Черное солнце, желтый песок

Глава 17

К тому времени, как Громов замолчал, Зоя уже допила пиво и водила пальцем по горлышку бутылки.

- Значит, отсюда ты поедешь в Омск? - спросила она.

Он кивнул. Зоя не отрывала глаз от бутылки.

- С моей стороны было нереально думать, что все может продолжаться так, как было, не так ли?

Это был риторический вопрос. Марат посмотрел на ее карамельные волосы, падающие на лицо.

- Вообще-то я сделала этот выбор почти два года назад. С тех пор я просто тянула время. Ты нужен мне, Марат, - сказала она, поднимая глаза. - Гораздо больше, чем ты думаешь, что нуждаешься во мне. Я думаю, этого должно быть достаточно для нас обоих, не так ли?

- Это так,- сказал Громов. - Этого более чем достаточно.

- Так что же нам делать?

Они сидели в темноте, так и не включив свет. Бледный свет лампы проникал в окна со двора и падал на кровать, где они стояли лицом друг к другу. Марат мысленно перебирал все возможные варианты, пока говорил.

- Во-первых, прежде чем я смогу покинуть город, я должен снова увидеть Женю Шофмана. Я его знаю. У него для меня что-нибудь найдется. Что-то, что могло бы спасти мою голову. После этого я могу идти. Я хочу убраться отсюда к утру.

- Мы можем поехать в любое время. Чем скорее, тем лучше.

Марат посмотрел на Зою широко раскрытыми, встревоженными глазами.

- Нет, не "мы". Я не хочу, чтобы ты выходила из этой комнаты.

- Марат, будь реалистом.

- Зоя, послушай, я много думал об этом. Они будут искать твою машину. Теперь они уже подозревают, что произошло, и будут искать нас двоих. Более того, ты нужна мне прямо здесь. Мне нужен кто-то, с кем я смогу поддерживать связь в течение следующих двух дней. Кто-то, с кем я всегда могу связаться... и доверие.

- Но как ты собираешься добраться до Омска?

- Тебе не стоит об этом беспокоиться. Важно то, что, как только я доберусь туда, я перезвоню сюда и свяжусь с тобой. Я расскажу тебе, как все прошло, какие средства и сколько времени мне потребуется, чтобы добраться до Щукинска. Когда я доберусь туда, я снова свяжусь с тобой. То же самое и с Петропавловском. Что мне нужно, так это спасательный круг на случай, если все остальное меня подведет, - сказал он. - Если что-то случится, если мои контакты с РКО исчезнут, когда они мне понадобятся, я хочу иметь возможность обратиться куда-нибудь за помощью. Ты можешь держать меня в курсе того, что здесь происходит.

Он оторвал от пакета листок бумаги и написал номер, который дала ему Дана. Он протянул его Зое.

- Если что - то пойдет не так - если я не зарегистрируюсь, когда обещаю, - или если я по какой-то причине скажу тебе позвонить по этому номеру, тогда ты должна быть свободна.

- Сколько времени это займет? - спросила она.

- Я не знаю. Несколько дней. Они все будут искать тебя, пока не узнают, что Даны или документов нет в городе. Тогда все поиски повернутся к Казахстану, и давление здесь прекратится. А до тех пор тебе придется прятаться. Посылай за едой. Если тебе абсолютно необходимо выйти, воспользуйся такси. Твоя машина бесполезна, пока все не уляжется.

Зоя посмотрела на телефонный номер в тусклом свете.

- Кто эти люди?

- Я не знаю. Что бы ты ни делала, не называй себя и не говори им, где ты находишься. Сам факт того, что у тебя есть номер, будет доказательством твоей действительной связи с РКО. В общем я позвоню тебе уже из Казахстана, и мы решим, что делать.

Громов взял такси и меньше чем через час Марат стоял на тротуаре на проспекте Просвещения в тени мокрого орехового дерева. Он наблюдал за траффиком, и был благодарен старому дереву за его раскидистые конечности, которые защищали его от света фар встречных машин. Почти в трех кварталах отсюда бистро 'Вкус востока' отбрасывало карнавальное сияние на блестящий тротуар, а в квартале ближе рюмочная '24 часа' отбрасывала свой собственный сапфировый блеск на пустую улицу. Марат переложил портфель и холщовую сумку в другую руку, посмотрел на часы и отошел подальше в тень. Что-то было не так. Он прищурился, чтобы лучше разглядеть защищенный решеткой дверной проем и окно квартиры Шофмана. Было почти половина двенадцатого, и света в окне Евгения не должно было быть. Потому что они ложились значительно раньше. Евгений и Равиль редко вставали после девяти и чаще ложились спать задолго до полуночи. Определенно, двадцать три тридцать - это было для них что-то необычное. Было что-то зловещее и в одиноком темном 'Форде', стоявшем у обочины в нескольких кварталах отсюда. Было трудно сказать из-за дождя, но он мог поклясться, что на переднем сиденье сидели два человека. Подождав, пока поток машин на одной из поперечных улиц не скроет линию видимости между ним и 'Фордом', Марат поспешил через улицу к угловому дому. Он подошел к резиденции Шофмана и, держась поближе к кирпичной стене здания, направился к входу в переулок в середине квартала. К его облегчению, переулок был пуст, если не считать беспорядочных куч разбитых мусорных баков, сложенных у блестящих стен, и гигантского мусорного бака, стоявшего в бухте в противоположном конце. Избегая грязной сточной воды, которая извивалась по небрежному руслу в центре переулка. Марат направился к серому дверному проему, затемненному потерей света от разбитой лампочки над притолокой. Он на мгновение задержался на пороге. прислушался, напрягся, затем шагнул в его черноту. Похожий на туннель коридор тянулся как слева, так и справа от него, его узкие границы были тяжелы от кислого запаха мусора, ежедневно доставляемого по всей длине до двери в переулок. Марат знал, что кухня Евгения выходит в этот коридор. Деревянный пол заскрипел под его ногами, когда он осторожно приблизился к клину света, который вырывался из-под двери жилища Шофмана. Затаив дыхание, он наклонился и приложил ухо к липкому дереву. Мгновение он ничего не слышал, затем глубокий вздох раздался так близко от двери, что Марат вздрогнул. Кто-то встал со стула и прошелся по кухне, то останавливаясь, то расхаживая, несколько раз останавливаясь на одном месте.

- Я думаю, что на этот раз этот маленький жиденок не проснется. - Голос неизвестного был плаксивым, высоким.

- Подними его голову, - сказал второй человек.

- Сделаем, - воинственно сказал первый.

Раздался тошнотворный звук ударов по плоти, а затем Марат узнал глубокий баритон Евгения.

- Арман! - сказал второй голос. - Чертов урод! Давай длинного.

- Татарин так просто говорить не будет. - издевался нытик. - Так просто!

- Сломай ему еще парочку пальцев.

- С этим я больше ничего не сделаю, - настаивал нытик. - Этот татарин мертв, как дерьмо. Я не собираюсь убивать и этого малыша тоже.

Марат попятился от двери, голова у него кружилась, воротник рубашки стал мокрым от пота. Он крепко держал портфель и холщовую сумку, когда, пошатываясь, пересек холл к задней двери и выскочил в переулок, поскользнувшись на скользких цементных ступеньках и опустившись на одно колено, прежде чем врезаться плечом в мусорные баки в попытке предотвратить падение. Он встал. в ушах у него зазвенело от грохота консервных банок, и он побежал в конец переулка и повернул в противоположную сторону от улицы.

Он уходил тем же путем, что и пришел, скрытый из виду синим 'Фордом'. Наконец, отдышавшись, он набрал номер полиции, и когда дежурный ответил, Громов выпалил:

- Есть труп на Есенина в доме двести восемь! Труп на Есенина в доме двести восемь!

- Понял, - голос диспетчера был ровным. Когда Марат услышал, что диспетчер набрал код вызова по рации, он повесил трубку. Он развернулся и помчался прямо через улицу, цепко держа портфель и холщовую сумку, затем повернулся, чтобы посмотреть на другую сторону улицы. Полицейские машины сошлись на проспекте Просвещения и Есенина и повернули перед ним, двигаясь против движения к Сиреневому бульвару. Они переехали через бордюр у дома Евгения и поднялись по тротуару к кованой решетке. С противоположной стороны третья машина с визгом пересекла движение перед зданием, где находилось бистро и направилось в переулок, в то время как четвертая сделала то же самое с угла, где стоял Марат. Народ из рюмочной "24 часа" высыпал на тротуар, когда кто-то в квартире Евгения открыл огонь по полиции. В одно мгновение звуки выстрелов и разбитого стекла наполнили дождливое пространство, хлопки стрелкового оружия слышались в здании. Затем в переулке тоже раздались выстрелы, и Марат увидел зловещие вспышки пистолетных выстрелов у задней двери дома, из которой он вышел всего несколько мгновений назад. Затем все прекратилось так же внезапно, как и началось. Внезапная тишина вытянула еще больше людей на улицу, как будто их вытащили из подъездов и машин в вакуум, центр которого находился в освещенной входной двери жилища Шофмана. Еще две патрульные машины прибыли с машиной 'Скорой помощи', ее сирена разрывала дыру в вакууме, когда толпа разделилась, чтобы позволить фургону 'Скорой помощи' подойти как можно ближе к кованой решетке. Полицейские в бронежилетах кричали друг на друга, проклиная толпу, которая роилась вокруг полицейских машин с их вишневыми и звездно-голубыми огнями, мигавшими и сверкавшими на фоне зданий под дождем. Коротковолновые радиоприемники потрескивали, и металлический голос диспетчера стереофоническим эхом отражался от открытых дверей машин. Потрясенный и взволнованный приливом адреналина. Марат пристроился за двумя автомобилистами, которые остановились на обочине перед ним и бежали к призрачной сцене перед квартирой Евгения. Он сгорбился в толпе зевак и прижавшись ближе, плечом прокладывал себе путь к оцеплению, которое полиция успела с поразительной скоростью выставить. Первые носилки появились из парадной двери в ослепительном свете белых ламп, предоставленных телевизионной командой, которая также проложила себе путь к передней части. Оператор следил за носилками с омерзительной интенсивностью, улавливая серую бледность шока на восковом лице жертвы, его рука с капельницей была поднята санитаром, который не сводил глаз с жертвы. За ним быстро последовали вторые носилки с Шофманом, маленьким нескладным евреем под накрахмаленной простыней. один санитар надевал на его обесцвеченное лицо кислородную маску, в то время как другой с другой стороны держал пластиковый пакет с капельницей. Глаза Евгения не были закрыты, а невидяще смотрели в ночное небо. Марат закашлялся, почувствовав жгучий привкус желчи в желудке, но сумел сдержать рвоту. Он оцепенело попятился в толпу, когда двери "Скорой помощи" закрылись и сирена вывела ее на улицу. Он на мгновение прислонился к открытой дверце патрульной машины, где мальчишка патрульный с одной ногой, торчавшей под дождем, разговаривал с диспетчером: '... какая-то пытка. Да, именно так. Нет, оба мертвы. Один попал под пули. Другой был уже мертв, когда мы добрались сюда.'.

Нервничая, Марат направился к пустой улице. Он мог думать только о лице Евгения под кислородной маской и о его стонах в зловонном сыром коридоре. Кто наводчик? Это должен был быть Саша Гриневич. Или Чен. Он бы тоже знал о связи Евгения с Маратом. Что, что они такого нового узнали? Внезапно он вспомнил о 'Форде' и посмотрел в сторону проспекта. Авто исчезло. Конечно, оно исчезло. Быстро осмотрев другие улицы в обоих направлениях, Марат пересек поспект Просвещения и нырнул в тень.

Он вынул мобильный и вызвал такси на перекресток Энгельса и Просвещения.

Дождь усилился. Водитель в форме цвета хаки был также недоволен погодой.

- Просто офигеть, - воскликнул он, закатывая свои промокшие длинные рукава выше локтей. - У-у-у, о! Какое наводнение! Что за наводнение!

Он взял с переднего сиденья рваное полотенце и вытерся. У него были кустистые песочные брови, длинное нордическое лицо.

- Прямо муссон какой-то, да? - ухмыляясь, он повернулся к Марату. - Куда мы едем?

Громов рывком распахнул заднюю дверцу, бросил сумки на сиденье, наклонился вбок и захлопнул дверцу.

- В военный аэропорт 'Горелово', - сказал Марат.