Чёрные узы и Белая ложь

41

Бек

Когда мы поднимаемся на лифте в пентхаус, голова Марго падает мне на плечо. Мы прислоняемся к задней стене, мы оба устали за последние двадцать четыре часа. — Я так счастлива быть дома, — говорит она, нарушая тишину.

Мне приходится проглотить растущий ком эмоций в горле. — Я тоже, — выдавливаю я, не вдаваясь в подробности, что в постели с ней в той гостинице я чувствовал себя более комфортно, чем здесь, в одиночестве. По правде говоря, я счастлив вернуться в наше личное пространство, в обыденность, которую мы создали за последний месяц. Ничто по-настоящему не чувствовало себя как дома до нее, но я взволнован мыслью о том, что этот пентхаус постепенно становится таковым из-за нее.

Ее живот громко урчит, заставляя ее хихикать, когда она прикрывает его рукой с застенчивым выражением лица. — Очевидно, я голодна. — Она снова смеется, пожимая плечами.

Звонит лифт, двери в пентхаус распахиваются. Обычный запах чистящего раствора, который обычно используют службы уборки, ударяет мне в ноздри. Когда я закатываю чемоданы, мы оба останавливаемся в гостиной, в ноздри ударяет другой запах.

Марго смотрит на меня, в ее глазах светится возбуждение. — Я чувствую запах китайской еды?

Я не могу не ухмыльнуться ее волнению, когда она мчится на кухню, не удосужившись снять туфли. — Боже мой, я никогда в жизни не была так взволнована, чтобы увидеть еду на вынос!

На звук ее голоса я обнаруживаю, что она уже рвет белый пластиковый пакет для еды на вынос, стоящий на краю кухонного островка. Она вытаскивает два контейнера с супом, маленькую коробку с яичными рулетиками и две большие коробки с нашими закусками.

Она, не теряя времени, разрывает пачку палочек для еды, открывает одну из больших коробок и кладет в рот кусок курицы. Она громко стонет, закатывая глаза. — Твою мать. Я забыла, как сильно скучала по нью-йоркской еде.

Я вытаскиваю телефон из кармана и отправляю сообщение управляющей дома, чтобы поблагодарить их за доставку еды. Я смотрю, как она запихивает в рот большой кусок чоу мейн [Прим.: Чоу мейн — китайская стир-фрай лапша, название — романизация «chāu-mèing» тайшаньского диалекта. Блюдо популярно у хуацяо и присутствует в меню большинства китайских ресторанов. Она особенно популярна в Индии, Непале, Великобритании и США], болтая лапшой у подбородка, прежде чем заговорить. — Мы ели его две недели назад, после того, как ты умоляла меня об этом.

Она улыбается мне с набитым ртом. Если бы это сделал кто-то другой, я бы нашел это отвратительным, но с ней это мило. Каждый маленький нюанс ее. Она проглатывает пищу ртом. — Точно. Это было слишком давно.

Я закатываю глаза от ее драматизма, вытаскиваю руки из рукавов куртки и бросаю ее за дальний край кухонного острова. — Мне жаль, что домашняя еда, за счет которой ты жила, была такой ужасной.

Она отхлебывает лапшу в рот. — Я никогда не говорила, что они ужасны. Но ты разговариваешь с девушкой, которая разорилась в колледже и делила одну кастрюлю и одну сковороду с двумя другими соседками по комнате. Мы никогда не готовили для себя, а китайских остатков нам хватило бы на несколько дней. Ты готовишь почти так же хорошо, как трахаешься, Бек, но это не значит, что я время от времени не скучаю по какой-нибудь чрезмерно ГМО-курице с кунжутом.

Когда она произнесла слово «трахаться», мои мысли возвращаются к полету на самолете, к тому, каково было погрузиться в нее, пока мои сотрудники ждали нас. Я не собирался трахать ее в самолете. Я действительно хотел надеть кольцо ей на палец и знать, что мир считает ее моей невестой, но я увлекся. Кажется, я часто так делаю, когда дело доходит до нее. Не то, чтобы я действительно против этого.

Ей удается засунуть еще несколько кусочков в рот, прежде чем я указываю на стулья на кухонном острове. — Может быть, ты действительно хотела бы сесть и съесть свою еду?

Ее глаза расширяются, как будто ей только что пришло в голову, что мы можем сидеть и есть, как цивилизованные люди. Она ела в самолете, но, видимо, все еще голодала. Марго держит коробку с курицей с кунжутом рядом с собой, двигая ее по столешнице, пока она не оказывается перед одним из стульев.

Как только ее задница оказывается на стуле, она снова начинает направлять еду себе в рот. Присаживаясь рядом с ней, я начинаю откусывать свой ужин. Китайская еда, наверное, последняя в моем списке того, что мне нравится, но ей не обязательно об этом знать. Когда она спросила, нравится ли мне это в первый раз, когда она призналась, что жаждет этого, я солгал ей, сказав, что это мое виноватое удовольствие. Я испытываю чувство вины в форме кусочка пиццы или мороженого в бруклинском стиле с малоизвестного рынка, а не китайской еды.

Свет падает прямо на бриллиант на ее пальце, привлекая к нему мое внимание. — Мне нравится, как выглядит это кольцо у тебя на пальце, — говорю я ей, вставая, чтобы принести нам обоим воды.

Она кладет палочки для еды на угол коробки, поднимая руку, чтобы полюбоваться кольцом. Заходящее вечернее солнце освещает его ровно настолько, чтобы на стене и прилавке появились блестки. — Заставить меня выкрикивать твое имя, пока вся твоя команда слушает, недостаточно, чтобы люди знали, что я твоя?

— Даже не близко.

— Но это помогает? — Она показывает кольцо в мою сторону.

— Ты чертовски права. С этим на твоем пальце ни один мужчина не осмелится взглянуть на тебя дважды.

— С каких это пор кольцо на женском пальце мешает мужчине идти к тому, чего он хочет?

Ревность дико горит в моей груди. Во-первых, при мысли о чужом кольце на ее пальце, и во-вторых, при мысли о том, что любой мужчина хотя бы раз взглянет на нее во второй раз. — Я бы хотел, чтобы кто-нибудь попробовал.

— Звучит пугающе, — шутит она, откусывая маленький кусочек от еды.

— Ты чертовски права.

Мы оба замолкаем, пока едим нашу еду. Дело не в том, что я не хочу поговорить с ней за ужином. На самом деле, одним из моих любимых занятий с тех пор, как она переехала, было время, которое мы проводили пока я готовил ужин, и разговор продолжался даже после того, как она убрала наши тарелки и вымыла посуду. Но тема о том, что она носит обручальное кольцо, которое я ей подарил, зная, что она не собирается вечно носить его на пальце, вызывает у меня горький привкус во рту. Мысль о ней с любым другим мужчиной заставляет меня гореть от ярости.

— Говоря о помолвке, когда мы собираемся рассказать людям? Мои друзья убьют меня, если узнают, что я скрывала это от них так долго. Даже если это не…

— Не говори так, — шиплю я, прежде чем передумать. Я устал от того, что она называет это фальшивкой, хотя это именно так. Я массирую пальцами висок, пытаясь подавить появившуюся из ниоткуда головную боль. — Извини, кажется, я просто устал. Вообще-то я подумал, что мы можем рассказать моей семье завтра вечером. Мой папа звонил, когда ты спала в самолете. Они собираются быть в городе по делам и хотят пообедать, чтобы отпраздновать ранний День Благодарения. Если ты не против, я подумал, что мы могли бы просто сказать им тогда. И всем, кому ты захочешь рассказать потом.

Она какое-то время обдумывает мои слова, вертя лапшу палочками. — Да, это звучит хорошо. Тогда я тоже расскажу своим друзьям. — Ее голос звучит беспокойно, высота тона меняется от начала предложения к концу.

Я отодвигаю от себя коробку с едой и убираю ее волосы с лица. — Ты в порядке? — Я спрашиваю. Надеюсь, она не сомневается в нашей договоренности. На мой взгляд, у меня есть год с ней. Я пока не готов от нее отказаться. Я никогда не буду готов, но я точно не готов сейчас.

Она повторяет мои движения, передвигая еду перед собой. Ее пальцы сжимают хрустальный стакан, который я поставил перед ней. Мое сердце бешено бьется, когда она делает большой глоток воды, а в голове проносится то, что она собирается сказать.

Я готовлюсь к худшему — к тому, что она больше не хочет говорить людям, что мы помолвлены. Я уже думаю о том, что я буду делать, если она снимет это кольцо с пальца, даже не надев его двенадцать часов, когда она смотрит на меня, ее зеленые глаза блуждают по моему лицу. — Я в порядке. Я просто немного нервничаю из-за того, что твои мама и папа подумают обо мне, зная, что я с тобой после отношений с твоим братом.

— Они не будут думать о тебе плохо, Марго. Они знают, как сильно Картер облажался. Честно говоря, я думаю, что они будут рады снова вас увидеть.

— Картер будет там?

— Вряд ли. — Он не преминул сказать мне, что все еще хочет вернуть Марго. Я предпочитаю держать его подальше от нее. Не то чтобы я думал, что она когда-нибудь это сделает. Но я бы предпочел даже не тестировать его. Я настолько облажался, что действительно хотел бы, чтобы он увидел ее сейчас со мной. Чтобы он знал, что у него нет шансов вернуться к ней. Она моя точно так же, как я ее.

Я внимательно наблюдаю за ее лицом, пытаясь прочитать выражение ее лица и язык тела, чтобы понять, как она относится к ситуации. Даже если Картера не будет на ужине, мама и папа, скорее всего, сразу же скажут ему о помолвке. Если она сожалеет обо всем плане, она не дает никаких указаний.

— Я также подумал, что мы могли бы устроить вечеринку по случаю помолвки. Ты давно не видела своих друзей, так что мы могли бы привезти их сюда. Твою семью тоже. На самом деле, кого хочешь. Так мы могли объявить остальному нью-йоркскому обществу о своем намерении пожениться.

Ее глаза загораются. — Действительно? Мне бы понравилось это. Модное мероприятие на Манхэттене, посвященное мне? Запиши меня.

Я смеюсь. Эта женщина. Мне нравится, что она не боится прямо говорить то, что у нее на уме. — Я просмотрю свой календарь, чтобы выбрать дату.

Когда она смотрит на меня, ее большие глаза полны возбуждения, я почти обманываю себя, думая, что она действительно хочет выйти за меня замуж. Почти. Ее улыбка широкая, яркая и такая чертовски красивая, что мое сердце стучит в груди. — Я буду там.