Чёрный дракон

Глава 1 Турнир шестнадцать плюс

Здесь чудным образом миры переплелись... (из меня)

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Но я не канул во тьму и небытие...

Через некоторое время я начинаю чувствовать резкую боль в спине, и яркий свет бьёт мне в глаза.

Я оказываюсь в центре круглой арены. Но это не цирк. Это бой. Надо мной склоняется парень с прыщавой физиономией олигофрена и с коротким мечом в руках. Он злобно ухмыляется, поднимает меч и целит мне в голову…

Я резко дёргаюсь в сторону. Стальной клинок через секунду, почти наполовину, входит в жёлтый песок рядом с моей головой.

Зрители на трибунах отчаянно ревут со всех сторон.

Мой толстозадый противник изрыгает проклятия, кажется, по-немецки, и вторично взмахивает мечом. В этот раз я легко ухожу от удара, вскакиваю на ноги и понимаю, что мой соперник крайне неуклюж. Он похож на бочонок с короткими ногами. Его и убивать, как – то стрёмно… Я не палач. Однако, мой правый глаз заливает кровь. У меня рассечена кожа на лбу.

Я вижу на арене свой меч и подбираю его. Но, боги мои! Какая у меня тонкая и слабая рука…

В этот момент звучит гонг, и звонкий металлический звук бьёт по ушам и разносится эхом по самым верхним ярусам арены амфитеатра.

На песок выходят двое крепких мужичков в чёрных рубашках и красных бабочках и, с презрительной улыбкой на мясистых физиономиях, рассаживают нас по противоположным лавкам на первом ряду деревянных лавок арены.

Ко мне подходит грудастая девушка в бикини с влажным полотенцем в руках. Она улыбается, как безмозглая кукла, и вытирает мне кровь с лица. У меня ещё разбиты и губы. Значит, я всё же пропустил парочку ударов от этого урода.

Я хочу спросить эту девушку…

Но, вдруг, сам начинаю вспоминать эту новую реальность так же хорошо, как помню своё имя – Олег Орлов. Я знаю, что этот перерыв в поединке длится четверть часа, и я, вернее моя новая память, отлично выкладывает мне ту информацию, что меня интересует…

И вот что я уже знаю к своему великому удивлению:

В день рождения, когда мне исполнилось шестнадцать лет, я был вызван на турнирный поединок.

Этот скверный турнир традиционно проводится здесь, среди известных аристократических родов.

Он называется и звучит с некоторой даже издёвкой – «Шестнадцать плюс»; и, как полезный хищник в природе, этот самый турнир улучшает генетическое состояние этих самых известных родов этого… не могу точно вспомнить какого… королевства.

Отцы благородных семейств, без зазрения совести, отправляют на него своих неудачных отпрысков, зачатых недолжным образом, или не с теми, с кем бы надо было это сделать по закону…

Но, благодаря этому турниру, у них появляется законная возможность избавиться от тех, кого они не хотят видеть своими наследниками…

Этот суровый закон древней Спарты действует в этом королевстве под названием… под названием… вспомнил – Коурлинг. Ликвидация немощных и убогих таким зверским, но узаконенным и зрелищным образом, нравится собравшейся здесь публике.

Звук гонга рядом со мной снова бьёт по нервам и разносится по трибунам. Крепкий мужичок с кровавой бабочкой грубо поднимает меня со скамьи и передаёт тяжёлый меч. По правилам турнира, бой заканчивается только после смерти одного из его участников, твёрдо знаю я. Но в случае невозможности такого исхода, когда кто – либо из участников не захочет добивать своего противника, поединок так же прекращается…

Однако, проявивший слабость участник поединка (не добивший врага), как правило, подвергается проклятию своего рода и изгнанию из родного дома, точнее дворца…

Я это тоже знаю, но пока ещё не могу вспомнить своего отца и мать в этой немилосердной действительности…

Мой убогий соперник всё ещё тяжело дышит. Да, у него физиономия явно умственно отсталого. Я вижу его налитые кровью глаза. У меня нет к нему ни ненависти, ни злобы... только неприязнь. И рубить его мечом мне не хочется...

Быстро перемещаться по песку трудно. Но у меня это получается гораздо лучше, чем у моего неповоротливого противника. Я могу легко и безнаказанно нанести ему смертельный удар – такому неуклюжему… Я вижу, что у него явно замедлена реакция.

Этот убогий парень сильно перепуган. Он начинает понимать, что убить меня ему не удастся. И каким бы олигофреном он не был, этот уродец соображает, что убью его – я. Вот он и смотрит на меня со страхом…

Но я не хочу брать грех на душу.… И как же прекратить этот варварский поединок?

Я напрягаю память. Ах, да! Я должен если не сломать, то воткнуть свой меч в песок по самую гарду.

Что я и делаю, под недовольный свист и улюлюканье кровожадной публики. Я поднимаю голову и вижу на заполненных трибунах немало красивых молодых женщин в ярких нарядах с перекошенными от неудовольствия лицами…

Как бы то ни было, а я сделал свой выбор. Я прекратил эту бойню.

Мой соперник явно обрадован. Идиот начинает прыгать на арене, как молодой орангутанг, затем подходит ко мне и поднимает меч над моей головой.

Но сейчас я не уклоняюсь, а со вспыхнувшкей злобой бью его правой ногой по яйцам. Он орёт, как бычок на бойне, роняет меч, хватается за мошонку, падает на колени и получает ещё один удар ногой в голову, после чего сразу замолкает…

— Убей дебила!

— Добей его!

— Убей урода! — орёт достопочтенная публика по - немецки. Я отлично понимаю этот язык и ухожу с арены.

И меня никто не задерживает…

— Дурак! Твой отец с тобой разберётся, — слышу я напоследок чей – то звонкий девичий голосок.

— Ещё посмотрим, кто с кем разберётся, — бормочу я по - немецки, не поворачивая головы, но выставляю а своей спиной поднятый из кулака средний палец...

-------------------------------------------------------------------------------

Я выхожу из крытого амфитеатра, и оглядываюсь по сторонам. Солнце клонится к закату, но ещё светло. Я определяю части света. Этот амфитеатр находится на небольшой площади. И от неё расходятся тёмными лучами узкие улочки с каменными домами и дворцами причудливой готической архитектуры. Здесь много цветов на клумбах и балкончиках. Это похоже на средневековый город, но на улочках и на площади стоят очень стильные автомобили, правда старинного дизайна начала двадцатого века в моём представлении…

Вслед за мной амфитеатр начинают покидать зрители турнира. Я вижу стройную девушку в шляпке с полоской вуали, в длинном чёрном платье, однако, с белым планшетом в руке, что вызывает у меня удивление. Она подходит к красному автомобилю, и его дверца плавно отходит вверх, как кабинка у истребителя...

Я поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов в северном направлении и вижу далеко, где – то на окраине этого города, а может быть, и наоборот, в его центре, очень высокий Чёрный замок готической же архитектуры. Это мрачноватое сооружение значительно возвышается над всеми строениями вокруг и далее...

Мне хорошо знаком этот Чёрный замок, но я, пока ещё, не могу вспомнить, какое отношение я к нему имею… Над Чёрным замком кружат большие чёрные птицы, но даже и не птицы, а гораздо большие по размеру существа, и точно – не пернатые…

Я напрягаю память, и у меня начинает отчаянно болеть голова, и, что называется, идёт кругом... Мне очень хочется пить. Я рассматриваю свою одежду. На мне невысокие мягкие сапожки со скошенными каблуками и серебристыми шпорами, широкая белая рубаха, вся в крови, и широкие же штаны, похожие на панталоны. Я перестаю думать о Чёрном замке и отворачиваюсь от него. Это даёт мне некоторое облегчение.

Совсем недалеко от этой площади, с южной стороны, начинается высокий густой лес, а за ним виднеется огромная высоченная гора с верхушкой покрытой необычными чёрно - белыми облаками…

— Ты хорошо поступил, Олег, — слышу я русскую речь за спиной, и на моё плечо опускается тяжёлая рука. — Если можно не убить – не убивай…

Я поворачиваюсь и вижу старика с совершенно белыми длинными волосами, но крепкого, высокого и благообразного. Его густые волосы перехвачены на лбу голубой ленточкой. Он тоже был зрителем на этом бесчеловечном турнире.

— Пошли ко мне, Олежек, — говорит старик ласково.

— Меня зовут… кажется, Альберт,— говорю я, и чувствую, как снова начинает раскалываться от боли моя голова, когда я начинаю мыслительный процесс…

— Тебя зовут Олег. Так назвала тебя твоя мама, а моя внучка. Царствие ей Небесное… А меня зовут Мефодий, и я твой родной прадед по крови твоей матери.

Моя больная голова едва доходит ему до плеча.

Старик опускает на неё свою ладонь. Я чувствую тепло и даже слышу запах свежеиспечённого хлеба; и … головная боль мгновенно проходит.

— По материнской крови? — переспрашиваю я.

—Точно так, Олежек, по материнской. Ты мой родной правнучек.

Мне становится очень хорошо рядом с этим добрым и сильным человеком. Я обнимаю его за мягкую льняную рубаху и чувствую, как слёзы выступают мне на глаза.

— А куда мы пойдём?

— Вначале пойдём в лес, а потом поедем на лошадке ко мне на подворье, — говорит Мефодий и ещё крепче прижимает меня к себе.

Мы быстро проходим по узкой улочке вниз, в сторону леса.

Этот высокий и очень густой лес подходит здесь почти вплотную к каменным домам.

Мы выходим на объездную дорогу, что идёт у границы леса вокруг горы.

Деревья в лесу во многих местах опоясаны колючим кустарником и растут так близко друг к другу, что пройти в лес между ними практически невозможно.

Мефодий достаёт из наплечной сумы прибор, похожий на барометр с несколькими стрелками. Старик что –то подкручивает с боку, смотрит на стрелки непродолжительное время, после чего проходит по дороге метров пять, снова подкручивает, и снова выжидает пока стрелки не перестанут двигаться, соединятся вместе, и укажут направление…

Затем Мефодий вытаскивает из - под рубахи небольшой топорик и делает им на ближайшем стволе широкого дуба зарубку на уровне моих глаз.

— Эта метка тебе пригодится, когда будешь снова идти ко мне на подворье, — загадочно говорит Мефодий.

Я хочу спросить его – почему снова буду снова идти, но молчу, запоминаю метку на дереве, и мы ступаем в темноту.

Проход между деревьями здесь чрезвычайно узкий и никак не прямой, а идёт короткими зигзагами.

— Иди за мной, шаг в шаг, ступай смело, — говорит Мефодий.

Мои глаза скоро привыкают к темноте. Я вижу мощные стволы дубов, и множество змей внизу, между корней этих могучих и раскидистых деревьев. Но страха я не чувствую за широкой спиной Мефодия.

Мы поднимаемся метров на двести в гору. Деревья в этих местах растут уже реже, и становится светлей.

Через несколько минут мы выходим на небольшую лесную опушку.

Здесь стоит повозка, запряжённая невысокой, но коренастой лошадкой.

— А кто мой отец? — спрашиваю я Мефодия.

— А разве ты не знаешь? — поворачивается ко мне старик.

— Я что – то плохо помню. Наверное, получил сильный удар по голове.

— Ничего, ничего, у меня поправишься. Скоро он тебя призовёт… тогда всё и вспомнишь. А сейчас садикось на соломку.

На лесной траве еле заметна неширокая дорожка, она тянется параллельно верхушке горы.

Лошадка трогается в восточном направлении.

— Накось, хлебни чайку из моей фляги, — говорит Мефодий и передаёт мне квадратную бутыль из тёмного стекла.

Я вспоминаю, что очень хотел пить, и делаю три больших глотка прохладного напитка со вкусом мяты.

Очень быстро веки мои слипаются, и я, не в силах их открыть, засыпаю крепко – крепко…

---------------------------------------------------------------------------------

Я просыпаюсь на низкой деревянной кроватке под мягким одеялом. Смотрю на низкий потолок и вижу на нём весёлые солнечные лучики. Сколько я проспал – понять не могу, но чувствую себя так хорошо, что и не вспомню, когда такое было…

На бревенчатой стене тихо тикают часики с кукушкой. На белом циферблате чёрные стрелки показывают четверть второго пополудни.

Я быстро поднимаюсь с кровати и подхожу к окну. Здесь стоит деревянный столик с полированной столешницей и стул со спинкой, на которой висят мои дурацкие штанишки.

В углу комнатки темнеет узкий шифоньер. Я открываю его дверцу со скрипом. С обратной стороны, из зеркала на меня смотрит хилый паренёк с волосами цвета соломы, торчащими в разные стороны, с благородным, но очень нежным лицом…

«Жить с таким телосложением и личиком трудно в любом мире, где существуют биологические организмы и их видовая борьба», — приходит мне в голову совершенно верная мысль.

Здесь же, в шифоньере, на верхней полочке стоит деревянный коробок с круглым стеклянным окошком и медной проволокой, идущей от него вверх по бревенчатой стене. Я понимаю, что это радиоприёмник и вижу на нижней полке гальванический элемент в виде высокой банки с электродами. На корпусе приёмника нахожу выключатель и щёлкаю им. Приёмник начинает трещать. Я поворачиваю небольшое колёсико вверху деревянного корпуса и слышу женский голос: «… Сегодня утром штурмовой отряд русской армии обнаружил турецкий десант и полностью его уничтожил. Турки высадились на крымское побережье глубокой ночью с целью освобождения турецкого корабля и его экипажа, захваченного накануне нашими пограничными кораблями в российских территориальных водах …»

Голос умолкает и начинает звучать какой - то бравурный победоносный марш с трубами и литаврами…

Подхожу к окну и вижу свою выстиранную белую рубаху. Она висит в самом конце большого подворья со множеством самых разнообразных построек.

Я надеваю штаны, сапожки со скошенными каблуками и небольшими шпорами, и выхожу из уютной комнатки.

И сразу же слышу, как гремит цепь. Ко мне бежит здоровенный бурый медведь с открытой пастью, роняющей пену... Цепь ходит по железному пруту, что тянется по всему длинному двору. Страшный зверь может запросто меня достать…

Я быстро захожу в комнатку и закрываю за собой дверь.

Во дворе появляется Мефодий в фартуке и с небольшой кувалдой в руке.

— Не боись, Олежек, выходи. Я сейчас Стёпу на короткую цепочку посажу. Он спокойный у меня, но больно любопытный.

Мефодий берёт медведя за кольцо на ошейнике, и тот послушно бежит за ним в конец двора и остаётся уже там греметь цепью…

— А почему у тебя на подворье медведь, а не собака? — спрашиваю я.

— Собаки здесь не приживаются, сразу хвосты поджимают и воют сутки напролёт, нечисть всякую привлекают… — говорит мой прадед с загадочной улыбкой.

По всему периметру заборчика на подворье тянется дикий виноград. Мефодия, как я узнал позже, делает их него не только отменное красное вино, но и отличный сок.

На высоких стойках входных ворот темнеет металлическая штанга турника.

Я подхожу к воротам и только с третьего раза цепляюсь за неё…

Подтянуться мне удаётся всего лишь два раза, и то еле – еле…

— А что, Мефодий, у нас разве война с Турцией? — спрашиваю я, спрыгнув с турника.

— Да нет. До этого ещё не дошло. Но вооружённое противостояние имеется, — Мефодий разглядывает мои тоненькие ножки и говорит с заметной жалостью:

— Слабенький ты, Олежек. Надо тебе хорошо кушать и заниматься физическим трудом и упражнениями для развития организма. Ну да ладно, это дело мы поправим. Сейчас мы будем завтракать, а потом пойдём на охоту и на рыбалку. Тебе надо мясо свежее каждый день кушать и ещё кое –какие процедуры попринимать... Это мы сделаем. Отец – то твой, какой бы он король не был, а решил тебя пустить в расход. Значит, он тебя не любит. А я его не люблю, а тебя люблю, потому как ты мой правнучек и русский человек по матери, — говорит Мефодий, прижимает меня к себе, и глаза его блестят от влаги.

— Мы, русские, не должны бросать друг друга, — говорю я и чувствую после этих слов ком в горле…

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------