамилия? — Давлетов в упор смотрел на Александра.

— Курсант Александр Беляк, второй курс, четвертая эскадрилья!

— Старшим наряда назначаю курсанта Беляка!

— Есть быть старшим наряда, товарищ подполковник!

Давлетов удовлетворенно кивнул, повернулся и пошел дальше.

Ребята уныло переглянулись. Выходной день испорчен с утра, все планы рухнули и пошли псу под хвост. Убирать туалет — это был один из самых грязных, неприятных и унизительных нарядов.

— Чего носы повесили? — улыбнулся Беляк. — Мы еще легко отделались. Могло быть и хуже?

— Куда уж хуже? — удивился Ляшко.

— За вчерашнее да если по полной программе, — многозначительно произнес Пряник, — долго бы не смогли отмыться.

— Это точно! — согласился Беляк.

Быстро переоделись в робу. Вооружились ведрами и швабрами. И приступили к выполнению наряда. С шутками да прибаутками дело спорилось. Беляк вспомнил, как ежедневно с раннего утра, до школы, в его обязанности входило чистить от навоза стойло коровы и загон свиньи. Работа она везде работа. Наконец все сделали, все вымыли, все вычистили. Навели положенные блеск-красоту.

Подкатила ассенизаторская машина. Рукав запустили в выгребную яму, и через четверть часа работящий мотор выбрал все до основания.

— А делов-то всего ничего! — устало произнес Пряник, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба.

— Оттарабанили до обеда, и теперь свободны, — улыбнулся Ляшко, тряпкой вытирая мокрые следы от ребристого рукава.

— Пойдемте докладывать о выполнения наряда, — сказал Беляк, придирчиво осматривая проделанную работу и наведенную ими чистоту в летнем туалете. — Пусть идет и проверяет!

Они двинулись к штабу. Доложили подполковнику о выполнении его приказа по всей форме.

— Похвально! — произнес тот, выходя из-за стола. — Сейчас проверю!

— Разрешите сходить помыться?

— Разрешаю!

А другие курсанты, обиженные придирками Давлетова, успели вытащить рукав ассенизаторской машины из ямы и положили его на чисто вымытый пол, отверстием к стене. Сами затаились неподалеку…

Как только Давлетов зашел в туалет, дверь за ним закрыли и подперли доской. А мотор был включен на максимальный режим. Содержимое хлынуло из объемистой бочки обратно, мощной струей ударяясь о стену туалета, образуя грязный и вонючий фонтан. Из туалета понеслись отчаянные вопли и отборные ругательства.

На крик сбежались курсанты, солдаты, вольнонаемные служащие и рабочие. Сбили доску, распахнули дверь.

Давлетов, шатаясь, вышел из туалета, с головы до ног мокрый и грязный. На земле от каждого его шага отпечатывался мокрый след. Фекалии свисали с фуражки, с ушей и погон, стекали струйками по лицу, искаженному злой гримасой…

Виновным оказался старший наряда. Наказание последовало незамедлительно. Без вины виноватый Александр Беляк получил десять суток ареста.

От отчисления из училища его спас начальник политотдела полковник Золоторев.