«Семочки! Семочки!» — как и год назад голосила на перроне тётка с корзиной. Высыпавшие на перрон «подышать» пассажиры поезда (многие в нашем вагоне ехали до Москвы) вытягивали шеи, провожали тётку любопытными взглядами. Я шагнул из вагона на асфальт, попрощался с улыбчивой проводницей. Позади меня громыхал гитарой Артурчик — Кирилл задержался в купе: между ним и Прохоровым вклинился загруженный сумками и чемоданами усатый мужчина. Я огляделся.
Невольно вспомнил, как выходил из вагона поезда после дембеля… и после падения в Средиземное море. Железнодорожный вокзал Новосоветска с тех пор заметно не изменился. Уличные вокзальные часы по-прежнему отсчитывали минуты и извещали о том, что поезд прибыл на станцию чётко согласно расписанию. Около киоска «Союзпечать», как и тогда, выстроилась длинная очередь. Вот только сейчас я к киоску не пошёл. Увидел, что Котова нас заметила — Лена махала нам рукой.
— Котова-то что тут забыла? — произнёс у меня за спиной Артурчик. — Она же свалила к тётке до конца лета.
Я на вопрос Прохорова не ответил. Не обернулся. Рассматривал замершую под часами Лену. Отметил, что Котова загорела (белокожей она не была и при нашей последней июньской встрече, но теперь походила едва ли не на мулатку). Волосы Лена собрала на затылке в хвост, от чего её глаза будто бы стали ещё больше. Лёгкий светло-голубой сарафан с узором в виде мелких ромашек почти не скрывал фигуру Котовой. Я невольно вспомнил тот сон, который увидел, когда уснул на морском пляже.
Прохоров будто прочёл мои мысли.
— Наши новосоветские девчонки самые красивые, — сказал Артурчик. — Как говорит мой батя: «Всё познаётся в сравнении». Клёво, что мы на море съездили. Теперь нам есть с кем наших девок сравнить. Чёрный, ты согласен со мной?
Я улыбнулся.
— Что ты сказал? — переспросил появившийся из вагона Кирилл.
— Я сказал, что Ленка Котова за месяц похорошела, — ответил Артур. — Вон, какой красавицей стала. Непонятно только, почему она из своего Геленджика свалила. Неужто по Чёрному так соскучилась?
— Твоя Наташка тоже здесь, — сообщил Кирилл.
Он указал рукой на Наташу Торопову, которая спешила к Лене с двумя порциями мороженого в руках. В голосе брата мне послышались грустные и завистливые ноты (Инга Рауде ещё в июне уехала домой, вернётся в Новосоветск не раньше конца августа). Я забросил на плечо лямку сумки и зашагал к Котовой. Лена следила за моим приближением. Она рассматривала меня, улыбалась. Не отвела взгляда от моего лица, даже когда принимала из рук подруги вафельный стаканчик с мороженым.
— Привет! — бодро поздоровалась Котова. — А вы хорошо загорели!
— Котова, ты же свалила в Геленджик! — сказал Прохоров. — Я надеялся, что до сентября тебя не увижу.
Лена усмехнулась, дёрнула плечом — смотрела мне в глаза.
— Я чуть от скуки там, у тётки, не померла, — заявила она. — Каждый день плеск волн и крики чаек. Они чуть с ума меня не свели. Я только купалась и загорала. Больше ничего не делала. У тётки даже телевизора нет!
Она лизнула мороженое.
— Это вы на море поехали втроём, — сказала Лена. — Веселились, наверное. А мне там кроме собаки и поговорить не с кем было: не надоедать же с утра до вечера тетке и её мужу. Сбежала я оттуда.
Котова развела руками.
Артурчик покачал головой, посмотрел на Торопову.
— У нас тоже невесело было, — сообщил он. — На море полно водорослей и медуз. Кормёжка отвратительная. До ближайшего магазина почти десять километров по жаре топать! Мы даже пиво там толком не попили!..
Прохоров вздохнул — струнные гитары тоскливо застонали.
— Дни до возвращения домой считали, — заверил он. — Напрасно гитару с собой таскал. Старикам и старушкам в этом пансионате песни Высоцкого не понравились. Про синий платочек им пел. Ещё и о камень ударился, когда нырял.
Прохоров ткнул пальцем в почти зажившую рану на своей верхней губе.
Наташа погладила Артура по голове, поцеловала его в щёку.
— А у нас в кинотеатрах сейчас фильм про итальянцев показывают, — сообщила Котова. — С Андреем Мироновым в главной роли. Олег и Рита на него уже ходили. Говорят: смешной фильм, и погонь в нём много…
Лена и Наташа не поехали ни к нам в посёлок, ни вместе с Артурчиком — заявили, что пришли на вокзал, лишь чтобы с нами поздороваться. Мы поболтали с Тороповой и с Котовой полчаса. Поели мороженое. Расстались мы с ними на трамвайной остановке. Прохоров и девчонки поехали каждый к себе домой. Мы с Кириллом отправились к родителям. По пути мой младший брат смотрел за окно и печально вздыхал. Почти не говорил со мной, словно обиженный. Но он резко повеселел, когда дома узнал: ещё с позавчерашнего дня его ждало письмо от Инги Рауде.
Уже на следующий день я снова встретился с Леной Котовой: она вместе с Наташей Тороповой после полудня наведалась к нам в посёлок. Появление Тороповой меня поначалу удивило. Но «всё стало на свои места», когда в посёлок через два часа после приезда девчонок нагрянул и Артурчик. Прохоров заявил нам, что сбежал к бабушке из «этого шумного детского сада», в который превратилась квартира его отца. Пожаловался на то, что «эти малолетние бандиты» выжили его из дома (искренности я в его голосе не почувствовал). Заявил, что поселится у бабушки в посёлке до конца августа.
С Леной и с Наташей после возвращения из пансионата мы встречались каждый день. Устраивали посиделки во дворе у Прохоровых, ходили на речку, на выходных дважды посмотрели фильм «Невероятные приключения итальянцев в России» с участием иностранных актёров и с Андреем Мироновым в главной роли. Повсюду мы следовали впятером: я и Котова, Артурчик и Торопова… и Кирилл (который ежедневно заглядывал в почтовый ящик в ожидании письма от Рауде). Парикмахершам из Тулы ни мой младший брат, ни Артур Прохоров на этот раз письма так и не написали.
Двадцать седьмого июля я всё же наведался к Светочке. Ельцова обрадовалась моему появлению — и постаралась, чтобы я эту её радость почувствовал. Под утро Светочка прижалась щекой к моему плечу и поведала, что через неделю снова задержится «до утра» на очередном «банкете». Она печально вздохнула — своим грустным видом напомнила мне о моём младшем братишке, часто вздыхавшем сейчас в схожей манере. Сообщила Светочка мне и свежие городские сплетни: в том числе и о том, что Рамазанов, директор Колхозного рынка, по-прежнему разыскивал свою пропавшую ещё в мае жену.
К Николаю Уварову я поехал в воскресенье.
Вместе с Котовой.
Примчались мы к Колиному дому ровно в полдень, верхом на Чижике.
— О, студент! — произнёс заметивший нас Уваров. — Ты никак запах еды почуял? Маргарита как раз на стол накрывает.
Я отметил, что Коля причёсан и гладко выбрит, наряжен в чистую отглаженную рубаху. Увидел, что забор вокруг дома Уварова покрыт свежей краской. Подивился тому, что калитка не скрипнула при нашем появлении. В доме за чисто вымытыми стёклами окон я разглядел тюлевые занавески. Обнаружил, что ветви яблони уже не касались земли около сарая — их удерживали на весу ярко-красные ленты. Приметил сушившееся на верёвках в саду бельё. Вслед за Колей мы прошли по будто бы только что подметённому двору к летней кухне, откуда доносились позвякивание посуды и бормотание радиоприёмника.
Первым делом я заметил в кухне на столе жареных карасей и солёные огурцы на тарелке. Потом уже обратил внимание на Маргариту Лаврентьевну. Мне показалось, что Марго слегка похудела. Её лицо и руки покрылись золотистым загаром (под глазами появилась сеточка тонких морщин). Свою причёску Рамазанова спрятала под цветастой косынкой. Поверх нового сиреневого халата она надела белый фартук. Маргарита Лаврентьева поздоровалась с нами, вынула из кармана фартука платок — стёрла им с тонких «выщипанных» бровей капли пота. Я представил её своей спутнице как Маргариту, невесту Николая.
Положил руку Котовой на плечо, сказал:
— А это Лена. Мы вместе с ней сюда уже пару раз приезжали.
Котова улыбнулась.
— Но только раньше тут всё было по-другому, — сказала она. — Не так… красиво. Сразу видно, что у этого дома появилась хозяйка.
За обедом мы с Котовой делились с хозяевами дома своими впечатлениями о море: я описывал море таким, каким застал его в пансионате «Аврора» — рассказ Лены о море в Геленджике отличался от моего, был не столь восторженным. Коля Уваров поведал нам о том море, которое он видел во время срочной службы в Советской Армии. Внесла в разговор лепту и Маргарита Лаврентьевна. Она рассказала нам, как ездила вместе со своим отцом на Балтийское, на Белое и даже на Баренцево море.
После рассказа Марго о поездке в Мурманск Николай вдруг сообщил:
— Студенты, я скоро буду учиться вместе с вами.
— Николай, вы поступаете в наш институт? — спросила Котова.
Она приподняла брови.
— Восстанавливаюсь, — ответил Уваров. — Я уже учился в вашем МехМашИне. Заочно. Оставалось полгода, плюс диплом. Но тогда случилось вот это…
Коля взглядом указал на фотографию жены, что всё ещё висела на стене в летней кухне.
— …Мне стало не до института. А потом…
Николай махнул рукой.
— Теперь мы подумали и решили, что учёбу я всё же закончу, — сказал он. — Уж как-нибудь… но следующим летом получу диплом.
Мы с Леной заверили Уварова, что он принял мудрое решение.
Я заметил, что Маргарита Лаврентьевна улыбнулась.
После обеда Котова задержалась в летней кухне: помогала Марго. А мы с Николаем вышли во двор, уселись на лавку под навесом. Пили из больших керамических кружек холодный квас.
— Ну, что там… в городе, студент? — спросил Николай.
— Рамазанов не успокоился, ищет, — ответил я. — Не поверил, что она утонула.
Уваров кивнул.
— А у тебя как дела? — спросил он.
— Всё у меня нормально, — сказал я. — Вот только волшебником я к осени не стану.
Коля нахмурил брови.
— Почему?
— Сам так решил, — признался я. — Не захотел в семью волшебников. Понял, что такая жизнь не для меня. Вовремя одумался. Пока не стало слишком поздно.
Я посмотрел на летнюю кухню, откуда доносился звонкий женский смех.
— Из-за неё? — спросил Уваров.
— В том числе.
Николай кивнул.
— Правильно сделал, — заявил он. — Хорошая девчонка. Мне она ещё летом понравилась. М-да.
Уваров вздохнул.
Я усмехнулся.
— Но ты не переживай, друг Коля: о своём обещании я помню. Осенью Марго получит развод. Не сомневайся.
Николай посмотрел мне в лицо.
— Что-то придумал? — спросил он. — Моя помощь нужна?
Я покачал головой.
— Сам справлюсь. Есть у меня в запасе кое-какое заклинание. В начале сентября оно сработает.
В гостях у Марго и Николая мы пробыли почти четыре часа.
Уваров снова «подкормил» Чижика перед обратной дорогой.
Ещё не стемнело, когда я высадил Котову из мотоцикла около дома её родителей.
Первого августа после обеда мой младший брат снова отправился к почтовому ящику. Инга Рауде его письмами не баловала. После возвращения из пансионата Кирилл получил от неё лишь одно послание — то, что вручили ему родители в день нашего приезда. Сам он строчил для Инги письма едва ли не раз в три дня. Хотя я говорил ему, что на пользу его отношениям с Рауде это не пойдёт. Но Кир лишь отмахивался от моих слов. Он ежедневно встречал почтальона, стоя около нашего почтового ящика. Обычно почтальон замечал моего брата издали и покачивал головой — сообщал, что писем на наш адрес у него нет. Однако сегодня Кирилл вернулся от почтового ящика не только с газетами — в его руке я заметил пухлый конверт.
— Малой, у тебя сегодня праздник? — сказал я.
Кирилл вздохнул. Он окинул взглядом собравшуюся у нас во дворе компанию (Котова и Торопова сидели за столом, Артурчик развалился на стуле, бренчал на гитаре). Покачал головой.
— Не у меня, — ответил он.
И протянул конверт мне.
— Что там? — спросил Артурчик.
Он накрыл рукой струны гитары, вытянул шею: присматривался к конверту. Лена Котова взмахнула рукой, отогнала кружившую над тарелкой со сливами осу. Торопова зевнула.
— Из Москвы, — сообщил Кирилл.
— Серьёзно? — сказал Прохоров.
Я взглянул на конверт — увидел знакомый каллиграфический почерк.
— Кто это Чёрнову из Москвы письма шлёт? — спросила Наташа.
Она сощурилась.
— Я, кажется, догадываюсь, кто, — ответил Артур.
— Ага, — сказал Кирилл. — Ты правильно подумал.
Он уселся за стол, взял из тарелки сливу. Взглянул на Лену Котову и тут же опустил глаза. Будто заинтересовался пятном на поверхности столешницы.
Прохоров пощёлкал пальцем.
— Эта… как её… Настюха, что ли? — спросил он.
Мой младший брат кивнул.
— Что за Настюха? — сказала Торопова.
— А!..
Артурчик махнул рукой.
— Познакомились мы на море с одной… — заявил он. — Её батя полковник, командует в Москве Кремлёвским полком. Это те солдатики, что Вечный огонь охраняют. Чёрный её от хулиганов спас. А вечером мы проводили её на автобус до Первомайска.
Он пожал плечами.
— Вот, собственно, и вся история.
— А адрес Сергея у этой девки откуда? — спросила Торопова.
Мой младший брат поднял руку.
— Адрес ей дал я, — признался он. — А что в этом такого? Она попросила. Мне не жалко.
Я распечатал конверт, вынул из него несколько исписанных разлинованных тетрадных листов и открытку с цветным изображением Московского Кремля. Перевернул открытку картинкой вниз. Хмыкнул и протянул её Прохорову.
— Мне-то это зачем? — спросил Артурчик. — Хвастаешься?
— Это для тебя, — сказал я.
— С чего бы это? — удивился Прохоров.
Он небрежно взял открытку в руки, взглянул на Кремль.
— Переверни, — произнёс я.
Прохоров дёрнул плечом и выполнил мою просьбу, ухмыльнулся. Но уже через мгновение его ухмылка исчезла. Артурчик широко открыл глаза, не моргал.
— Это… что такое? — спросил он.
Поднял на меня глаза.
Теперь ухмыльнулся я.
— Послание для тебя, Артурчик.
Торопова вскочила с лавки, подошла к Артуру, посмотрела ему через плечо.
— Артурчик, — прочла она. — Жду тебя на концерте.
Наташа нахмурила брови.
— На каком это концерте она тебя ждёт? — спросила Торопова.
Наташа подпёрла кулаками свои бока.
— Не она, а он, — сказал я. — Ты на подпись внимательно посмотри.
Наташа снова склонилась над открыткой и по слогам прочла:
— Вы-соцк…
Посмотрела на меня.
— Что ещё за Высоцк? — спросила она.
— Высоцкий, — выдохнул Артур.
Письмо от Анастасии Бурцевой я прочёл вечером, когда ушли Котова и Торопова. Настя подробно описала, как доехала до Москвы, и чем занималась последующие дни. Призналась, что дома ей «скучать не приходилось»: отец «раздобыл» для неё книги по философии на английском и на немецком языке. А ещё она поведала в письме историю появления на открытке автографа Высоцкого. Рассказала, что актёра она встретила в Венгрии, куда летала вместе с отцом. Сообщила, что «поболтала с Володей» в доме офицеров, пока её папа «разбирался с делами». Она рассказала Владимиру Семёновичу в том числе и о том, что встретила его поклонников в пансионате «Аврора». Взяла у Высоцкого автограф для Артурчика: уже тогда представила, как удивится и обрадуется Прохоров такому подарку.
Письмо я перечитал трижды. Потому что Бурцева писала грамотным, но очень уж «заумным» языком. Её рассказ изобиловал красочными, но сбивавшими с толку оборотами и описаниями. Едва ли не в каждом абзаце встречались цитаты философов и классиков советской и российской литературы. Выдержано послание студентки филфака МГУ было в слегка высокопарном стиле, словно послание пушкинских времён. Я так точно и не определил: призналась мне Настя в любви, или же она прислала мне написанное в своеобразной манере сочинение на тему «Как я провёл лето». Мой младший брат поинтересовался: «Что пишет?» Я сунул ему в руку первый лист письма. Кирилл не осилил его полностью — вернул мне. Я подумал, что если бы Кир не был комсомольцем — он бы перекрестился.
Ответ для Бурцевой я написал в тот же вечер. Он поместился на две страницы. Подумал, что Настин папа его бы оценил. Предложения в моём письме походили на приказы военных: коротко и по делу. В подобном стиле я раньше раздавал задания подчинённым. Только на этот раз я использовал в тексте лишь те слова, которые разместили в своих словарях Ожегов и Даль. Придерживался «дворового пацанского» стиля, обошёлся без красочных цитат. Сообщил Анастасии, что у меня всё хорошо. Признался, что тоже не особенно скучаю дома: пью водку, гоняю на мотоцикле, дерусь с «городскими» мужиками. Рассказал Бурцевой, что ел вчера на завтрак, на обед и на ужин. Прихвастнул тем, что в Новосоветске уже неделю не было ни «долбанной» жары, ни «этих фиговых» дождей.
Конверт с письмом для Бурцевой я прихватил с собой вечером второго августа, когда провожал до трамвайной остановки Лену Котову. «Долбанной» жары не было и сегодня. Я даже ощутил прохладный ветерок, пока мы с Леной шли через деревянный мост в город. Торопова в компании с Кириллом и Артурчиком сегодня отправились в кинотеатр на фильм «Москва, любовь моя». Я это кино уже дважды посмотрел только в этой новой жизни. От очередной возможности полюбоваться на нынешнего кумира женщин Олега Видова я наотрез отказался. Котова осталась в посёлке вместе со мной. В награду за такое самопожертвование я даже спел для Лены под гитару песню «Смуглянка» из кинофильма «В бой идут одни старики». А вечером добровольно вызвался в её провожатые.
По пути в город Котова мне призналась, что тоже с радостью сходила бы на концерт Владимира Высоцкого (тема Высоцкого обсуждалась нами с короткими перерывами со вчерашнего дня). Но с ещё большим удовольствием она посетила бы Театр на Таганке, посмотрела бы любую пьесу с участием Высоцкого… и даже ту, в которой Владимир Семёнович не участвовал. Лена поделилась со мной воспоминаниями об ощущениях от своего единственного похода в «настоящий театр», который случился семь лет назад в Ленинграде. Котова подробно и с восторгом рассказала мне не только сюжет пьесы, но описала и царившую в Академическом театре драмы имени Пушкина атмосферу. Она запомнила даже витавшие там в буфете запахи. Я смотрел на светившиеся от восторга глаза Котовой…
И вдруг Лена замолчала.
Мы остановились.
Потому что дорогу нам преградил невысокий красноносый мужчина в сером костюме. От него пахло одеколоном «Шипр» и табачным дымом. Мужчина внимательно посмотрел мне в лицо.
— Чернов Сергей Леонидович? — сказал он.
— Есть такой, — ответил я. — Кто мной интересуется?
Пальцы Лены сжали мой локоть.
Мужчина вынул из кармана удостоверение, раскрыл его и сунул мне под нос.
— Капитан Зареченский. Лев Петрович. Комитет государственной безопасности СССР.
Я взглянул на чёрно-белое фото в удостоверении. Бросил взгляд поверх плеча капитана Зареченского на почтовый ящик, что висел на стене дома всего в десятке метров от нас. Посмотрел на припаркованную у края дороги бежевую «Волгу».
На эту же «Волгу» мне указал и Лев Петрович.
— Сергей Леонидович, — сказал он, — присядьте в мою машину. Дама подождёт. Мне с вами нужно кое о чём поговорить.
Конец третьей части